Про дождь, волшебников и музыку

--Если бы не дети, вы бы нам сыграли, -- сказала Поля, -- впрочем нет, вам тоже надо спать. А хорошо бы было, если бы вы сыграли…
--Я мог бы, но громко, -- сказал Миша, -- а дети спят.
--Ага, -- сказала Поля, -- нельзя. Громко будет. Хотя Шурка любит музыку, не знаю, почему. Интересный какой-то.

Миша был проездом у родственников, пришел в двенадцать, да еще наследил с дождя. Очень замерз, шел по маленькому городу. Вся дорога грязная, размыта, Миша чуть не утонул в луже. Темнотень, дождь проливной. Но Миша так любил маленькие города, что даже и не роптал бы, если бы утонул в луже. И теперь не роптал, хотя вода в ботинках хлюпала, носки были мокрые, и еще грязные, и ноги грязные, лужа была глубокая.
Он плохо чувствовал этикет в принципе, а когда замерзал, совсем не мог его вспомнить. Он поздоровался и побежал в ванную, выливать воду из ботинок.
--Не стоило уходить с коврика, пока я ищу тапочки… А вы уж сразу куда-то бежите… -- сказала Поля.
--Впрочем, порядок – это глупо, -- добавила она, -- он у меня не получается, вот я и думаю о нем зачем-то… все время… И еще Сеня ругается, что его нет.
--Я еле нашел вас, -- сказал Миша.
--Слава Богу, -- сказал радостный Сеня, Мишин троюродный брат, -- не слушай Полю, иди мой ноги, а потом я тебе дам свои шерстяные носки.
--Не надо шерстяные… -- сказал Миша.
--Ну ладно, -- согласился Сеня, -- не шерстяные. Если найду парные, а то с носками сложно: много, но отчего-то по одному. А шерстяные вместе, и новые даже.
--Он сам их не носит, -- сказала Поля.
На кухне Сеня задумался, глядя в окно.
--Август кончается, -- сказал он, -- ливень такой… Скоро осень.
--Листья облетают с тополей и шуршат, -- сказала Поля, улыбаясь воспоминанию о листьях.

Сеня думал о чем-то, он всегда такой был, он думал, даже когда нужно занимать гостей и болтать.
--А если бы к вам пришел волшебник, вы бы что у него попросили? – спросил Миша.
--Волшебник? – спросила Поля, -- настоящий?
--Конечно,-- сказал Миша, -- разве бывают не настоящие волшебники? Уж либо волшебник, либо не волшебник…
Поля стояла у стола с полотенцем на плече, видимо, забыв про него, усталая.
--А я не знаю, -- сказала она, -- может, и ничего. Просто здорово, что вот, волшебник, настоящий. Поговорить с ним, чаем напоить, ну вот…
--Я тоже не знаю, -- сказал Сеня.
Миша потер свой длинный нос, взял кусок торта, откусил.
--Очень вкусный торт, -- сказал он, -- а, это же я принес торт… а как вы думаете – дождь кончится к утру? Я совсем промок. У вас город маленький, мне так всегда хотелось жить в маленьком городе. Я бы попросил волшебника. В большом городе неуютно, все бегут и всего очень много: людей, точек зрения, и музеев, и искусства, и рекламы, и философии… Слишком много. Элиты много. И все говорят о чем-то, о высоком, о Хайдеггере, о всяких таких тонких нюансах… И почему-то я там живу, вот… Но я все равно играю на скрипке, чтобы вдруг мир открыть самому, и чтобы другие тоже услышали… но часто кажется, что ничего не выходит…
Поля заметила полотенце.
--Полотенце… -- сказала она, -- но вы счастливый человек. Вы умеете жизнь воплощать в музыку, у вас язык есть. А что же делать нам, простым людям, вот под этим невероятным звездным небом, на бедной этой земле? Что делать людям со всей их невоплощенной нежностью, как её выплакивать, если у них нет скрипки?
Сеня задумчиво посмотрел на Полю.
--Но все-таки, -- сказал он, -- все равно вся жизнь это немного музыка. Если вдуматься… И она внутри себя поэтому связана в целое. Так её и надо воплощать, наверное.

--Ага, -- сказала Поля, -- наверное. Я все время полотенце забываю где-нибудь, -- добавила она. А еще я хотела кошку, а у Сени аллергия. Полосатую кошку. А еще он сегодня разбил очки. Но вам спать надо, ведь утром поезд, а я вас заболтала.

