Никого нет. Только я. Глава 3

Глава 3.
       Дардар.
Первые лучи солнца еще еле-еле касались моей щеки, когда резвые копыта Орешка зарысили по камням Варожской мостовой. Морозное зимнее утро дохнуло мне в лицо своей свежестью, мгновенно пробудив меня ото сна. Снег рассыпался серебристой пылью по расчищенным дорожкам, и теперь они тоже блестели. Казалось, будто я попала в заснеженное царство, где каждая веточка и каждая крыша увешана сказочным узором.
Выдыхая пары теплого воздуха, я ежилась в седле, пытаясь плотнее прижаться к Орешку, который тоже фыркал носом, мотал головой и то и дело срывался на галоп. Мне было грустно. Нет, я уже перестала плакать. В конце концов, этим я уже ничего не смогу исправить. Но на груди лежал тяжелый камень. Он не давал мне покоя, будто своею тяжестью тянул вниз. Перед глазами же стоял туман безразличия ко всему. Куда я еду, с кем и почему? Не имеет значения. Я еду. А это уже достойно переживаний.
Впереди меня, сидя в седле прямо и гордо, ехал Хетаньел на своем сером мерине. Ехал молча и грузно. В глазах я не могла прочесть ровно ничего, а заговаривать с ним первой уж и совсем не имела желания. Мой спутник выглядел мрачным и отрешенным. Ни один мускул не вздрагивал на его лице. Ни тени улыбки, ни тепла, лишь холодная, пронзительная надменность. Он смотрел на этот мир таким взглядом, будто он видит его уже вечность, моля своего бога о смерти, как об избавлении. Безразличие, презрительная усмешка на его губах. Тоска. По чему или кому? Я смотрела на него сзади, на то, как мерно и гордо ступает его серый с пепельными метинами мерин, держа высоко сильную и не покорную ни Святому, ни Порочному голову. Я слышала, как Хьел окликал коня. Дардар – его имя. Дардар. Обитель Верькиза-убийцы. Случайно ли это имя?
- Дардар, - произнесла я вслух, сама того не желая.
- Что? – Хьел услышал мой голос и обернулся.
- Дардар. Почему ты назвал так коня?
Хетаньел приподнял кончики губ в сухой улыбке.
- Это животное уж точно не Святого создание. Это конь-убийца, конь, родившийся из пепла. И никому он не верен. Он только раб мой. Я поработил его, - всадник вздохнул, потягивая мне руку, обожженную, израненную, огрубевшую, - вот этой рукой я заставил его покориться моей воле, - Хьел приподнял гриву и показал мне клеймо в форме серебряной дымки. – С тех пор его огонь погас. Дардар – имя не мной придуманное, да и не имя вовсе. Это сущность того самого ущелья, наделенная его духом, его волей и разумом, который по совсем неожиданным для него обстоятельствам оказался во власти простого смертного.
Рассказывая мне это, Хетаньел не заметил, что остановился. Вокруг нас собрались люди и молча слушали. Но когда рассказ закончился, они выдохнули и с ворчанием разошлись.
- Другим рассказывай сказки. Дардарский конь. Ха! Это же легенда. Бедняга повредился рассудком! - Сказал кто-то за спиной у Румма-Хатьена.
Не говоря ни единого слова, Хьел повернул коня и прошептал ему на ухо что-то. Мерин повел головой, взревел и выплюнул небольшой клубок горящей лавы в лицо не верящего. Толпа ринулась бежать, кто-то осыпал невиданного всадника проклятиями, помогал пострадавшему. Хетаньел схватил моего Орешка под уздцы и пустился вскачь.
Мы оставляли позади людные улицы и обезумевших людей. Вроде бы, я чувствовала, что мой спутник заботится обо мне и не допустит ничего плохого. Но, в то же время, по спине прополз холодок ужаса. Он не врал про коня. Это действительно слуга Верькиза. Что еще хранит этот странный человек? Какие тайны? Кто он такой тогда, если смог взнуздать это создание тьмы? Нет, не может он быть простым созданием бога, смертным человеком. Даже эльфу, как бы он не был мудр и силен, не подвластны кони хаоса. Если верить преданию, таких коней всего два. Путешествовать бок о бок с таким существом не представлялось забавой. Но не в жеребце дело. Хетаньел. Он ли не сам служитель Порочного?
- Лэйла, - услышала я тихий голос мужчины. – Лэийлана!
Я опасливо повернула голову на зов, очнувшись от мрачных мыслей, но заглянуть в глаза, звавшему меня человеку так и не решилась.
- О чем ты думаешь?
Отвечать я не решилась и только поджала губы.
- Понятно. Я не один из них, нет. Не бойся меня. Я дал клятву твоему дяде… и не только ему, - последнее он проговорил приглушенным, таинственным голосом, смутившим меня – Я поклялся, что пока я жив, ни один волос не упадет с твоей головы.
