Летние подружки

I
Вера, Лида и я. Мы познакомились в небольшом городке N. Псковской области, куда приезжали на лето к своим бабушкам, на каникулы. Родные называли нас летними подружками. Девятилетние ленинградские девочки из полноценных семей - нам было интересно общаться, весело и беззаботно жить. Мы хорошо учились, мало болели, каждая вне школы занималась в каком-то кружке. Положительные девочки!
        По возвращении в Ленинград мы не встречались: в городе у нас были подруги местного значения. Изредка созванивались, на дни рождения посылали друг другу почтовые открытки, неизменно сопровождая поздравления словами «Жду ответа, как соловей – лета».
Будучи старшеклассницами, без конца говорили о мальчиках, замужестве, детях, профессиях, которые мы выберем, обо всём, что нас привлекало во взрослой жизни. Я говорила, что мечтаю о большой семье и четверых детях, чтобы в каждую родительскую руку - по детской ручке. Вера говорила, что тоже обзаведётся семьёй, но ребёнок будет только один, для неё важнее карьера. Лида просто хотела семью, а детей, сколько Бог пошлёт или сколько муж захочет. Получалось, что в «самой главной позиции для женщины на земле», как говорила моя любимая учительница истории, девичьи желания сходились: равняясь на родителей, мы хотели иметь полноценные семьи и жаждали работать. Мы продолжали быть положительными девушками.
        Закончилась школа. Каждая из нас наведывалась в N. уже по своим делам. Я ездила каждый год, пока жива была бабушка, Вера - раз в два – три года, Лида и того реже.
        Наше общение становилось стабильно-случайным. Что ж, для нас это было вполне безобидно и естественно. Иногда друг о друге мы узнавали от родственников или знакомых из N.

        Воплощать семейные мечты в жизнь я начала едва мне исполнилось двадцать лет: смело вышла замуж. В двадцать же родила первого ребёнка – дочку. Позже, от знакомых в N. узнала, что в двадцать «с хвостиком» вышла замуж и Лида. О Вере ничего не знала.
        Через четыре года я родила вторую дочку. Находясь в роддоме, встретила там Лиду - вместе оказались в очереди в кабинет физиотерапии. Она нехотя рассказала, что лежит здесь на специальном отделении по причине своего бесплодия. Мужа её уже обследовали, он оказался здоровым.
Настроение у Лиды было грустное. Несмотря на измученность процедурами, неясность диагноза, всё-таки чувствовалось, что она полна надежды. Я подбодрила Лиду, как могла, навспоминала кучу позитивных примеров, когда лечение помогало, и женщины становились счастливыми мамочками, даже вытащила из закромов памяти историю моей тётушки.

Тётя Женя… Сколько бы раз мама ни звонила ей, почти всегда попадала на дядю Славу – её мужа, который с радостным упорством сообщал, что Жешка на вахте. Это значило, что тётя Женя проходит очередной курс лечения ультрасовременными, жутко дорогущими, по маминым меркам, лекарствами. Две пятилетки тётушка мужественно лечилась вахтовым методом. Потом, то ли от отчаяния, то ли от чего другого, бросила медицину и втайне от всех ударилась в религию. Ещё одна советская пятилетка ушла на церкви и даже на какую-то секту. Дядя Слава еле вытащил жену из этого омута. Отругал её за недальновидность гражданских взглядов и … купил два годовых абонемента в бассейн. Два раза в неделю с рюкзачками за спинами муж Слава и жена Женя трусцой бегали в бассейн. Обратно те же два километра шли пешком. Итого – четыре. Через год абонемент закончился. Новый дядя Слава так и не купил – на последнем месяце пробего-заплывов тридцатипятилетняя тётя Женя оказалась в интересном положении…

Лидочка благодарно слушала, в глубине души, надеясь, наверное, оказаться в таком же положении гораздо раньше. Расстались мы тепло, с верой на перемены к лучшему. Обменялись номерами телефонов, пообещав не пропадать из виду. О Вере мы окольно слышали, что, выйдя замуж, она уехала к мужу в Прибалтику, детей у неё на тот момент не было. Псковская родня подружки партизанила, не выдавая о ней никаких сведений.

* * *
        В начале перестройки мне пришлось уйти из государственного научно-производственного объединения в коммерческую структуру. Я довольно быстро поняла, что на прежней службе не будет никаких перспектив. К счастью, я избежала участи коллег «ухода в никуда».
По-новому зазвучала моя должность. Теперь я называлась секретарь-референт генерального директора холдинга отделочно-строительных материалов. Непривычно и на первых порах даже приятно было произносить эти, становившиеся модными, определения мест работы бывших советских служащих. И как малому ребёнку хотелось, чтобы меня на каждом углу спрашивали «А кем вы сейчас работаете, девушка?».
Лишь через месяц я выяснила, что как таковой должности секретаря-референта в природе, то бишь, в ЕТКС (Едином Тарифно-Квалификационном Справочнике) должностей, не существует. Есть секретарь, и есть референт - разные по должностным обязанностям категории работников. Но я этого не знала, и громко, весомо, не грубо и зримо называла себя по-современному. Новая веха в истории - перестройка … названий рабочих мест.
        Однажды генеральный директор попросил меня отвезти документы и каталог итальянских отделочных материалов в офис одной строительной фирмы. Моё руководство надеялось, что эта фирма станет нашим крупным постоянным клиентом. Директорский водитель в этот день приболел, и я поехала своим ходом, на автобусе и метро.
        На городском дворе красовалась осень! Настроение моментально улучшалось, стоило выйти на улицу, глубоко вдохнуть прохладный, пахнущий опавшими листьями и влажной древесной корой, воздух и взглянуть на разноцветные деревья. Октябрьская сказка, повторяющаяся из года в год, но к которой невозможно привыкнуть! Да и не нужно. Давным-давно я придумала себе сезонные лозунги. Осенний был такой: «Пусть снова и снова меня умиляет и радует волшебной осенней палитрой каждый падающий листок, пусть не исчезнет желание запрыгнуть на горку сметённых в кучку листьев и пошуршать, поддевая их носком туфли, пусть не устанет душа откликаться на ни с чем не сравнимые ощущения, подаренные осенью!»
 
