Дорога длиной более полувека

Автобиографическая повесть. Начало

       В астрономический Новогодний день стихии Земли родился мальчик, которого назвали её владельцем. В этот день, но в другие годы родились императоры Александр I и Хирохито. Чей рейтинг выше?
       Малой Родимой ему служили близкие окрестности Подставки Луны. Три Таганая полукругом прикрывали небольшой город на Уральском хребте от холодных северных ветров, многочисленные потоки быстрых притоков речки Тесьмы несли свои изумительно чистые воды по каменистым руслам, готовые напоить, леса богатые грибами и дикими ягодами, - накормить и обогреть; а сама природа величественная, могучая, щедрая и загадочная поражала воображение.
       Первые минералы, прекрасно ограненные красно – бурые гранаты, серебристые мусковиты, розовые и молочные кварцы, сами давались в руки на прогретых весенним солнцем южных придорожных склонах невысоких гор, сложенных древнейшими метаморфическими породами - слюдяными сланцами и кварцитами, в которые, как предполагают, превратились некогда бывшие обыкновенные пески и глины. Родники, бьющие из трещин в скальных породах, находились здесь же рядом, в неглубоком колодце, с крошечным деревянным домом, а в огороде, переполняли деревянную бочку.
       Первыми наставниками в геологии была бабушка – Евдокия Лукьяновна утверждавшая, что Таганай – это вулкан, да отец с дядей, бродившие в лесах за Таганаями и приметившие, низину, в которой всегда тепло, а это значит, что там есть либо уголь, либо уран. Тогда шел год 1937. Как видите, значение урана, уже было известно простым железнодорожникам, какими были отец и дядя. Отец был первым поводырем по Уралу, изредка бравшим с собой второго малолетнего сына, когда поздняя весна заставила его искать несколько мешков травы для коровы, далеко от жилья, в защищенных лесом распадках предгорий Большого Таганая, или когда в конце лета надо было проведать дальнюю делянку заготовки дров где – то между Малым Таганаем и западным склоном горы Александровская Сопка, расположенной на хребте, разделяющем Европу с Азией, в водораздельных верховьях притоков могучей Волги и сибирской реки Иртыш.
       Война 1941-1945 г. отняла отца. Будучи младшим командиром истребителей танков, он воевал для такого рода войск долго- с конца 1941 г. по лето 1943 г.
       Погиб он видимо, под гусеницами цивилизованного европейца тех лет, где-то в пределах Курской магнитной аномалии. Предположение, вполне логичное, подкреплено последним солдатским треугольником, пробившимся сквозь военную цензуру, в котором сообщалось, что «Курские соловьи поют» в ответ на запрос - где он воюет? Только в 2005 г. нам сообщили, что погиб он у села Подоляны, что на Курской Дуге. Отец любил грибы и каждое лето просил меня со старшим братом заготавливать больше грибов, надо думать, знал, что это спасет нас от голода в военное лихолетье.
       К месту будет сказано, что и деда моего по отцовской линии убил наповал другой «цивилизованный христианин» Первой мировой войны - чех, эшелон которых в окрестностях горы Косотур в г. Златоусте пытались разоружить вооруженные отряды местных рабочих железнодорожников. Вот такая международная дипломатия.
       Учился я, по-видимому, неплохо, хотя жили мы бедно. Меня, безотцовщину, в 1944 г ВЛКСМ наградил путевкой в третий после освобождения Крыма поток детей в пионерский лагерь Артек. В первом потоке были дети жителей Крыма, во втором - дети участников войны, а в третьем «наш брат». Черное море, Крымские горы, брошенные румынские скорострельные зенитки, кучи стрелянных гильз на прибрежных скалах и сохранившиеся подписи – «только для немцев» глубоко вошли в память, было ясно - Крым брали и с моря. Но дети - есть дети… Были разные, с Урала, из Москвы и Украины, откуда-то еще и из Прибалтики – Литовцы и Эстонцы. Литовцы были богатые – имели перочинные ножи и блестящие электрические фонарики, эстонцы будто - бы партизанили… Какой-то русский мальчик (отец его воевал в чине подполковника) рассорился с богатым литовцем, ударил его перочинным ножом, чем породил чрезвычайное происшествие. Два грузинских мальчика 14 лет (а это уже мужчины) подражавшие И. В. Сталину не поделили должность главнокомандующего в военной игре пионерского лагеря, кровно обидели друг друга, и слабый горько плакал на виду у всего лагеря. Море в бурю на скалы выбросило глубинную мину в послеобеденный час сна, всполошив весь лагерь.
