Между небом и землёй

       О.С.

"Ты, кажется, спустилась с высоты,
Ну, а душа по-прежнему летает,
А в сердце ощущенье пустоты
И скорби постоянной пребывает.

И зыбка под ногой земная твердь:
Качается, а небо уплывает.
Так хочется лететь, лететь, лететь...
А дети, словно стропы, не пускают."
       
       Е.Фельк


       Она работала врачом в Центре соц.помощи почти полгода. Попала сюда, можно сказать, случайно. После смерти мужа решила сразу идти на работу: просто знала, что сидеть дома больше не сможет. Чтобы не обременять себя поисками работы, не задумываясь, отдала стодолларовую бумажку за первое подвернувшееся место. Деньги в тот момент были (получила военную страховку за мужа) и большой ценности не представляли.
       … Ей дали курировать инвалидов-колясочников. Она сидела за рабочим столом, задумчиво просматривая акты обследования: Ф.И.О., возраст, домашний адрес, диагноз и т.д., - всего более тридцати человек. В основном пожилые: пенсионеры, ветераны войны…; последствия травм позвоночника, рассеянный склероз, полиомиелит, ДЦП…
       Один акт привлек ее внимание: Бахарев Юрий Львович, 1967г.р., травма позвоночника, полученная в рядах Советской армии, пишет стихи, занимается спортом, дома работает на станке (делает детали для завода), постоянно стремится к повышению интеллектуального уровня…
       Она отложила в сторону бумаги и задумалась.
  Юрий Бахарев… В институте у нее был однокурсник Юрий Бахарев, странное совпадение. Нет, это, конечно, не он. Она еще раз посмотрела документы: 1967 года рождения. Нет, просто однофамилец.
Какое-то странное предчувствие овладело ею. Она не могла четко сформулировать причину своего беспокойства и лишь позднее поняла: уже тогда почувствовала, что запрограммировала себя на что-то серьезное. «Потяну ли я? – Промелькнул в голове дурацкий вопрос. - Господи, ты его еще не видела…».
       Несколько месяцев она сдерживала себя, хотя знала, что рано или поздно пойдет к нему. Стояло лето, работы навалилось много, пришлось замещать заведующую отделением медико-социальной помощи, которая на два месяца ушла в отпуск. Несколько раз за это время распределяла инвалидам гуманитарную помощь: предварительно обзванивала всех по телефону, затем соц.работники разносили подарки по домам.
Общалась по телефону и с Бахаревым. Правда, это вряд ли можно было назвать общением: разговор сводился к тому, что она, вежливо поздоровавшись, спрашивала, будет ли кто дома, чтобы занести гуманитарный набор. Ей отвечали либо утвердительно, либо назначали время. Голос в трубке был сдержанным, немного настороженным и грустным…
       И все-таки она решилась: чувствовала, что должна пойти к нему. Что это было: стремление заполнить пустоту, «поиски счастья»? Или просто любопытство перед неизвестным? Она гнала от себя эту мысль и не могла ответить на этот вопрос даже позднее. Что-то двигало ею…
Предварительно созвонившись и получив согласие, она пошла к нему. Пошла, не зная, что скажет, и что вообще нужно говорить в таких случаях, боясь неестественности.
       Войдя в его комнату (входная дверь была открыта) и увидев совсем молодого человека с правильными чертами лица и светлыми грустными глазами, неподвижно лежащего в постели, она немного растерялась. Поздоровавшись и представившись (до этого общение было лишь по телефону), спросила, не нужна ли какая-либо помощь, перечислила услуги Центра.
       Ответы были сдержанными: «да», «нет», - беседу поддерживать, казалось, никто не стремился. Постепенно она перевела разговор в другое русло: стала расспрашивать о спорте. Он немного оживился и стал рассказывать о соревнованиях, о чемпионате России: для поездки на соревнования необходимо было найти спонсора. А она слушала и уже думала о своём: спорт опять всколыхнул в ней больные воспоминания…
       «Скажите, пожалуйста, как вы думаете, есть ли жизнь после смерти? - без всякого перехода спросила она, - это для меня очень важно…». Эта фраза, наверное, в тот момент прозвучала странно. Но он ничуть не удивился, лицо его оставалось спокойным, голос ровным, а глаза, до этого казавшиеся грустными, немного потеплели.
Да, именно с этой фразы все и началось… Ее словно прорвало, все наболевшее само собой вылилось наружу, она вдруг, сама того не ожидая, рассказала ему о муже и объяснила, почему ее мучает этот вопрос.
       И он ответил ей, что у нее один выход: нужно поверить в Бога; что только после смерти наступает настоящая жизнь, наша земная жизнь – это лишь миг и т.д. Он говорил, говорил…, а она слушала его, и слезы, так долго сдерживаемые, лились из ее глаз, и не было сил сдержать их. И эта вечерняя располагающая обстановка, иконки у него в комнате, его мягкий спокойный голос…
       Она не знала, что с ней произошло, словно провалилась, уплыла куда-то, потеряла отсчет времени. А он все рассказывал и рассказывал. Она пробыла у него часа два или три. Потом он дал ей какую-то книгу. После этого она стала изредка (примерно один раз в один-два месяца) навещать его, брала христианские книги, и снова говорили, говорили: вернее, она спрашивала, а он рассказывал. Она словно проснулась, этот человек поразил ее. «Вот я живу: с руками, ногами, а раскисла, сдалась. А он не ходит, но живет полной жизнью: поэт, чемпион России…». Бросались в глаза его абсолютное спокойствие и уверенность в себе (или так ей казалось?).