        Доехала я быстро. Войдя в приёмную, выяснила, кого и сколько мне ждать и расположилась на гостевом диване.
        Ни книги, ни ещё чего почитать у меня не было. Я посматривала по сторонам и скучала. Невольно стала замечать, что молодая женщина из соседней комнаты, проходя мимо, необычно подолгу разглядывает меня. Я не выдержала, подошла к большому зеркалу, осмотрелась: вроде всё в порядке. Снова войдя в приёмную, она подошла ко мне, широко улыбнулась.
        - Таня, ты не узнаёшь меня? Это я – Вера. Помнишь N.? С нами ещё Лида дружила.
        - Ох! Ве-е-ра!? Я не узнала тебя, правда. – Смутилась, конечно же, я смутилась. - Да-а, сейчас узнаю. И голос твой, и глаза твои… Ты очень изменилась, такая интересная дама стала. Прости, Вера, какая я невнимательная! А ты здесь работаешь?
        - Да. Я здешний бухгалтер уже пять лет, на будущий год в главбухеры пойду. Есть такая должность и возможность. А ты?
        - Вера, как я люблю этот вопрос! Слушай, пожалуйста, внимательно: я - секретарь-референт генерального директора холдинга строительно-отделочных материалов, - пропела я слова своего гимна, - ваше руководство ждёт от нашего компривет, ну, коммерческое предложение, и впридачу итальянский каталог. Я всё привезла, сижу, жду «вашество».
Вера рассмеялась.
        - Да-да, знаю, в курсе. Ну, ладно, Танечка, что всё о работе, скажи, как ты, как семья, ездишь ли в N.? Знаешь ли что-нибудь о Лидии?
        - Да, в общем, всё нормально, а с Лидой я не виделась лет сто. Однажды только встретились, в роддоме, я вторую дочку родила, и …
        - Вторую?! Сколько же их у тебя?
        - Двое, Верочка, две дочки, студентки. А Лида там лежала на обследовании. Она в то время не могла забеременеть. Мы обменялись телефонами, но созвониться не получается. Такие вот мы подружки. О тебе, кстати, вспоминали. А в N. я теперь езжу на могилу моей любимой бабушки. Раз в год, к сожалению. Да... Ну, а как ты?
        Но Вера не успела ничего рассказать - меня пригласили в кабинет директора. Я оставила свой номер телефона и попросила её обязательно позвонить вечером.
        Выйдя из кабинета, я не застала Веру, она уехала в банк.
        Обязательный и точный человек – будущий главбухер Вера – вечером позвонила. Поговорив всего минут десять, так как сил на долгие разговоры не было, да и домашние мои требовали телефон - ведь всем сразу и в один момент надо звонить или ждать звонка, причём срочно! - я предложила встретиться у меня дома в ближайшие выходные. Я также взялась разыскать Лиду. Понятно ведь, что если не воспользоваться таким порывом в желании увидеть друг друга сейчас и не встретиться, то следующего раза может и не быть, или быть (наверное, Шекспиру икнулось), но лет эдак через -дцать. Как раз для встречи юных пенсионеров.

II
        Интересное явление - Время! Разменивая новый десяток, каждый раз соглашаюсь, что в столько-то лет жизнь только начинается. Но пролетает она с такой скоростью, что уже и единицы измерения этой скорости нет. А если, к тому же, человек не просто существует, а живёт «по полной программе», имея семью, родственников, друзей, работу, большой или не очень круг интересов, то время летит так, будто календарные листы переворачивает не сильный ветер, а поток воздуха, вылетающий из самого мощного супервентилятора космической суперракеты.

