От свободы к Свободе

Джез сидела на набережной и смотрела вглубь утекающей воды старой Сены. Легкий ветер чуткими пальцами музыканта перебирал ее короткие волосы, а если быть точной, то короткий черный парик. На улицы Парижа пришла ранняя весна еще дождливая, но уже обещающая радости тепла в некотором будущем. Было еще совсем не поздно, около пяти часов вечера, и толпы людей, как парижан так и приезжих, прогуливались мимо девушки, одиноко сидящей на лавочке… несколько мужчин даже пытались познакомится с ней, но завидев кольцо на безымянном пальце и твердый взгляд, с легким «Pardon mua» расстворялись в толпе, из которой возникали несколькими минутами раньше.
Прохожие могли видеть сидящую на лавочке девушку лет восемнадцати-двадцати, одетую элегантно с претензией на шик, она была похожа на путешественницу во времени, такой осколок времен незабвенной Коко Шанель и строк Апполинера посреди современного Парижа. Короткое каре, черный брючный костюм, черная шляпка, сигарета в длинном мундштуке, длинное пальто белая рубашка, перчатки из хорошей кожи, сейчас снятые и небрежно лежащие рядом на небольшой, но функциональной сумочке и каблуки-шпильки, довершающие образ.
Джез была очень привлекательной и стильной девушкой, хотя на самом деле ей было двадцать три года, для своего возраста она смогла достичь многого: ее картины выставлялись в галереях по всей Европе, а когда она испробовала скульптуру, успех накрыл ее с головой, открыв многое в этом мире. Вот уже шесть лет ее имя звучало во всех высших кругах Парижа, она была одной из немногих, для кого были распахнуты все двери города - начиная модными домами и заканчивая самыми закрытыми, порой почти неизвестными обычному человеку клубами. Постороннему человеку могло бы показаться, что у нее есть все чего только может желать человек ее возраста, все было у ее ног: успех, любимое дело, деньги и, что самое несносное для любого злопыхателя, любовь. Для богемы любой страны и любого города мира это было слишком. Только вот если все так замечательно для нее, почему тогда она сидит здесь в одиночестве на набережной, и невидящими глазами уставилась в воду, малодушно помышляя о том, чтобы сбежать от всего этого?
«Как я пришла к такому? Как я смогла довести себя до этого состояния? Что во мне осталось настоящего? И когда же успел изменится Арман?» - мысли метались в голове, словно стремясь разорвать ее изнутри, разбить на осколки ударами в виски…
Здесь Джезабелла, а именно так звучало ее полное имя, услышала звонок мобильного телефона. Звонила ее ассистентка, Мари, она также была ее администратором и «живым органайзером» как они обе любили пошутить:
- Джез, здравствуй, ты, я надеюсь, не забыла, что должна сегодня быть на презентации? Помни, там будет весь Париж.
«Весь Париж» для Мари был теми, у кого банковский счет состоял как минимум из шести цифр, а связи расползались хотя бы в пределах Франции.
- Забыла бы, если бы ты мне не напомнила – улыбнулась в трубку Джез, про себя добавив «… раз двадцатый за последние три дня». – Что бы я без тебя делала, Мари. Спасибо, ты незаменима. Я помню, что в десять уже должна быть там…
- … а в семь в салоне, откуда тебя заберет машина и отвезет к мастерской, где уже будет ждать платье для вечера. У Армана я уже уточнила будет ли он.
- И как он успеет прилететь? – казалось сердце Джез на миг замерло от смеси чувств. Она ждала, когда ее жених вернется из Штатов, где как раз проходило подписание сделок его фирмы, но в то же время она чуть ли не панически боялась того, что будет после его возвращения - «боль на пополам с удовольствием» как любил говорить он сам.
- Да его самолет прибывает в восемь пятнадцать, и шофер доставит его к вашей квартире, по крайней мере, именно так сказал мне его секретарь в разговоре. Так что не опаздывай. Увидимся вечером.
«Час… у меня еще есть час времени… как же давно я не сидела на набережной, как давно я не видела Сену. Я не видела ее с тех пор как она была нашей. Хотя нет, ведь каждый год этот день он будто бы наш, но для меня одной» - с этими словами взгляд ее затуманился. Казалось она ушла настолько глубоко в себя, что уже на автомате поменяла сигарету в мундштуке, подкурила ее и, будто ища в ней спасение от собственных мыслей начала жадно курить.
Она была далеко… на расстоянии шести лет до того момента, как она сидела на лавочке:
…все еще начинающая художница, совсем девочка. Все еще ходит держась за ручки с ним. Анри… имя ворочается, как нуга, прилипая к зубам и оставляя незабываемо приторный привкус на языке. «Бродяга мира песен» как сейчас помнит, она называла его так. В уши ввинчивается «Люлю», так он называл ее... «Теперь это будет наша Сена, Люлю. Пока что только она, а потом я брошу к твоим ногам всю музыку и, в конце-концов, мир» - он говорил это голосом маньяка из мультиков, а она смеялась звонко и искренне, как еще умела в те далекие времена. Все же он не выдержал и засмеялся с ней вместе… и они так и шли - держась за руки и смеясь. А затем сели на лавочку, полюбоваться течением, черпать из него вдохновение, как они оба говорили всем с важным видом, чтоб сбежать друг с другом.

Когда Джез снова начала слышать звуки, окружающего ее города, художница поняла, что почти опоздала в салон и подхватилась с лавочки, чтоб успеть поймать такси.
«Почему я вспомнила о нем… опять? Он ведь не появлялся все эти годы. Я даже не знаю, что с ним произошло за это время, тогда почему продолжаю приходить на то самое место каждый год. Даже мой психотерапевт не знает, что делать с этой привязанностью, хотя, по-моему, ей это не важно, пока снова не толкает меня к смерти»
С такими вот мыслями Джез приехала к салону, рассчиталась с таксистом и тут же окунулась в другой мир - здесь не было места лишним воспоминаниям и рассуждениям. Занявшись обсуждением вечернего туалета, она забыла обо всем, но не потому, что так просто отбросила все воспоминания, нет… просто в ней сосуществовали как-будто две разные Джез и одна из них, бывшая светской львицей, сейчас заняла управление и не допускала каких либо мыслей кроме как необходимых для блистательного появления в свете. В этом было спасение.

Приехав домой, точнее в квартиру, которую делила со своим женихом, Джез почувствовала какой-то странный приступ смешанных чувств: страх и оттенок тошноты, казалось, танцевали фокстрот на ее нервах, когда она вставляя ключ в скважину и открывала дверь квартиры заранее зная, что обнаружит внутри.
- Где ты была? Почему опять оставила водителя дома?
- Я искала вдохновение, - коротко сказала Джез. – И вообще нам уже пора. Сейчас я одену платье, соберусь и пойдем…
- А, может, тебе нужна помощь в одевании, - промурлыкал Арман. Он подошел к невесте сзади, обхватив ее талию рукой. Высокий светловолосый мужчина с глазами цвета зеленоватого янтаря.
- Нет, не сейчас. Арман, ты сам знаешь, что мы опоздаем, если не выйдем через двадцать минут.
- И ты хочешь сказать, что даже не скучала по мне…
- Скучала, дорогой, но у нас еще будет время.
