Дракон для жениха. Гл. 11-12

В соавторстве с Никой Ракитиной

Глава 11

Пан Иохан еще не видел шатров, но уже знал, что табор расположился неподалеку. Об этом свидетельствовало множество мелочей: среди лесной травянистой свежести вдруг потянуло дымом; ветер принес обрывки гортанных фраз, перезвон гитарных струн и лошадиное ржание; залаяла собака. Пан Иохан остановился в раздумье, и Улле обернулась к нему через плечо:
- Что-то не так?
- Пожалуй, вам лучше пока остаться здесь.
- А вы?
- А я, прежде чем выйдем к ним открыто, хочу поглядеть, что это за люди.
- Тогда я пойду с вами. Не беспокойтесь, они меня не увидят, - улыбнулась Улле. – Вы же знаете, я умею становиться незаметной, когда желаю.
Возразить на это было нечего, и пан Иохан, скрепя сердце, согласился.
- Хорошо, будь по-вашему. Только лучше не медлите с... превращением. Мне так будет спокойнее.
Его последние слова еще не отзвучали, а Улле уже послушно развеялась в воздухе золотистой пыльцой.
Оказывается, навык бесшумного подкрадывания еще не совсем забылся. Еще бы, столько раз он спасал пану Иохану жизнь в той далекой уже войне! Со стороны, правда, по-партизански крадущийся через лес барон выглядел несколько нелепо, но смотреть на него было все равно некому. Разве только Улле, которая плыла себе меж деревьями безмятежно сияющей в лучах утреннего солнца дымкой. И нелепость ситуации едва ли ее волновала.
Никем не замеченный, пан Иохан добрался до самого края леса и устроился в густых зарослях орешника; а его спутница потекла ленивой дымкой вперед. До ближайшего шатра было шагов двадцать, и со своего места пан Иохан прекрасно видел всю поляну с раскиданными по ней пестрыми шатрами и кибитками.
Табор был большой – одних только детишек барон насчитал полтора десятка. Сосчитать их было не так уж и легко: на месте ребятне не сиделось; маленькие увертливые фигурки с воплями и смехом носились взад и вперед. К тому же, на взгляд пана Иохана, все они были на одно лицо: одинаково смуглые, черноволосые, чумазые и голосистые. От их звонких гортанных криков звенело в ушах.
На вытоптанном пятачке между шатрами горел костер; над ним стояла тренога, к которой за крюк был подвешен котелок. Простоволосая женщина в пестром и, на взгляд пана Иохана, вульгарном платье, помешивала в нем ложкой с длинной ручкой. Еще несколько таких же ярко одетых женщин и один мужчина сидели поодаль. Мужчина держал на коленях гитару и, склонив к ней кудлатую голову, что-то наигрывал. Ветер доносил до пана Иохана только отдельные аккорды, которые не складывались в цельную мелодию, но, вероятно, мужчина заиграл плясовую, поскольку одна из женщин вдруг вскочила и, потряхивая плечами и взметая цветными юбками, прошлась перед сидящими товарками в жарком диком танце. Остальные женщины вскинули над головами смуглые руки, подбадривая танцовщицу хлопками в ладоши. Ритм все ускорялся, музыкант поднял голову и смотрел теперь на танцовщицу, которая кружилась уже вовсе неистово, так что юбки ее разлетелись по воздуху, обнажив по колени смуглые стройные ноги.
 - Ах, как красиво! – восхищенно прозвучал в ушах пана Иохана бесплотный голос Улле, и он завертел головой по сторонам – не вернулась ли незаметно посланница? Но не увидел ее ни в человеческом, ни в эфирном воплощении. Оставалось только догадываться, каким образом она сумела переправить на расстоянии свой голос.
- Вы видите, барон?
- Вижу, - прошептал пан Иохан. – А как у вас это получается – говорить со мной?
- О, я еще и не такое умею, - с легким оттенком высокомерия усмехнулась Улле. – А вы, если хотите что-нибудь сказать, можете просто подумать – я услышу. Только думайте отчетливо, не отвлекаясь ни на что постороннее.
- Так вы слышите мои мысли? – поразился пан Иохан. Эта новость не вызвала у него восторга.
- Да, я могу слышать мысли, если в этом есть нужда. Но не пугайтесь, у меня нет привычки подслушивать из пустого любопытства.
- А вы видите ее высочество?
- Пока нет. Не торопитесь, барон, дайте оглядеться.
- Только будьте осторожны, панна Улле, умоляю.