        Всё у меня складывалось хорошо. В старой записной книжке нашёлся телефон Лиды, и, созвонившись, мы договорились о встрече на субботу, распределили обязанности - кто и что покупает к столу, а заодно посетовали друг другу, мол, одеть нечего, обуть нечего и вообще шкаф пустой… Жизнь не удалась.
        Накануне встречи за меня взялась старшая дочь.
        - Мамочка, ты работаешь секретарём дефис референтом, хоть бы стрижку себе сделала или причёску интересную! Нельзя же так ходить, голова как у уборщицы! И подружки твои придут, наверняка не чета твоей голове. Мама, ты же такая красивая и молодая ещё!
        - Я, между прочим, работаю секретарём, а не внешними данными. У меня прекрасные волосы, вот смотри! – Я быстро сдёрнула заколку с хвоста, покрутила головой и с улыбкой развернулась к дочке. – Ну, что, как?
        - Уборщица распустила волосы.
        -?!
В субботу, рано утром, я стояла перед не открывшейся ещё дверью парикмахерской в ожидании своего мастера.
        К двум часам, когда голова была в надлежащем порядке, туловище - облечено в лучшее, что висело в шкафу, а ноги обуты в новые босоножки, приехала Вера. Сначала в прихожую водрузился огромный букет полевых цветов, затем не уступающий по размерам торт, и, наконец, появилась молодая красивая женщина с торчащим из сумочки шампанским. Полный джентльженский набор.
Конечно, мы пошли на кухню. Дома никого не было, кроме любимых братьев наших меньших: безобидной и ласковой собачки Грэйки и кусачего независимого кошака Кузьки.
        Ни чуточки не лукавя, могу сказать, что мы искренне радовались встрече. С удовольствием суетились, ждали Лиду, накрывали на стол и говорили, говорили… Чего-то большего, чтобы поддерживать постоянные отношения, у нас не было, но всё же детская дружба не прошла бесследно. Не было неприятных воспоминаний, не было обид друг на друга, не было ничего отрицательного, что заставило бы нас отказаться от встречи, от возможности поговорить, посмотреть друг на друга, вспомнить мечты нашей пионерский и комсомольской юности.
        - Таня, ты помнишь к нам на рынок в N. приезжали торговать прибалты , белорусы? Я ведь тогда с одним эстонцем познакомилась. Это сразу после школы было. Понравились друг другу. Ну, потом привезла его в Ленинград, жили в одной квартире с родителями. Через год поженились и уехали к нему в Хаапсалу. Оказалось, с его мамой жить – это не с моей. Да что теперь вспоминать! Он дело своё открыл, торговать начал, поначалу дела шли хорошо. Охотой занимался серьёзно… – Тут Вера запнулась и чуть погодя сказала, - только он детей не хотел. Я сперва отнеслась к этому наплевательски. Мне тоже хотелось карьеру сделать, крепко на ноги встать, независимость получить. А годы идут, здоровье не прибавляется, и я решила поговорить с ним… мне так захотелось родить... Тридцать стукнуло. В общем, муж согласился, но с условием, что ребёнок будет только один и что после родов я должна сделать операцию, чтобы больше не беременеть. Я и такому раскладу обрадовалась и с этого момента думала только о малыше. Вскоре забеременела. Рожать дочку приехала сюда, к маме, потому что со свекровью не ладила.
        И вдруг я заметила, что Вера погрустнела, как-то сникла и замолчала.
        - Верочка, ну, а как муж встретил вас?! Изменилось у него отношение к тебе? К ребёнку?
        - Нет, не изменилось, - резко ответила Вера, - ты знаешь, я слишком поздно поняла, что он вообще, в принципе, детей не любит. У меня в голове не укладывалось, как можно не хотеть иметь ребёнка в жизни! Понимаешь, я не обращала на это внимание, я его обожала. Сейчас я уверена, что нельзя было выходить за него замуж, раз он детей не хотел.
        - Вера, это всё называется приобретение жизненного опыта. Не расстраивайся. Ведь у тебя есть дочь, желанная, любимая. У неё есть любящая мать, вот главное. Отец не обижает её?
        - Нет, не обижает. Он не может её обидеть, потому что мы развелись. Я живу с дочкой здесь, а он со своей мамой там. Мы разошлись, когда Анечке был годик. Она его и не помнит. А он ею не интересуется, хотя официально посылает почтой алименты. Тяжело мне, Таня. У меня всё есть. Но я не могу отделаться от мысли, что мой ребёнок рождён от отца, который не хотел её. Я не знаю, как перестать об этом думать. Я очень Анечку люблю, и мама тоже. Но… Как тебе объяснить? Какая-то неутихающая, ноющая боль во мне из-за …, да и вообще …
        - Вера, милая моя, ты хорошая мама, не бросившая своего ребёнка и не равнодушная к его судьбе. Не думай так грустно, тебе жить да жить, для себя, для дочери, для родных, для дела своего. Зря ты так настраиваешь себя.
        - Да, конечно, я всё понимаю. Спасибо тебе. Но я…
        Раздался звонок в дверь. Пришла Лида, сияющая, торжественная, нарядная, с гостинцами, большущим семейным фотоальбомом и фотоаппаратом. Вера как увидела альбом, сразу расстроилась - она тоже приготовила для нас фотографии, и забыла их.
        Смеясь, мы пообнимались, поцеловались, покомплиментничали, пошутили о нашем возрасте (а что с ним ещё делать?!), пофотографировались, пока были в трезвом виде, и дружно направились к столу.
        То перебивая друг друга, то изо всех сил стараясь показать хорошее воспитание и придерживаясь правил этикета при ведении беседы, мы излагали и молвили, рассуждали и разглагольствовали, в общем, болтали и трещали столько, что можно было подумать, будто нам вчера вернули дар речи, а сегодня разрешили говорить. То ли от того, что какой-то неуловимый интерес ощущали мы друг к другу, то ли от того, что о многом общем мечтали на каникулах в N., то ли от того, что в стране произошло множество изменений, которые повлияли и на наши судьбы, то ли просто мы оказались интересными слушательницами и собеседницами, или и тем и другим вместе взятым, но мы всё рассказывали и рассказывали друг другу о событиях, которые, как нам казалось, были самыми важными и не менее достойными внимания.
  Застолье началось традиционно, с шампанского, но мы не стали придерживаться строгих норм потребления алкоголя и добровольно разделились на две пьющие группы. Вера и Лида пили водку, я – сухое красное вино.
        Лидочка быстро захмелела. Она смеялась, много жестикулировала, шутила, а все истории её, на какую бы тему она ни говорила, сводились к рассказам о дочери. Дочку, как и у Веры, звали Аней, и ей тоже было 11 лет. С мужем Лида разошлась ещё до рождения девочки. Работала она диспетчером на автобусном вокзале и подрабатывала печатанием рефератов студентам. Родители Лиды давно уехали на Украину, к сельской родне, там и остались.
        - А твой-то муж где? - спросила меня Лида, - ты же говорила тогда, в больнице, что он диссертацию пишет.
        - Начнём с приятного, Лидия Батьковна. Кандидатскую диссертацию он уже защитил и даже пишет следующую, докторскую. А во-вторых, только вы, девчонки, не смейтесь, мы тоже в разводе, но живём вместе, потому что не разъехаться. Так, сразу говорю, чтобы не было дурацких вопросов, я – в своей комнате, он – в своей. Кухня – разная, бюджет – разный, уровень общения – дипломатический. Помните «Покровские ворота»? Так вот, фраза «высокие отношения» – это про нас.
        - В смысле? Не поняла, - не поняла Вера.
        - Нет смысла, дорогая. Здороваемся, прощаемся, передаём, кто звонил, кто приходил. Стараемся не раздражать друг друга. Нет, девочки, я серьёзно говорю. Мы не делаем из создавшейся ситуации вселенскую бытовую трагедию. Будет возможность разъехаться – сделаем это.
        - А личная жизнь у тебя, у него есть? - в один голос спросили «девочки».
        - У меня – да, у него – не знаю. На эту тему информацией не обмениваемся.
        - Да-а, высокие отношения!
        - А я что говорила!
        Затем наступила пятиминутка технических новинок - мы хорошенько (ух!) пообсуждали наших бывших мужей.
        - Лидка, а как тебе удалось сохранить после родов такую девичью грудь? Ты ж родила, как и я, в «возрасте Христа»! Не кормила, что ли? И фигура у тебя отличная. Мы с Танюхой тоже ничего, да, Тань? Я стараюсь наклончики делать, когда уроню чегой-то, приседаю зимой, когда холодно, в бассейн хожу, в пяти…десяти…метровый! – По слогам пьяненьким голосом выговорила Вера. - Но мы хотим грудную клетку как у тебя-а-а, да, Тань?
        - Нет, не кормила, девочки. Молока не было. – Лида смутилась и посмотрела мимо нас.
        - Ну и что, что не кормила, - сказала я. – Конечно, если молока мало, его можно нагнать, пить чай с молоком, другую жидкость, кушать побольше, а вот если совсем нет, и эти средства не помогают, то, может, и не стоит мучить себя и ребёночка.
        - Ну, не знаю, кормить малявок надо только грудью. Я вот кормила до семи месяцев и потом кормила бы, да она кусаться начала, разбойница. Больно так! – Вера поморщилась, изображая как было больно, но сделала это очень смешно, мы хохотали почти до слёз.
        - Ладно, мамочки, я по материнскому положению старше вас и больше вас, потому что у меня двое, а у вас по одной, поэтому «кончай базар», как сказали бы нувориши, родили, вырастили, ну почти вырастили, и хорошо. Скоро будем заботиться только о себе. А дети наши пусть своих заводят и поучают их, как им хочется, - так прямо я и сказала и чуть криво пошла на кухню.
        - Ой-ой! Что это за материнское положение старшинства и большинства? Это местный локальный акт нового правительства? – Вера засмеялась своему вопросу и подошла к Лиде, держа в руках ложку как микрофон и направляя её ко рту Лиды. – Отвечайте, девушка, что вы можете сказать по данному вопросу? Я корреспондентка газеты «Женщина тоже не мужчина».
        - По данному вопросу, - подыгрывая, ответила Лида, - могу сказать только, что данный факт зафиксирован на фотоплёнке, и я хочу вам его показать. Стойте, не шевелитесь, женщина, сейчас я принесу вам фотофакт.
        Раскрасневшаяся Лида подбежала ко мне, ухватилась за свободную руку и затараторила:
        - Таня, достань, пожалуйста, твой альбом, только быстро. Есть фотка, где твои дочки вместе? Отлично! Давай!
        Я вынула из приготовленных фотографий ту, что просила Лида. Схватив её, она, пританцовывая, пошла в комнату.
        - Вот, женщина-без-понятий и без соответствия своему имени, вот доказательство старшинства и большинства гражданки Кузькиной, - и Лида поднесла к глазам Веры фотографию моих дочек, когда они ещё учились в школе. – А теперь, девочки, посмотрите и на мои. Сейчас принесу... если не упаду и не останусь лежать на коврике в прихожей.
        - Таня, почему она тебя Кузькиной назвала, это твоя фамилия по мужу? – спросила Вера.
        - И не мечтай! Кота моего Кузей зовут, Лида знает. Сама понимаешь, если у хозяйки кот Кузя, то хозяйка автоматически становится его матерью. Мать я его, а все остальные – отец. Так что, разрешите представиться: Кузькина мать. Фамилия моя такая…
        - А-а, ну очень приятно, очень… не знала, не знала. Рада познакомиться.
        Пока мы дурачились, Лида принесла альбом, уселась с ногами на диван, Вера пристроилась справа, я - слева. В детстве мы также забирались у кого-то на кровать и часами рассматривали фотографии любимых артистов, вырезанных из журналов.
        - Вот, девочки, это я после школы, это – в техникуме, это – свадьба, это – работа моя основная, мой, так сказать, «кабинет», это – мои старенькие родители, а вот это – моя Анечка… Произнеся имя дочки, Лида вспыхнула огоньком счастья и это было так заметно, так трогательно, и я подумала, что, наверное, поздно родившие женщины, особенно те, кто не мог забеременеть много лет, испытывают совершенно другую радость, чем такие, как я, например. Это радость бесконечного благоговения и благодарения Богу за ту милость, которую они получили, заслужили. Возможно, я ошибалась, подумав так, потому что моё чувство радости за моих детей было, есть и будет безмерно.
        Мы рассматривали снимки, выспрашивая Лиду о всяких пустяках: в каком году это было, как зовут коллег и тому подобные вопросы. Я не успела толком разглядеть Лидину Анечку, лишь почувствовала, как напряжённо смотрит на фотографию Вера. Взглянув на неё, я наткнулась на окаменевшее лицо. И Лида, как мне показалось, заметила перемену в соседке. Отчего-то мне стало не по себе.
И вдруг Вера тихо, а потом всё громче и громче начала кричать. Она выкрикивала только одно слово «Нет!» и, схватив фотографию Ани, не выпускала её из рук. Раскачиваясь вперёд-назад и продолжая стонать, подруга сползала с дивана.
        - Вера, господи, что с тобой, Вера, скажи же что-нибудь, Ве-е-ра-а!!! - Мы трясли её, обнимали, прижимали к себе, ничего не понимая. – Вера, успокойся, скажи, что случилось, что с тобой, Вера! Лида, дай ей воды и брызни на лицо! Открой окно, Лидочка...
        И снова стон, крик. Ни слов, ни слёз. Еле-еле мы подняли и посадили Веру на диван.
        - Дайте водки! Лида, откуда у тебя эта фотография? Откуда, Лида?! – Вера одной рукой держала фото Ани, другой дёргала Лиду за рукав платья.
        - Это моя дочь Анна. Анна Васильева – моя дочь, ей 11 лет. Это моя дочь, Таня, это моя Аня, - Лида отвечала странным, неестественно жёстким голосом, словно робот. Она отвернулась от Веры, смотрела на меня и бледнела с каждой минутой.
        Я понимала, что происходит что-то из ряда вон выходящее, но не знала, как исправить положение.
        - Вера, Лида! Я прошу вас, я приказываю вам, скажите, что произошло! Уверяю вас, так будет лучше всем нам. Быстро отвечайте, кто будет говорить первой. Если для этого нужна водка, пейте. Еда – ешьте. Только не молчите. Вы не умрёте от того, что скажете, вы можете умереть, если не скажете. Девочки, вы слышите меня? Вера! Говори!
        - Не могу. Не могу... Не могу!!!
        - Лида, ты?
        - Фотографию я принесла с собой, нигде я её не брала, - Лида говорила с трудом, всё тем же бесстрастным голосом, - это фото моей дочери и я не знаю, Вера, что тебя так вывело из себя. Я фотографировала её в хорошей студии. Тебя испугало родимое пятно на шее? Что из того? Я не вижу причин для испуга из-за небольшого физического недостатка. Оно совершенно не портит её. Анечка очень симпатичная девочка. Мы фотографировались в начале лета, было жарко, платье на ней открытое, вот родимое пятно и видно. Была бы зима, никто ничего не увидел бы. Тебя это напугало?
        Я была уверена, что Вера не слушает Лиду. У меня закололо под левой лопаткой и началось частое помаргивание.
        Вера, чуть качнувшись, встала, попыталась выйти в прихожую, но дошла лишь до стула и грузно опустилась на него.
- Таня, там, в прихожей … моя сумка … принеси, пожалуйста.
Из сумки она вынула паспорт, из угла обложки, в который обычно женщины вставляют фотографии близких, родных и любимых, достала маленькую фотографию и протянула мне.
        На фотографии была Анечка, Лидина Аня, но без родимого пятна…
Лида, взглянув на снимок, заплакала, развернулась к столу, налила в рюмку водки и залпом выпила. Вскоре её плач перешёл в громкие рыдания. Я совершенно растерялась. Мне было страшно, я догадывалась, что каждая из них хранит какую-то тайну, и подозревала, что тяжёлую для них тайну.
Немного успокоившись, Лида начала говорить.
- Вы сговорились против меня, я знаю, но вам меня не сломить! Я не отдам Аню, это м о я дочь. Моя! Вы слышите?! Я не отдам, не отдам её! – Она не выдержала, сорвалась на крик.
        - Лида, что ты кричишь! Причём тут Аня? Зачем нам твоя дочь? У нас есть дети. Лида, ты воспринимаешь, что я тебе говорю или нет? - Я старалась говорить ровно, только голос выдавал меня, дрожал.
        Несколько секунд в комнате была абсолютная тишина. Слышалось тиканье механических настенных часов.
        - У меня нет своих детей, Таня. – Лида негромко чеканила каждое слово, обращаясь ко мне. - Я бесплодна. Я лечилась почти десять лет, всё безрезультатно. Муж меня оставил. Он сказал, что в семье должны быть дети, и ему нужна нормальная семья. Я оказалась ненормальной. Он ушёл к женщине, которая родила ему уже двоих. Я не просто страшно переживала, я думала, что сойду с ума. И тогда я решила удочерить девочку. Почему девочку – не знаю. Может, потому, что умею шить, люблю наряжаться … Мне всегда нравилось одевать кукол в сшитые мною наряды.
Я обратилась к врачу, который меня лечил эти годы, и попросила помочь … подобрать для меня отказную малышку трёх – четырёх месяцев. Он обещал, что позвонит, как только появится возможность, и сказал, чтобы я срочно начала оформлять необходимые документы, ведь такой случай мог представиться в любой момент.
        В страшном сне не приснится, какой сложный путь я прошла по всем инстанциям! И всё время вздрагивала от каждого телефонного звонка, постоянно ждала вызова. И он позвонил. Через год. Я очень хорошо помню тот день, когда летела в роддом смотреть ребёночка. Это был отказничок, родившийся от здоровой женщины. Роженице было чуть за тридцать, роды первые, малышка родилась абсолютно здоровой. Девочка мне сразу понравилась. На родимое пятно я даже не обратила внимание. У неё было необыкновенно хорошенькое личико, такие маленькие ручки, нежные пальчики… вы знаете, у неё одно ушко всё время заворачивалось в трубочку. Так повторялось во время дежурства одной пожилой акушерки. Она, наверное, плохо видела, когда пеленала... А … девочка … Это была моя принцесса, моё чудо. Я ездила в роддом каждый день, и мы привыкали друг к другу. Врач сказал, что когда я почувствую, что она моя, я смогу забрать её. Через две недели я забрала Анечку – мою доченьку. Имя мы выбрали вместе с моей мамой.
        Мы сидели, не шевелясь, почти не дыша.
        - Лида, - тихо и хрипло заговорила Вера, - скажи дату рождения девочки...
        - Седьмое ноября. Я знаю, что она родилась ночью, часа в два.
        - Ммм… Я не могу… я не могу-у-у… - Вера, как в бреду, стонала и повторяла слова.
        - Вера, я тоже не могу! Я не понимаю твоего поведения. Я не могу уже всё это видеть и слышать, мне самой плохо, я с ума с вами сойду. Чего ты не можешь, Вера, дорогая, что с тобой?! И почему ваши девочки так похожи? Почему у тебя такая реакция на Лидину дочку? Что …
        - Потому что… она моя дочь. Не смотрите на меня так! – Взвизгнула женщина. - Я … расскажу … плохую историю. Лида вот рассказала благородную, а я ...

