Показуха

Самолет летит по кругу,
У двери стою
И с усмешкой, без испуга,
В мыслях говорю:

«Где вы, беды и страданья,
Пошлость суеты?..»
Все разумно в мирозданье,
Глядя с высоты…


       Каникулы у Наташки закончились, завтра снова в школу…
День рождения дочери… Они возвращались от бабушки, у которой дочь гостила несколько дней. Незадолго до этого Наташка попросила: “ Мама, не дари мне тряпки, подари, пожалуйста, тетрис”. Сегодня мечта ее сбылась. Сидя в автобусе, она полусонно наблюдала, как дочь с упоением осваивала электронную игрушку.
       Проезжая мимо площади Сахарова, она, по привычке, бросила взгляд на трехцветный флаг, развевающийся над зданием администрации города, и про себя улыбнулась. “ Интересно, - подумала она, - хоть у одного нормального человека могут быть такие воспоминания, связанные с российским флагом?” …
       … Флаг служил для нее “колдуном”: дымящих труб поблизости не было (центр города), а этот флаг над зданием администрации, как нельзя кстати, показывал направление и силу ветра. Конечно, погоду со всеми ее малейшими шевелениями ветерка она чувствовала уже всей кожей, но с “колдуном” все же было спокойнее. Прыжки на город считались, сами по себе, опасными: при неправильном расчете выброски можно было не вписаться в заданный район, а, в случае усиления ветра, существовала возможность “сесть” на крышу или провода. Да и дорог с оживленным движением в городе хватало. Так что, расслабляться и мечтать, любуясь сверху красотами города, времени не было, и уж тем более нельзя было позволять себе опускаться до страха: в воздухе нужно было думать, быстро ориентируясь в пространстве, и работать. Поэтому к показательным прыжкам на площадь Сахарова допускались только опытные спортсмены. Муж запрещал ей прыгать на город, но сейчас он был в Омске на сборах, а начальство считало ее опытной спортсменкой, и она прыгала, чтобы совсем не закиснуть в бытовщине без острых ощущений…
       … На эту площадь, вернее, на зеленую полянку перед площадью, она прыгала не раз, и, хотя ни один прыжок не был похож на другой, все обходилось. Погода не подводила, правда, чаще всего был штиль, и приходилось вписываться в полянку между деревьев с высокого захода, поэтому приземление было, мягко говоря, жестковатым. Но народ, собравшийся на площади, думал, что так и надо, а ребятишки были просто в восторге. После приземления их окружала толпа, все трогали “живых парашютистов”, задавая типичные вопросы, вроде того – “прыгать не страшно?” Она, в то время, уже вышла из того возраста, когда гордятся собой даже внутри, поэтому толпа ее не отвлекала: она чутко следила за тем, чтобы никто не умыкнул что-нибудь из парашютного обмундирования (типа ножа-стропореза или высотомера) “на сувениры”. Больше всего ее “веселило” то, что после приземления и лавров толпы, в виде каких-нибудь местных ромашек или лютиков, они запросто могли остаться без машины.
Начальник, выбрасывая их с Ан-2, в последний момент мог спокойно заявить: “Домой доберетесь сами”. Это означало, что после приземления парашютистки с распущенными парашютами, в спортивных комбезах, должны были добираться домой в общественном транспорте. Как это будет выглядеть, никого не волновало. Как-то, после такого прыжка, ей повезло: она поймала одного из малоопытных спортсменов с иномаркой, наблюдавшего “показуху” с земли, и попросила добросить ее до дому. Отказать он не посмел, и домой она добралась с шиком, правда, пришлось, как сквозь строй, проследовать мимо бабушек, сидящих у подъезда. Выйдя из машины, она пронеслась мимо них быстрой уверенной походкой, вежливо поздоровавшись на ходу, в своем облегающем комбезе и с кожаным “шлемаком” в руке, в котором лежали стропорез и высотомер. Крупноватый молодой человек, по виду, типичный “новый русский”, выгружал из иномарки и заносил ее парашют. Она успела все же заметить, как бабушки, разинув рты, с любопытством смотрели на нее…
       …В этот раз прыгали на хоккейную коробку перед зданием аграрного университета: у студентов был День знаний и посвящение в студенты, на котором должна была присутствовать городская администрация. Желающих прыгать нашлось немного: в основном, инструктора – работники клуба. Прыгать тогда ей не особенно хотелось, но, узнав, что один из запланированных на прыжок- Ершов, мастер, которого она уважала и с которым в самолете чувствовала себя спокойно, все же решила согласиться. В итоге, набралось три человека: она, Виктор Ершов и Славка, который работал инструктором, но в прыжках для нее авторитетом не был. Она терпеть не могла показного лихачества, которое так и лезло из него.