Музыка вдруг оборвалась резким аккордом, и в то же мгновение танцовщица упала на колени, словно подкошенная, и перегнулась назад, запрокинув голову и почти касаясь затылком земли. Послышались одобрительные возгласы.
- Сколько в этих людях жизни! – сказал голос Улле. – Извините за откровенность, но ваши знакомые по сравнению с ними – просто снулые рыбины!
- Спасибо на добром слове.
- Вы не согласны?
- Нет.
- Судя по вашему тону, вы все же обиделись. Ведь обиделись же?
- Это неважно, панна Улле. Прошу вас, поскорее найдите ее высочество... если только она здесь.
Посланница замолчала; прошло не больше минуты, но пану Иохану показалось, что он ждет целую вечность. Он уже готов был выйти из своего укрытия на поляну и приступить к расспросам, а там – будь что будет.
Он почти решился, когда вновь послышался голос Улле, на этот раз – слегка взволнованный.
- Барон! Кажется, я нашла.
Пан Иохан стремительно выпрямился в полный рост, готовый броситься на выручку королевне.
- Где?
- Не торопитесь. Сначала послушайте. И вот что... закройте глаза.
- Зачем?
- Закройте. Можете вы хотя бы минуту не задавать вопросов?
Пан Иохан, внутренне скрепившись, повиновался. И изумленно вздохнул, когда перед внутренним взором предстала яркая и отчетливая картина: две немолодые женщины, сидящие на бревне перед одной из кибиток с наглухо задернутым пологом. Одеты они были с той же режущей взгляд пестротой, что и молодые их соплеменницы, а их неряшливо свисающие на лицо волосы отчасти прикрывали ярко-красные платки. Одна цыганка курила трубку, словно мужчина, вторая щелкала орехи: разгрызала скорлупу удивительно крепкими зубами и тут же сплевывала, а ядрышки съедала. Пан Иохан видел все это так ясно, словно стоял в двух шагах от женщин.
Спустя секунду он услышал голос той, что курила трубку.
- Где твой малый-то? – повернулась она к соседке. – Все городскую приблуду обхаживает?
- Ага, - неспешно ответила та. – Всю ночь с ней просидел.
- А ты и не разогнала?
- А что, дело молодое, пусть его.
- Ох, не хорошо это, - осуждающе сказала курильщица, вынув из зубов трубку. – Не годится так-то. Чем ему наши девушки не угодили? Чего за эту моль бледную ухватился вдруг? Как будто околдовала она его, вмиг ума лишился! Схватил, уволок, как паук муху...
- Пусть его, - повторила вторая женщина. – Хоть такая ему приглянулась, и то ладно, а то на девушек совсем и не смотрит, нос воротит, ни одна не по нём...
Кровь отхлынула от лица пана Иохана: он понял, про какую "городскую приблуду" и "бледную моль" говорили цыганки.
- Панна Улле!..
- Спокойнее, барон, - откликнулась посланница. – Я сейчас загляну в домик и посмотрю, действительно ли это наша беглянка.
- Скорее!
Напружинив все мускулы, пан Иохан ждал и дождался: в его ушах раздался короткий отчаянный вскрик королевны Мариши, и почти одновременно с ним прозвучал взволнованный голос Улле:
- Барон!.. Сюда!
Куда именно "сюда", пан Иохан не стал дослушивать – от нетерпения кровь в нем кипела, - решил, что разберется на месте. С треском, кое-как уклонившись от упругих веток, так и норовящих хлестнуть в лицо, он проломился сквозь орешник и выскочил на поляну. Огляделся. Похоже было, что отчаянный крик королевны никого не встревожил, а вот появление нового действующего лица вызывало живой интерес. Несколько мальчишек, пробегающих мимо, остановились как вкопанные, пооткрывали рты и уставились на встрепанного барона черными, как вишни, глазенками. Женщины у костра тоже его заметили: одна из них показывала на него пальцем остальным; гитарист отложил инструмент и поднялся; рука его потянулась к поясу, за которым торчал тесак. А еще к пану Иохану подбежали несколько собак, которые, правда, вели себя пока что дружелюбно и ограничились обнюхиванием его ног.
Барон искал взглядом двух цыганок, которых показала Улле. Почему-то ему казалось, что королевна Мариша непременно скрывается в фургончике за их спинами. Но весь табор был – движение, мельтешение ярких пятен, и пан Иохан никак не мог сосредоточиться. Меж тем, медлить было непозволительно, каждая секунда была драгоценна. Трудно представить, что делали с королевной Маришей, если она начала кричать, позабыв про гордость и королевское достоинство.
- Панна Улле! – в отчаянии крикнул пан Иохан. – Где вы? отзовитесь!