        … Седьмого ноября, в половине второго ночи, в том самом роддоме, откуда ты, Лида, забрала… - Вера запнулась, и глубоко вздохнув, выговорила, - дочку, я родила двойню, девочек. От одной сразу отказалась. О том, что у меня будет двойня, я знала. И знала, что откажусь от одного ребёнка. Отказалась от той, которая была с родимым пятном на шее. Именно это пятнышко было решающим, и ничто другое. Я попросила, чтобы дочь… девочку мне не приносили кормить. Причину отказа я не указала. Всё равно не сказала бы правду. Собственно, правды не было.
        Муж мой еле-еле согласился, чтобы у нас был ребёнок. Один, только один. Когда я узнала, что у меня двойня, решила рожать в Питере, чтобы ни он, ни его родственники не знали, что я задумала. Мои родители тоже ничего не знали. Вернулась я к мужу с дочкой. – Закрыв глаза, Вера замотала головой. - Не могу… не буду больше ничего рассказывать! Простите меня хоть вы. Я никому этого не говорила. Плохо мне ... Только молчите сейчас, девочки, не нужно мне общественное мнение и порицание. Я наказана на всю жизнь, и не знаю, как теперь буду жить. Я, я … Господи! Да не смотрите вы на меня!!!
        Меня трясло, я ревела. Лида сидела белая и, не моргая, смотрела на Веру. Вдруг она вскочила, схватила свою сумку и выбежала из квартиры.
        - Лида! Лида! Куда ты?! – я побежала за ней на лестницу.
        Не отвечая, она неслась вниз по ступенькам. Я развернулась, сделала шаг к двери и в это время на меня буквально налетела Вера. Какие у неё были безумные глаза!
        - Дай мне её адрес и телефон! Быстрее, слышишь! Найди её телефон и адрес! Не спрашивай меня ни о чём! Это моё дело! Это моя дочь! Я её носила, я родила! Я хотела сохранить семью! Ты слышишь меня!? Я не виновата, что мой муж - урод!
        - Виновата, Вера, ты во всём виновата! В твоём положении грех было отказываться от дочки. От мужа твоего уродливого ты не захотела отказаться, а от ребёнка смогла. И это даже не виноватость, Вера, это такое же моральное уродство. Вы – два сапога пара. Я не дам тебе адреса и телефона Лиды, чтобы ты не терроризировала её и Аню. Знаешь, у вас тот случай, как в поговорке, когда не та мать, что родила, а та, что воспитала. Ты о своей-то Ане подумай! Ты же о ней не думала тогда, не думаешь и сейчас. И о Лидиной Ане ты не думаешь. Что у тебя вообще в голове?! Ты дура, Вера! Жизнь тебя ничему не научила, видно. Успокойся, давай обсудим всё на трезвую голову.
        Вера молчала. Мы вернулись в квартиру. Кто бы мог подумать, что наша встреча превратится в драму! Кто бы мог подсказать, что нам делать?!
        - Таня, проводи меня, пожалуйста, до метро. Я домой поеду. Если бы ты знала, как мне тошно!

