2 - Чужая боль - Анатолий Аргунов

       Виталия Николаевича увезли в операционную на каталке две молоденькие медсестры, прикрыв его обмякшее тело ватным одеялом с грязно-серым пододеяльником. Едва попав на каталку, Виталий Николаевич успокоился и даже почувствовал облегчение. Столько времени маялся сомнениями: оперироваться или нет. А тут все, назад дороги нет. Только вперед, настраиваться на благоприятный исход. Вся надежда теперь только на умелые руки хирургов. О послеоперационном периоде Виталий Иванович как-то не задумывался, считал, что если операцию сделают хорошо, то все позади. Он не имеет права не поправиться!
       Последнее, что увидел Виталий Николаевич, так это большую круглую лампу над головой с множеством ярких иллюминаторов в ней и облупившуюся штукатурку на потолке. Потом укол в руку, прикосновение маски к лицу, короткая яркая вспышка перед глазами и все. Он провалился в какое-то безвоздушное пространство…
       
       Очнулся Виталий Николаевич в палате, рядом сидела медсестричка вся в белом, с такой же белой маской на лице, из-под которой выглядывал лишь напряженный строгий взгляд серых глаз.
       - Ну вот и проснулись. Молодцом! – услышал он сквозь шум в ушах голос медсестры. – Теперь все будет хорошо, сейчас наркоз отойдет, полегче станет.
       Она заботливо поправила какие-то трубки, которые опутывали больного со всех сторон. Виталий Николаевич напрягся и понял, что он уже после операции и лежит в палате. Две капельницы – одна справа, другая слева – протянули свои щупальца к рукам Виталия Николаевича. Он попытался ими шевельнуть, пока не понял, что руки прочно зафиксированы.
       - Вам что-то мешает? Скажите, я поправлю, - заботливые глаза вновь склонились нал лицом Виталия Николаевича.
       - Да нет, все хорошо… Как я перенес операцию? – тихим, едва слышным голосом спросил он.
       Медсестра скорее поняла, чем расслышала пациента.
       - Отлично перенесли. Все как надо соперировали. И крови почти не потеряли. Все хорошо. Теперь будем поправляться. День полежим здесь, а завтра в палату интенсивной терапии переведут. Так что сейчас отдыхайте. Если где больно, или беспокоит, скажите. Я успокоительное сделаю, или доктора позову.
       Виталий Николаевич благодарно прикрыл глаза.
       Первые сутки прошли в полудреме. Под влиянием уколов, Виталий Николаевич не особенно вникал, что с ним, какие вводят лекарства. Он лишь реагировал на сам факт, что с ним что-то делают, не более. На второй день его перевели в палату интенсивной терапии. Аккуратно переложили в белоснежную высокую кровать, процедурная медсестра наладила капельницу и промывку катетера в ране, и оставила одного. Постоянной медсестры, как это было в послеоперационной палате, не стало.
       Виталий Николаевич какое-то время полежал, а потом понял, что без посторонней помощи ему не обойтись: за капельницей нужно следить, менять через каждый час жидкость для промывки катетера. Медсестрички забегали, смотрели, если надо переставляли и меняли флаконы с жидкостью, но такого заботливого и внимательного отношения, как в первый день, уже не было. Единственно, что у него рядом была кнопка, которой он мог вызвать постовую или процедурную медсестру. Но те часто были заняты другими пациентами и не всегда приходили вовремя.
       Спас положение сосед по палате. Молодой мужчина лет тридцати, попавший сюда после автомобильной аварии. Но и того на второй день перевели в общую палату. Остался Виталий Николаевич один. После обезболивающих уколов он чувствовал себя сравнительно неплохо. Но на третий день эти уколы отменил лечащий доктор, седой строгий врач со стажем.
       - Хватит обезболивать, будем привыкать жить без них. И пора вам сначала садиться в кровати, а потом и ноги опускать. Еще через день нужно хотя бы постоять на полу. Нельзя залеживаться. От застоя крови в легких пневмония может возникнуть. Шевелите сначала руками потом ногами, - дал он совет и ушел.