- Сюда! – вспыхнуло в голове, и справа, на самой границе зрения, начал разгораться золотой свет. Повернувшись, барон увидел, что сияние исходит от той самой – или, вернее, из той самой кибитки, которую он безуспешно искал. Не было никаких сомнений, что это именно она – перед нею пан Иохан увидел двух цыганок с алыми косынками на волосах. Потеряв всю свою невозмутимость, они вскочили на ноги и с изумлением пялились на неземной свет, который пробивался сквозь полотняный полог и с каждой секундой разгорался все ярче и яростней. Пан Иохан осторожно протиснулся между меховыми боками собак и побежал навстречу сиянию.
Ему оставалось сделать всего несколько шагов, когда сияние вдруг угасло, а фургончик заходил ходуном. Вероятно, посланница Улле сочла нужным вмешаться и приняла человеческое обличие, хотя барону неясно было – зачем. В виде облака она могла и обезопасить себя, и защитить королевну, ведь соприкосновение с ней грозило недоброжелателю самое меньшее болевым шоком; пан Иохан помнил, чем закончилась его попытка притронуться к облаку. Но об этом можно было подумать и позже.
Он не слишком деликатно оттолкнул плечом цыганок, оказавшихся на пути, взлетел по двум ступенькам приставной лестнички и отдернул полотняный занавес кибитки. Внутри было сумрачно, и после яркого солнечного света пану Иохану показалось, что он попал в непроглядную ночь. В глубине фургона происходила какая-то возня; кажется, боролись двое. Боролись отчаянно, но молча, слышалось только учащенное дыхание и пыхтенье. Пан Иохан бросился вперед, но запнулся обо что-то мягкое и полетел на пол. На помощь пришла военная выучка – тело само вспомнило все, что было нужно, и отреагировало должным образом: и подобралось, и сгруппировалось, так что барон мягко перекатился через плечо... и уже далеко не так мягко ударился плечом же о деревянный бортик фургона (а может, впрочем, это был вовсе не бортик, а сундук – не разобрать). Пан Иохан поднялся сначала на колени, потряс головой, потом выпрямился в полный рост. Глаза уже привыкли к сумраку, и можно было разглядеть внутреннее убранство кибитки – весьма пестрое и даже беспорядочное. Но пана Иохана больше интересовали те двое, которые продолжали борьбу, не обратив на вторжение извне никакого внимания.
- Панна Улле? – позвал он. – Панна Мариша?
Пыхтение прекратилось, дерущиеся расцепились, и на секунду установилась тишина. Но уже в следующее мгновение кто-то вдруг бросился на пана Иохана с приглушенным рычанием. Второй человек, прижатый было к полу, приподнялся; мелькнули растрепавшиеся белые волосы, фиалковым отсветом полыхнули глаза.
- Барон!..
Пан Иохан мельком порадовался, что королевна, наконец, отыскалась, и тут же заставил себя сосредоточиться на противнике. Тот как раз налетел на него, замахиваясь изогнутым ножом. Вот так гостеприимные люди!.. Рассматривать буяна досконально было некогда; пан Иохан только отметил, что это высокий, крепкий мужчина с буйной черной гривой волос, в синей рубахе. Барон легко перехватил руку с ножом, но вот удержать ее было значительно труднее, противник был вовсе не какой-нибудь слабосильный хлюпик, да и приемы его были отнюдь не из арсенала благородного человека. Пан Иохан неплохо боксировал, но его умения были бесполезны против соперника, который не признавал никаких правил. Пришлось и барону позабыть о правилах. Несколько секунд они боролись, не произнося ни звука, и ни один из них не мог взять над другим верх; но вот цыган провел подлую подсечку, и пан Иохан грохнулся на пол. Никакого преимущества, впрочем, противнику это не дало, поскольку барон держал его крепко и в падении увлек за собой. Сцепившись, они покатились по полу, то и дело натыкаясь на острые углы и сшибая мелкие предметы. Что-то падало и разбивалось, под спиной, больно впиваясь в кожу, хрустели глиняные черепки. Несколько раз пан Иохан влетал головой во что-то мягкое и податливое – не иначе тот самый предмет, об который он споткнулся при входе. Почудилось даже, будто предмет этот пошевелился и простонал что-то, но за это барон не поручился бы. Мало ли что примерещится в пылу схватки.... Блестящее лезвие ножа так и мелькало в опасной близости от его лица и горла, и это было не очень-то приятно. Не более приятным было и перекошенное от злости лицо цыгана, а еще барону не понравилась кровь на его губах и подбородке. Можно было подумать, будто этот человек грыз чью-то живую плоть, словно дикий зверь. Неужто он умалишенный?