III
        Я осталась одна, с жуткой головной болью. Меня отчасти успокаивало то, что девочки не знали всех перипетий и выросли в любви и заботе каждая. Но, с другой стороны, я считала, что Вера не имела права разделять сестёр. Они – родные, они рождены одной матерью и имели право жить вместе, любить друг друга, по крайней мере, знать друг друга. Но своим решением мать лишила сестричек этих прав. Почему она предпочла мужа своим детям? Ведь всё равно они расстались. И жалела я Веру, и осуждала её, но оправдать не могла. Не было причин у неё, чтобы оставить девочку в роддоме. Надуманная то была причина, глупая.
Ничего не проходит в жизни бесследно и всё тайное когда-нибудь становится явным.
        Голова моя была уже не моя – я чувствовала только резкую пульсацию по кругу моей черепушки. Горькие мысли, как и боль, не прекращались. «Что Лида? Сколько же она натерпелась! Боже мой, куда она ушла? Надо выпить валерьянки и позвонить ей».
Трубку никто не поднимал.
        «Надо чем-то себя занять, надо с кем-то поговорить на отвлечённую тему», - внушала я себе. И как назло дома никого не было. Я начала убирать со стола, мыть посуду, включила радио, а сама всё думала и думала о девочках, больших и маленьких.
 
