Сиамские эскизы. Первые впечатления
Наследный принц
Битые десять минут… Десять минут безмолвного колыхания флагов – без тревожных гудков и нервных сжиганий сигар. Десять минут, расцвеченные в желтизну безвозрастных лиц и одноразмерных маек. Десять минут тишины, и сонный глаз светофора студнем застыл. Только ссыпанный, как из житниц, горох мото-таек и тайцев – в обход тугодумов-автобусов и заглушенных тук-туков. Дрожь – в машине кондей окончательно и бесповоротно заделался в хладокомбинат. Форточку – вжик: в лицо – спелыми корками ананаса со стихийной фруктовой свалки. И пионерской зорькой – из ближайшей тележки мороженщинка: мя-лиу-мяяя-си-мяу… Скрестились с полубогом банкгокской улицы детскими взглядами – расплылись в улыбке сиамских котов… На! – тычет пальцем в тележку, собирая гусиные лапки морщин. Неа! – качаю головой, и тележка в ответ мне пищит равнодушное «мяу!». И шуршит мягким ходом через замерший в мантре прайм-таймовый перекресток. Безразличный к карете-хонде Его Величества Наследного Принца, чей торжественный марш-бросок мы вот-вот и проспим. Водила поправил ожерелья цветов на панели – желтых и белых в честь короля. Угольным взглядом – вскользь по техпаспорту на лобовом, где год обозначен 2551 – с даты Буддовой смерти… и забубнил под нос что-то тайское колыбельное… Странно, думала, причем тут Принц… Когда жизнь моя «здесь и сейчас» сдвинута на полвека вперед… и вернувшись домой, я готова сказать: была в будущем – знаю… Где-то вдали, через два квартала мелькнул край «кареты». Чья, поняла по сложенным в домик ладоням нашего водителя Чин Чана… Домики рук – десяток, второй, третий - буддийскими крышами взмывали вверх, к переносицам-лбам… там и там – и в богатых роллс-ройсах, и в редких малолитражках, пока светофор не вздернул нижнее веко, и улица не ожила от нирваны. В Принц-Палас опоздали на час. Взъерошенный гид у входа:
- Че так поздно?!
- Так не мы же…
- Ааа, вечно медлительные тайцы… опять тормозят.
- Нет, Принц просто медлил.
Тук-тук
Тележки теснят зевак с тротуаров на проезжую… если вообще узкую полоску обочины, ничем не отмеченную (тонкостей тайской разметки я до сих пор не постигла) можно назвать тротуаром. А там – драйв интенсивный: по двое, по трое – на мопедах, как на жердочках птички… Малые габариты им позволяют. Гонят во весь дух, всех бешеных лошадей из транспорта выжимают. Не дай бог пятку свою занесешь, чтоб шоссе перейти – грозно бибикнут, чтоб впредь не повадно было. Тут же тук-туки - палаточно-цирковые сооружения на мотоциклетном ходу, с бортиком позади и скамейками. В час-пик забитые по самое не хочу – так, что народец на задней площадке буквально висит, паря в свободном полете. Минута тряски в шапито на колесиках – и поседеешь по полной: конструкция, ясный перец, шаткая, ненадежная, в любой момент грозится перевернуться, но выбора нет… Хотя вру – есть: речные трамвайчики, «щуки» - с заносом не метр, как у наших икарусов, а все двести…и с крейсерской скоростью. К причалу – шмыг, выгрузил-погрузил. Хвостом бзик – и исчез, разрезая воды грязных каналов. Не дотянул в прыжке до причала, бултыхнулся – извини, друг, грязевые ванны с аромомаслами клозетов Бангкока тебе обеспечены. Да и сядешь в шедевр тайского судостроения – как в калошу, как в грязь лицом… не оглохнешь от реактивных движков, так измажешься.
Зарились мы еще на такси. Такси как такси: с кондеем и улыбчивым, как все сиамцы, водилы. Но даром что розовое все, гламурно-веселое: скажешь, к отелю – привезет, но с непременным заездом в тайский цирк, где «до шестнадцати вход воспрещен». Что такое забавы таек, которые на поверку вовсе не тайки, а девушки из рисовых провинций тайского севера (рис выращивать – ручки марать), и бедные камбоджийки, бирманки, лаоски – русскому человеку объяснять не надо. Ну, выскочет чертом из подворотни сиамский подросток и огласит «повестку дня»: «девушка п… стреляет по шарикам, рисует, кидает бананы…» И спровадит в подобие стройвагончика – приюта казахского гастарбайтера. Не лучше ль пешком, чтоб не вляпаться в топлесс?! Вечером, дабы в пробищах не мариноваться, направили стопы… Мост, опять же узенький тротуар с низким бордюром. Навстречу – автобус пузатый и… тележка – в дышло ее… Не разойтись – с тайцем, как с ослом на горной тропе… Вмяли живот и распластались блином меж двух жерновов. Таец прошел, в ус не дуя, бас профырчал, не заметив… Стоим – седьмой пот сошел, думаем:
- Ешкин кот, говорили же нам – пешком и не пытайтесь.