       Прибрежные скалы г. Аюдаг (Медведь-гора) дарили щетки кристаллов горного хрусталя, а галечные пляжи Черного моря идеально окатанные разноцветные галечки, среди которых выделялись темные гальки трахитов.
       Из Артека увозили кто что. Москвич заготовил много лаврового листа, кто-то вез огромные шишки итальянской сосны, надменные литовцы обиду на русских, а я богатства крымских гор и морского пляжа.
       Время текло, война окончилась, приближался конец семилетнего обучения в школе. Один школьник написал письмо А. Е. Ферсману, получил от него ответ с рекомендацией поступать в геологоразведочный техникум, поступил в него, что породило молву, которая дошла до моих тети и дяди, переехавших работать в г. Кыштым. В том городе был горный техникум, известные каолиновый и графитовый комбинаты и медеэлектролитный завод, а в окрестностях – много глубоких и рыбных озер. Там же близко были Вишневые горы – кладовая редких химических элементов, кладовая редких химических элементов, красивых минералов. Вишневые горы являются продолжением заповедных Ильменских гор.
       Вот и подумали тетя и дядя взять племянника к себе. Приехала тетя, забрала и увезла меня в г. Кыштым. Вступительные экзамены сданы, подписан приказ о зачислении на первый курс отделения открытой разработки месторождений открытой разработки месторождений полезных ископаемых Кыштымского горного техникума. Окончить этот горный техникум не пришлось. Весной 1947 года техникум сгорел дотла. Горный техникум запомнился заинтересованностью его преподавателей к проявлениям обучающихся к геологии родных мест, утверждением, что телега тянет лошадь с силой, с которой лошадь тянет телегу; тем что паника во время пожара заставляет таскать тяжелый стол для того, чтобы снять плакат, висящий на стене на тоненьком шнурке, а город Кыштым разделен на Кыргызию и Гужеедию, где во время голода жители съели гужи, а еще пленные румыны и немцы, которые работали на заводах Кыштыма. Один румын в благодарность пригласил приехать к нему в Румынию, а немец прижал задницей руку автору этих строк к борту грузовика, перевозившего выеннопленных, когда он попытался сесть на ходу, чтобы проехать до техникума. Мстительный немец победил девятнадцатилетнего сына своего боевого врага.
       Пожар породил проблему, нужно было перебираться в г. Нижний Тагил Свердловской области, но не хотелось, пришлось обратиться в Челябинский обком ВЛКСМ с просьбой о переводе в Миасский геологоразведочный техникум. Благодаря ВЛКСМ перевод состоялся и в 1947 г. Ваш покорный слуга был зачислен на второй курс Миасского ГРТ на отделение рудничной геологии. МГРТ помещался в старом Миассе, на берегу пруда на р. Миасс, в котором была спрятана золотая россыпь (ныне она отрабатывается), а на правом берегу отвалы шлака медеплавильного завода XVIII века. В Миассе все располагало к приподнятому самочувствию. Возвращаясь в Миасс из родного Златоуста автор с наслаждением вдыхал живительный воздух Миасса. Это тогда, через 40-50 лет такого уже не случалось. На пляжах Миасского пруда было много галек зеленоватой и сургучной яшмы, прибрежные горы с севера – сложенные розовато-серыми гранитами с жилами пегматитов с гигантскими кристаллами полевых шпатов, слюды и кварца. Северо-Западные окраины станции Миасс сложены редкими породами – нефелиновыми сиенитами (миасскитами), в которых попадались мелкие цирконы. В районе г. Миасса действовали золотые прииски, серебряно-свинцовый рудник, тальковый рудник. Карьер флюсовых известняков и Ильменский государственный минералогический заповедник. Золото добывали в огородах, а платину тайно промывали в окрестных лесах.
       В Миассе учили добротно. Директором была строгая женщина Аристова, геологию, полезные ископаемые и палеонтологию преподавали муж и жена Харюткины, горное дело – «человек-энциклопедия» - Короткевич, маркшейдерию – вздорный Алашеев. Знания по математике нес немец Краус Михаил Михайлович, человек с протезом вместо руки, искусственным глазом. Любившим молоденьких студенточек, за что его, видимо, не уважала директриса. Помнится еще барственный преподаватель русской литературы, человек похоже дворянского происхождения.