        Наконец-то пришла старшая дочка. Войдя в комнату, сделала вид, что не видит меня. Это из-за моей новой причёски, как будто бы я так изменилась, до неузнаваемости.
        - Катюша, я здесь, это я – твоя мамочка.
        - Ой, кто тут? Женщина, вы кто? Ах! Да это же моя любимая мамулечка сменила имидж! Хорошо, очень хорошо! Уже тянешь на начальника уборщицы. Теперь тебе надо покраситься в другой цвет и полный порядок! А что грустная такая? Твои знакомые не пришли? Или наоборот пришли, всё съели, и ты загрустила? Что случилось-то?
        - Эх, Катя, если бы ты знала, не спрашивала бы.
        - Конечно, не спрашивала бы, если бы знала, но я не знаю и спрашиваю.
        - Не могу сейчас рассказывать, у меня нет ни физических, ни душевных сил снова переживать. Потом, ладно?
        - Ну, как тебе сказать, после таких интригующих слов хочется сразу узнать, но – не можешь, так заставим. Что же делать? Где тут мои пыточные инструментики?
        - Нет, Катюша, правда, не могу, и не выспрашивай. Тяжело всё и сложно, а главное - живёшь-живёшь, набираешься опыта, своего и чужого, и действительно, дураком помираешь.
        - Это ты о себе?
        - Нет. Хотя ... Ладно, давай вкусные остатки есть и вкусные опивки пить. Лучше расскажи, что у тебя новенького.