По воздуху разве осталось… Но воздух под прицелом Королевских войск: только крылья развернешь – бац, и уже на мушке сиамского самурая. Все верно: рожденные ползать… Эврика – слон! Большой и средней пушистости азиатский слон – лучший способ передвижения и трансфера. Общество погонщиков рекомендует: тайские слоны – самые надежные слоны в мире. 450 рублей – и вы на горбушке солидного, как слон, крайслера. Рулите – со слоновьим спокойствием и в случае неудач просьба не делать из мухи слона...
Его Величество Рама
Желтые… Лютики, лица, собачьи глаза, майки, дома и машины… Желтый – цвет манго, арбуза, понедельника и Короля, в понедельник рожденного. Рамы IX – для европейцев, Рамы Пату Майоли Суайи… и еще двух десятков слов, которые без ста грамм не запомнишь – для тайцев и таек. Они все тут, буддисты – с тройными, квадратичными, пентасоставными и десятиричными, сложноподчиненными и сложносочиненными именами. Все – чтобы прикрыть от злобных и вездесущих, как черт, злых духов – реальные имена, а значит, и судьбы. Спросишь, зовут как? «Нина», - выдаст версию для русских, «Эрика» - для стареющего немца бойфренда. Но имя-предложение Короля – чтоб от зубов отлетало и точка. Как у советских детей – имена сестер Ильича.
- Что ж, короля вашего дух не берет?
- Король выше духов, наследник прямой от Будды.
Король полубог и в своих монаршьих полномочиях заткнет за пояс Елизавету Английскую с ее бирюльками и забавами «понарошку». Если уж надо – … нет, ногою не топнет, но эдак витиевато и дипломатично, как только умеют сиамские короли, подъедет к премьер-министру на бодливой козе… Тони сиамский покраснеет, улыбку сотрет и вон – из королевских покоев. Был случай, некий прохвост-генерал из северной братии к браздам правленья приклеился и развел денежные непотребства с прочими долларовыми махинациями и коррупциями. Доложили Раме IX, наследнику по прямой от Будды, о генераловых проказах. Явился Рама в парламент и шалунишке в лицо правду-матку:
- Хороший вы, батенька, офицер – с мужеством в глазах, красотой во всех телесах и отменной выправкой. Такого бы – да на смотрины к невестам. Но Уолт Стрит по вас плачет.
Генерал-финансист бровью не повел, сделал вид, что намека не понял. Зато народ понял – вышел на улицы и устроил революцию – в пивнушках, в обнимку со слоновьими кружками и вечными подростками-женщинами. Бежал генерал – куда король послал, впопыхах даже бант золотой забыл скинуть…
Прецедент забыт, мирно пасутся тайский народ и министры, за год готовятся к юбилею Его Величества Рамы. Растяжками, флагами, билльдбордами, даже зонтиками с фейсом короля позолочены скворечники и небоскребы сиамских просторов. Идут пионеры туризма – салют Королю! Плывут пароходы – салют Королю! Летят самолеты… Рама маленький, в атласных штанишках, Рама большой – с лентой через плечо, Рама радостный – с Королевой под белую ручку, Рама – задумчивый, в очках с дорогою оправой. Рама с кисточкой, Рама – с саксом, Рама с фотокамерой… Король везде. Король-турист в собственной стране, смеется мой спутник. Нет, обернулся улыбчивый гид-таец опять же с нетайским ником Рой: король – хороший фотограф. Помимо мудрости правителя (о чем извещен весь азиатский анклав), Рама обладает еще миллионом талантов: рисует, словно «Будда руке шепнул», на вернисажах тусуется, играет на саксе так, что даже мировые джаз-бэнды считают за честь пригласить потомка сбацать парочку-тройку импровизаций… одна беда: Раму не заполучишь в группу на постоянный контракт… Мелковато для наследника Будды. Боятся, оставляют места у пюпитра смертным, Раму уж берегут для полубожественных дел и творений.
- Найёбье, - мелькнуло в словесном потоке Роя.
- Что?! – переспрашиваем.
- Политика, - переводит с тайского Рой.
Эх, Рой, знал бы, что сказал. Наё…е – не ваша участь, ваша – жуй кокосы, ешь бананы под кисточкой Буддиных внуков.
Сплошной дуримар
Липкость рынков, умятых банановой кожурой, влажность бангкокского утра и помешательсто вони с амбре орхидей, неги и клозетов… У Гоголя в описаниях итальянской Ривьеры про воздух: «вдыхаешь – как сотни ангелов влезают в ноздри». Как сотни чертей – сказала бы в духе Николая Васильича про тайские кислороды. И чихнула… Шок – наш первый выход на рынок. Культурный и бескультурный.
Шок райский – от многоцветия фруктов: манго, кокосы – большие и малые, папайи, памеллы (не путать, прошу, с силиконом), мангустины, арбузы… обычные, сочные, с косточками, но желтые – в цвет короля… яблоки, с виду как маринованные болгарские перцы… майолы, сианы… и бог знает что еще, чей вкус запомним наверняка, но не названия. Один такой – игольчатый, с виду вроде как неприличный. Разломила – чесночною долькой на зуб положила и улетела: продукт природной селекции земляники, крыжовника и груши. Методом тыка - пальцем в фанерку: this, this and that… В коллекцию дегустатора – не ошибешься.