- Как хочешь, но после этой презентации я хочу получить доказательство того, как ты скучала. И ты все же ответишь почему ты уехала без водителя, и к кому ты направляешься каждый раз в такой ситуации.
На этом разговор закончился, так как Джезабелла переодевалась, а Арман просто смотрел на нее, хотя точнее будет сказать - пожирал ее глазами, уже предвкушая вечер. Что до самой Джез, то у нее сердце сжималось от отвращения к предстоящим событиям… всем предстоящим событиям.
Запястья рук начали ныть, как будто бы на них уже сомкнулись крепкие ободки наручников, а она знала, что это непременно случится… помнила всепоглощающую жестокость Армана в последние месяцы их отношений. Эта жестокость проявлялась во всем – его не устраивала широта ее мышления, взгляды на жизнь, отношение к общим знакомым и разговоры с ним начали сочиться неуважением и даже желанием унизить довести до белого каления и оттолкнуть, и как того следовало ожидать, Джез начала отдаляться, с головой окунаясь в работу. В постели жестокость появилась с появлением этих злосчастных наручников и невинных забав, но потом переросла в неудержимое желание растоптать самую суть некогда обожествляемой девушки.
Спасаясь любимым делом Джезабелла рисовала одну картину за другой, не успевали высохнуть краски на одном полотне, на втором уже появлялись штрихи следующего. Этот период ее творчества называли принципиально новым, на них начали появляться образы некоего внешнего спасителя, отчаяние героев разбавлялось несбыточными надеждами, кроме обычных красок начали появляться принципиально новые. Мутные, непонятные цвета дополнялись размытостью форм, и это придавало ощущение, как будто зритель смотрел через грязное окно или же все на картинах существовало под водой, в отдельном мире.
Скоро у художницы намечалась выставка, но она ставилась под угрозу реакциями Армана:
- Зачем тебе туры с выставкой? Как будто я не знаю кто будет крутится вокруг тебя все это время…
- Несколько месяцев на поездки? Ты что сошла с ума, женщина?
Эти и тому подобные фразы висели тяжелым камнем на душе Джез, но даже сейчас на лице не было места для того, чтобы отразились эмоции. Маска вежливости, присущая этой стороне личности не оставит позиций до конца презентации ничто не могло и не должно сейчас потревожить ее, просто Джез не могла этого допустить, но вдруг обнаружение пропажи выбило светскую львицу из колеи:
- Дорогой, ты не видел мою визитницу?
- Нет, а ты смотрела в сумке?
- Да, конечно. Куда же она могла деться… а ладно найду потом - времени уже не осталось. Сейчас, только наберу Мари, и выходим.
Набрав номер помощницы с просьбой взять запасную визитницу и выслушав комментарии по поводу своей растерянности, Джез уже была готова к выходу и обувала туфли.
- Ты готова? – донесся из передней голос Армана. – Если не поторопишься, мы точно опоздаем… хотя может это даже к лучшему.
Последние его слова были комплиментом ее внешнему виду. Собираясь на эту презентацию, Джез использовала добрую половину своих связей в мире моды, только так она смогла достать то, что хотела - длинное черное вечернее платье, с V-образным вырезом сзади и обворожительным декольте спереди, умело подобранный гарнитур белого золота с сапфирами, которые были глубокого цвета ее глаз, любовно подобранные аксессуары – все это говорило о несомненном вкусе и благополучии его обладательницы.
 - Поехали.

Высший свет Парижа блистал огнями и отблесками драгоценностей, аромат дорогой выпивки смешивался с запахами разнообразных парфюмерных ансамблей, которые обожали модницы всего мира с момента появления такой важной для каждой женщины мелочи. Сегодняшнее собрание посвящалось первой собственной выставке молодого художника, которого Джез знала довольно давно, собственно это именно она помогла организовать выставку. Создать эпатаж вокруг такого, на первый взгляд незначительного события для важных людей Парижа помогли также связи Джез.
Сам виновник события был до недавнего времени одним из многих художников, которым не выпадает шанса, но Антуан (а именно так звали юное дарование) не сдавался и продолжал штурмовать возможных спонсоров, писать портреты на набережной, таким образом зарабатывая себе на жизнь. И вот несколько месяцев назад он наконец смог начать арендовать небольшую мастерскую, которая по счастливейшему стечению обстоятельств оказалась буквально по соседству с мастерской Джезабеллы. Хотя знакомы они были давно, как это часто происходит, на несколько лет потеряли друг друга из виду, но месье Случай столкнул их посреди Мон-Матра, секундная встреча заставила обоих пересмотреть (а точнее в корне изменить) свои планы на день.
Будучи на два с небольшим года младше самой Джез, Антуан был отличным собеседником. Конечно, за прошедшие пять с лишним лет он превратился из пятнадцатилетнего школьника в молодого мужчину, способного вскружить голову практически любой женщине, между ними образовалась крепкая дружба. Антуан хоть и был неизвестен, ни разу не пытался воспользоваться знакомством с известной всей Европе художницей. И вот во время одной из посиделок Джез вдруг спросила:
- Ты все еще ищешь человека, который мог бы помочь тебе с выставкой?
- Да, но пока безуспешно, хотя есть заинтересованные… вроде бы в этот раз должно получится.
- Пошли их к черту, я нашла человека, в силах которого помочь с продвижением в мир для твоих работ.
- Ты шутишь, - только и смог выдохнуть пораженный Антуан. – Кто это, когда и куда я должен прийти?
- Ну идти ты никуда не должен. Человек, заинтересовавшийся твоими работами перед тобой – я.
- Но, Джез, я не могу. Ты мой друг, а не спонсор. Я не могу принять от тебя эту помощь и вообще не хочу использовать дружбу с тобой. Так что забудь об этом.
- Все это я знаю и без лишнего напоминания – именно поэтому я решила помочь тебе, но в основном потому, что мне нравятся твои работы, я хочу чтобы их увидели и другие. Так что соглашайся, если конечно не хочешь обидеть меня до глубины моей чуткой творческой души.
- Хорошо, я согласен. Ты – настоящий ангел.
Но сказать одно, а вот сделать – совеем другое, так что после короткого препирательства с Мари, было решено заняться этим делом вплотную, так, чтобы обе новые выставки – Антуана и Джез – прошли примерно в одно время, а если все пойдет успешно, то устроить сдвоенный тур по Европе.
И вот наконец-то все было закончено и водители привозили своих хозяев ко входу в галерею. Антуан стоял недалеко от входа, высматривая когда же наконец приедет Джез, на Армана ему было плевать, так как между ними был холодный нейтралитет, причиной которого была снова таки Джез. Из-за патологической ревнивости жениха подруги Антуан не сбирался прекращать общение либо же как то его ограничивать, а Арман не переносил присутствия мужчин в окружении своей невесты, тем более в близком окружении.
- Антуан, здравствуй, красавчик.
- О, Джез, слава Богу ты уже здесь, а то я думал, что что-то произошло.
- О нет, на эту выставку я бы приехала, даже если бы падал метеорит, - друзья рассмеялись и легко поцеловались в щеку.
