Отпущение... Часть 1. Глава 18

Без десяти три в дверь тихо постучались. Анжела спала уже почти час, доверчиво прижавшись ко мне и возложив на меня ногу - красивую, но нелегкую. Стук в дверь ее нисколько не потревожил. Это было неудивительно: свои яростные любовные этюды мы перемежали с винными посиделками, так что ко времени отхода ко сну девушка была ну оч-чень навеселе. Меня данное обстоятельство вполне устраивало: я не хотел, чтобы она была в курсе моего ночного отсутствия. Чем меньше она будет знать, тем лучше. Для нее же самой.
Осторожно сняв с себя сначала ее руку, потом ногу, - при этом она даже не проснулась, только как-то уж очень по детски причмокнула губами, опухшими от страстных поцелуев, - я встал, подошел к двери и открыл ее.
На пороге стоял Ружин. Увидев меня в одних трусах, он недовольно поморщился.
- Ты что, еще не собран?
- А что, долго собраться, что ли? - огрызнулся я. - Сейчас оденусь. Нам в центр только к четырем.
- К тебе в три твой медвежатник приехать должен, - напомнил он.
- В курсе, мать писала, - успокоил я. - Если ты не будешь сейчас отвлекать меня разговорами, то я вполне успею и одеться, и встретить их.
Ружин недовольно поджал губы и скрылся в своем номере. Я, конечно, весь вечер разговаривал с ним грубо, и у него были основания вот так поджимать губы, но это была моя маленькая месть за его откровения в самолете. Там он безо всякого зазрения совести смешивал меня с дерьмом, причем делал это, не ограничивая себя ни временными, ни пространственными рамками, так почему бы ему и самому не испытать, каково это - когда тебя поливают дерьмом.
Я его, к слову, не обманул. Через пять минут постучался в его дверь в полной боевой готовности. Ружин вышел, и мы в полной тишине спустились вниз.
Дежурный спал, а дверь была закрыта. Старинный советский обычай: жить полнокровной жизнью разрешается только до одиннадцати часов ночи. Но мы этот обычай безжалостно нарушили. Ружин дважды громко стукнул по фанерке, которой было прикрыто окошко администратора и, когда в проеме нарисовалась заспанная физиономия служителя гостиницы, бесцветным голосом попросил:
- Открой дверь, любезнейший.
- После одиннадцати часов в нашей гостинице... - начал было тот.
- Я в курсе, - перебил его Ружин. - Это в вашей гостинице. А я хочу покинуть вашу гостиницу. И я это сделаю. За деньги или бесплатно. Для тебя будет лучше, если я сделаю это за деньги.
Дежурный посмотрел на Ружина и решил, что тот прав. Тем более, что в руках у моего напарника уже шуршали - призывно и очень развратно - две купюры достоинством в десять тысяч рублей каждая. Немного, но за такую небольшую услугу, как открывание дверей, вполне хватит.
Недовольно сопя, администратор выпустил нас наружу. Мы вышли, даже не удостоив его прощальными взглядами. Это был какой-то новый тип, я видел его впервые. Ружин, думаю, тоже. И нас с ним ничего, кроме двух только что потраченных червонцев, не связывало, поэтому мы и не стали размениваться на такую мелочь, как стрельба глазами с целью проведения разведки боем.
Кошмарное творение Лозецки уже поджидало нас у края тротуара. Стоило нам выйти на крыльцо, и дверцы гроба на колесах распахнулись и выпустили в ночь две фигуры. При довольно тусклом свете неона в одной из фигур я узнал самого Лозецки. Вторая была мне неизвестна.
Я спустился к ним.
- Вот, - сказал Лозецки, - то, что ты просил.
- А он сможет? - я с сомнением посмотрел на дебильную физиономию кандидата в медвежатники.
- Конечно! Это мой внучатый племянник. Глуп, как пробковое дерево, но руки золотые. Домой двести баксов принесешь, понял? - властно сказал Лозецки, обращаясь уже к недоразвитому представителю своего рода.