--Значит, вы ничего бы не попросили у волшебника… -- сказал Миша, допивая чай.
--Ну, если уж вам так важно… -- сказала Поля, -- я бы попросила о тишине, точнее это красота… Ну это непонятно, но волшебник бы понял. А еще чтобы дети не болели, Сеня не болел, папа не болел… И про Грузию… Ну то есть про Осетию, но мне Грузию тоже жалко… и чтобы на балконе цветы зацвели, а то я их сажаю, а они не цветут…
Сеня прищурился.
--А я не знаю, -- сказал он, -- ну, может, новые очки. А так… Разве можно думать о своих мечтах? Нужно ли это в принципе? Мы ведь настолько неглубоко понимаем действительность. Прости, Миш, я же ученый, хоть и никудышный.


Миша обиженно понурился, потер свой длинный нос.
--Нет, через мечту иногда глубже можно понять действительность, -- сказал он, -- К тому же – я не про мечту говорю на самом деле, а про то, о чем просит сердце, а человек не слышит.
Сеня задумался.
--Да, знаешь, ты прав, -- сказал он.
--Но я все равно не знаю, -- сказал он, -- в жизни так все сложно, а вот что попросил бы у волшебника – не знаю. Наверное правда так и вышло бы: заходите к нам почаще чаю попить. Видишь, какие мы взрослые… Слишком взрослые. А вот если ты дождешься утра, проснется Шурка. С ним будет интереснее поговорить на эту тему.
--Нет, я в шесть уезжаю, -- сказал Миша, -- я ему корабль привез.
--Не обижайтесь, -- сказала Поля. – Ведь правда: вы встречаете волшебника. Представляете? Это же здорово! Конечно, первое, что приходит в голову это сказать: заходите к нам почаще чаю попить. Это глупо, конечно, но такие мы люди, я даже институт кончила с пятью тройками.
Миша задумался.
--А чай у вас вкусный, -- сказал он, -- и каша.
--Она подгорела,-- сказала Поля.
--Так же вкуснее, -- сказал Миша.
--Я, знаете, тоже плохо учился, -- добавил он, -- с первого класса. Даже на второй год оставался. И со скрипкой только нечаянно получилось. Потому что просто жизнь такая, со скрипкой. А не потому, что я что-то умею, как Ойстрах. Поэтому я и не большой музыкант, а просто. И волшебник, наверное, не настоящий. И из того, что вы сказали я только очки могу. И цветы. И еще стрекозу, если хотите. Черно-синюю, с переливчатыми крыльями. Простите меня.

       Утром, совсем рано, Миша собрался уходить, но все спали. Некому было запереть дверь. Он постоял, глядя в окно, там тихо светало, и он думал, что опять куда-то он едет. Синело, кончалась ночь, только- только. И фонари светили рассеянно, рассветно, заспанно... Вспомнил про корабль, отнес его на кухню. Так хотелось спать и играть на скрипке, думая о чем-то, просто так. Вспомнил про стрекозу, достал из сумки (волшебники иногда возят в сумке стрекоз), посадил на занавеску. Стрекоза сразу перелетела на сушилку для посуды, потом на шкаф.
       Надо уходить, поезд, думал он. Он подошел к двери, намеренно скрипя половицами. "Доброе утро," -- прошептал Сеня, выглядывая из комнаты. Он был уже одет, только растрепан, -- Уезжаешь...".
Он это не то сказал утвердительно, не то спросил. "Уезжаешь, -- повторил он, -- эх... Ну вот, жизнь такая...". Ему было жаль отпускать Мишу.
"Наверно, -- сказал Миша, -- я вот опять в большой город".
"Ты приезжай, когда хочешь, на сколько хочешь, -- сказал Сеня. -- ... знаешь, я вот подумал, что мы все-таки не взрослые. И никогда ими не станем, даже не поймем, как это. И ты, и я".
Потом он проводил Мишу на вокзал, а потом Поля всплакнула, что её не разбудили. А потом они долго сидели, пили чай, и о чем-то думали, иногда говорили, но со стороны непонятно, о чем.
А Шурка тоже заплакал. Он сначала не спал, и все слышал, и хотел непременно не спать дальше, встать рано и проводить Мишу, а потом нечаянно уснул. Только Вася не плакал, он был еще маленький.
       А потом Сеня нашел очки.