- О, вот ты где, Джез, я уже обыскалась тебя. – Мари выпорхнула из толпы гостей, блистающих всеми красками нарядов и оттенками камней. На ней самой сидело отличное платье песочно-золотистого атласа с лазурным воротником-стойкой и такого же цвета окантовкой юбки, это замечательно подчеркивало ее русые волосы и серо-голубые глаза. – Сегодня здесь соберутся все критики Франции, а также директора галерей и их владельцы… с некоторыми ты уже знакома лично, других должна знать, я тебе подскажу насчет каждого. Еще будь готова к тому, что собрались сливки общества, поэтому журналистов немеренно – как всегда они ищут скандалы и предполагают их найти, возможно, следует дать им повод написать что-нибудь для рекламы – это дополнительный шанс для Антуана засветится, так что не отходи от Джез под страхом пыток инквизиции. Арман, рада видеть тебя, как прошла поездка?
- Замечательно, Мари, у нас будет несколько отделений в Штатах уже в следующем году.
- Прекрасно. Да, Джез, вот твоя запасная визитница, прошу тебя только не потеряй и ее, а то ведь придется обновлять всю эту информацию.
- Спасибо, дорогая, я не знаю, как бы смогла без тебя обойтись. – Окинув Антуана еще одним оценивающим взглядом, Джез голосом знатока добавила, - ты просто замечательно выглядишь, немало сердец сегодня разобьются.
Действительно уже довольно много дам смотрели заинтересовано в сторону молодого художника, а посмотреть было на что: белый смокинг, белые брюки, рубашка, туфли – все в одном цвете дабы не допустить невольной ошибки, которая светит каждому начинающему выходцу в высший свет – это настолько подчеркивало его легкую смуглость, карие глаза и вьющиеся локоны волос цвета тертого шоколада, игриво спускающиеся к глазам и обрамляющие уши, в одном из которых висело золотое колечко серьги. Настолько выделяясь из общей массы присутствующих здесь мужчин, затянутых в основном в деловые костюмы, либо же в черные вечерние, тем не менее похожие один на другого до пошлого безобразия. И по большому счету ему было глубоко наплевать, что большинство присутствующих здесь франтов думали о нем, так же как и Арман: «Позер. Ну ничего, посмотрим чем ты можешь выделиться, кроме как внешностью»
И улыбкой скрасив лица, их маленькая компания начала лавировать между гостями. Джез подцепила Армана под руку и их примеру последовали Антуан и Мари. Вокруг все сверкало тысячами свечей, свет которых отражался зеркалами и ломался камнями украшений дам всех возрастов лишь для того, чтобы взорвать их изнутри всеми цветами спектра, заставляя их глаза блистать или же меркнуть при неправильном подборе, вызванном изъяном вкуса.
- Мари, ты уточнила количество выпивки, ведь ты же знаешь, эти утонченные особы пьют как старые солдаты.
- Конечно я все проверила, бар ломится от обилия коктейлей, официанты разносят напитки, качество я проверила и перепроверила, фуршет готов, повара носятся по кухне на космических скоростях, закусок вдосталь, запасы продуктов как на случай ядерной войны. Все в порядке, я не хуже тебя понимаю, какое количество присутствующих явились, чтоб выпить и набить живот.
– Не в обиду тебе, Антуан, они такие на всех мероприятиях. Высший свет отличается от остальных людей только количеством ненужных устоев, денег на счету и открывающимися возможностями. Во всем остальном они такие же люди, как и те, кто на них работают, - хоть она и предупреждала старого друга этих прискорбных недостатках богемы, но поспешила успокоить, так как он и так нервничал в столь важный для каждого художника вечер.
- Я не обижаюсь, Джеззи, ты мне тысячу раз рассказывала, что можно ждать от них. Я готов даже к тому, что они прямо сейчас бросятся рвать мою глотку.
Во время этого диалога Арман смурнел с каждой фразой, добило же его обращение к ЕГО невесте. Ведь как мог этот щенок, недавно вылезший в нормальную мастерскую, так вести себя с ней.
- Ну да, ведь откуда тебе знать об этом самому, не сидя же в своей маленькой бедняцкой мастерской, снимаемой непонятно на какие деньги.
- Да, конечно, кому как не тебе, душка, знать об этом. Ты ведь вырос на всем готовом, и тебе осталось только это все взять. Добиться хоть чего-то самому тебе не позволило, видать, именно чувство собственного достоинства. Да и откуда тебе знать, как люди по крупице выбиваются с самого низа. Об это могут знать Джез и Мари, но их ты никогда не услышишь, ты для этого слишком крепко залепил уши фанатичной ревностью к каждому столбу.
- А ты наверное не против бы занять мое место, и показать себя на нем лучше меня. Ведь если бы не случайный шанс, ты бы так и остался никому неизвестным портретистом с набережной…
- Хватит! Вы что здесь начали устраивать, - прервала их обоих Джез, пока ссора не перешла на повышенные тона. Она знала как Антуан болезненно относится к напоминаниям о случайности его шанса, - Арман, ты отлично, я надеюсь, знаешь, что мы с ним давние друзья и о том, что никто не претендует на твое место, а даже если и претендует, то это не значит, что это Антуан или что я буду им отвечать.
- В самом деле, давайте не будем давать повод для лишних разговоров. Вокруг уже начинают копошиться журналисты.
Мари была неповторима – в любой ситуации она в первую очередь думала о том, как случившиеся отразится на репутации Джез – только после ее слов мужчины смогли успокоиться и даже вернутся к своим дамам.
- Я думаю, Мари, тебе следует показать Антуану, некоторых гостей, чтобы он не смущался, если вдруг они будут подходить представляться. А еще сходите, проверьте все ли в порядке с картинами. И потом поговорим с журналистами и критиками, для этого найдемся через пол часа возле помоста.
Для того, чтобы понять друг друга Джез и Мари уже особо не требовалось объяснять многое, поэтому они подхватили своих кавалеров и потащили их в разные стороны зала. Мари поспешила сделать то, что попросила Джез, чтобы отвлечь Антуана от этой ссоры, которая могла выбить его из колеи в такой важный вечер. Сама же она с Арманом вышла на балкон, который как раз оказался пустующим:
- Что на тебя нашло? Почему ты вдруг на него накинулся, ведь ты же отлично знаешь и о том, что я сама затеяла все, что сегодня происходит.
- Он просто выводит меня из себя… и то как он позволяет себе обращатся с тобой меня бесит! Он называет тебя нежно – так как раньше называл тебя только я. И это правда, что по Европе ты скорее всего поедешь с ним?
- Как он обращается со мной?! А как это делаешь ты? Да, я еду в тур с ним, если все с выставкой сложится нормально.
- Почему ты мне не сказала этого? Почему я узнаю об этом из других источников? И что ты имеешь в виду когда говоришь о моем отношении?
- А ты подумай сам, - говорила Джез, уже ставя сигарету в мундштук (как бы она не нервничала, она не может позволить себе, чтоб ее руки пахли табаком), - когда ты последний раз был нежен со мной, когда последний раз не портил наш вечера ревностью, не пытался унизить или обидеть меня. Если вспомнишь, скажи. Я такое уже не силюсь припомнить.
- Ты просто ищешь оправдание. Тебе нужно оправдание твоих поступков.
- Знаешь, Арман, если ты действительно так думаешь, то ты либо сумасшедший, либо же абсолютно не знаешь меня. Последнее время я не узнаю тебя, что случилось?
