Короткометражка

1. Три

Прохладный августовский вечер был окончательно испорчен, когда Ганна, чуть не шипя от злости, попросила смазливую официантку принести счет и заодно оставить свой номер телефона Лукашу. Девушка глупо улыбнулась, улепетала на кухню, сказав что-то невразумительное в ответ. Лукаш молча отпил воды из стакана и, поставив его на стол, посмотрел на Ганю, как на капризную маленькую девочку. Подумаешь!
Ревновать его бесполезно: с первой минуты долгожданной встречи обоим было ясно, что - кончилось. Не произошло ровным счетом ничего. Просто – The End - витиеватым каллиграфическим почерком прямо у них над головами, пока они шли за руку от автовокзала по пустым улочкам спящего Кракова в зябкие 6 часов утра.
Зря, наверное, они пришли сегодня вечером в паб. Накурено, шумит футбол по телевизору, болельщики с пивом. Лукаш надеялся, что она будет смеяться и кокетничать, хваля фигуры футболистов – как она умела раньше. Так ударить пальцами по краю стола с досады могла только она. Но Ганя равнодушно смотрела на экран и с хрустом грызла сухарики.
В прошлый раз, во Львове, все было почти так же. Только громче. У него не было настроения идти смотреть на ее любимую Армянскую церковь - и Ганя обиделась. Они молча свернули с Русской улицы в тесные дворики с балкончиками, как в Италии, укрылись от дождя в крошечной кофейне, сохранившейся со времен владычества надо Львовом Австрийской империи. В томном полумраке свечек украинка и поляк перекрикивали неуклюжую австрийскую музыку, обжигаясь горячим эфиопским кофе и пытаясь выяснить отношения. Не пагубные последствия глобализации, а закономерные свидетельства хода истории…
Почему он редко звонил, а она потом долго не брала трубку, и так несколько раз. Но ведь Лукаш приехал. А зачем приехал, если не мог найти время и позвонить? Не знал, что сказать? Неужели нечего? Все в таком духе. В конце концов, это ведь не классика французского кино – где двое вечно сидят в кафе и ругаются!
Кофе остыл, они молча вышли к ратуше, он остановил ее и просто поцеловал у фонтана. Тогда еще можно было так мириться. Было решено, что любовь на расстоянии – это сложно, но они ведь справятся. А через час Лукаш сел в автобус до Кракова.

В самом деле, их почти ничего не связывает. Только смсная любовь длиною в пару месяцев – у Гани можно спросить, сколько там точно набежало… Она, конечно, очень хорошенькая. Но сейчас кажется, что ее лицо распадается на детали. Идеально очерченные, налитые соком губы сейчас упрямо поджаты. Ничем не примечательный аккуратный нос смешно шевелится, пока она жует. В ясных миндалевидных глазах холод – надоел.
Футболисты не забили ни единого гола, официантка была симпатичная.

2. Два

Вообще-то, ее звали Аней. И в Польше она была гостья, – его гостья. Ночь тряслась в автобусе из Львова в Краков: узкие джинсы, открытая майка, крупной вязки свитер, в ушах длинные сережки. Конечно, не спала всю ночь – а хороша, как всегда. И мягкие алые губы.
Краков и Львов похожи, как братья. Как будто одним архитектором построены. Брусчатка, и стук каблучков, средневековые тайны, костелы, уличные музыканты. И люди похожие.
Но все-таки Лукаш и Ганя отдавали предпочтение Польше: в ней чище и уютней, она будто моложе.
Каким-нибудь субботним утром он встречал ее на Краковском автовокзале, часов в шесть, маяча в тумане крошечным ярким букетиком. Забирал ее махонький ридикюльчик, и они отправлялись завтракать в уютное кафе у площади, открытое круглосуточно.
На мощеных улочках старого города тихо, будто ни души. Изредка встречаются голуби, купающиеся в миниатюрных фонтанах, или какой-нибудь жених с невестой, громко цокающие по брусчатке и между собой, в сопровождении только фотографа и кинооператора. А потом бьют куранты, Ганя с Лукашем останавливаются посреди улицы и слушают зачарованно. Он смотрит с иронией, а она – удивительна.
Однажды Лукаш опоздал на автовокзал, и она ждала его в сердце города одна. Краков: на каждом шагу кебаб и плетеные булочки – одурманивающе пахнут. Польки, особенно немолодые, курят почти поголовно, при этом темпераментно пшекают, цокают и чекают. Поляки красивы до неприличия, улыбаются – но, к сожалению, тоже только пшекают и дженькают между собой. По площади гарцуют разодетые лошади, хлопают крыльями обнаглевшие сытые голуби. Бьют куранты. Бронзовый Адам Мицкевич слишком стар для своего мечтательного вида – но все же очень красив. (Как все поляки, помните?). А на балконе домика напротив кафе, в котором сидит Ганна, растут подсолнухи. Удивительно.
Зачастую они не говорили, а просто молча любовались городом, глядя из окна кофейни. Обнявшись, тихо думали каждый о своем и не отвлекались ни на что, даже друг на друга. От его широкого плеча шло заповедное тепло, ее волосы источали тонкий аромат. И никакой ревности – никогда. Смысл? Если б они были не верны, то отношения давно закончились бы. Никакого придирчивого контроля за поведением, и возможность делиться горестями, радостями, вольностями. Свободный выбор двоих свободных людей – и пока они выбирают друг друга, они вместе. По-взрослому.
Лукаш запланировал поездку в Честохову, в знаменитый монастырь. От Кракова полтора часа на электричке.
В прогретом солнцем купе второго класса, среди восьми человек – Лукаш и Ганя – слишком активно общаются, раздражая окружающих смехом, жестикуляцией, смесью польского, украинского, русского и английского. За руку от вокзала к достопримечательностям пешком, жмурясь на солнце и целуясь на ходу. В костеле Ганя, с по-детски широкими глазами, кинула монетку в автомат и увидела, как загорелась еще одна электрическая свечка. Удивительно. Лукаш к этому привык, наблюдал за ней с тенью иронии в глазах. "Черная Мадонна", оргАн, пестрые прихожане. И десятки общих фотографий.
А вечером они катались на скутере по старому городу, гоняя голубей и туристов. От него пахло выделанной кожей и дорогой туалетной водой, а ее длинные волосы развевались по ветру, когда она отпускала руки и изображала полет у Лукаша за спиной.