       Виталий Николаевич и рад был бы подвигаться, и хоть сейчас встать на ноги, но без посторонней помощи никак это не получалось. Раза два он попытался подтянуться и сесть в постели, но мгновенная боль в животе на месте разреза сваливала его обратно. Он лишь бледнел, и холодный пот выступал на лбу. Виталий Николаевич пару раз попытался позвонить домой по мобильному, чтобы позвать на помощь, но к телефону никто не подходил.
       «Ладно дети, кто где. Они уже взрослые, и дома не живут. Старшая дочь, видимо, на работе сутками. А сын у невесты околачивается, паршивец, вместо того, чтобы учиться», - рассуждал Виталий Николаевич. – «Но где же Алла? В день операции ее не было – понятно. Она еще накануне уехала в командировку». Виталий Николаевич хоть и готовился к операции, но увезли его внезапно по «Скорой», когда Аллы еще не было дома. «Но почему она ни разу не позвонила? А может и звонила, да я не знал? Телефон-то с вещами оставался, пока не перевели в постоянную палату. Но могла бы и еще раз набрать, не развалилась бы. Значит, не захотела…»
       Виталий Николаевич задумался. Не складывались у них отношения с женой в последние годы. Кто виноват, кто прав? Наверное, не прояснит никто. Каждый по-своему прав, и по-своему виноват. Трещина в их отношениях образовалась давно, еще когда дети в школу ходили. Но как-то пытались не давить на надломленные края, чтобы чаша не раскололась совсем. Так с этим и жили…
       А сейчас дети взрослые, у каждого своя жизнь, а их отношения с женой потихоньку все хирели и хирели. Трещина давно превратилась в глубокую рытвину, и половинки семейной чаши распались окончательно. Бывает, что кто-то пытается еще их склеивать, и тем самым продлить дни формального существования. Иногда это получалось, кажется, что неплохо. Вроде бы как и незаметно, что когда-то была трещина: клей хороший, края зачищены. Но нальешь туда воду, смотришь, и просочилась на скатерть. Нет, сломанные вещи, как и разбитые судьбы, склеить еще не удавалось никому. Так имитация, не более. Виталий Николаевич набрал номер мобильного телефона жены. После нескольких гудков прозвучал стандартный ответ: «Абонент не отвечает или находится в не зоны досягаемости». После двух попыток дозвониться – бросил.
       «Нет - так нет, может и к лучшему. Зачем ей мои проблемы? Справлюсь сам».
       Виталий Николаевич поморщился от боли, переворачиваясь на бок, чтобы положить телефон на тумбочку. «Вернусь из больницы, буду решать: жить вместе невозможно, перед соседями стыдно. Ходим как чужие. Да и дети, кажется, свыклись с этим. Собственно не я последний…»
       Он задумался на какое-то время. Начал вспоминать молодые годы. Какие они были? Ведь любил, страдал, ухаживал за Аллой. Да еще как! С парнями дрался из-за нее. И она из всех выбрала его. Им было хорошо вместе. Потом дети появились, забота, работа и чувства куда-то отдалялись, а потом и совсем иссякли. Почему так устроен человек? Сперва добивается чего-то изо всех сил, а добившись, начинает скучать, чахнуть, терять бодрость и чувства.
       - Эх! – Виталий Николаевич вздохнул и стал смотреть в потолок.
       Пару раз ему звонили сослуживцы по работе, старый друг из Питера. Виталий Николаевич старался отвечать всем бодрым голосом, но какая-то неосознанная тоска видимо присутствовала в его голосе. Друг прямо сказал:
       - Не тоскуй, все наладиться. Я к тебе, если хочешь, приеду…
       Виталий Николаевич как можно убедительнее попросил пока не приезжать.
       - Выйду из больницы, сам приеду, тем более дел в Питере накопилось.