- Ничего. Последнее время ничего не случалось…
- И может дело именно в этом. Ничего не происходит. Ты с каждым днем уходишь все больше в себя, а ревностью и жестокостью отталкиваешь меня все дальше. Я не знаю куда мне деться от всего этого и ухожу в работу… тебе же кажется, что я изменяю. Это замкнутый круг и мы бегаем по нему, как ручные крысы. Я не могу и не хочу дальше жить так. Знаешь есть фраза: «Уж лучше голодать, чем что попало есть и лучше быть один, чем вместе с кем попало».
- Так значит я для тебя кто попало… после почти трех лет. Когда я нянчился с тобой во время всех твоих депрессий, поддерживал в моменты «слабости», терпел пьянки.
- Давай поговорим обо всем этом потом. Когда вернемся или хотя бы пройдет основная часть вечера и я смогу уйти, - Джез начала брать себя в руки, и из-за этого начала вспоминать о своих обязанностях. Опять таки не было места для чувств. Нужна ясная голова и четкий расчет действий на сегодняшний вечер, а все остальное будет потом.
- Что ж, как хочешь, Джеззи, мы поговорим обо всем, и, думаю, четко расставим приоритеты. Давай иди, а то маленький щенок испортит все твои усилия.
В его словах было столько яда и злобы, что художница задохнулась от удивления. Она хотела было сказать ему хоть что-нибудь, чтобы он остановился, успокоился и подумал о том, что делает. Глаза ее жениха метали молнии, но на секунду в них мелькнула такая боль, что Джез чуть было не заплакала, но Арман сразу взял себя в руки и снова ушел за маску сарказма и яда. Она наконец-то поняла – так он хотел всего-навсего защитится. Защита от боли, разочарования, обиды и страх быть брошенным или потерять – вот какие чувства одолевали дорогого ей человека все это время, а она, вместо того, чтобы поддержать его, как он ее когда-то раньше, ушла в себя и работу. И только Джез открыла рот, чтобы сказать все это, лицо ее жениха оскалилось саркастической усмешкой. Арман развернулся на каблуках своих «Версаче» и пошел в зал, но вот она знала, что пошел он к бару и теперь его бесполезно останавливать и трогать. Осталась только крохотная надежда, что после всего сказанного еще можно поговорить и остановить ту лавину, которая теперь сорвалась, сдерживаемая все последние месяцы, но от этого ставшая лишь сильнее.

После четвертой или пятой сигареты ее нашли Мари с Антуаном. Они увидели Армана возле бара и решили, что Джез уже освободилась и теперь может пообщаться с журналистами, которые, по правде говоря, уже разрывали Антуана на части. Но как только герой того вечера заглянул в глаза старой подруге, он понял, что что-то случилось:
- Джез, что с тобой такое? Может быть, послать их к чертовой матери?
- Ты что с луны упал?! Какой «послать», ни в коем случае. Все замечательно. Потом обязательно расскажу, а сейчас пошли, мои дорогие, нас уже, наверное, заждались. Да, кстати, Мари, все хочу тебе сказать: замечательное платье.
- Спасибо, только тебе надо думать не о моем платье, а о том, что ты скажешь журналистам.
- Ты абсолютно права. Пойдемте.
Казалось, она снова спаслась от всех проблем в этом не терпящем ошибок и необдуманных поступков мире. Да, конечно ей нужно отвлечься, а общение это самое лучшее, что можно сейчас придумать. Вспышки камер, короткие интервью для модных журналов, ничего не значащие перебрасывания фразами с представителями сливок общества – он все были здесь. Это стая, которая порвет на куски любого отступника, любого, кто преступит ее неписанные законы, ожидала адская участь. Здесь можно было дела все, что хочешь при условии, что об этом не узнают, ведь слухи это очень опасное оружие. Но, пока ты держишься на плаву, они все будут кланяться перед тобой и об этом знал каждый, кто хоть раз бывал в этом мире или же имеет о нем четкие представления.
Дальнейшие события вечера ничем особым не выделялись. Презентация проходила четко по плану. Окружающие заинтересованно наблюдали за Джезабеллой и Антуаном, уже строя предположения об их взаимоотношениях, конечно же, они не обошли вниманием и Мари, которая, не смотря на свое подчиненное положение, была известна в обществе. Хотя это все проходило под аккомпанемент легкой музыки, люди везде люди и когда им в поле зрения попадают бесплатная выпивка и еда, все ведут себя одинаково. Единицы пришли сюда действительно заинтересованные в новом даровании, для большинства же это была дань моде, повод блеснуть, засветиться перед журналистами, создавая себе лишнюю рекламу и тому подобное.
Хотя на первый взгляд картины имели успех, для того чтобы удостоверится в этом, необходимо было еще несколько дней. Как только вечер закружился сам по себе, и не требовалось постоянного присутствия Антуана и Джез, они выскользнули все на тот же балкон, который по всемирному закону парности опять пустовал.
- Ну, давай рассказывай, что тут у вас произошло, а то ведь я вижу, что что-то не так. Ты можешь улыбаться им, и они поверят, но я знаю тебя значительно дольше чем все эти люди.
- Мы поссорились, - и Джез рассказала о том как все произошло, не умолчала даже о своих предположениях насчет страхов Армана.
- Так он из-за этого пошел в бар и ,по-моему, не выходил оттуда?
- В том то и дело, что я не успела его остановить… как только попыталась, он развернулся и ушел… надеюсь только, что еще что-то можно наладить.
На глаза ей навернулись слезы, от чего и так глубокий синий цвет стал ярче, и, казалось, будто еще два сапфира каким–то немыслимым образом оказались на ее лице там, где должны были быть глаза. Но, тем не менее, Антуан понимал, что ей сейчас очень плохо и нужна поддержка, поэтому он притянул ее к себе и обнял, поглаживая голову, шептал:
- Ладно тебе, не плачь, действительно все образуется. Не может же он быть такой бессердечной скотиной, какой порой кажется, - и уже громче добавил, - если хочешь, я сам с ним поговорю, и все объясню.
- Интересно услышать, что же ты собрался мне объяснять.
За разговором они не заметили, как на балконе появился еще один, но поскольку он судя по всему не расслышал всего разговора, мог сделать опасно неправильные выводы, о чем поспешил ему сообщить Антуан.
- Неправильные выводы?! Интересно, какие выводы я должен делать пока ты обнимаешься с моей пока еще невестой?
От этих слов Джез вздрогнула, как от пощечины. Она уже отстранилась от плеча друга и теперь стояла рядом, но от шока не могла вымолвить и слова.
- Я всего-навсего пытался ее успокоить, ведь ты не захотел ее выслушать, когда она пыталась остановить тебя и…
- О нет, я ее выслушал достаточно четко и правильно расслышал, - язык Армана немного заплетался, но от этого слова его казались лишь весомее, а злость бесконтрольнее. – Интересно услышать, как же ты ее еще успокаиваешь. Возможно для ее же блага я еще и рогоносец?
- Арман, все не так. Почему бы нам не уехать и не поговорить уже потом. Прошу тебя.