       Постепенно, общаясь с ним, она не заметила, как заполняется пустота; в ней, видимо, вновь просыпалась потребность быть кому-то нужной. («Кому-то нужной, - усмехнулась она, - это тебе было нужно, только тебе, как оказалось….»).
       Иногда она звонила с работы по телефону, спрашивала, не нужно ли чего. Чаще он отвечал: «Спасибо, ничего не нужно», либо раз в два месяца просил прислать парикмахера.
       Как-то она взяла почитать его стихи и окунулась с головой в его душу. Проникнувшись его болью, как-то незаметно переключилась с себя на него, и постепенно забывая собственные беды, уже была в состоянии понимать, что кому-то на свете может быть хуже, чем ей…
       Чуть позже познакомилась с Лялей. В Центре тогда отмечали какой-то праздник, пригласили инвалидов. Приехали Бахарев и Ляля (она ездила за «колясочниками» на уазике).
Ляля осталась в коляске на улице возле Центра «подышать свежим воздухом», разговорились. Темы для разговора искать не пришлось: будучи по натуре оптимисткой, Ляля с легкостью, но деликатно задавала вопросы, расспрашивая о семье, работе, рассказывала о себе, одновременно наслаждаясь свежим весенним воздухом и солнышком.
Почему-то сразу она рассказала Ляле о своей жизни: о том, что занималась парашютным спортом, и про мужа, и про детей.
       …Навсегда запомнилась Лялина шутка: «Две руки, две ноги, оба глаза! – Быть обязан счастлив, зараза!»…
Лишь основательно замерзнув, простояв минут двадцать на улице (выскочила на минутку, а стояла весна, - лежал еще снег), она вежливо сказала Ляле, что пойдет, наденет пальто. И только тогда узнала, что Ляля совсем не видит, иначе не позволила бы ей мерзнуть.
       С Лялей после праздника в Центре стали общаться довольно активно. Вскоре понадобились «крепкие веревки» для спуска на коляске со второго этажа (в лоджии был проделан люк и оборудована лебедка). Узнав, что не хватает только «веревок», она притащила Ляле все, что было дома из парашютного снаряжения: стропы, рифовки, карабины. Все это пошло в дело, и Ляля была очень довольна. После работы теперь частенько заезжала к Ляле, много общались по телефону. С Лялей все почему-то было проще, вскоре даже перестала воспринимать ее, как какую-то особенную, иногда даже ловила себя на том, что почти забывает, что она та не видит, хотя очень уважала ее за волю и не показной оптимизм…
       С Бахаревым по-прежнему виделись намного реже, хотя появилась еще одна точка соприкосновения. Как-то, читая его стихи, она незаметно стала исправлять ошибки, а потом даже «правила» предложения в его рассказах. Это было трудно. Узнавая его все больше и больше, «прорастая» в него (как выразился он в одном из рассказов, кажется, о бывшей жене), усилием воли она заставляла себя переключаться с содержания на ошибки и часто замечала, что, читая его стихи, рассказы и просто бывая у него дома, ей хотелось плакать. И не могла ответить себе на вопрос: почему. Почему все так, и неужели, если это жалость, Лялю ей жалко меньше, чем его?
       Как-то незаметно этот человек становился для нее все ближе и роднее. Ее интересовало все, что касалось его: стихи, проза, спорт и просто его самочувствие. Он, конечно, и не догадывался об этом. Да и что он знал о ней: то, что потеряла мужа, занималась спортом, а теперь работает в Центре социальной помощи, - вот, пожалуй, и все. Он никогда не просил ее рассказать о себе. Она же, кажется, знала о нем уже все – из его стихов и рассказов. (Знала, или создала себе образ, основанный на его произведениях? Это так и осталось загадкой…).
       Два года она жила его жизнью. Настолько прониклась всем этим, что однажды увидела во сне то, о чем он писал в то время в своем рассказе («вышла на его волну»), а потом и сама начала писать.
       Ляля, которая была давно знакома с Бахаревым, постоянно «одергивала» ее и говорила, что зря она с ним так «носится», «исполняет любую его прихоть». Но ей не составляло труда выполнять его маленькие просьбы (принести книги или купить медикаменты): она откладывала все свои дела и старалась сразу же выполнять его поручения.
Ей не хотелось задумываться над тем, почему она это делает (и тем более, нелепым был бы вопрос: «Не любовь ли это?»). Просто она чувствовала, что так нужно. Неужели все это время она ошибалась? Но что тогда двигало ею? Не слепая же любовь, как примитивно рассуждала Ляля, и никак не благотворительные наклонности ее сущности, которых никогда ранее в себе не замечала.
       Может, этот человек разбудил в ней что-то живое?..
А сейчас, начав анализировать и подсознательно планируя списать все это в прошлое, не стремилась ли она убить тем самым в себе то живое, что было разбужено?…
       «Нет, дорогая, ты еще помучаешься, - сказала она себе, - я не позволю тебе списать этого человека в прошлое…».
…Время неумолимо. Уходят люди, сделавшие для нас так много, но связь остается, остается тепло и вера: ничто не пропадает бесследно…

(PS: А неисправимая оптимистка Ляля шутит, что не пропала даром и стодолларовая бумажка, за которую было куплено место врача в Центре соц.помощи).
       
       
       ***************