Тот пролопотал что-то невразумительное и, засунув в рот три пальца одновременно, принялся с увлечением обсасывать их. Все. Сразу.
- Хорошо, - устало согласился я. - На безбабье и кулак - блондинка. - Впрочем, тут я немного покривил душой. Все складывалось, как нельзя более удачно. Во всяком случае, дебил с гениальными пальцами устраивал меня куда больше, чем гений с пальцами дебила. Я не имею в виду Ружина. Хотя и его тоже.
- Ну, давай! - Лозецки взмахнул рукой, сел в свою погремушку и умчался в ночь. Мы остались втроем на пустынной улице. Внучатый племянник по-прежнему обсасывал пальцы.
- Что-то он странный какой-то, - с сомнением сказал Ружин, имея в виду нашего нового помощника. Я согласно кивнул. С ним было трудно не согласиться. - Эй! - мой напарник решил напрямую обратиться к малохольному гению. - Ты хоть знаешь, сколько будет дважды два?
Тот выплюнул пальцы, задумчиво посмотрел на Ружина и сказал:
- Ме-е-е-а!
Это было вообще черт знает, что. Я сплюнул и сказал:
- Вот что значит несоблюдение техники безопасности! Если бы его родители воспользовались презервативом, в мире было бы одним идиотом меньше.
- Ладно, - Ружин вдруг смягчился. - Главное, чтобы он помог нам. А там пусть остается идиотом. Пошли, - и он направился к автостоянке. Я - за ним, а идиот - за мной, дыша мне прямо в затылок. Я не стал возражать, хотя приятного в этом было мало.
Ружин выгнал машину, и мы с внучатым племянником устроились на заднем сиденье. От нечего делать я еще раз решил протестировать его умственные способности. Хотя бы на предмет того, соображает ли он, что ему говорят. Лозецки вроде сумел добиться взаимопонимания с ним, когда приказал доставить домой двести баксов. Наступила моя очередь находить с ним общий язык. Иначе по прибытии на место окажется, что мы перли с собой ненужный балласт.
- Так ты его внучатый племянник? - спросил я.
Он вытаращил глаза, что-то соображая, и от его умственного напряжения мне самому сделалось плохо.
- Дя-а-дя-а! - наконец проблеял он.
Я вздохнул.
- Парню всего восемнадцать лет, а родственники успели его таким внучатым племянником наградить.
- Игра природы, - заметил Ружин. - Всякое бывает. Хотя, конечно, иметь таких племянников - приятного мало.
Всю остальную дорогу мы молчали. Я и Ружин боролись со сном, шизик сосал пальцы. У него через это дело, наверное, была куча глистов - готов спорить на штуку баксов. Но его это мало печалило. Он и его глисты вполне мирно сосуществовали. Никаких взаимный претензий. Лепота!
У границы четырех заштрихованных кварталов Ружин остановил машину, достал из бардачка карту и принялся сверяться по ней.
- Нам нужно пройти метров пятьдесят вправо. Там жилой дом стоит. Обыкновенный, типовой. Но Козодой вышел именно оттуда, из второго подъезда. Значит, не совсем обыкновенный. Я почти на сто процентов уверен, что они подземные ходы прорыли. Другого объяснения у меня нет.
- Значит, будем искать подземный ход, подытожил я, выбираясь из машины. - Полагаю, это в подвале. Я пойду первым, через десять минут вы - за мной. Возражения есть? Возражений нет, принимается единогласно.
Может быть, у Ружина и были возражения (у идиота их точно не было - он вряд ли вообще понял, о чем речь идет), но он не успел их высказать. Я просто не дал ему такой возможности, захлопнув дверь и зашагав в указанном направлении.
В самом деле, так лучше. Если там есть охрана, то пусть она лучше сперва повстречается со мной и с моим инстинктом убийцы, как его обозвал Ружин. Я захватил с собой пистолет с глушителем, и я чувствовал себя вполне в состоянии без раздумий нажать на курок. Сомневаюсь, чтобы Ружин мог сказать о себе то же самое.