Джез наконец-то смогла обрести дар речи и попыталась объяснить жениху, как все было. Хотя сама же понимала насколько банально и пусто звучат ее слова. Поэтому она попыталась подойти к мужчине и обнять его, но он только оттолкнул ее в сторону со словами:
- Конечно, поедем, но сначала я хочу разобраться с этим альфонсом. А потом, уже дома, я разберусь с тобой.
- Не смей так обращаться с ней, напыщенный петух. Сколько ты можешь измываться над ней? Джез уезжай. Я позвоню тебе, как только все закончится, но для начала попытаюсь все же объяснить одному дураку, как он неправ и почему. И, может быть, еще то почему нельзя пить и поднимать руку на девушку.
- Да, Джез, уезжай и жди меня дома, там мы с тобой поговорим о наших отношениях. Уходи!
- И дать вам поубивать друг друга? Ни за что.
С этими словами она уткнула руки в бока и посмотрела на них, переводя взгляд с одного на второго.
- Джез, пожалуйста, уезжай. Возьми машину или найди ее, но сейчас тебе лучше убраться отсюда. Потом все выясните, и мы обязательно встретимся и поговорим, - в голосе Антуана звучало нечто такое, что Джез без лишних слов развернулась и без доли обиды пошла ко входу в зал, но не оборачиваясь все же бросила:
- Я поеду к своим детям. Прошу вас, попробуйте поговорить, прежде чем работать кулаками.
Своими детьми Джез называла картины, почему-то именно в мастерскую она захотела поехать. Там она чувствовала себя в наибольшей безопасности, в последнее время, и только там ее сердце отдыхало от той грязи, в которой художница, как сама то чувствовала, бултыхалась. Да и сейчас у нее была буквально физическая потребность отправиться туда и начать новое полотно, сюжет которого уже возникал в ее голове.
Не произнося больше ни слова, Джез вышла с балкона и пошла искать Мари, чтобы взять у той машину, ведь в любом случае ей нужно было сказать ассистентке, что уезжает, ведь именно Мари будут спрашивать, если кому понадобится Джез, а ее не смогут найти. И, кроме того, художница хотела рассказать подруге о том, что произошло на балконе.
Пробираясь сквозь толпу людей, большинство которых уже отдали должное алкоголю, и ходили от картины к картине, изучали что-то лишь им известное. Хотя за это время Джез все же натолкнулась на троих критиков и от каждого услышала лестные отзывы о работах своего протеже. Этот факт немало порадовал ее, так как приближал к совместному туру по Европе, о котором они мечтали с Антуаном.
Наконец Мари была найдена и ненадолго похитив, как сама Джезабелла выразилась, рассказала подруге о случившемся на балконе.
- И что ты теперь думаешь делать? – обеспокоено спросила помощница. – В смысле прямо сейчас.
- Мне нужно уехать отсюда, как можно скорее, но проблема в том, что наличных у меня при себе нет, а брать машину Армана с водителем-стукачем в комплекте я не собираюсь…
- Ну, это не проблема. Пойдем, проведу тебя до выхода… сейчас прошмыгнем на кухню, а оттуда выйдем на улицу.
- Но, Мари…
- Денег на такси я тебе тоже дам, у меня наличность при себе. А я так думаю меня подвезут.
- Я отдам тебе их завтра же.
- Да ладно, ты лучше подумай, что теперь произойдет с твоим женихом. Сама понимаешь, когда они закончат, независимо от результата ему не понравится, что ты сбежала. За вечер тоже не волнуйся, основная часть позади… хотя конечно с критиками тебе не мешало бы пообщаться, - все-таки тень беспокойства мелькнула на лице Мари, она отлично знала, что Джез сейчас необходимо оказаться в мастерской и успокоиться, но понимала также, что без общения с критиками или перебрасывания с ними хотя бы парой слов художнице уходить нельзя, ибо это может нанести вред Антуану.
- Я уже пообщалась с тремя из них, пока искала тебя.
- И как ты так успеваешь!
- Просто везение… Да, когда Арман тебя спросит, где я… отвечай на свое усмотрение и присмотри, чтоб Антуан не натворил ничего, - это Джез говорила уже из салона такси, только что пойманного и уже везшего художницу к покою мастерской.
Она мечтала оказаться в слегка пыльной тишине, окутывающей ее как китайский тонкий шелк в минуты напряжения. Джезабелла уже представляла тусклый свет звезд и луны, который проникает сквозь большое окно главной комнаты, режущие рассеянные пылью лучи, падающие сквозь чердачное окошко, вделанное прямо в крышу. Умиротворение картин, которые оконченные и высохшие стояли рядами на полках и полу. И хрупкость еще неоконченных работ, особенно детскую трогательность еще влажных полотен, они напоминали ей подростков, такие же незавершенные, хотя ничем не отличающиеся от тех, что стоят рядом на полу, стыдливо прикрытые отрезами ткани. Отличие проявилось бы если кто-нибудь (по неосторожности или со злым умыслом) провел бы рукой по поверхности холста… подростковая незавершенность картины, ее внешняя устойчивость вмиг бы сменилась бесформенной хаотичной мазней, образы канули бы в Лету. Что уж говорить о чистых холстах, незамутненных ни одним штрихом. Именно их часто сравнивают с вселенными, которые каждый преображает по своему разумению, своей сущности, ведь творчество не врет – невозможно написать картину или стих, да что угодно сотворить, не веря в саму его суть, ведь если не верить, фальш обязательно вырвется наружу, портя идеальность техники и раскрывая истинность творца.
Но как бы не рвалась Джез сейчас к своим творениям, она попросила остановить у одного из многих парижских магазинчиков. Дело было в том, что ей нужны были сигареты и вино… хоть она и знала – после лечения от алкоголизма (начальной стадии) ей ни в коем случае нельзя было употреблять спиртное, это могло вызвать повторную волну зависимости…

Пройдя пару кварталов до мастерской, Джез увидела машину Армана.
«Святой Боже, помоги мне», - только и успело пронестись у нее в мыслях, когда дверца машины открылась. – «Ведь чувствовала, что не нужно нигде задерживаться… что сейчас будет…»
Джез даже не сбавила шаг, она четко знала – сейчас ей жизненно необходимо оказаться хоть как-то защищенной от Армана. Колени выплясывали быстрый фокстрот от страха перед тем, что может произойти сейчас.
Тем временем Арман неспешно вышел из машины и направился прямиком к ней. Джезабелла сразу подметила его нестойкую шатающуюся походку и увидела ссадину на скуле (света фонаря хватало для того, чтоб глаз художницы подметил эти новшества его, всегда идеальной до тошноты внешности).
Уже свернув ко входу в подъезд, художница услышала в спину пьяный голос:
- Что, малышка, как всегда хочешь спрятаться?
Нет, она не ответит…
- Ну подожди же, - он уже откровенно насмехался над ней. – Ты ведь сама так стремилась поговорить.
Вот уже привычный код и дверь поддалась - вход открыт - и, скользнув в здание ,Джез увидела руку Армана, которая держит дверь – «Не успела!» - подумала она, подавшись назад.
- Что опоздала, салоп. Хотела спрятаться, но не успела, - он засмеялся, так в фильмах смеются маньяки, перед тем как добить жертву. – Знаешь, я ведь все-таки уделал твоего Антуана, сделал тебе скандал.
- Поговорим завтра утром.