       Первая полевая практика проходила на Вишневогорском редкометальном пегматитовом месторождении. Работал рабочим по отбору проб. Практикой никто не руководил, допуска к секретным картам и материалам не было, поэтому полагающийся отчет по практике я заменил сбором музейных образцов красивых и редких минералов, а собственно отчет состоял из компиляции журнальной статьи об украинском месторождении содержащем минерал паризит, который оккупанты вдоволь заготовили для военных нужд, но вывезти не успели. Чей-то донос породил молву, что практикант по выходным уходил в окрестности рудника и всю практику там проспал. В итоге 2 за отчет, но выручили собранные образцы, которые поместили в музее техникума в запертом стеклянном шкафу, на перевернутых лицом вниз этикетках, дабы враги и лазутчики не узнали о месте их сбора. Сами сборы образцов, как потом выяснилось, были нарушениями режима секретности.
       Лозунг того времени «враг не дремлет», в 1948 году по небольшому радиоприемнику, на чистейшем русском языке «среди бела дня» в г. Кыштыме я услышал ужасную тайну – в Челябинской области русские строят завод по изготовлению атомных бомб! Со временем это стала знать каждая бабушка… В 1951 году ужасную тайну американцев я также узнал случайно из печатного источника на русском языке с грифом «Сов. секретно»; который назывался «Атомная промышленность США» с фотографиями заводов экономическими выкладками и т.п. Душа моя радовалась: мы квиты, американцы выведали нашу тайну, мы в долгу не остались.
       Однако, не все тайны становятся известными. Тайна – по какой причине упомянутая «Сов. секретная» информация об Америке была прислана в приисковое управление по добыче касситерита и вольфрамита, расположенное к тому же в 230 км от ближайшей станции Хилок Забайкальской железной дороги, осталась тайной… Подозреваю, что это специально сделано из-за меня, надо было человека успокоить. Вот такая существовала забота о каждом простом советском технике-геологе.
       А Вишневые горы действительно были вишневыми! Умеренный климат, мягкие очертания гор, глубоченные синие - пресиние озера с окунями весом более двух килограммов. Руда добывалась в неглубоких карьерах и штольнями – этакое метро с ответвлениями. Минералов было множество, некоторые ярких расцветок с прекрасными природными гранями и, порой, гигантскими размерами; величина кристаллов 5-10 см не редкость. Многие минералы были радиоактивными.
       Поражало разнообразие пегматитовых жил по форме – от классических плит до трубообразных тел диаметром всего около 20 см. Непознанного было много и не только для студента: спустя десятки лет стало известно, что под месторождением редкометальных пегматитов сравнительно неглубоко скрывается более грандиозное месторождение редкометальных же карбонатитов – особая специфическая магма. Поражала и бесхозяйственность – музейные образцы никто не собирал, а редкометальной рудой засыпались колдобины и выбоины на рудничных дорогах. Знай наших!
       Преддипломную практику проходил на медной шахте Леваха -12 в Свердловской области. Работал рабочим по опробованию руд. Шахта имела глубину около 350 м. Медные руды были в основном выработаны в период Великой Отечественной войны. Оставались достаточно бедные вкрапленные руды, дорабатывались оставленные по тем или иным причинам целики. У Хозяйки Медной горы было неуютно. Сырость и грязь, породы скальные, пробы приходилось вырубать зубилом и молотком. Были забои в которых руда «горела», температура воздуха в очаге пожара достигала 80 градусов С. Тяжелые вагонетки с рудой от забоев выталкивали шахтеры и лошади. В шахте случались завалы, к счастью в нерабочее время.
       Люди были работные, меня отпустили с практики лишь за неделю до начала занятий в техникуме. Был и негатив – нежданно-негаданно «оценил» кандидат геолого-минералогических наук, специалист какого-то геологического института. Приговор был однозначен – «из него, т.е. меня геолога не выйдет». Обо мне сказано было сокурснику Боре Алабужину, что проходил практику на соседней шахте и приходил к кандидату за консультациями. Фамилия кандидата была Генбом. Я у него был подручным в процессе внедрения шпурового метода опробования медных руд. Суть метода – вместо вырубания проб бурились шпуры (цилиндрические отверстия в породе небольшого диаметра, на глубину 1-2 м). шпуры бурились воздушным перфоратором, промывались водой, выбуренная «грязь» собиралась, сушилась, от нее отбиралась проба на химический анализ. Работа грязная, но относительно легкая физически. Кандидат слышал про Хозяйку Медной горы и ее побаивался.