Я толкнул дверь и вошел в подъезд. На меня пахнуло запахом сухой известки и мочи - не самая приятная смесь. Но мне было не до эстетства. Вынув из кармана фонарик, я включил его и нарисовал перед собой круг пучком света. Дверь в подвал располагалась рядом с лестницей. Стандарт.
Я подошел к ней и осмотрел. Незаперта. А могли бы и запереть, чтобы еще более обезопасить себя. Скажем, от случайности. А ну, как какой-нибудь подросток с пакетом "момента" на голове залезет в подвал и обнаружит подземный ход? Но сектанты этого, кажется, не боялись. Отсюда можно было сделать только один вывод: вход в подземелье был хорошо замаскирован. Ну что ж, будем искать. Тем более что я успел краем глаза заглянуть в ружинскую карту и знал, что ход где-то в западной части подвала. Немного, но лучше, чем ничего.
Выключив фонарик, я толкнул дверь, надеясь, что петли смазаны и она не заскрипит. Надежды мои, однако, не оправдались. Дверь заскрипела, да еще как! Если кто-то из охранников секты и был в подвале, то теперь он осведомлен о моем прибытии не хуже, чем если бы я самолично позвонил ему на сотовый и сказал: во столько-то и во столько-то я буду там-то и там-то. Ожидай, дорогой. И не забудь прихватить с собой что-нибудь убийственное. Например, молоток.
Такие мысли нагнали на меня тоску. Чтобы слегка развеять ее, я встряхнулся и шагнул в подвал. Почти физическое ощущение замкнутого пространства, усиленное непроглядной тьмой - думаю, при таком освещении даже кошка себе шею свернула бы - навалились на меня, как наваливается утреннее похмелье на только что проснувшегося пропойцу. В ответ на это мой организм на полную мощность врубил все защитные системы.
Вынув из-за пояса пистолет, я стал осторожно спускаться вниз. Раз ступенька, два ступенька... В темноте их было не так уж сложно нащупывать - все-таки обыкновенный лестничный пролет, то же самое, что и в большинстве домов на большей части страны. Ничего нового.
Сложность заключалась в том, чтобы вдруг не зашуметь. Но мягкие подошвы кроссовок помогали мне идти тихо, как мышке. Единственное, чего я опасался - своей левой руки. Я сжимал в ней фонарь и одновременно опирался о стену. И запросто мог задеть что-нибудь, со стены свисающее. В наших российских подвалах этого добра хоть пруд пруди.
Но мне везло. Я спустился до самого низа, так и не издав ни единого звука. Нащупав край стены, я остановился и осторожно выглянул из-за него. Перестраховка, как оказалось, совершенно лишняя. Тьма была все такой же кромешной. Можно было тысячу лет ждать, пока глаза привыкнут к такой темноте, но за это время на земле вымрут белые медведи, а увидеть все равно ничего не удастся. Мне это было на руку - и в то же время не совсем на руку. С одной стороны, отсутствие света не позволяло противнику - если он, конечно, тут был - увидеть меня (со всеми вытекающими отсюда последствиями), но с другой - темнота мешала и мне, потому что многократно увеличивала возможность того, что я вляпаюсь во что-нибудь звонкое и наделаю-таки шума. Кроме того, при таком освещении нечего было и думать отыскать подземный ход. Проще было на ощупь поснимать всех блох с паршивой собаки.
Я призадумался. На моем месте любой бы призадумался. Потому что ситуация требовала этого. А если ситуация требует, отказывать ей никак нельзя.
Облокотившись о стену, я прислушивался - не шевельнется ли что-нибудь во тьме. Это, пожалуй, был самый верный способ выяснить, есть тут кто-нибудь, не подвергая себя при этом никакому риску. Все равно рано или поздно нервы у противника не выдержат и он зашевелится. В этом отношении за себя я был спокоен - в случае надобности смогу простоять в такой позе хоть целый час. Но проблема в том, что у меня не было такого запаса времени. Я сказал Ружину, чтобы через десять минут он шел за мной, а значит, на все-про все мне отводилось именно десять минут. Любо я ликвидирую опасность, либо она серьезно попортит нам кровь.