- А ты не боишься?
- Кого? – искренне удивляясь, спросил Хьел.
- ЕГО, - я округлила глаза и скосила их на серого жеребца. – Он же один из двух слуг Верькиза?
- Нет, не боюсь. Он знает, что я сильнее, ведь я однажды победил его. Если понадобиться, то я сделаю это еще раз. Тем более, держа его в узде.
Я замолчала на миг, затем вздохнула глубже и, совсем уже осмелев, решилась.
- Куда мы едем?
- Не знаю.
- Что?!!
- Не кричи! Я взялся обучать тебя, терплю твои выходки. Будь так добра: повежливей, это было сказано стальным тоном. Таким, что я и впрямь раздумала грубить своему новоявленному учителю. Затем, впрочем, он смягчился и продолжил говорить. Должно быть, у этого человека стальные нервы и ангельское терпение. – Думаю, для начала навестим мою усадьбу под Фрап-халом. Наведем порядок в бумагах, счетах. Я выдам тебе хорошее, трофейное оружие. Много чего там накопилось. За одно и ты чему-нибудь научишься.
Залихватски рассудил, ничего не скажешь. Честное слово, я впервые в своей жизни решила, что молчаливое согласие иногда правильнее любого протеста. И безопаснее. Тем не менее, мириться с превосходством моего дорогого спутника я все равно не хочу.
Наши кони ступали уже по огромному полю, оставив позади Варог. Их копыта больше чем по колено увязали в сугробах, поэтому каждый раз они высоко поднимали их. Впереди лежал скудный перелесок, а за ним уже блестела на утреннем солнце вода Ости.
Дневник. Записи четвертая. О вечности и людях.
«Как хорошо парное молоко, когда пьешь его после целого дня уморительной работы под палящим солнцем. Как вкусно хрустит шматок свежеиспеченного хлеба. Мир в эти моменты кажется раем, все радует, все нравится. Сидишь за столом, ноги свесишь и улыбаешься, видя, как солнце уносит за собой остатки этого дня. И не жалеешь совсем о том, что день никогда не вернется. Потому, что завтра вот так же будешь работать в поле, жевать корку.
Человек, который живет лишь одним днем, одним единственным мигом и не задумывается, хорошо ему или плохо, тяжело или нет – живет легко и свободно, легко дышит. Он не боится ни боли, ни смерти, ни болезни. Потому, что страх – это дурные мысли о будущем, которое не волнует человека. Как правило, таких много, просто они не заметны. Собственно, они и не хотят, чтобы их замечали и рушили созданную им идиллию. Именно эти люди, реже всего становятся героями легенд. Потому, что рассказать о них нечего. Никому они в жизни не навредили, не напортили. О доброте тоже не слишком беспокоились. Вот и получается обычный человек. Если так подумать, то он лучший из всех. Он вообще не трогает других, никогда, считая, что со своими проблемами каждый может справиться и сам, а создавать их тоже никуда не годится. Это же надо думать, примериваться, как бы лучше напакостить. И жизнь кажется ему быстрой, ведь он не думал ни сколько живет, ни сколько ему осталось отбыть на этом свете.
Другое же дело, люди другие, те, что постоянно на виду. Городские, например. Каждый из них думает, как бы завтра меч тупой по хорошей цене продать, как стащить у соседа жеребца. Того, что сильный такой, славный – хоть на монету чекань. Даже с виду добропорядочная и верующая старушка с удовольствием выльет помои на чужого племенного пса, чтоб тот не брехал, когда то не следовало. Все куда-то бегут, кричат, рычат, будто свора бродячих собак. И день изо дня слышишь, как какой-то грет Элькет затащил в свою конюшню барышню. А та была так им очарована, что не могла никак противостоять. После же, дама гневно заявит, что ее обесчестили, ядовито оскалит белые зубки и огреет до потери сознания проклятого соблазнителя просто так, голыми руками. А потом, злые языки таких легенды придумают, что хоть стой, хоть падай. Как тут не подумать, о том, что будет завтра! А когда у тебя в кармане осталась одна серебрушка, а из еды только заплесневелые огурцы двухгодичной давности, то мир как-то уже не кажется радостным и щедрым. Твой век кажется тебе целой вечностью, ведь так оно и есть. Человека, который так живет, еще долго не забудет земля за их порывы души и пакости, когда на душе волки выли, и хотелось, чтоб другим было тоже очень весело. Под крыло Архангела ему путь заказан… левого. Потому, что помимо отваленного нищему золотого, он еще столько напакостил, наврал, напился горькой, что именно это его имя и увековечит.
Вечность. Позади и в будущем. А люди все не меняются…»