3. Один

Впервые Лукаш увидел ее в июне, на лестнице костела святых Петра и Павла. Она поднималась, придерживая полы длинного платья, треща с подругами об удивительно красивых статуях за оградой. Алые губы мягко улыбаются, ясные глаза широко распахнуты, в волосах резвится ветер, из-под длинной юбки пикантно выглядывают изящные щиколотки, ступает легко… Наверное, по приезду домой она не смогла бы рассказать, какого цвета был сам костел – настолько интересны ей были серые изваяния прямо за оградой. Лукаш никогда не видел в них ничего особенного, но Анины подруги фотографировали каменные фигуры минут десять кряду. А он смотрел на Ганю.
Подойдя ко входу, где он продавал билеты на сегодняшний концерт Вивальди в костеле, Аня встретилась с ним взглядом и покраснела. Вивальди в костеле – удивительно. И она уговорила подруг остаться послушать. Лукаш вручил им льготные билеты – а Ганне украдкой отдал сразу два, в надежде, что она вернется завтра. Ее пальцы холодные, она взглянула и тут же опустила глаза. Легко скользнула мимо него внутрь здания, с играющей улыбкой на алых губах.
-Ты чего улыбаешься? – спросили ее.
-Коварный поляк слишком красив – ты видела? Аж мурашки по коже!
-Здесь прохладно, - усмехнулась Анина подруга.
-Нет, просто я готова влюбиться во все лопатки. У меня почему-то два билета. У вас тоже?
-Нет, - хихикнули, - Ну иди, иди, отдай. Да иди же! Будешь честная девочка. Иди, иди, - И они общими усилиями спихнули пунцовую Аню с тяжелой деревянной скамьи. До начала концерта оставалось пять минут.
Крадучись, Ганя подошла к тяжелой двери костела. С трудом приоткрыла ее - Лукаш, стоявший у входа, тут же оглянулся. Опять зардевшись, на английском она объяснила, что ей случайно вручили лишний билет… Холодные пальцы едва заметно дрожат.
-Они иногда склеиваются…
Какая-то секунда, блуждающая улыбка на алых губах и опущенные глаза. Он удивительно красив, просто до неприличия. Он смотрит.
-Спасибо.
Она, едва слышно, - «угу». Мурашки по коже, ей бы такие длинные ресницы, как у него! До дрожи в коленках. Почти опьянев, Ганя снова скользнула в костел, оглянулась, Лукаш все так же смотрел, дверь тяжело закрылась, перевести бы дух.
Вивальди среди икон – это удивительно. И не понятно от чего сердце стучит в темпе «Полета шмеля».
На следующий день в Краков приехала еще одна Анина подруга, и было очевидно, что ей тоже обязательно нужно послушать Вивальди в Костеле Петра и Павла, пока этот оркестрик не уехал в очередное турне. Поэтому следующим вечером Лукаш снова лицезрел горящие щеки и тонкие щиколотки, вместе со стройными коленками, кокетливо выглядывающими из-под юбки (кажется) в цветочек. Холодные пальцы, два льготных билета – один из них, по секрету, бесплатный.
Торопливо прошли к тяжелым деревянным сиденьям с подножками и сели. Даже не посмотрели на иконы и роспись стен. Игривое подружкино «Анечка, что с тобой?».
-Да, да, я по уши, - шепотом подружке. - Ну удивительный красавчик, ты видела? Он вручил мне билетик бесплатно, ты поняла?
-Да???
И недовольное «шшшш!» от соседей: начался концерт. Подумаешь. Подружка смеялась в кулачок. Ужасно стыдно девушке так явно демонстрировать, что парень ей с первого взгляда так понравился.
Невероятно долгий концерт, и сердце в темпе «Полета шмеля». Неужели он и сегодня соберет злотые с оставшимися билетами, пройдет в подсобку и растворится там в темноте?..
Концерт окончен, Лукаш так и не подошел. Подружка смотрит с унизительным участием. Подумаешь. Но она права: ужасно стыдно девушке так демонстрировать, что она по уши. Конечно, у входа в костел никакого Лукаша уже не было. Аня разочарованно вздохнула, опустила глаза и легкой поступью стала быстро спускаться по стертым каменным ступеням. Какие там статуи! Она мысленно журила себя за детскость своих мечтаний.
Кто-то дотронулся до ее локтя.
Лукаш!
Удивительно!
Он протянул ей маленький яркий букетик, подружка видела.
На ее немой вопрос в округлившихся глазах он иронично улыбнулся и ответил на английском «Ты очень красивая».
Краснее утренней зари, Ганя ответила:
-А еще я влюблена... В Вивальди.
И лукавая улыбочка на сочных мягких губах.

4. Пуск

Что осталось от красивой любви? Три страницы текста.
И на самом деле, это очень…