       Однажды, когда шло бурение и масло из перфоратора брызнуло высоко на потолок некрепленого штрека, весь разбитый глубокими трещинам, на что указал мне бурильщик, а его жест заметил Генбом, подумав, что вот сейчас ухнет и всем конец, он опрометью кинулся из забоя под дружный хохот многочисленных свидетелей и Медной горы хозяйки. Она же и остановила его, заставила вернуться в забой, встать под заколы и молиться о спасении своей души и престиже. Года через два в научном журнале была напечатана статья об успешном осуществлении на шахте Левиха опытов по внедрению шпурового метода опробования медных руд, выполненных Генбомом без свидетелей и помощников.
       Однако, Хозяйка медной горы за такую несправедливость наказала кандидата, он оступился и упал в рудоспуск. Лететь бы ему метров сорок, до откаточного штрека, но застрял живот в узком месте… Говорят есть много вредно, для него полезно, а вредно быть свидетелем забав хозяйки, она видать, не любит, когда над этим смеются.
       По распределению меня направили в Восточную Сибирь, в комбинат «Востсиболово», что располагался в г. Иркутске. Заметьте, декабристов туда ссылали, я ехал по распределению. Из Иркутска меня отправили в Читинскую область, в Шумиловское приисковое управление. Управление имело пять приисков, один вольфрамовый рудник, вело разведку Куналейского месторождения вольфрамита и геологическую съемку перспективных на олово «листов» - территории Забайкалья в сотни км2.
       По началу отдали мне рудник, который располагался на плоской вершине горы на высоте 2050 м над уровнем моря. Тайги на этой высоте уже не было, лес рос метров на 300 ниже. Оформили на самую низшую должность в геологии, вскоре повысили до должности геолога рудника, а через несколько месяцев – приказали еще и исполнять обязанности маркшейдера. Маркшейдерия, по которой у меня была единственная тройка, на руднике была запущена. После двукратной моей проверки выяснилось, что очистное пространство, где велась добыча руды взрывами, оказалась ближе к поверхности, чем это было указано на маркшейдерских планах. Пришлось планы скорректировать, а рабочим выплатить зарплату за работы прошлых времен. На руднике я проработал до появления дипломированного маркшейдера, который меня заменил, а я тут же был назначен геологом Шумиловского приискового управления. В обязанности входило геологическое обслуживание пяти приисков и курирование вольфрамового рудника. Вскоре главный геолог Шумиловского приискового управления уехал в Амурскую область, а я по приказу был назначен исполнять его обязанности. Больше года все приисковое управление с его приисками и рудником, геологоразведочными и геологосъемочными партиями, разбросанных на сотнях квадратных километров, подчинялось моей геологической воле. Добыча олова и вольфрама росла, была начата разведка на глубину Молодежного месторождения вольфрама, завершалась разведка Куналейского месторождения, снимались и опоисковывались перспективные территории.
       Интересна история открытия этого оловянно – вольфрамового металлогенического района. В 1940 году на площади работала геологическая партия Ленинградского горного института под руководством профессора Юрия Деньгина. Ничего существенного она не обнаружила и к осени отбыла в г. Ленинград. Перед самой зимой военные топографы установили на одной из вершин триангуляционный пункт. Копали более 1 метра и извлекли образцы грейзена с касситеритом (оловянная руда). К новому году образцы были доставлены в Иркутск. Одного взгляда на образцы было достаточно, чтобы поднять в новогоднюю ночь бокалы за открытие нового оловянного месторождения. Война подстегнула геологов и уже летом 1941 года началась разведка многочисленных россыпей в районе находки. Колышки от палаток Ленинградских геологов оказались расположенными на одной из россыпей, а месторождение всю войну поставляло фронту дефицитное олово.
       Эту историю с оправдательным объяснением автор выслушал из уст самого профессора, который в пятидесятых годах наведывался с группой студентов для обнаружения еще не открытого, но предполагаемого месторождения олова. Автор, чем мог помогал профессору, даже отдал его студентке свои сапоги (ее-то совсем износились), но открытия так и не последовало. Бывают и невезучие геологи.
       Почти четыре года работы на высокогорье в суровом климате с жестокими морозами там, где зима достигала двенадцати месяцев (был год когда каждый месяц ложился снег толщиной до 0,5 м), сказались на здоровье. Пришло понятие, что надо продолжить образование. В 1954 году я подал заявление для поступления в Иркутский горный институт, получив вызов уволился из Шумиловского управления и отбыл в г. Иркутск, в котором почти год до этого занимался пересчетом запасов оловянно-вольфрамовых руд по всем своим приискам.