Голос ее был тверд от злости и волнения за Антуана, ведь тот был ее другом, только он знал ее до всей Этой жизни.
- Нет, сука, мы поговорим сейчас. Хочешь ты этого или нет – мне все равно. Ты мне расскажешь, куда и зачем ты ходишь, когда отсылаешь водителя. И что ты творишь, пока меня нет рядом. Ты ответишь на мои вопросы!
Все это время Джез пятилась по лестнице, которую знала, как свои пять пальцев, вверх к мастерской. Подальше от Армана. От его жестокости. И вот уже дверь, но она не может войти… сначала нужно спровадить его.
- Уходи, прошу тебя.
- Просишь?! Ха, да ты будешь умолять меня, чтоб я ушел… или остался, шлюха. Да, когда я закончу с тобой, у тебя не будет сил ни на что другое, кроме как умолять меня.
Джез показалось, что тени на пол пролета выше по лестнице шевельнулись, что там есть кто-то, кто сможет защитить ее в случае чего… и эта тень показалась ей смутно знакомой.
- Арман, ты пьян и не соображаешь, что делаешь. Завтра мы встретимся и все обсудим.
- Нет, мы все обсудим сейчас!
- Я не хочу с тобой сейчас разговаривать!
- А тебя никто не спрашивает!
Они орали друг на друга, но их просто не мог никто услышать, ведь все расходились на ночь, художники работали в основном только днем. Джез вся кипела и была на грани слез, но Арман ни в коем случае не должен их видеть, ведь это его только раздразнит.
И вот он попытался притянуть ее к себе. Джез попыталась вырваться, но освободила только одну руку и, неожиданно для себя самой дала жениху пощечину с криком:
- Убери от меня руки! Убирайся!!!
Пару секунд он стоял, ошарашено трогая место, куда только что получил удар. Потом глаза его мгновенно налились кровью и случилось то, чего художница не ожидала:
- Тварь! – выдохнул Арман, одновременно с тем, как дал ей пощечину такой силы, что Джез отлетела на пару шагов, в глазах у нее потемнело, она потеряла ориентацию и инстинктивно попыталась закрыть лицо и голову от следующих ударов. Глаза ее наполнились слезами. Арман склонился над ней, схватил за шею и потянулся, чтоб поцеловать, - ну же, один маленький поцелуйчик перед забавой.
И вдруг он упал, точнее для нее он упал. На самом деле он отлетел в сторону от удара. В тенях, которые шевелились, как показалось Джез, действительно скрывался человек. Молодой мужчина в кожаной куртке, джинсах и черной шелковой рубашке. Он почти сливался с тенями, в которых прятался, ожидая ее прихода. Но как только увидел, какой поворот приняла ситуация, горячая кровь ударила в голову и незнакомец просто не смог остаться в стороне.
- А это кто? Любовник? Так и знал, что тот щенок не просто так сделал все, чтоб ты уехала без меня. И давно ты с ним спишь?
- Во-первых она со мной не спит. Во-вторых я – ей не любовник, - сказано это было таким голосом, от которого мгновенно мог замерзнуть кипяток. – Да, и в-третьих, не советую вставать, а то придется опять пачкать об вас руки.
«Этот голос».
Незнакомец склонился над Джез и, сквозь слезы, она попыталась рассмотреть черты неожиданного спасителя, но в глазах еще все расплывалось, а голова кружилась. Все же Джез поняла, что у него каштановые волосы и вишневые глаза, лицо девушка не рассмотрела.
- Ну просил же не вставать, - это было обращено к Арману.
- Пошел ты! Это моя невеста, и я с ней выясняю отношения. Тебя это не касается, мэрд, - он все же встал и даже попытался ударить спасителя Джез, но тот легко увернувшись от пьяного удара, отправил Армана обратно на пол.
- Как ты? – нежно спросил он опять склоняясь над полулежащей на полу художницей. Она рыдала.
«Этого не может быть…» - сквозь слезы, Джезабелла все же рассмотрела своего неожиданного спасителя.
- Анри?! – только и выдохнула она.

- Да, Люлю.
- Анри… забери меня отсюда.
Неожиданный порыв. Неожиданные слова. Сказанные неожиданному человеку.
- Куда?
- Куда угодно. Только так, чтоб он не нашел.
Ей казалось, что она просто бредит… ведь не мог же он появится вот так из ниоткуда. Значит в бреду можно говорить все, что угодно и уже не важно, что происходит на самом деле… где-то там.
Он поднялся дал ей пакет из магазина с сигаретами, вином и абсентом. Потом отошел поднял что-то с пола и положил сверху букет орхидей.
- А это…
- Тебе, - закончил он за нее.
Она разрыдалась еще сильнее: такой бред не должен заканчиваться, Боже, пусть только он не закончится.
Тем временем Анри, а это был действительно он, поднял ее на руки и вынес из подъезда, с ней на руках обошел дом и подошел к мотоциклу, который там был припаркован:
- Сможешь сидеть и держаться? – он держал ее на руках, каждую секунду опасаясь, что это просто сон, который вот-вот развеется.
Она, настолько другая, но ОНА. Шесть лет. Нет, пять с половиной как они разошлись. Как сам по глупости потерял ее.
- Да, наверное, - только и сказала она.
Анри сел на байк, Джез села за ним и обняла за талию. Между ними был только пакет из магазина. И вот только сейчас она поняла, что это не бред. Холод ночи на коже, ведь вечернее платье не защищает от него, а шаль осталась в подъезде. Будто почувствовав ее мысли Анри снимает куртку и передает ей. А у Джезабеллы уже не осталось сил, чтоб спорить, она безропотно натянула куртку и шлем, который он так же ей протянул, про прическу уже не было времени беспокоиться. Мотор завелся моментально, и байк рванул по улицам ночного Парижа увозя Джез от ее боли. Хотя бы сейчас… хоть на несколько часов.

… Что можно говорить о серьезных чувствах в шестнадцать лет? Любой скажет, что это просто влюбленность, которая проходит. Анри было шестнадцать, его девушке на год больше, но им это не мешало. Они просто были вместе, несмотря ни на что. Конечно же, это звучит банально, но они держались друг за друга. Придумали свой язык, который понимали только они вдвоем. Гуляли, сбегая от всех и… были безумно счастливы.
Он обещал, как любой парень этого возраста подарить ей мир, она смеялась по этому поводу. Она рисовала его портреты, называла «бродягой мира песен», потому что он писал ей песни и пел серенады под окном. Он мог стоять всю ночь напролет и петь ей, а один раз она даже выпрыгнула из окна (благо жила не высоко) просто крикнув «Лови!»… и он поймал. Они называли друг друга сумасшедшими и сходили с ума друг без друга.
Но за все нужно платить, даже за счастье… особенно за счастье.
Мелкий повод привел к огромной ссоре, в которой всплыли какие-то слухи, которые сейчас никто из них даже вспомнить не мог. Они орали друг на друга не менее трех часов, и в результате Анри развернулся и пошел к выходу (происходило все дома у Джез), девушка попыталась его остановить, но он сказал:
- Я ухожу.
- Нет! Останься! Пожалуйста!
- Ты не поняла – все кончено.
- Что?... Ну и катись!