Вскоре пан Иохан начал уставать, тогда как противник по-прежнему был полон сил. Они катались по тесному фургону туда и сюда, покуда барон не оказался прижат лопатками к полу. Цыган тут же навалился сверху, придавил ноги и нацелился ножом в лицо, а свободной рукой вцепился барону в горло. Оскалившись от напряжения, пан Иохан одной рукой пытался отвести от себя нож, а второй схватил противника за ухо и принялся его выкручивать; но проклятый цыган, казалось, был вовсе не чувствителен к боли, и с каждой секундой барон понимал все отчетливее, что поединок этот он проиграл. Он разозлился: противно было бы умереть с этакой гадкой рожей перед глазами, - и злость придала ему сил. Он рванулся и почти скинул с себя противника, но тот откинул голову и быстрым, сильным движением клюнул его лбом в переносицу. Искры из глаз так и посыпались, а в голове поплыл звон; на несколько секунд пан Иохан потерял сознание. Руки его ослабли; и тут ему пришел бы конец, если бы цыган вдруг не обмяк и не повалился на него мешком. Нож, глухо звякнув, упал на пол. Пан Иохан перевел дыхание и попытался приподняться, но для начала нужно было скинуть с себя тяжелое тело. После сокрушительного удара, выбившего из него дух, пан Иохан едва ли справился бы в этом задачей самостоятельно; однако, кто-то, кого он не видел за растрепанной гривой цыгана, взялся ему помогать. С помощью неведомого доброжелателя барон, наконец, высвободился из-под поверженного противника, сел и увидел перед собой бледное девичье личико с размазанными по щекам и подбородку полосками подсохшей крови. Королевна Мариша была похожа теперь не на фиалку в сугробе, а на маленькую испуганную девочку. Прическа ее растрепалась, и непокрытые светлые волосы беспорядочными прядями спадали на лицо и плечи; платье на груди было разорвано. В руке она сжимала плеть, тяжелая рукоять которой могла сама по себе послужить оружием.
- Этим вы его и приласкали? – спросил пан Иохан, глазами указав на цыгана.
Губы королевны вдруг задрожали.
– Я убила его, да?
- Не думаю. Полежит, отдохнет, и будет лучше прежнего, - возразил пан Иохан. – Спасибо вам, панна, вы мне жизнь спасли.
Королевна Мариша посмотрела на плеть и вдруг отбросила ее с отвращением и ужасом, как будто это была змея. Следующий ее поступок стал и вовсе полной неожиданностью: она порывисто обняла пана Иохана за шею и прижалась к нему. Он почувствовал, что она дрожит, а сердце ее колотится часто-часто, как у птички.
- Этот человек вас поранил? – спросил барон, вспомнив о кровавых мазках на лице королевны. Она помотала головой и всхлипнула.
- Я так испугалась!
Еще бы! – хотел ответить пан Иохан, но его опередили.
- Ну-ка, парень, повернись, только медленно! – коверкая слова, сказал незнакомый хриплый голос. – И так, чтобы я руки твои видела!
Барон повернулся – вместе с Маришей, которая не желала его отпускать. В треугольном проеме, образованном двумя половинами полога, стояла цыганка, та самая, которая минут десять назад мирно курила трубку на чурбачке перед кибиткой. Теперь вместо трубки она держала в руке старинный мушкет, дуло которого смотрело прямо в лицо пану Иохану.
- Это еще что такое? – сквозь зубы проговорил он. – А ну бросьте оружие.
- Ага, щаз, - отозвалась цыганка и на своем языке вдруг гаркнула что-то во всю силу легких, так что даже в ушах зазвенело. Кибитка закачалась, полог раздвинулся, и полоска света упала на загадочный продолговатый предмет, который не давал покоя пану Иохан с тех пор, как он перешагнул порог этого своеобразного жилища. С удивлением и ужасом он понял, что это никакой предмет, а лежащий ничком человек... женщина, и ее платье было ему очень хорошо знакомо. Посланница Улле! И досталось же ей, наверное. Жива ли?.. Барон старался разглядеть, дышит ли она, но его внимание отвлекла голова, просунувшаяся между двумя полотнищами. Эта голова принадлежала второй цыганке, тоже барону знакомой. Она вопросительно повела глазами, и ее черные брови взлетели под самый край алой косынки. Между подругами состоялся короткий, но весьма энергичный разговор, из которого пан Иохан не понял не слова. Впрочем, смысл его стал ясен уже через минуту, когда вторая цыганка наклонилась и выудила из груды беспорядочно наваленного барахла тонкий кожаный ремень.