       Женщина – математик, предположив, что «поставь ему тройку, а он учиться не будет», круто изменила всю мою жизнь. Я вернулся на Урал и решил устроиться в геологоразведочную партию на железо в Челябинской области. Мужчина – главный геолог экспедиции отказал в приеме даже на самую низшую геологическую должность – коллектором. Его, видимо, напугали куцые записи в моей трудовой книжке, где за записью о зачислении коллектором шла запись о назначении и. о. гл. геологом и тому подобная белиберда кадрового учета.
       Помог случай. На родине я услышал разговор, из которого мне стало ясно, что передо мной геолог. Обратившись к нему, я получил согласие на приезд в пос. Медведевку, что под городом Златоустом, где стояла партия «Геохимразведки» - была и такая специализированная разведка, разбуривающая месторождение барита. Один месяц я проработал коллектором, после чего был назначен младшим геологом, а вскоре, после ликвидации «Геохимразведки», я оказался в Челябинской геологоразведочной экспедиции Министерства геологии РСФСР, где вновь встретился с роковым для себя главным геологом. Ему нужен был геолог средней руки для подкрепления группы, проводившей подсчет запасов огнеупорных глин Увольского месторождения, не обремененный семьей, согласный год работать в г. Свердловске на командировочных условиях. С легким сердцем я отбыл в столицу Урала, и влился в коллектив Уральского геологического управления, где мог свободно общаться с ведущими геологами Урала, того времени. Аладинским, Коржевиным, Беловым, Бухманом, Коржинским, Батищевым-Тарасовым и др. первооткрывателями и разведчиками многих месторождений меди, железа, бокситов, титана, нерудного и горно-химического сырья Урала. У них я постигал науку, а порой и ее азы в оценке месторождений нового для себя нерудного сырья.
       Шло время, к весне очередного года отчет по огнеупорным глинам был окончен, я засобирался на геологосъемочные работы на Полярный Урал. Договорился с начальником партии, но… руководство Управления увидело во мне геолога - нерудника и настояло на моем возвращении в г. Челябинск в должность начальника нерудной партии.
       К тому времени, моего рокового главного геолога в должности понизили, мы уровнялись, а бывало, даже работали совместно. Эпизод с моим неудачным устройством он благополучно забыл, а я ему до сих пор его не напомнил.
       Работа геологом по поискам и разведке нерудных полезных ископаемых, список которых длинен и разнообразен, связана со специфическим, нестандартным, часто меняющимся подходом к изучению месторождений этих полезных ископаемых, обязывающим постигать вопросы технологии производства из них изделий, либо технологии их использования в промышленности и сельском хозяйстве; а так же учитывать проблемы, могущие возникнуть при разработке месторождений.
       Что говорить, среди геологов бытовало мнение, что геологи нерудники являются «не голубой кровью» геологии. Служить насущным нуждам народного хозяйства изъявлял желание не каждый, однако при этом можно было обходиться и без высшего образования.
       Высшее образование я получил лишь в 1968 году, окончив Воронежский государственный университет, получив диплом о присвоении мне квалификации инженера-геологоразведчика.

       К тому времени на моем счету уже были печатные и завершенные поисковые и детальные разведочные работы на огнеупорные глины и формовочные пески, кирпично-черепичное сырье, гипсы, ангидриты, все виды строительных песков и песчано-гравийных отложений, асфальтиты, каменные и калийные соли, графит и самородную серу.
       Пески и глины, столь широко используемые в строительстве, нередко содержат те или иные количества металлов: черных, цветных, редких и благородных. Титан, цирконий, золото, платина, осмий и иридий, не говоря уже о редкометальных тории и уране, содержатся и в песках и в глинах. Мы штукатурим, кладем в асфальт на дорогах, формуем кирпичи именно из таких песков и глин. По современным санитарно-гигиеническим нормам природные строительные материалы не должны содержать выше нормы радиоактивные элементы. А как быть с остальными? При Пермском госуниверситете была создана ЛОПИ – лаборатория осадочных полезных ископаемых, в мое время руководимая профессором Луневым Б. С., который «со товарищи» в геологическом журнале университета проповедовал, что в песках и глинах надо изучать мелкие тяжелые минералы, тогда будешь знать есть ли в них алмазы, платина, золото и многое другое.