Поэтому я решил перейти к радикальным мерам. А именно - включить фонарь и быстрым шагом пройти в западное крыло подвала. Если в темноте меня кто-нибудь подкарауливает, то он постарается воспользоваться моментом. Но я надеялся, что реакция у меня получше, чем у этого кого-то. План, конечно, был рискованным, но зато он был в состоянии расставить все по местам буквально за пару минут. И я решил, что в данном случае овчинка стоит выделки. И рискнул.
Но, к жестокому моему разочарованию, в подвале никого не оказалось. Только пара влюбленных крыс, которые при моем приближении исчезли в ближайшей дыре. В остальном - тишина. Чтобы удостовериться в этом, я пробежал по всему подвалу, светя фонариком в каждую коморку, но по-прежнему никого не обнаружил, кроме все той же парочки крыс, которые на сей раз обругали меня, надоедливого, матом, но убегать уже не стали.
Такой безалаберности от "Белых детей Христа" я, если честно, не ожидал. Они меня разочаровали. Я готовился к бою, а они сдали мне первую позицию под честное слово. Несолидно.
Перебравшись в западный сектор, я принялся за поиски замаскированного входа. Или выхода - это уж на вкус. Переходя из каморки в каморку, я обшаривал фонариком каждую из стен, наблюдая, не мелькнет ли что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее замаскированную дверь, и спешил дальше. Потому что не мелькало.
Я даже растерялся. Ежику понятно, что Козодой попал в этот дом через подвал. Другого варианта быть не могло. Как еще можно устроить потайной ход? Я таких способов не знал. Но подвал был чист от подозрений. И это еще более усиливало мою растерянность.
Остановившись посреди угловой комнатушки, я принялся думать. Лучше было, конечно, поручить это дело Ружину, - у него голова для раздумий больше приспособлена, - но Ружина под рукой не было, он торчал сейчас в машине, отслеживая, как секундная стрелка отмеряет свой предпоследний круг из условленных десяти. Так что предстояло выкручиваться самому.
Впрочем, рассуждения оказались достаточно простенькими. Для начала: ежели потайной ход может начинаться только в подвале, значит, он здесь и начинается. Значит, я просто хреново смотрел. Но ведь я смотрел не хреново, я обшарил фонариком все стенки, но так ничего и не обнаружил. Значит, надо было смотреть не на стены. А на что в таком случае надо было смотреть? А смотреть надо было на пол.
Логично? Более чем. И еще одно: если люк расположен в полу, значит, запачкаться, спускаясь в него или выбираясь наружу, проще, чем скушать кусочек пареной репы, которая, между нами говоря, и вовсе на любителя. Но у меня имели место быть большие сомнения относительно того, что сектанты состояли в родстве со свиньями и любили на досуге поваляться в грязи. Нет уж; их интересы лежали в совершенно иной плоскости. Они были чистюлями, а для того, чтобы оставаться чистюлей, нужно было убрать всю грязь вокруг люка. А еще лучше - во всей каморке, чтобы кусочек чистоты не особенно бросался в глаза.
Это было уже что-то. У меня на примете как раз была одна такая комнатушка. Находилась она на два отсека левее того места, где я стоял. Меня еще при первом посещении поразила чистота, царившая там. На фоне окружающей грязи она была почти нереальной. Но я тогда не придал этому значения. В коморке имелся продавленный диван и с пяток пустых бутылок водки, так что я решил, что это место облюбовала для своих посиделок местная шпана, по каким-то своим причинам сохранившая нездоровую тягу к порядку. Может, мутация, может, еще какая хренатень - кто знает?