       На этом и договорились.
       На третий день заскочила дочка, принесла цветы, чмокнула в щечку.
       - Как ты?
       - Как видишь, жив…
       - Ну, отец, мне особенно некогда рассиживать с тобой – работа… Что тебе нужно из продуктов? Говори, завезу.
       - Ничего не нужно. Вода минеральная, да соки у меня есть. Сосед купил, пока еще не все выпил. А если захочу, то магазинчик здесь рядом, санитарку попрошу она сходит. Люди на отделении отзывчивые. Так что не беспокойся, дочка.
       - Ладно, папа, поняла. А мать звонила?
       - Нет!
       - А ты ей?
       - Пытался, но не дозвонился.
       - Да, тут у вас все непросто. Если хочешь, я сама ей позвоню, расскажу, что и как?
       - Нет, доченька, не надо. Чего беспокоить? Тем более все опасности позади. Пусть себе работает, забот у нее хватает и без меня. В командировку выехала на пару дней, а видно из-за дел задержалась… Не нужно ее тревожить, я тебя прошу. Мне уже лучше, правда…
       - Ну смотри, тебе видней, отец. Ну, так я пошла?
       - Иди-иди, и не беспокойся обо мне. Все будет хорошо.
       Дочка ушла, а Виталий Николаевич еще долго лежал на кровати со слезами на глазах Он все глядел и глядел на букетик из гвоздик, принесенный дочкой, и слезы невольно скатывались по его небритым щекам. Сын только позвонил, очень удивился, что отца прооперировали.
       - Ты что ж никому и ничего не сказал и лег на операцию?
       - Так получилось, сынок… Не успел… Время подошло, что без операции никак. Слаба Богу, что все позади.
       - Ну раз так, тогда ладно. Как себя сейчас чувствуешь? – слышался в трубку бодрый и жизнерадостный голос сына.
       - Сейчас все хорошо. Уже лучше, начинаю с помощью медсестры сидеть, - соврал он, - а завтра обещали на ноги поставить, хотя бы постоять, а то залежался…
       - Ааа… ты давай, отец, постарайся выдержать. Что тебе надо, чем помочь? Говори… Я хоть в напряге сейчас, но заскочу. Принесу, если что…
       - Да все у меня есть, ты не беспокойся. Занимайся своими делами.
       - Ну пока, отец…
       Виталий Николаевич не успел ответить, как в трубке зазвенели гудки отбоя.
       - До свидания сынок, – ответил сам себе Виталий Николаевич.

       К вечеру на дежурство неожиданно пришла медсестричка, которая его выхаживала в первый день после операции. Он ее узнал сразу. Она вошла быстрой и решительной походкой, улыбнулась.
       - Как себя чувствуете, Виталий Николаевич?
       - Лучше, можно сказать, что хорошо.
       - Вот и чудненько. Вы меня узнали?
       - А как же, сразу же, как только вошли.
       - Странно! Я когда в маске меня все больные узнают, когда снимаю редко кто.
       - Да что вы, сестричка, я Вас по глазам узнал бы среди толпы.
       Медсестра засмущалась.
       - Давайте я вам сейчас помогу и мы потихоньку посидим, потом встанем и постоим на полу, умоемся, если хотите, переоденем рубашку.
       - Не знаю, смогу ли я, – смущенно ответил Виталий Николаевич.
       - Сможете, сможете. Стоит лишь захотеть.
       - Извините, а как Вас зовут? – спросил Виталий Николаевич.
       - Ирина Николаевна, можно просто Ира.
       - Спасибо, а то мне неловко вас без имени просто медсестрой называть.
       - А мне лично нравится, – ответил весело Ирина Николаевна
       Она ловко подсунула руку под тело Виталия Николаевича.