       Идея «пришлась ко двору», мною были приняты на вооружение, внедрены в головы моего начальства, да сам я был уже, начальником геологического отдела крупной геологической экспедиции на Южном Урале в Оренбургской области. В Оренбург с семьей я переехал в 1961 году, повстречав случайно на станции Карталы своего коллегу геолога Родина Олега Федоровича, назначенного главным геологом вновь образованного Оренбургского геологического управления. К тому времени в Оренбургской области уже было открыто, разведано и разведывалось не мало месторождений нефти, газа и крупнейшее на Урале Гайское медное месторождение.
       Меня уже пригласили вести работы на строительные материалы в Западной равнинной сельскохозяйственной половине области, на которой расположен и центр области - город Оренбург, некогда форпост России, где родилась у А. С. Пушкина «Капитанская дочка», где буйствовал народный царь Петр – «Пугач» с подручным Салаватом Юлаевым и компанией…
       
Хромой Тимур, жестокий властитель Средней Азии около 700 лет тому назад с воинами бродил по Зауралью. Он чем-то прогневал Аллаха, за что тигр-людоед убил его любимую дочь. Властелин на месте гибели дочери приказал поставить мавзолей. Место захоронения пришлось на небольшое межозерье, чуть приподнимающееся над поросшими высоким камышом отлогими берегами озер.
       Строили мавзолей из кирпичей. Ордынские мастера не нашли поблизости подходящей глины и, по преданию, обжигали кирпичи за 70 км от этого межозерья там, где ныне стоит г. Троицк Челябинской области. Обожженный кирпич с рук на руки передавали воины. Мавзолей, построенный из этих кирпичей, стоит до сих пор, а не разрушается. Руководимые Советами комбеды (комитеты бедноты – для расшифровки не современникам) пытались разобрать купол мавзолея на нужды народного хозяйства, но не смогли – ни кирпич, ни цемент не поддавались. След варварства властей сохранился в полуразрушенном куполе мавзолея, но на удивление автор не увидел следов варварства многочисленных туристов из народа – подписей типа «здесь был Вася» не было.
       Мавзолей Мезарки, он же Башня Тамерлана, находится в Варненском районе Челябинской области, примерно в 7 км от ст. Тамерлан. Варненский район, не в пример другим, за истекшие почти 700 лет так и не приобрел кирпичного завода. Причиной тому послужило то обстоятельство, что в близи районного центра глины, пригодные для изготовления кирпичей, нигде не обнаруживались.
       Во времена правления Никиты Сергеевича Хрущева (первый секретарь ЦК КПСС) автору было дано задание (не подумайте, что «Самим», но в стиле…) найти и разведать месторождение кирпичных глин не далее 7 км от села Варна с запасами всего 200 тысяч кубометров.
       Места, приближенные к этой части Челябинского Зауралья, буквально усыпаны памятниками нашей истории – здесь есть села с громкими названиями: Берлин, Париж, Лейпциг, Фершампенуаз, города, что с бою брали Зауральские казаки в Первую Отечественную войну. Влип в историю здесь и автор, так и не нашедший здесь месторождения глин, даже со столь небольшими запасами. Это единственное не выполненное автором задание Парии и Правительства по поискам месторождений нерудного сырья на просторах Челябинской области.
       Результативных работ и открытий было достаточно много; десятки месторождений кирпичных глин, два месторождения диатомитов, великолепное месторождение формовочных песков и месторождение первичных каолинов. Были успехи и в общей геологии; бесспорное для себя доказательство существования морского пролива в пределах Челябинского буроугольного бассейна в третичное время, нестандартный взгляд на происхождение каолинов Еленинского месторождения и геологическое строение его района. Результатами работ автора в районе Еленинского месторождения воспользовались геологи-съемщики и геологи-поисковики бериллия, проводившие геологические исследования территории, которая опоисковывалась автором на каолины.
       Оценило ли результаты работ автора в области руководство, партия и правительство? Оценили, на одной из защит результатов поисково-разведочных работ на глины под строительство нового кирпичного завода главный геолог Уральского геологического управления сказал автору: «Ну, научился кашу варить…», а однажды в ноябре выделил горящую путевку в дом отдыха «бесплатно», но за полцены «миллион лет тому назад»…

Продолжение с...?

Уговорил отца написать, пару лет назад, о себе...
Получилось о довольно многом...