Но он только очень грустно посмотрел на нее и ушел. Совсем… Больше они не виделись, хотя за это время смогли достичь очень многого: Анри с группой, в которой он участвовал, нашли продюсера и начали выбиваться с самого низа, хотя в мире тяжелой музыки это было не так-то легко, но они таки достигли известности; что касается Джез, то, как было сказано ранее, она тоже добилась известности… но после некоторых событий.
Всеми возможными способами Анри избегал Парижа. Хотя каждый год он приходил на их место на набережной. Из любой части Европы раз в год в эти дни он с группой давал концерт в родном городе, и в один из дней (Их день) он приходил хоть на час посидеть на набережной, пользуясь старой отговоркой: искал вдохновение…

И вот байк подкатил к какому-то гаражу. Анри слез и сгреб в охапку Джез, которая все еще всхлипывала (то ли от обиды то ли от шока), занес в гараж, который был оборудован под жилье, и усадил ее на диван. Потом он вышел и, вкатив байк, поставил его в углу. Немного повозившись с замком присел напротив Джез на стуле. Чувствовал он себя безумно неловко: ну еще бы через столько лет все происходит так, как меньше всего можно предполагать. Нужно было начать разговор, ведь он хорошо знал это состояние, когда Джезабелла молчала и смотрела в одну точку, с ней необходимо было начинать говорить:
- А у тебя платье испортилось, - это было первое, что пришло ему в голову.
- Что? – так Анри понял, что переборщил, интонация была дребезжащей, это означало крайнюю степень напряжения, еще чуть-чуть и очередная истерика. – После всех этих лет, ты просто заявляешься ко мне под мастерскую, бьешь моего жениха, увозишь меня неизвестно куда и, вдобавок ко всему, первое, что ты говоришь: «У тебя испортилось платье»?!!!!! А где «Привет, Джезабелла. Как у тебя дела?»
Ей крайне необходимо было выговориться. Она начала приходить в себя, и поэтому первой защитой было нападение, но художница не учла того, что ее собеседник отлично об этом знал. Но он не собирался отступать:
- Жениха твоего я бил за дело, я никому не позволю так с тобой обращаться. Увезти тебя ты меня попросила и вообще-то не неизвестно куда – присмотрись.
И она присмотрелась. И узнала. Двухэтажный гараж, в котором когда-то они все собирались и тот самый диван на котором…
- Да как ты вообще меня нашел?!
- Посмотри в правом кармане куртки, и можешь снять ее, здесь не холодно, - Джез засунула руку в карман и вытащила… свою визитницу.
- Но, откуда?
- В такси нашел… она под сиденье упала, ты всегда роняла так вещи, ложа их мимо сумочки.
- Невероятно.
Только и выдохнула она, сегодня определенно был день шоков. Мало того, что человек, которого она не видела более пяти лет, оказывается рядом с ее мастерской, ведь в визитнице указан адрес рабочего места, а не их с Арманом квартиры. Она только сейчас поняла, что до сих пор прижимает к себе бумажный пакет и букет. Орхидеи… ее любимые, которые никто не дарил ей, кроме этого законченного романтика. А тот самый романтик тем временем спокойно закурил сигарету и смотрел на нее, изучая.
- Знаешь, а ведь и ты не права, могла бы хоть поблагодарить за то, что я за тебя вступился. Кстати, давно этот урод распускает руки?
- Во-первых, Арман не урод, а мой жених (хотя, наверное, уже бывший жених). И вообще какая тебе разница, тоже мне спаситель выискался. Как бросать девушку из-за сказанного в истерике, так он может… И как, все хорошо у тебя сейчас? Надеюсь, что нет. И вообще, оревуар.
С этими словами Джез подошла к двери и поняла, что та закрыта. Дальше больше, она не смогла найти ручку замка, чтоб открыть и тут услышала:
- Если ты все сказала, то кое-что скажу и я: дверь сломана, починить ее можно будет только с утра, так что открыть ее можно будет только с утра. Точнее, с утра я ее починю. Сама подумай, Люлю…
- Не называй меня так!!!
- Хорошо, не буду. Но все же подумай, куда ты сейчас пойдешь? Ведь мы на другом конце Парижа, наличность у тебя при себе есть? – она отрицательно покачала головой. – Вот видишь. Я тебя прошу всего лишь о том, чтоб поговорить до утра или не говорить, но послушать меня. Прошу тебя, не дури.
Джез, сползла по двери и, сев под ней, достала из сумочки сигареты там в пачке была еще пара штук и, закурив, начала наконец изучать Анри. А посмотреть было на что: мальчик, которого она знала, превратился в мужчину. Ростом чуть ниже Антуана, то есть на три четверти головы выше самой Джез, волосы доходили чуть ниже плеч и сейчас были распущены. На лице поселилась жесткость, вишневые глаза научились скрывать абсолютно все чувства. Немного кривоватый, от старого перелома, нос, который, казалось, только подчеркивал слегка турецкие черты лица и красоту глаз. Сама фигура была как раньше правильной (широкие плечи у узкие бедра) и было видно, что он не прекращает поддерживать себя в форме, как и раньше.
Но вот закончив осмотр, Джез заглянула ему в глаза. Для человека, малознакомого с Анри, они бы действительно не выражали бы ничего, но за этой завесой девушка увидела так сильно сдерживаемое волнение, что решила «А почему бы и не поговорить».
- Слушай, а у тебя здесь есть какая-то одежда, может твоей девушки.
- Нет, девушек, ну кроме некой одной художницы, я сюда никогда не вожу, но есть моя одежда, пошли на второй этаж, я там скинул вещи, еще даже не распаковывал.
- И цветы поставить бы в воду, а то ведь не будешь же ты дарить подвявшие…
- А я их уже подарил, только не знаю, приняли ли мой подарок…
- Я подумаю об этом, но их все же надо поставить в воду.
Моментально поднявшись со стула, Анри достал из тумбочки простую стеклянную вазу и поставил туда орхидеи, предварительно наполнив ее водой из крана. Потом они поднялись на второй этаж, Джез заметила, насколько здесь все изменилось: раньше, нечто среднее между репетиционной базой и самым обычным гаражом, теперь абсолютно своеобразная комната. Стена, на которой висело штук десять гитар; возле второй стены кровать, а над ней две картины, Джез сразу опознала обе – первой был портрет Анри, который она рисовала шесть лет назад, а вторая была одной из работ Антуана, замечательная картина, которую он отказался выставлять, сказал, что делал для одного человека.
- Это…
- Да, Ту, подарил – так они называли Ануана.
- У него…
- Сегодня выставка, с которой ты ему очень помогла, я знаю.
- Так вы с ним общались все это время?
- Конечно, хоть и очень редко виделись. У меня постоянно гастроли, сама понимаешь, времени остается очень мало.
- А он не разу не упоминал о тебе.
- Да, я просил его об этом, когда узнал, что вы снова нашлись. Хотя он мне рассказывал как у тебя тут дела, - говорил он это все уже роясь в сумке в поисках чего-то для Джез. Ее собственное платье испачкалось при падении и разорвалось с боку по шву. – Вот кажется это тебе подойдет.
Анри протянул ей рубашку и джинсы, а сам пошел к лестнице.
- Переодевайся, я жду внизу.