А оно, оказывается, вон в чем дело. Теперь я был на все сто уверен, что и диван, и бутылки - не больше, чем маскировка. Причем, ловкая маскировка. От набегов подростков сектантам, при их-то безжалостности, избавиться было нетрудно. Зато прикрытие они себе обеспечили - лучше не придумаешь.
Промаршировав в подозрительную коморку, я остановился на пороге и принялся придирчиво высвечивать на полу каждую пылинку. Под диван заглядывать я не собирался, потому что даже у таких чокнутых фанатиков, как "Белые дети Христа", наверняка хватило бы ума, чтобы обойтись без лишних сложностей: передвигать диван каждый раз, когда возникнет необходимость воспользоваться подземным ходом - весьма утомительная процедура.
Люк я все-таки обнаружил. И не так уж здорово он был замаскирован.
Хотя, конечно, если не знать о его существовании, случайно вряд ли наткнешься. Но я-то знал.
На полу валялось нечто вроде циновки. Старый, истертый миллиардами ног половик квадратной формы со сторонами полтора на полтора. Он был весь запуленный, но на одной половине пыли было заметно меньше, чем на второй. Хотя, опять же, если специально не приглядываться, то и внимания на этот ничем непримечательный факт не обратишь.
Откинув более чистую половину циновки в сторону, я и обнаружил то, что искал. Обыкновенный четырехугольник, совершенно непритязательного вида. Хотя, поразмыслив немного, я решил, что разочарование мое, по меньшей мере, глупо. Трудно, в самом деле, ожидать, что сектанты выставят у этого лаза лакеев в белых ливреях, которые будут выкрикивать имена посетителей. Это бы свело на нет всю секретность их предприятия.
Впрочем, назвать их тайник обычным пережитком детства тоже было нельзя. Главным образом потому, что он был технически куда более совершенен. И основное усовершенствование в этом смысле - сам люк, крышка которого не просто топорно откидывалась вверх, но сдвигалась в сторону на полозьях. И полозья эти были, по всей видимости, прекрасно смазаны, потому что, стоило мне поддеть крышку ногой, как она отъехала назад безо всякого с моей стороны усилия.
И сразу началось светопреставление. Я жаловался, что сектанты не выставили охрану и оставили меня без противника - теперь у меня не было в них недостатка. Правда, поначалу я даже примерно не представлял, сколько их на самом деле. Луч фонаря выхватил в колодце лаза нечто, весьма напоминающее человеческую голову, причем не саму по себе, а совместно с туловищем и прочими деталями тела. И прежде, чем я успел сообразить, чем же мне это открытие грозит, мой мозг послал мое тело на пол. В следующее мгновение я обнаружил себя лежащим на полу и с напряжением вслушивающимся в недалекое будущее.
А оно оказалось на редкость громким. В отличие от меня, "христовы дети" не обременяли себя поисками глушителей, а потому их приветственные залпы показались мне просто неприличными, учитывая, что на дворе стояла глубокая ночь, а грохот был усилен эхом замкнутого пространства.
Две пули ударились в потолок, срикошетили и унеслись в неизвестность. Я поблагодарил свой мозг, что он даже не дал мне времени подумать и сделал все так, как сам считал нужным. Получилось, как нельзя лучше. Мое падение и выстрелы разделяли считанные доли секунды, так что тому - или тем? - кто стоял внизу, трудно было понять, жив я или застрелен. Второй вариант был для них более предпочтителен. Как бы там ни было, а они должны были удостовериться в том, что я больше не опасен.
Поэтому я даже не стал выключать фонарь, и уж тем более старался не шевелиться, изображая из себя безнадежно мертвого.
Секунд пятнадцать спустя над люком показалась голова. Не целиком - ровно настолько, чтобы глаза могли обозревать помещение на уровне пола. Я оказался прав. Они решили удостовериться в моей смерти и хотели сделать это, как можно более осторожно. Хотя со стороны проверяющего умнее было бы сразу выскочить из люка и откатиться в сторону. Тогда бы у него, по крайней мере, оставался шанс. А то, что делал он, было совершенно безнадежным предприятием. Я пошевелил только одним пальцем - указательным - и ТТ разнес в черепки голову любопытного.