Шок адский: гниль мясных подворотен, рогатые ножки буша, запеченные под дымком тарахтелок и мотороллеров…Голова посыпана пеплом и чуть ли не помоями, любезно сброшенными засушенной инжиро-старушкой – спасибо, увернуться успели.
- Ого, тайская аромотерапия, - фоткаю месиво ананасовых корок
- Помойка как помойка, - ведет носом мой спутник.
- Не простая помойка. Ананасовая…
Дух чертовский – опишешь ли?! Жир и слегка подгоревшее масло в бездонных сковородках, в шустрых ручонках дедули-жонглера превращенные в ритуальные блюда… Тут же заросли базилика, лимонника и обезьяньей листвы на тележке сиамского мальчика, чей хохолок над связкою жаркого чили возвещает об отсутствии папы-хозяина… Под ногами – дети и тарелки с соленьями-мареньями улетно-пикантного запаха. В нос - хрящики, лапки. Не то тараканьи, не то лягушачьи – черт разберет, что там у них на жаровнях засушено, вялено, парено и мерзко-прогоркло так пахнет. И все с колес, все нахрапом, на ходу, на плаву… Женщина от тридцати до шесятидесяти с детскою непосредственностью тянет перченые потрошки:
- Ням-ням
- Thank's, a bit later… потом.
- Рыба, - тонкие брови вверх, тщательно выбирает из «килек» одну – пожирнее и ейною харею в морду мне тычет. Это потом я узнала, что слово «потом» на тайском звучит как просьба «подайте мне рыбки».
Купить что-то с «колес» - в многообразии запахов, сладких и гадких, в этом вселенском рассаднике бацилл – как рыбу фугу решиться съесть. Топчешься, в жабры храбрости набираешь. Наконец – пальцем тык. Разрежут… да хотя бы и манго, за которое я, чесснослово, родину-мать готова продать… подадут в стерильном пакете со стерильной же трубочкой, да на белой салфеточке – любо-дорого посмотреть, губки вытрешь, пальцы оближешь… Как ангелов в рот наберешь.
Рыба – отдельная песня. Сто лет прошло, пока мы решились на робинзонов подвиг – откушать скумбрицы по пять рублей. Для эксперимента выбрали одну – помертвее, черную от копоти, как черт: тут уж, думаем, микроб наверняка кончил тяжелыми муками в термообработке. Схватилась за хвост:
- Нет, - говорит мне сиамочка, - это Мунь-Муне и пальчиком указует в сторону сырых фишек, посыпанных тертой булкой… приманкой для голубей.
- Нет! - запротестовала я, в ужас придя от мысли, что умру на чужбине от какой-нибудь мерзкой кишечной палочки. И спровоцировала долгие дипломатические переговоры на тайском английском, с полным отсутствием гласных и мягкими s, t, ch. Минут десять, и с нечеловеческими потугами, достойными министра Лаврова, трофеи – две рыбины, хотя и холодные, но с подозрением на некую готовность - заполучены. Осталось завернуть и расплатиться. И тут на тебе, подскочило нечто в косичках и умыкнуло из-под носа плод нашей мирной борьбы. Спутник не выдержал и на классическом инглише, какой нам дают в семье, школе и университетах, выругался: так мол и так, ешкин кот, вы по что, свет-барышня, боярыню нашу обидели, шорт побери? «Так это ж Сюань приходила», - улыбнулось милое сиамское создание и сделала вид: моя твоя не понимает. Ну что тут скажешь – Сюань она и в Азии Сюань.
Сюань как сигнал – оставь надежды всяк сюда входящий и умасливай желудки в ресторациях и кафешантанах. С тех пор на тайский рынок – я не ходок. Ну, разве что капельку, ну совсем чуть-чуть – за манго и прочими плодово-ягодными радостями – через стойкую, не выветривающуюся ни при каких условиях, даже в сезон дождей вонь и все ароматы Франции…
Однажды я все-таки охарактеризовала запах Тая. Запах дуриана – всем фруктам фрукта. Парижские кишочки и продукты жизнедеятельности дуриану в подметки не годятся. Но преодолевшим запах, пусть даже в респираторе, плод сулит прямо-таки райское наслаждение. Шедевр сей проносить в отели и прочие общественные места запрещено под страхом смертной казни. Мы решились – подсмотрели, как знаток дурианов из местных ковыряет пальцем кожицу и цокает языком. Ага, кожуру лучше помягче, - проследовали мы нехитрым критериям отбора. И понесли сокровище восвояси, где через две минуты было совершено самоизгнание из ада. Коллега по несчастью, корча рожи, взрезал пузо нашему другу Дуримару. Дуримар, как и ожидали, в целях самозащиты выпускал скунсовы газы и упирался. Мы боролись… С ним и собой. И оттяпали – нечто райское, но третьестрочное после манго и мангустина – по нашему доморощенному рейтингу предпочтений. Теперь спросит кто, точно знаю, чем пахнет Сиам. Дурианом.
Свидетельство о публикации №208090200372