       Мужа в городе не было, он подъехал в последний момент и, узнав, что она прыгает, решил участвовать в «показухе». Но начальство сказало, что заявку на прыжки исправить уже нельзя, и к прыжку его не допустили. Тогда он отдал ей свой купол, и, хотя это был другой тип парашюта – тандем, с запаской сзади (она же прыгала, в то время, на По–15, с запаской на животе), она почти не волновалась: всю зиму она тренировалась укладывать этот купол и знала его досконально. Да и к регулировке его привыкла, постоянно “донашивая” парашюты мужа (он передавал ей уже “обкатанные” им купола). И этот купол, в перспективе, должен был стать ее родным. Правда, ее немного удивило, что муж “велел” ей прыгать на показуху на его куполе: обычно, первый прыжок на новом типе парашюта делался в спокойной рабочей обстановке. Потом, по прошествии времени, анализируя этот прыжок, она не раз думала, что это могло стать отвлекающим моментом тогда.
       Взлетать должны были с городского аэропорта: выброска была с “гражданского” Ан-2, досаафовские самолеты уже не летали, – было начало октября. Муж в аэропорт не поехал, он должен был подготовить площадку приземления: зажечь дымовую шашку – указатель направления ветра, и разложить полотнище, обозначив место приземления в центре хоккейной коробки.
       …В аэропорту проторчали часа два. Пока загорали на травке, дожидаясь взлета, она вспомнила, как они с мужем как-то ходили в гости к Ершовым.
Галя, жена Виктора, тоже парашютистка, в то время сидела дома в декретном отпуске с маленькой дочкой. В разгар застолья, когда мужья перешли на парашютные темы, в деталях обсуждая парашютную технику, она немного заскучала. Взгляд ее случайно упал на годовалую дочку Виктора и Гали, которая, едва научившись ходить, пыталась встать на цыпочки и дотянуться до кнопки телевизора.
Зрелище было настолько трогательным, что она улыбнулась и, чтобы отвлечь мужа от разговора, протяжно сказала: “Сань, такую хочу”, взглядом показывая на ребенка. (Их дочери в то время было пять лет, и она смотрелась уже вполне взрослым самостоятельным человечком). Муж с улыбкой взглянул на ребенка, развел руки в стороны и, пожав плечами, выразительно посмотрев на нее при этом, сказал: “Пожалуйста”…, - и они продолжили разговор. Это “пожалуйста” прозвучало тогда, как - “что ты пристаешь с такой ерундой, не видишь - мы разговариваем…”. Не прошло и года, как у них родилась Наташка. Ершовы потом часто говорили, улыбаясь, но с уважением: “ Саня - человек слова ” и всем рассказывали этот случай…
       Прыжок был вечером, и уже заметно похолодало, хотя день был солнечный: сказывалась осень. Но прыгали в обычных летних комбезах (“показуха”, все-таки), а, когда поднялись в воздух, почти что “ зуб на зуб не попадал”. В салоне самолета было просторно: три человека – не десять, как обычно. Она забралась с ногами на сиденье и расслабилась. Славка сидел напротив, пытаясь отпускать шуточки, но она не реагировала, ей это давным-давно надоело: по опыту она знала, что такими показными шутками маскируется страх, и ей было неприятно.
Как спортсмена, Славку она не уважала: знала, что, хотя он и мастер, но “охламон”, как говорил муж, и с расчетом прыжка ему доверять нельзя. Он мог “вывалиться” из самолета где угодно, и, соответственно, приземлиться на другом конце города. На него надеяться не приходилось. Хотя, она знала, что в парашютном спорте нужно надеяться только на себя, так приятно все же было ощущать рядом крепкое плечо, широкую спину. Пока у них не было детей, ей всегда спокойнее было прыгать в одном взлете с мужем. (Позднее, какая-то природная интуиция ей подсказывала, что они должны быть в разных самолетах). Сейчас таким “крепким плечом” для нее был Виктор: он был настоящим мастером, как ее муж, к прыжкам относился ответственно, поэтому за расчет прыжка она была спокойна. Она прыгала после него и знала, что где попало он не выпрыгнет. И хотя, как опытная спортсменка, должна была участвовать в расчете прыжка, пока самолет набирал высоту, она слегка задремала и молча наблюдала, как Виктор тщательно закреплял парашютными резинками четырехкилограммовый “ключик знаний” к подвесной системе, у себя на животе. “ Неужели нельзя было взять его потом, на земле? – не выдержала она. “ Нет, ключик должен спуститься с неба ”, - с улыбкой отвечал Виктор…
       С отделением все обошлось: погода была спокойная, прыгали почти над университетом. После раскрытия купола (про себя отметила, что раскрытие было “мягким” - укладка мужа не подвела) она глянула вниз. Пейзаж был необычным, не как на тренировочных прыжках: внизу было не привычное поле аэродрома, а дома, дороги, машины, провода - море препятствий. Но, особо любоваться было некогда. Найдя взглядом здание университета, она быстро развернула купол в нужном направлении и занялась дымовыми шашками.
