Мидий

С потолка падал тусклый свет. По чьей-то прихоти эта лампа горела круглосуточно. Когда бы я ни выходил из дому и ко¬гда бы ни возвращался - я всегда видел её зажжённой. Даже днём никто не давал себе труда погасить свет. Порой я выключал лампу, но гораздо чаще проходил мимо. Я привык к этому вечному свету на площадке четвёртого этажа. Ведь есть же в нём какая-то неведомая сила, собирающая вокруг ночных бабочек, ленивых заспанных мух и комаров! Ведь не случайно летят они на свет, обжигают свои крылышки и всё равно: летят! Мне кажется, нажимая кнопку выключателя, я что-то теряю. Кто знает, может быть запаянный в стекло электрический огонь вольфрамовой нити – живое существо и каждый раз, отключая ток, мы убиваем его?
В воздухе таял солнечный свет, словно весенний снег. Ручейки света становились всё больше и больше. Они превращались в радужные лужицы, растекались по огромному небу между воздушными материками и архипелагами, скрытыми от посторонних глаз белой пеной облаков. Свет растворялся в окружающем пространстве дворов и улиц, густо перемешивался с тенью, чтобы расписывать своими красками стены домов, окна и тротуары.
Спускаясь по лестнице, я читал надписи на стенах: «Витя + Маша = Любовь», «Петька – дурак!» и они, как и всё в этот день, надёжно отпечатались в моём мозгу. Я вышел из подъезда. На улице не было ни одного прохожего. Только дворник Рассохин подметал и без того чистый тротуар.
-Здравствуйте! – сказал я и, не дожидаясь ответа, прошёл мимо.
В моей душе творилось что-то непонятное. Неве¬домая сила влекла меня за собой, и я шёл вперёд, безотчётно подчиняясь ей.
Прямо за домами начинался лес. Вековые сосны перемешивались здесь с другими деревьями, создавали неповторимое кружево с узорами из трав, солнечных бликов и воздуха. Под ногами сновали с непосильной поклажей вечные трудяги-муравьи. Тропинка петляла среди деревьев, заманивала меня всё дальше и дальше. Ветви царапали руки, перед лицом постоянно оказывалась паутина. Я отмахивался, рвал матовые, ажурные нити, но, всё равно, волосы и одежда мои вскоре покрылись липкими белыми нитями. Поначалу я ещё обирал их, потом попросту перестал обращать внимание. Я шёл вперёд по пожелтевшему паркету из хвои, сквозь который кое-где пробивались робкие зелёные травинки. Извилистые корни выступали из земли, и я спотыкался о них. Перед глазами мелькали опавшие ветки и вот, наконец, когда я миновал поваленный ствол, между деревьями показался просвет. В нём, словно между колоннами, мелькал светлый силуэт.
Приблизившись, я увидел поляну. Сердцевидные листья и любопытные белёсые глазки с длинными ресничками на тонких стебельках колыхались, подобно лёгкой ряби на воде, вокруг человека в белом. Покой и тишина плескались в пропитанном солнцем воздухе, и я почувствовал, что человек этот зовёт меня.
-Ник! – повторил незнакомец и его голос зазвенел внутри меня. Он больше походил на журчание ручья с переливами серебряных колокольчиков, чем на звуки человеческой речи.
-Меня зовут Николай! – возразил я.
-Раньше тебя звали Ником – ответил он. – Это было в другой стране, далеко отсюда… - Губы старца ритмично смыкались и размыкались, растягивались и сжимались вновь. Он говорил на нездешнем наречии, но, странное дело, я понимал его!
Мидий моё имя – сказал странник. – Я слишком стар. Мне пора уходить. Теперь – твоё время. – Веки его сомкнулись. С трудом открыв глаза, он достал из складок своей необычной одежды свёрнутый трубочкой лист, испещрённый непонятными знаками. – Возьми. Умру – схорони здесь. – Старческая рука с проступающими на ней венами, казавшаяся невесомой, когда он передавал мне рукопись, внезапно потяжелела. Лицо, на котором из-под густых седых волос были видны только глаза и нос, стало похоже на бледную восковую маску.
Я рыл, забыв обо всём, сначала перочинным ножом, потом руками, затем опять ножиком. Нож сломался, я продолжал копать руками. Потом нашёл какую-то палку…
Когда вырыл могилу, солнце стояло уже довольно высоко. Взяв старца под руки, я попытался тащить его волоком, но крылья цеплялись за землю. Тогда я взвалил бездыханное тело на плечи и вскоре опустил на мягкую пушистую подстилку из пахнущих свежей смолой сосновых веток. Такими же ветвями я закрыл лицо и укрыл странника одеялом из них. Под деревьями на краю опушки вырос маленький холмик. Я заметил место и несколько минут сидел, глядя на образовавшееся окно в облаках. Незнакомая птица с пёстрым опереньем пролетела надо мной, вывела из состояния отрешённости. Поднявшись, я зачерпнул пригоршнями воду из родника, попил и умылся. Холодная вода придала мне бодрости, но после безуспешных попыток найти дорогу я понял, что заблудился.