- Девку-то отпусти, - велела та, что держала мушкет.
- Да я ее и не держу, - честно сказал пан Иохан.
- Ага, - повторила она повелительно шевельнула дулом мушкета. – Отлипни-ка от него, девка. Отодвинься в сторонку.
- Вы об этом пожалеете! – холодно сказала королевна Мариша.
Цыганка недобро прищурилась.
- Обоих вас, что ль, пристрелить разом, а?
- Делайте, как она говорит, - скрепив сердце, шепнул пан Иохан.
- Но...
- Прошу вас!
Королевна неохотно повиновалась.
- То-то же, - сказала цыганка и бросила товарке: – Вяжи его, Гита. И покрепче! А ты, парень, руки за спину.
Пан Иохан прикинул расстояние, отделяющее его от мушкета. Вышибить бы его, да и дело с концом. Но по всякому получалось, что расклад не в его пользу: пока он дотянется до оружия, тетка успеет выстрелить. Может, и не убьет, но ранит наверняка, на таком расстоянии и кривой не промахнется.
Делать нечего, барон, скрипя зубами, завел за спину руки, и Гита тут же опутала ремнем запястья. Пока она возилась (по всему было понятно, что связывать пришлецов ей приходилось отнюдь не каждый день), пан Иохан разглядывал неподвижно лежащую посланницу Улле. Значит, все-таки не убереглась, несмотря на самоуверенные заявления... Он закусил губу. Главное, чтобы посланница была жива. Если жива, то сумеет себя вылечить. А он уж как-нибудь выкрутится, не первый раз руки вяжут.
- И-и! – сказала цыганка, подергав ремень. – Слабо, Гита. Слабо! Затягивай еще.
Гита охотно послушалась и добилась того, что ремень чувствительно врезался в запястья.
- Перестарались, - сказал пан Иохан.
- Ничего, потерпишь. Зато буянить больше не будешь, посидишь смирно. Гита, давай теперь девку.
- Только попробуйте меня тронуть! – зашипела королевна Мариша, но никто ее шипенья не испугался.
- Тихо, тихо! А то враз твоему дружку мозги вышибу.
Марише, согласно ее королевскому достоинству (никому, впрочем, тут не известным, но действующим, вероятно, исподволь), руки связали шелковым платком не то шарфом. На очереди была посланница Улле.
- А ты почто, парень, Петра пришиб? – строго спросила цыганка у пана Иохана.
- Поделом ему. Впрочем, мне кажется, он жив, - буркнул тот без особой уверенности – не всякая голова выдержит соприкосновение с таким тяжелым и твердым предметом, как рукоять плети.
- Живой? - отложив мушкет, она склонилась к недавнему противнику барона. Похлопала его по щекам, наклонилась к лицу. Покивала удовлетворенно. – А и правда. Сейчас оклемается. А все-таки, чего не поделили? Или это – твоя женщина? – она ткнула пальцем в покрасневшую от злости королевну.
- Моя, - не моргнув глазом, ответил пан Иохан.
- А эта? – цыганка кивнула на поверженную Улле. Та, словно услышав, что о ней говорят, слабо пошевелилась, и у барона камень с души свалился. Жива.
- И эта тоже.
- Ишь ты. Одной, значит, мало... А ты кто такой вообще будешь, парень?
- Не ваше дело.
- Паныч, небось, - хмыкнула цыганка. Бесцеремонно схватила его твердыми пальцами за подбородок, заставила повернуть голову вправо и влево, вглядываясь в лицо. – Оно и видно. А откуда ты туточки взялся?
- С дирижабля. Он... упал в озеро, - пан Иохан решил несколько отступить от истины, но избежать долгих объяснений. – Учтите, если дотронетесь до этих женщин хотя бы пальцем, у вас будет серьезные неприятности.
- Ой, напужал. А чего же вас, паныч, сюда-то понесло, а не в город? – резонно вопросила цыганка, подбоченившись.
Пан Иохан промолчал. Если ему и придется давать отчет об этой непредвиденной прогулке, то уж конечно не этим теткам.
- Ну ладно, посиди пока. Подумаем, чего с тобой делать. И ты тоже посиди, девка, - обратилась цыганка к Марише. Та одарила ее негодующим фиалковым взглядом. – Гита, а ну, принеси-ка ведерко воды, - велела она товарке, а сама присела рядом с Петром, который до сих пор не подавал признаков жизни. Мушкет снова оказался у нее в руках, только смотрел он уже не на барона, а в голову королевне. Ишь, тетка, поняла, что к чему.