- Слушай, у меня в пакете есть вино и абсент. Если найдешь стаканы, то давай выпьем.
- Давай, но ты же вроде не пьешь, как мне Ту говорил. А ладно, сегодня тебе это даже нужно.
Он ушел, а Джез переодевшись, посмотрела в зеркало, которое висело как раз напротив кровати. Мужская рубашка, мужские джинсы, на вещах сохранился еще запах Анри, от которого она сходила с ума когда-то. И сейчас, почувствовав его и увидев себе в таком виде, вспомнила, как такой же была долгие шесть лет назад, когда носила его футболки (когда приходила к нему), а он - ее штаны, просто чтоб посмеяться… и появилось ощущение, что она снова стоит здесь, но шесть лет назад. Поспешно отогнав это наваждение, Джез поспешила к лестнице, чтоб вернутся в общество Анри.
Здесь уже был накрыт небольшой столик, на котором стояли стаканы, а Анри нарезал апельсины:
- Извини, больше ничего съедобного не нашел. Думаю сойдет, ведь раньше…
- … мы о закуске вообще не заботились.
Они переглянулись и впервые за вечер улыбнулись друг другу. Анри налил вина из уже откупоренной бутылки. Кровавая жидкость мягко искрилась при свете ламп, подталкивая к разговору. Сначала, просто сидели и закуривали сигаретами вино, но потом пошел разговор ни о чем, который как часто бывает постепенно начал переходить на откровенность. И тут Анри вдруг спросил:
- А зачем ты сотворила такое со своими волосами?
- Ничего я с ними не творила…
- Но как же? У тебя они были длинными и цвета меда и колосков… я помню…
- Ах, ты об этом, - и Джез непринужденно стянула с головы парик. На плечи упал плащ золотисто-русых волос. Шок Анри был непередаваем.
- Но зачем он тогда тебе?
- Стиль такой, - грустно ответила Джезабелла.
- Какой стиль? Неужели тебе это все нравится?
- А как ты думаешь? – С горечью спросила художница, и глаза ее наполнило такое море одиночества, что в нем не грех было топиться. – Поначалу, когда только вышла из лечебницы, нравилось. Мне тогда вообще нравилось все, что было другим, чем до того, как ты ушел. Порвать со всем казалось лучшим решением. Мне после этого очень Мари помогла, моя помощница, тогда я ее только взяла на работу.
- Подожди. Из какой лечебницы?!
- Психиатрической.
- Почему?
Вместо ответа Джез молча закатала рукав рубашки, который, как и вся ее собственная одежда, скрывал руки чуть выше кисти и страшные вертикальные шрамы от швов, которые их уродовали.
- Это тогда все происходило. Я ждала тебя месяц, а потом поняла, что ты не вернешься. Меня пытались развеселить отвлечь, как-то образумить, когда я начала пить, как старый солдат, и все глубже погружаться в депрессию. И вот еще, где-то через месяц, или два, я не помню (потеряла счет времени тогда), все зашло слишком далеко и я поступила, как дуры в фильмах... Когда я вскрыла вены, я была пьяна и когда меня нашли, то успели спасти и отправили сначала в больницу, но потом в лечебницу избавляться от депрессии… Проклятое место… Когда я оттуда вышла еще через несколько месяцев, то уже не хотела ничего, что-то сломалось и пришлось упорно его чинить.
Тут Джез позволила себе легкую горькую улыбку. И только тогда почувствовала, что на глазах ее выступили слезу, которые катятся по щекам и падают на волосы Анри, который, оказалось, положил голову ей на колени. А Джез, вместо того, чтоб оттолкнуть его, неожиданно для себя начала гладить его по голове от чего он вздрогнул, а потом прижал лицо к ее ногам и затараторил:
- Люлю, ведь я приходил, а ты переехала…
- Да, родители хотели меня увезти от этого всего.
- А я каждый год приходил на наше место…
- Я тоже…
- И пытался не искать тебя, только картину оставил.
- Я видела, ну же, все хорошо, успокойся…
И через пару минут Анри действительно успокоился. Он сел напротив и, закурив очередную сигарету, открыл абсент, вино закончилось. Дальше они много говорили и о том, что случилось с каждым из них. Анри рассказал, как они с группой, всех участников которой Джез знала, пробивались к известности, она же рассказывала о выставках. Они поведали о личной жизни, оказалось, что у Анри было несколько девушек за эти годы. И, может, все прошло бы хорошо и дальше, но утро застигло их, все еще сидящими за столом, они настолько увлеклись беседой, что не заметили этого.
Между ними стояла пепельница, полная окурков. Выпивка давно закончилась, и они разговаривали уже сидя на диване рядом. Джез поняла, что так сразу оставаться нельзя… да и почувствовала, что еще что-то должно произойти…
- Мне пора уходить.
- Но, Люлю… я… Хорошо, тебя подвезти?
- Нет, я прогуляюсь, да и нужно бы решить пару вопросов сегодня… Да, кстати, одежду твою я заберу, а ты заедешь в мастерскую и заберешь на днях.
- Договорились.
- Тогда чини дверь и выпусти меня.
Ей не хотелось уходить, но было нужно, ему не хотелось отпускать, но не было права держать. Починив дверь, Анри открыл ее. «Бродяга мира песен», - шепнула Джез и поцеловала его в щеку, возле губ.
- Эх, Люлю… я найду тебя еще до того, как ты поедешь в мастерскую, если знаю тебя.
- Хорошо, если это будет так, то я должна тебе свидание.

Джез сидела на набережной и набирала номер Мари. Когда та подняла трубку, то сначала высказала начальнице все, что думает о той, и только потом сменив гнев на милость спросила:
- Это был он?
- Да…
- Он все же нашел тебя?
- Нет, но все возможно…
- Ты позвонила, чтоб рассказать мне об этом?
- Нет, Мари, мне нужна новая квартира. Пока съемная. И да, подготовь заявление для прессы о том, что я разошлась с Арманом.
- Ты вообще как себя чувствуешь после всего?
- Свободной. Почему-то мне кажется, что я прошла от свободы к Свободе… той, которая была когда-то и той, которая есть сейчас. Свободы действий и свободы души. Мне нужно будет время, чтоб свыкнутся… и вот еще надо будет встретиться с Антуаном и все ему рассказать. И еще, пошли в мою старую квартиру людей, чтоб забрали мои вещи… я не могу сейчас видеть того мерзавца, и проконтролируй это пожалуйста. Извини, что много навалила на тебя, но…
- Я все понимаю, Джез. Главное, чтоб ты была счастлива… и свободна. Так что я всем займусь, а ты езжай в мастерскую, приведи себя в порядок, какую- то одежду я туда завезу через пару часов.
- Хорошо, Мари.
Ранние прохожие видели девушку с распущенными золотисто-русыми волосами. Несмотря на раннюю весну и мерзлую погоду, на ней были всего лишь джинсы и рубашка, туфли не были рассчитаны на такие условия, но было заметно, что все это не волнует ее. Девушка вертела в руках кольцо, а потом бросила его в Сену.
- СВОБОДНА! – только и сказала она и уже собралась подняться, чтоб идти, как почувствовала, что на плечи ей опускается кожаная куртка:
- Вот, глупышка ушла и даже не взяла ничего теплого. Как хорошо, что я помню тебя…