Поздно вечером я снова позвонила Лиде. Трубку она сняла.
        - Лида, это Таня. Можешь говорить? Как ты себя чувствуешь? Прости, что так получилось.
        - Нормально, не волнуйся. И не извиняйся. Знаешь, всё, что ни делается, к лучшему. Ты не дала Вере моих координат? Нет? Хорошо. Не давай. Я разговаривала с Анечкой и постаралась, как можно более доходчиво, объяснить, чт; изменилось в нашей с ней жизни. Таня, ты знаешь, что она ответила?! Она сказала, что теперь ещё больше будет любить меня и жалеть, а когда у неё будут свои дети, то она обязательно возьмёт ещё и ребёночка из детского дома. Таня, я реву весь день. Я боюсь, что Вера что-нибудь опять придумает и …
        Она не могла говорить, а я старалась не заплакать. Кое-как мы договорили. Я попросила Лиду позвонить мне завтра.
        Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю звонка не было. Я набирала её номер утром, днём, и вечером - тщетно. Отчаявшись дозвониться к ней домой, я не выдержала и позвонила на работу, на автовокзал. Оказалось, Лида в срочном порядке уволилась, получила расчёт и уехала с ребёнком к родителям на Украину.
        Вот это была новость! А с другой стороны, чему я удивлялась – она не обязана была давать мне отчёт о своих действиях. Просто … просто, думала я, она могла бы позвонить. Ведь эта история произошла не без моего участия и, даже более того, из-за меня – энтузиаста-организатора дружеских встреч. Ко всему прочему и Вера не давала о себе знать.
        Неделю или две спустя раздался звонок от Веры. Она говорила сбивчиво, нервно, то громко выговаривая слова, то переходя на шёпот. С трудом я поняла, что она уезжает с дочкой не только из города, но и из страны. Жить и работать будет в Норвегии. У неё там оказались родственники, которые раньше жили в N., а потом дружно уехали на рыбные заработки в один их норвежских портовых городов. Вера оставила мне телефон родственников в Норвегии, на всякий случай, как пояснила она. Просила простить и не обижаться на неё. О Лиде она не спросила.

IV
        Радость и печаль, хорошее и плохое, смешное и грустное – жизнь на Земле продолжается.
        Прошло семь лет. На восьмую, после нашей встречи, весну я поехала в Венгрию, в отпуск. Путёвку взяла недорогую, автобусную. Группа формировалась в Минске, а дальше путь лежал через Украину, Карпаты, до Будапешта. Ехали весело, без неприятных приключений, с симпатичными гидом и водителями.
        Украину проезжали ночью. Жалели, что не было видно изумительно красивых пейзажей. Беспомощно вглядываясь в темноту, бесполезно то сощуривая, то расширяя изо всех сил глаза, вызывали в памяти картины Куинджи «Вечер на Украине», «Украинская ночь», «Лунная ночь на Украине».
        В одном из украинских городов сделали остановку: в автобус подсаживались двое. Рядом со мной было свободное место, и один из новичков на него и присоседился. Соседом оказалась женщина. Это была Лида.