Пан Иохан терпеливо ждал. Ну, что такого могут сделать с ним эти люди? Не убьют же. Зачем им лишние неприятности с властями? Законопослушными гражданами, конечно, их не назовешь, и все-таки на убийство, да еще беспричинное, вельможи они не пойдут. Другое дело, если бы в драке... Вот ранить, пусть даже нечаянно, кого-нибудь из девушек могут, и это плохо. Как бы отобрать мушкет? Впрочем, даже с оружием уйти будет трудно, пока панна Улле остается без сознания. Вот если бы порешить дело миром... Попробовать договориться с этими людьми? Пообещать награду за освобождение королевны и посланницы? Черта с два! Пан Иохан не взялся бы предсказать, как они поведут себя, узнав, кого случай привел в их лагерь.
 Он незаметно пошевелил кистями и понял, что почти их не чувствует – онемели, отекли. Слишком туго их Гита стянула. Перестаралась. Нужно освободиться как можно скорее.
- Почему у вас кровь на лице? – обратился он к Марише, делая вид, будто в фургончике они только вдвоем. – Этот человек вас... ударил?
- Нет, - сумрачно отозвалась та. – Он пытался меня поцеловать. А я его укусила.
- Понятно, - пан Иохан вздохнул с облегчением. – А я уж было подумал, что это он вас... покусал.
Королевна ожгла его гневным взглядом. Пожалуй, и пощечину влепила бы, будь у нее свободны руки. Оставалось только удивляться, насколько быстро она оправилась от испуга.
- А что случилось с панной Улле? Ее ранили?
- Не знаю. Она появилась из ниоткуда и бросилась к нам. Но этот варвар грубо оттолкнул ее, и она упала и больше не поднималась.
- Он ударил ее ножом? Или она сама обо что-нибудь запнулась?
- Я не видела...
Пан Иохан озадаченно нахмурился. Со своего места он не заметил крови ни на полу возле посланницы, ни на ее платье. Что же могло вызвать столь длительный обморок?
Меж тем, вернулась с полным ведром Гита, и по знаку своей товарки щедро окатила водой Петра. Он замычал, зафыркал, захлопал глазами и попытался приподняться. Цыганки с двух сторон заботливо обхватили его за плечи и помогли сесть. Он обвел фургончик мутным взглядом, по-видимому, не совсем понимая, где он находится и кто все эти люди. С мокрыми, облепившими голову и шею волосами он выглядел почти комично, и пан Иохан, глядя на него, не удержался от смешка. Взгляд Петра, до того перебегавший с одного лица на другое, метнулся к лицу барона и остановился. В глазах появились какие-то признаки мысли. И мысли эти, надо сказать, были недобрые. Барон отвернулся, чтобы не накликать лиха, и позвал посланницу.
- Панна Улле! – но она по-прежнему молчала. Тогда он перевел взгляд на королевну. – Можете вы объяснить, зачем сбежали от нас? Почему не дождались, пока мы придем в себя?
- Не стану я ничего объяснять! – вспыхнула Мариша. – И довольно уже расспросов! Не желаю! – если б она не сидела в неудобной позе, привалившись боком к какому-то сундуку, то, пожалуй, сердито притопнула бы ногой. Пан Иохан внимательно вгляделся в нее и кивнул.
- Хорошо, - сказал он подчеркнуто ровным тоном. – Воля ваша. Не буду больше ни о чем спрашивать.
- Ох и норовистая девица, - ухмыльнулась цыганка. – Ты бы с ней построже. Иной строптивице и плеть на пользу...
- Да как вы смеете... – начала было королевна, но встретилась взглядом с паном Иоханом и осеклась.
А он демонстративно промолчал. Неровен час, ляпнешь что-нибудь не то, а злопамятная Мариша нажалуется отцу... и угодишь прямиком в Лазуритовую крепость. Впрочем, вероятность оказаться узником в этом очаровательном месте и без того достаточно велика, и увеличивается с каждой минутой. Исчезновение королевны обнаружили еще вчера, а при расследовании этого происшествия рано или поздно должно всплыть его, барона Криуши, имя... Да если б одна только эта беда! Посланница тоже пропала, и к ее исчезновению он тоже причастен, а безопасность посланников Великого Дракона – уже прерогатива Церкви, а ее гнев еще опаснее, нежели императорский, поскольку грозит анафемой и костром. Вот и думай, которая из зол меньшая: пожизненное заточение в сырых подвалах Лазуритовой крепости или прилюдное сожжение.