       На показательные выступления часто прыгали с пиротехникой и флагами. “Мужики” брали себе ракетницы, чтобы стрелять из-под купола, девчонкам же обычно доставались “дымовушки” и флаги. В этот раз муж “смонтировал” ей две дымовые шашки, которые на веревке должны были опускаться вниз. Один конец веревки был привязан к ножному обхвату подвесной системы, а на втором, на расстоянии полметра друг от друга, планировалось висеть двум дымовым шашкам. Прыжок с дымами всегда был зрелищным, особенно, когда, при вращении купола на одной лямке, в небе вырисовывалась спираль из дымов. В этот раз спираль из дымов должна была быть двойной.
       Она зажгла одну “дымовушку”, аккуратно спустила ее на веревке вниз и уже хотела приняться за вторую, как обнаружила, что та отвязалась от веревки и осталась у нее в руке. Раздумывать было некогда, – она подожгла и эту шашку, решив держать ее в руке. Куполом пришлось управлять одной, свободной, рукой до трехсот метров. В другой руке, (опустив ее вниз и отведя назад, чтобы не задымить себя и купол), как факел, она держала эту злополучную дымовушку, пока та не догорела.
Руке с шашкой, как она потом говорила, было “не холодно”: ладошку припекало, спасла перчатка. Но, мужественно выдержав эту экзекуцию (плод своей глупости) до конца, она, с чувством, швырнула догоревшую дымовушку вниз. И, провожая ее взглядом, с ужасом сообразила, что наделала: под ногами был город, шашка могла прилететь кому-нибудь на голову. В тот же момент промелькнула мысль о другой, такой же, дымовушке.
       Она вспомнила, как на одной из показух, еще на старом аэродроме, дымовая шашка, оторвавшись от перегоревшей веревки, у кого-то из девчонок, “висевших” в воздухе, попала в трибуну, на которой стояла вся городская администрация. По счастливой случайности, никто не пострадал, но шуму и разборок после этого случая было много. Все это в тот момент пронеслось в ее голове мгновенно, но ей стало тоскливо.
       …Мужики уже приземлялись. Наблюдая за ними сверху, она отметила, как Витя, всей своей девяностокилограммовой массой (плюс ключик – четыре кг), на полной скорости, чуть не врезался в толпу студентов. Но те, к счастью, оказались шустрыми и успели вовремя отпрыгнуть в разные стороны. Потом выяснилось, что у него что-то случилось с куполом, и он не мог его остановить, в результате чего сильно ударился об землю и полгода после этого маялся с копчиком.
       Свой заход на прямую, перед приземлением, она построила довольно удачно (в душе поблагодарила мужа, который вовремя запалил на земле дымовушку, – проблем с определением направления ветра у земли не было). Приземление было жестковатым - стоял штиль, но на ногах устояла. Муж потом рассказывал, что сильно волновался: поперек хоккейной коробки были натянуты провода. Она же заходила чуть сбоку и не обратила на них внимания. Впрочем, с земли всегда смотреть страшнее.
После приземления, сняв “шлемак” и быстро причесав растрепавшуюся челочку (расческа всегда была с собой на прыжках, и это поначалу служило поводом для насмешек мужа), она сняла парашют и сложила его в сумку. Затем подошла к Вите: “Ну, как ты?”. Тот, кряхтя и поругиваясь, протянул ей четырехкилограммовый “ключик знаний” (он сыграл все-таки для него свою роль), чтобы она преподнесла его почему-то главе администрации (в то время это был Лев Коршунов). Как она ни отнекивалась, пришлось это сделать: “единственная девушка во взлете”. Глава администрации пожал ей руку. Осталась даже историческая фотография, правда, вскоре после этого его сняли с должности, и она (улыбаясь про себя), связывала это со своей “счастливой” персоной.
       Дымовая шашка, которую она “ с душой ” зашвырнула на землю, упала в двух метрах от чьей-то иномарки, но, слава Богу, все головы остались целы, и иномарке тоже повезло. Полет шашки наблюдал муж и после, дома, «всыпал» ей по полной программе.


       ************