Заостренная память

       
 

       Моя семья приехала на Дальний Восток на строительство города Комсомольска-на-Амуре в 1934 году. Меня в то время еще не было. После моего рождения, родители решили поехать в Горьковскую область к родственникам. Но в Каменск-Уральске нас сняли с поезда, поселили в деревянный барак, а отца отправили на фронт. Началась война.
       Нас осталось шесть человек: бабушка, мама, сестра,
два брата и я. Мне было тогда всего девять месяцев.
По прошествии времени стала заостряться моя память.
И вот что я запомнила: все ютились в одной комнате, в ко-
торой было одно окно; возле него стоял небольшой стол;
у правой стены, впритык друг к другу, три железные кро-
вати с продольными досками, на которых лежали матрасы.
Посредине комнаты, ближе к выходу, стояла обыкновенная
кирпичная печь с железой плитой, на которой мы-дети пекли, собранную весной на огородах гнилую картошку.
За печью, на третьей кровати, лежала больная бабушка.
У противоположной стены стояла четвертая кровать,
кухонный стол. Подальше – табуретка с тазиком, а над ним-
висячий умывальник.
       Барак был старый, комната - холодная, возле пола –
заиндевелые дыры, через которые проникал свет с улицы.
Их затыкали мешками и тряпками. Под полом было очень много мышей и крыс. Однажды, мама вытащила мешок,
а в нем – гнездо мышей. Она быстро вынесла мешок на улицу и вытряхнула. Я видела, как маленькие мышата,
замерзая от холода, расползались по снегу в разные стороны. Мне было жутко смотреть на все это.
       Братья мои в то время ходили в школу, а сестра работала на военном заводе фрезеровщицей, изготавливая снаряды. На завод она пошла после окончания седьмого
класса. Ей было тогда четырнадцать лет.
       Вскоре умерла бабушка. Мама работала. Меня стали
оставлять дома одну.
Когда все уходили, наступала тишина.
Мыши выходили из-под дырявого пола, бегали, ползали и,
вставая на задние лапки перед кухонным столом, вынюхи-
вали съестное, хотя нам самим в то время кушать было нечего. Мне становилось страшно. Я укрывалась с головой
одеялом и плакала, пока не засыпала или кто-нибудь не
приходил домой. Поэтому мама стала ставить возле кровати кочергу, чтобы я стучала ей раза два по полу, при
появлении мышей.
       С тех пор я была воинственно настроена против мышей
и, оставаясь одна, спокойно играла на кровати.
       Отец писал нам редкие письма. Мама, читая их, всегда
плакала. Я просила ее написать отцу, что очень хочу куклу. В следующем долгожданном письме отец, правда,
написал, что обязательно привезет мне куклу, когда вернется домой. Я очень ждала его приезда, хотя его совсем не знала.
       И вот конец мая 1945 года.
Принесли телеграмму: приезжает отец.
Все были очень рады, в том числе и я. И что же?
Заходит в комнату незнакомый мне солдат в расстегнутой шинели. На гимнастерке висят награды. Мама бросается ему на шею, плача от радости. Подошли сестра и братья,
а я забилась в угол. Отец подошел ко мне сам, взял меня на руки, целуя, повторял: «Какая же ты у меня стала большая!»
Потом отец вытаскивал подарки и гостинца из чемодана и рюкзака.
Я видела только платок, шарф и фрукты…
Куклы мне не было. Глаза наполнились слезами, и я громко расплакалась. Успокаивали меня все, кто как мог.
Мне было в то время четыре года и девять месяцев