Меж тем, убедившись в относительном здравии Петра, цыганка, к безграничной радости пана Иохана, перешла к панне Улле. Петр же, покряхтывая, поднялся на ноги. Постоял, покачиваясь, и вдруг шагнул к королевне Марише. Та бесстрашно подняла взгляд, в фиалковых глазах было одно только презрение.
- Маленькая тварь! – рыкнул Петр и с размаху ударил ее по лицу.
Пана Иохана так и вздернуло на ноги.
- Как ты смеешь, мерзавец! – и он бросился вперед с намерением либо ударить нахала плечом, либо пнуть ногой – уж как получится.
Петр развернулся к нему, занося руку для удара, но на этот раз пан Иохан успел уклониться; а заодно, исхитрившись, с огромным удовольствием пнул буяна в коленную чашечку. Оглушительный рев боли всколыхнул кибитку и переполошил, вероятно, всех собак в таборе. Брех, во всяком случае, поднялся несусветный.
- Ну, довольно! – распрямившись, цыганка сердито сверкнула глазами; в ее руке снова оказался мушкет, и пан Иохан снова безо всякого удовольствия заглянул прямо в его дуло. – Мужчины! – презрительно выплюнула она. – Все бы вам собачиться! Иди-ка ты, Петр, отсюда подобру-поздорову. Иди-иди, кому говорю! – и она снова перешла на свой язык – вероятно, родная речь звучала, с ее точки зрения, убедительнее. И впрямь, Петр, злобно сверкнув на барона глазами, пригнулся и выбрался из кибитки.
- И что дальше? – поинтересовался пан Иохан.
- Дальше – сядь и помалкивай, - цыкнула на него тетка.
- И долго сидеть? Гарантирую вам и вашим соплеменникам серьезные неприятности, если будете нас удерживать. И со стороны властей, и со стороны Церкви.
- Да сядь ты! Подумаешь, какой грозный. Нечего нас Церковью пугать, над нами у вашего Дракона власти никакой нету.
- А Дракона, может, и нет, а вот у Церкви... – зловеще сказал барон и добавил, кивая на Улле: - Чем размахивать оружьем, лучше бы привели даму в чувства. Это вам зачтется.
- Ну уж нет, мне и вас двоих довольно.
Неизвестно, как долго они пререкались бы (пан Иохан только начал входить во вкус, поняв, что никто ни в кого нарочно стрелять не будет), но фургон снова заходил ходуном, и по приставной лесенке друг за другом забрались Петр и еще какой-то кучерявый, наполовину седой мужчина с роскошной ухоженной бородой. Он грозно хмурил кустистые брови и вообще имел вид весьма недовольный, но особенно пану Иохану не понравился пистолет, небрежно засунутый за широкий вышитый кушак. Что-то ему подсказывало, что этот человек не будет доставать оружие для того только чтобы им впустую размахивать. Уж не вожак ли это? – озадачился барон.
Бородач внимательно осмотрел его маленькими, черными и злобными глазками, потом такому же осмотру подверглась королевна. Все это время цыганка с мушкетом, Гита и Петр говорили все разом, перебивая друг друга. Они размахивали руками и, кажется, пытались показать в лицах недавнюю драку. Терпения бородача хватило ненадолго. Он злобно цыкнул и разразился длинной яростной тирадой, при этом руки его вертелись, как крылья ветряной мельницы; пан Иохан начал даже опасаться, как бы нечаянно от него не схлопотать, и слегка подался назад. Наконец, Петр повернулся к барону и гаркнул:
- А ну, выметайся отсюда! Живо! И ты тоже ступай за ним! – махнул он королевне Марише. Та угрюмо хлюпнула носом – из него тонкой струйкой стекала кровь. Все, подумал пан Иохан, двадцатилетний отдых в Лазуритовой крепости мне обеспечен. За один только разбитый королевский нос. Впрочем, он ведь не знал еще, какие повреждения получила панна Улле. Быть может, у нее все ее хуже.
- Давай, давай! – к Петру присоединилась цыганка. Она тыкала барона мушкетом, вынуждая подвигаться к выходу. Но пан Иохан уперся и сказал хмуро, указав взглядом на панну Улле (та упорно не желала возвращаться в сознание... или, быть может, искусно изображала обморок?):
- Без нее я не пойду.
- Пойдешь как миленький! – еще один чувствительный тычок в ребра. Пан Иохан начал серьезно опасаться, как бы мушкет от такого непочтительного обращения не выстрелил сам собой. – Можешь и снаружи подождать, пока она проснется.
- Проснется? – опешил пан Иохан. – Так она спит?