И сразу на меня навалилась куча дел. Во-первых, я выключил фонарик, во-вторых, нырнул в люк, и в-третьих, постарался упасть одновременно с только что подстреленным мною телом, причем так, чтобы оно загораживало меня от возможного обстрела.
Дальнейшее оказалось не таким сложным, как могло показаться. Все-таки, охранники секты не были такими уж крутыми профессионалами. Стоило мне затаиться за трупом, как из темноты раздался встревоженный голос:
- Сема, ты жив?
Сразу вслед за этим вспыхнул фонарь, в направлении которого я и всадил три пули из расчета, что человек с фонарем - правша, но в правой руке он держит пистолет, а потому фонарь сжимает в левой, подняв его на уровень пояса.
Оказалось, что в своих расчетах я прав, поэтому, когда пистолет в моей руке успокоился, на пол упал фонарь, погасший при ударе, а потом и тело.
Но и это было еще не все. Секунду спустя прогремело с десяток выстрелов подряд, такие же громкие, как и первые два. Стреляли явно не из одного ствола, потому что порой звуки накладывались друг на друга, так что дуэль мне предстояло выдержать еще ту.
И я вышел из нее победителем. Потому что, если я и не был умнее стрелков, то уж, во всяком случае, опытнее. Пока они соображали, с какого боку ко мне подобраться, я сделал то, что как-то - уж не помню, где, кажется, в Корсунь-Шевченковском котле, во время Великой Отечественной успешно проделал с немцами маршал Жуков, а именно: включил полную иллюминацию и пошел в атаку.
Вся моя иллюминация, правда, состояла из одного фонарика, но фонарика довольно мощного. Презент неутомимому борцу с религиозным фанатизмом от местного отделения госбезопасности - работающий от аккумулятора и имеющий галогенную лампу. В общем, по глазам лупит - что надо. Благодаря этому моя атака имела полный успех. Ослепленные "белые дети" вжались в стену и автоматически прикрыли глаза - сделать в стене ниши при рытье подземного хода они не додумались, поскольку не ожидали такого поворота событий. Да и трудно предвидеть такое. Сам Нострадамус спасовал бы, а уж он-то знал толк в предвидении.
Я выстрелил дважды. Расстояние было небольшое - метра четыре, полтора из которых я прошел, светя фонарем, так что особого напряжения от меня не потребовалось. Я опустил руку с пистолетом, наблюдая, как оба фанатика, напрочь мертвые, сползают на пол по стене.
На душе была полнейшая опустошенность. Что бы там ни думал про меня Ружин или его знакомый полковник госбеза, а стрелять в людей, все время сохраняя на губах холодную циничную усмешку я не мог. Даже десятилетний опыт работы в должности киллера не научил меня этому. Конечно, попадались мне типы, ликвидацию которых я почитал за честь для себя и после ее осуществления довольно потирал руки. Возможно, это довольно серьезный изъян в моей душе, не спорю, но он, если хотите знать, не особенно велик - такие типы попадались через девять заказов на десятый. Остальных я убирал, не испытывая при этом ничего, кроме того, что мне надо выполнить свою работу. И это при том, что все мои крестники вполне заслуживали смерти, и в любой нормальной цивилизованной стране их бы давно поставили к стенке. Так что я не считал себя совершенно испорченным типом.
Но эти четверо... Я ничего не знал об их прошлом и я совсем не был уверен в том, что они заслуживали смерти. Возможно даже, они были праведниками во плоти, и будь у меня возможность, в данной ситуации я бы предпочел обойтись без смертоубийств. Но вопрос стоял так: либо они меня, либо я - их. Я предпочел второе, и мое мнение пересилило.
Сзади послышался звук шагов, и я клацнул зубами. То ли от страха, то ли от неожиданности, я и сам толком разобраться не успел. Сверху раздался голос Ружина:
- Чубчик, это ты стрелял? У тебя все в порядке?