        - Вот, Танечка, я тебе всё и рассказала. Ну, мне пора выходить. Сейчас будет последний пункт остановки перед границей с Венгрией. Желаю тебе отлично провести время. Уверена, что у тебя будет масса хороших впечатлений.
        Мы поцеловались, обнялись на прощание, и Лида направилась к выходу. Она ехала только до границы, потому что здесь её ждал автобус с туристами. Лида работала гидом в украинской турфирме и сопровождала свои группы на территории Украины и Венгрии.
        Я постаралась заснуть, но вновь и вновь возвращалась к рассказу Лиды.

* * *

        После встречи у меня, Лида решила, что постарается сама всё объяснить Ане, она боялась, что это может сделать кто-то другой. Разговор с дочкой не был мучительным, и результат превзошёл ожидания и опасения Лиды. Но чувство тревоги, иногда перерастающее в панику, не оставляло женщину. Лида приняла ещё одно решение: уехать с Аней к родителям на постоянное место жительство. Мама Лиды к тому времени уже плохо себя чувствовала, страдала от высокого давления, а папа в свои семьдесят пять не мог оказать ей должного ухода.
        Для окружающих Лидин отъезд был вызван необходимостью ухода за больными престарелыми родителями, которых сюда, ныне уже в Петербург, в однокомнатную квартиру не привезти. Да и выдержат ли они такую перемену?
        Быстро оформив документы, Лида с Аней уехали. Анечка пошла в сельскую школу. У неё даже подружки там были, ведь на летние каникулы, как мы когда-то, она ездила к бабушке с дедушкой. Лида устроилась на работу в детский сад, нянечкой. Год спустя уволилась и перешла в туристическую фирму. Работа, судя по рассказу Лиды, ей нравится.
        В прошлом году, успешно окончив школу, Аня собралась поступать в вуз. После выпускного вечера дочь подошла к Лиде, взяла за руку и попросила внимательно и спокойно выслушать её просьбу. Уже только после этих, казалось бы, ничего не значащих слов, Лида заволновалась, потому что т а к Аня никогда не обращалась к ней. Девочка просила мать помочь ей найти адрес или телефон Веры и Ани. Лида тут же расплакалась, а дочь стала успокаивать её: «Мама, я же тебе поверила тогда, и сейчас верю и всегда буду верить. Я на самом деле не понимаю, чего ты боишься. Ты у меня маленькая, глупенькая, любимая девочка. Перестань плакать и ищи их адрес и телефон. И, в конце концов, ты должна меня слушаться, потому что я выше тебя ростом!».
        Лида всё сделала так, как просила Анечка.
        Аня сама созвонилась с Верой. Каким был их первый разговор, Лида не знает до сих пор. Аня была очень взволнована, но ни истерик, ни слёз не было. Через месяц она сказала Лиде, что поедет в Норвегию на три дня. Как только дочь уехала, Лида слегла и фактически держалась только на успокоительных таблетках. Бедная Лидочка! Она напрасно так мучила себя.
        То ли времена изменились, то ли мы, то ли расположение звёзд благоприятствовало судьбам женщин, но и Вера, и её Аня и Лидина Аня восприняли всё как уже случившееся когда-то и не подлежащее исправлению, потому что слишком много времени прошло, чтобы вернуть хоть что-то на круги своя.
        Через неделю Аня вернулась. Увидев мать, она испугалась не меньше, чем Лида перед отъездом Ани. Первые Анины слова привели Лиду в чувство: «Мама, дорогая моя мама, никакой трагедии. Я просто убедилась в том, что женщины делают столько ошибок в жизни, что если их превращать в трагедии, то мы утонем в слезах, соплях, извини, и всё равно будем совершать те же ошибки, передавая их в виде страшилок из поколения в поколение. Мамочка, я очень довольна жизнью и я люблю тебя».
        Лида обняла дочь, прижала к себе крепко-крепко и всё порывалась задать ей всего один вопрос, так мучивший её. Но не решалась. Она хотела узнать, как Аня называла Веру. Ей было невыносимо думать, что её Анечка называла Веру мамой! До самого вечера Лида терзалась, но потом не выдержала.
        - А ты знаешь, мама, я её вообще никак не называла. Я и сама не знаю, как получилось так, но я не могла сказать ни мама, ни Вера Николаевна, ни Вера, никак. А сестру я звала по имени, причём не чувствуя каких-то внутренних преград. Мы сразу договорились, что я буду Анна Первая, а она Анна Вторая. Я, оказывается, на несколько минут раньше сестры родилась!

        Закрыв глаза, я думала: до чего же радостно, когда наши дети вырастают и становятся лучше, умнее нас и, значит, не зря мы прожили свои жизни! Но как сильно душой и сердцем мы зависим друг от друга! И мучаемся, порой, от этой зависимости и в то же время не хотим ослаблять дорогих связующих нитей.
        Жизнь полна парадоксов.
        У меня было очень хорошее настроение, спать я не могла, хотя была середина тихой украинской ночи.
 
        Автобус вёз меня навстречу новым впечатлениям.