       - Вот теперь берите своей рукой меня за шею и давайте подниматься…
       Морщась от боли и сжав губы, Виталий Николаевич, сделав усилия над собой, поднялся. Дальше все пошло легче. Он с помощью Ирины Николаевны встал на ноги, сделал пару шагов, постоял, держась за плечо медсестры, а потом шаг за шагом подошел к умывальнику. Сам помыться он еще не смог. За него это сделала Ирина Николаевна - помыла лицо, пригладила гребешком волосы. Виталий Николаевич почувствовал себя по-настоящему человеком, а не лежащей куклой.
       - Ну вот и хорошо, для первого раза хватит. Подержитесь за спинку стула. Голова не кружится? – щебетала Ирина Николаевна
       - Нет, ничего… держусь.
       - Держитесь, держитесь. Сейчас постель перестелю. Чистую рубашку оденем, и все будет замечательно.
       Медсестра ловко управилась с тем и другим, потом уложила Виталия Николаевича на чистую кровать.
       - Вот теперь Вам будет значительно лучше – приговаривала она, аккуратно прикрывая его одеялом. - Отдыхайте. Вы сейчас, можно сказать, подвиг совершили. Еще поедим в обед, и тогда уж будет совсем хорошо.
       Виталий уставший после всего, лишь успел поблагодарить:
       - Спасибо, сестричка, - закрыл глаза и провалился в глубокий сон.
       Так Виталий Николаевич подружился с медсестрой Ириной Николаевной. Оказалось, что она в их отделении всего лишь подрабатывает, а постоянно работает в палате послеоперационного выхаживания больных. И Виталий Николаевич теперь каждую новую смену ждал, когда же придет дежурить она, его любимая медсестричка. Ириша, так он звал ее сам для себя.
       Но Ирина пришла лишь через два дня. Она осторожно постучала в дверь палаты.
       - Можно?
       Вошла, словно весну с собой привела.
       Вся в белой, чистейшей униформе. Лучистые зелено-серые глаза смотрели так, словно она пришла к своему близкому родственнику.
       - А я вас давно жду… - ответил Виталий Николаевич, приподнимаясь в кровати.
       - Ну вот я и пришла…
       - Вы сегодня дежурить будите?
       - Нет, я пришла Вас навестить. Вот, мандаринов свежих в городе купила, здесь в магазине они лежалые, а у нас в киоске всегда свежие. - Она поставила небольшой пакет с мандаринами на столик. - Они мытые, можно есть сразу. Вам сейчас фрукты очень нужны, витамины.
       - Спасибо… Но я не знаю… Неудобно как-то, вы из-за меня хлопочете, - сбивчиво стал говорить Виталий Николаевич.
       - Ничего неудобного нет. Мне не трудно!
       Ирина прошла по палате, поправила по ходу раскиданные вещи на столе, сменила воду в вазочке где стояли цветы.
       - Дочка принесла, - пояснил Виталий Николаевич.
       - Молодчина, - похвалила дочку Ирина. – Давайте, Виталий Николаевич, снова ходить начнем. Я спрашивала у наших сестричек. Вы без меня, говорят, ходить отказываетесь?
       Виталий Николаевич засмущался:
       - Да нет, не отказываюсь. Страшно, - признался он.
       - А со мной будете?
       - Буду, - твердо ответил Виталий Николаевич. – С вами я хоть куда…
       - Вот и отлично. Ну, давайте.
       Ирина Николаевна взяла руку Виталия Николаевича, положила себе на плечо, и все повторилось как в тот первый раз.
       - Ну а теперь ходите сами. Давайте до двери. Раз, два, три, четыре… Отлично! Молодец, Виталий Николаевич! Вот и пошли. А теперь обратно. Замечательно! Молодцом…
       Впервые за неделю нахождения в больнице Виталий Николаевич с удовольствием сам побрился, расчесал свои седеющие русые волосы и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Там он увидел худое, бледное, но какое-то просветленное свое отражение. Давно он себя таким не видел.
       Ирина Николаевна приготовила свежий чай, куда-то сходила и принесла два кусочка торта.