- Нормально, - ответил я. Стахановскими темпами и ежовскими методами справившись с дрожью в голосе.
По лестнице спустились две фигуры, я на всякий случай мазнул по ним фонариком, но это действительно были Ружин и недоразвитый напарник Лозецки, и я направил луч фонаря в землю.
- Ого! - сказал Ружин, приближаясь ко мне и с удивлением оглядываясь. - Ну, ты, брат, даешь! Хорошая работа!
- Спасибо, - буркнул я.
- Сложно было? - он задал совершенно глупый вопрос, но я ответил на него, правда, внеся поправку.
- Страшно было. Ладно, кончай базарить. Пошли дело делать.
- Пошли, - кивнул Ружин. - Только осторожно. Там могут быть еще охранники. Кто-то ведь сегодня встречал Козодоя.
- За мной держитесь, - проворчал я и двинулся вперед. Ружин крякнул и пошел следом. Сзади поплелся, привычно держа пальцы во рту, гениальный идиот.
Тоннель был длинным. Метров сто, не меньше. В самом его конце я увидел другие ходы - очевидно, норы, ведущие в другие дома, что и позволяло сектантам собираться и расходиться относительно незаметно. Однако меня восхитил размах, с которым они действовали. Для того чтобы незаметно выкопать такую подземную сеть, нужно было задействовать такую кучу народа и потратить столько времени, что любо-дорого. Но за этим дело, как видно, не стало. Собственно, рабочих рук им ведь действительно хватало. Вот только как они избавлялись от земли?
Подземный ход выходил в кочегарку. Небольшое закопченное помещение с густыми паутинными шторами по углам. Кочегаркой, по всей видимости, не пользовались лет десять. Но кто-то за ней явно надзирал: вдоль правой стены стояли вполне жилого вида топчан и стол с разбросанными по нему незапыленными доминошками. Однако самого смотрителя здесь не было. Может быть, он лежал сейчас у входа в тоннель, убитый мною? Кто знает?
Но кочегарка была пуста, и это было хорошо. Ружин развернул карту и удовлетворенно кивнул:
- Здесь школа. И кочегарка принадлежит ей. Значит, жучок сделал свое дело.
- Это прекрасно, - согласился я. - Школа - это просто здорово. Только где они здесь собирались? В актовом зале? Или в кабинете пения?
- Давай-ка я пойду вперед, - сказал Ружин. - А то ты что-то уж больно нервный. Спать хочется? Потерпи немного.
Я ничего ему не сказал. Просто пропустил его вперед - пусть тропит, если такой умный.
И Ружин потопал вперед, время от времени сверяясь с картой, а потом трогая пистолет на поясе - он его, оказывается, тоже взял. Но главным его достоинством была все-таки карта. Похоже, путь Козодоя он отследил безошибочно, потому что ни разу не сбился с шагу, ни разу не остановился, раздумывая, куда свернуть. И привел нас к кабинету директора. Где остановился, смущенно крякнул и сказал, зачем-то отведя взгляд:
- М-да. Вот так.
Директор - так директор. Я, в отличие от Ружина, не ностальгировал при слове "школа". Шагнул вперед и толкнул дверь. Та, понятное дело, оказалась заперта. Тогда я подтащил к ней идиота и сказал:
- Поколдуй.
Тот недоуменно посмотрел сначала на меня, потом на дверь. И с силой стукнул ногой по замку. Дверь распахнулась. Сильное заклинание. Я только понадеялся, что против сейфов в его арсенале имеется что-нибудь более существенное.
Мы вошли вовнутрь и попали в кабинет секретаря. Никаких сейфов здесь не было, но на столе стоял компьютер.
- Ага, - сказал Ружин и, вынув из кармана дискетницу, направился к нему. - Я пока с этой техников повоюю, а вы, парни, загляните к директору. Может, у него что интересное найдется.
Я не стал возражать. В компьютерах я не специалист. Родственник Лозецки, судя по всему - тоже.
Открывая директорскую дверь, я уже не стал прибегать к его услугам. Такими методами я и сам владел в совершенстве. Мы вошли в директорский кабинет. Здесь было аж четыре сейфа, зато ни одного компьютера. Я подергал дверцы всех бронированных ящиков, но все четыре оказались заперты. Я поманил идиота пальцем и, указав на сейфы, сказал сакраментальное:
- Поколдуй.
Как ни странно, идиот радостно заулыбался и, лопоча себе под нос что-то бессвязное, почти любовно - а может, и без "почти" - приник к ближайшему сейфу. Я с удивлением смотрел на него. Его действия были безупречны. Ну надо же! Никогда бы не подумал.
Пока он возился с любимыми железяками, я прошвырнулся по ящикам письменного стола, но, как и ожидал, ничего интересного не нашел. Один из них, правда, был заперт, но, следуя заведенному сценарию, я просто взломал его, однако и этим ничего не добился: кроме двух дохлых тараканов внутри вообще ничего не было. Наверное, ящик был заперт еще прежним директором. А может, и нет. Трудно судить о том, чего не знаешь.
Из-за стены донесся радостный возглас Ружина:
- Есть! Чубчик, я нашел! Тут около сотни файлов!
- Забирай их все, - сказал я, и Ружин довольно и немножко глумливо рассмеялся. Наверное, я ляпнул что-то не то.
Но заострять на этом внимание я не стал. Просто времени не было - за моей спиной гнусавый голос идиота произнес:
- Откыий!
Он действительно оказался классным специалистом по сейфам, хоть и был по жизни богом обижен. За полчаса разобрался со всеми четырьмя шкафами, и я, сначала в одиночку, а потом вместе с Ружиным, по уши закопался в бумаги. Разобрались мы с ней только к шести, набили четыре пакета разной макулатурой, которая показалась моему напарнику интересной и отправились в обратный путь, правда, уже почти нормальной дорогой, выбравшись на улицу через окно, а дальше, к машине, как все нормальные пешеходы - по тротуару.
Я к этому времени уже почти ничего не соображал, зверски желая спать - сказался нервно проведенный день, выпитое вино и бумажная пыль, которой я вдоволь наглотался в кабинете директора школы. Но у меня все-таки хватило сил отсчитать двести баксов и отдать их идиоту - он честно заработал их.
Но стоило мне сесть в машину, как сон буквально задавил меня. Ружин был бодреньким и веселеньким, и я ему несказанно завидовал. Он каким-то образом сумел выжать из идиота адрес, по которому того надо было отвезти, и, высадив нашего временного помощника, направился к гостинице.
- Здорово! - сказал он. - Мы почти закончили это дело.
- Почти? - сквозь сон удивился я. Мне-то казалось, что мы сделали все, что было предусмотрено договором. Ан нет.
- Сейчас рассортируем трофеи, сообщим в ФСБ. А там уж им решать, оставаться нам в деле или нет. Я, кстати, звонил им вчера ночью на счет твоих проблем. Они должны были перезвонить в шесть, но если меня не окажется на месте, будут перезванивать каждые два часа. Все будет нормально, Чубчик! Я боялся худшего.
- Слышь, Ружин, пробормотал я. - Не пойми меня неправильно. Сортировка бумаг, мои проблемы с гаишниками - все это завтра, хорошо? Я дрыхнуть хочу, как бобик.
-Да? - удивился он. - Ну, ты даешь! Тогда спи.
И я провалился в глубокий сон.


Рецензии
Здравствуйте,Дмитрий!

Мы приглашаем Вас посмотреть ссылку нового Конкурса - http://www.proza.ru/2008/08/19/379 и принять участие.
Будем очень Вам рады.
Приходите, участвуйте!

С теплом и уважением.
Григорий.

Григорий Иосифович Тер-Азарян   01.09.2008 09:15     Заявить о нарушении