       - Вам можно, я у врача разрешения спросила, - объяснила Ирина Николаевна кивая на тортик.
       - Без вас не буду.
       - Ну тогда давайте вместе.
       Она усадила Виталия Николаевича на стул, разлила чай по чашкам, и они вместе съели по куску торта.
       - Хорошо мне! Вы даже не представляете, Ирина Николаевна, - благодарно проговорил Виталий Николаевич.
       - Зовите меня просто Ириной, а то мне непривычно по отчеству, - попросила она Виталия Николаевича.
       - Хорошо… Ириша.

       Их встречи стали ежедневными. Даже если Ирина дежурила в своем отделении, она всегда находила минутку, чтобы заглянуть к Виталию Николаевичу. У самого Виталия Николаевича дела шли на поправку. Он уже самостоятельно вставал с постели, ходил вместе со всеми в столовую, вечерами читал или смотрел в холле телевизор.
       Но в один из дней Ирина не пришла. Виталий Николаевич не находил себе места: что случилось? Он поднялся на два этажа выше, туда, где находились операционная и палата, где она всегда работала, но вместо Ирины у больных сидела другая медсестра. Она вышла из-за стеклянной двери:
       - Вы кого-то ищете?
       - Ирину Николаевну.
       - А ее нет.
       - Что с ней?
       - Не знаю, но по смене передали, что она больше не будет у нас работать, ее перевели в другую больницу.
       - В какую?
       - Я не знаю…
       И девушка, закрыв маской лицо, снова ушла за стеклянную дверь. Виталий Николаевич молча пошел к себе.
       
       В палате на соседней койке уже лежал новый пациент, не разговорчивый пожилой человек. Они познакомились, но разговора не получилось. Единственное, что удалось узнать от соседа – что его положили готовиться к операции.
       Виталию Николаевичу стало грустно. Он подошел к окну. Зима закончилась. Небольшие кучи грязного снега лежали в больничном садике. На крыше соседнего дома чуть ниже валялись апельсиновые корки, использованные шприцы и прочий хлам. «Грязновато», - подумал Виталий Николаевич. Так же уныло и тускло было и у него на душе.
       Вечером Виталию Николаевичу наконец-то дозвонилась жена. После ничего не значащих слов приветствия, Алла выплеснула в трубку:
       - Виталий, я остаюсь в Новосибирске. Навсегда. Я встретила человека. В общем… Хочу все начать сначала. Ты, надеюсь, горевать не будешь.
       Виталий Николаевич давно был готов к чему-то подобному, но сказанное женой неприятно укололо его. Он молчал, не зная, что ответить.
       - Алло? Алло! Ты меня слышишь?
       - Слышу. Я в больнице.
       - В больнице? Что-нибудь серьезное?
       - Нет, пустяки. Упал, ушибы, растяжение.
       - Ладно. Поправляйся. Вещи я потом заберу. Пока…
       - Пока.
       Виталий Николаевич еще какое-то время держал телефон возле уха, словно хотел еще что-то услышать, но тот замолчал, и лишь помигивал зеленым огоньком.

       Еще через неделю Виталия Николаевича выписали домой. Первым делом он стал обзванивать все больницы, где была хирургия, и уточнял – нет ли среди медсестер Ирины Николаевны. После долгих поисков он нашел таки где она работает.
       Виталий Николаевич надел свой лучший костюм в серую полоску, галстук с белой рубашкой, купил большущий букет алых роз и направился к больнице. Узнав где находится хирургия с реанимацией, за плитку шоколада договорился с санитарочкой, чтобы его пропустили туда. За такой же стеклянной дверью он увидел Ирину. Она обернулась. Виталий Николаевич стоял с букетом и не знал, что ему делать дальше. Он смотрел на нее, она на него. Лица Ирины не было видно из-за большой маски, но ее глаза он не спутал бы ни с чьими другими. Их лучистый блеск заволокли слезы.