- Похоже, - хмыкнула цыганка. – Чудные же вы, горожане, клянусь Ясным Солнцем.
Ваша правда, подумал барон.
Понукаемый неласковыми тычками, он вывалился из полутемного фургона на свет. Королевна, которую Гита крепко ухватила за локоть – за ним.
Он ждал, что перед кибиткой окажется полно народу – еще бы, столько шуму наделали! Чего стоил один только последний рев Петра, распугавший всех псин! (С такой глоткой ему бы Великого Дракона изображать на храмовом празднике, да вот только его соплеменники Дракона не почитали). Но нет, никто и бровью не повел, все продолжали заниматься своими делами. Не иначе как привыкли, притерпелись к буйным скандалам. На бревнышке перед фургоном сидели всего лишь двое: знакомый пану Иохану гитарист (уже без инструмента) и незнакомая еще молодая женщина жаркой, дивной красоты. Эту красоту не портило даже безобразное платье из набивного ситца – черного, заляпанного огромными вульгарными розами. Пан Иохан до того на нее загляделся, что едва не свалился со ступенек. И красавица тоже повернула голову и посмотрела ему в глаза. Да так и застыла. Ее темные, как вишня, глаза, обведенные по контуру черной краской, вдруг расширились.
- Ты! – она ткнула в пана Иохана пальцем и начала медленно приподниматься. – Ты, убийца! Я тебя узнала!
Вот это еще новости! подумал барон, с изумлением в нее вглядываясь. По-разному его женщины встречали, но чтоб так... Уж не уложил ли он супруга красавицы на одной из дуэлей? Но он не мог припомнить, чтобы стрелялся с цыганом.
- Кто ты? – спросил он.
Красавица не ответила. Злобно кривя губы, она встала и подошла к пану Иохану. Обеими руками схватила его за воротник многострадальной рубашки, дернула на себя – неожиданно сильно, так что он даже пошатнулся. Королевна Мариша смотрела на него изумленным и одновременно сердитым взглядом.
- Не помнишь меня? не узнаешь?
Он покачал головой.
- Нет.
- А я тебя узнала. По глазам узнала! У, глазюки твои рыбьи! Смотри на меня! Вспоминай! Вспоминай! Вспоминай!
На каждое "вспоминай" пришлось по оплеухе: по левой щеке, по правой, опять по левой. Оплеухи были не сильные, но обидные, а главное, пан Иохан не мог понять – за что? Что он должен вспомнить? Красавица вошла в раж, избавиться от нее самостоятельно не было никакой возможности (руки-то оставались связанными), и, вероятно, за третьим "вспоминай!" последовало бы четвертое, пятое, шестое и так далее, но, к счастью, спохватилась Гита. Крикнула что-то на своем языке, отпустила Маришу, подлетела, сграбастала красавицу поперек талии и давай оттаскивать. На помощь ей подоспел выскочивший из фургона Петр.
- Убери руки! – отбивалась та. – Пусть вспоминает, как пять лет назад вломился к нам со своими гяурами!
- Куда это "к вам"? – спросил пан Иохан. Лицо горело от пощечин. Но зато он, кажется, начинал кое-что понимать. Пять лет назад... Он велел себе не отвлекаться на невероятную красоту женщины и снова всмотрелся в лицо. Так и есть! Она была не цыганка. Такая же смуглая, черноволосая, но – совсем другой тип... если присмотреться внимательнее. Овал лица другой, скулы острее, нос с горбинкой... Мысленно пан Иохан надел на нее платок, плотно обхватывающий голову и полностью скрывающий волосы. Да... горянка. Дочка, жена или сестра одного из тех, кого барон вместе со своим отрядом гонял по горам.
- Вспомнил? – ликующе крикнула красавица – уловила, как изменилось выражение его лица.
- А ну, ша! – гаркнул вдруг бородач. До этой секунды никто его не замечал, а он, оказывается, уже спустился с приставной лесенки и стоял, поддерживая подмышки размякшую посланницу Улле. Она проснулась, но, по-видимому, не совсем, и осоловело и рассеянно поводила вокруг глазами. Ее голова клонилась то на плечо, то на грудь, ноги подламывались, а на губах блуждала странная, какая-то пьяная улыбка. Вообще у посланницы Улле был вид пьяного в стельку человека.
- Уведите эту дуру поскорее и проследите, чтобы сидела тихо! – продолжал рычать бородач. – А этих двоих берите и ведите за мной.
Петр беспрекословно взял за руку пана Иохана, а та цыганка, что пугала его мушкетом сцапала за локоть королевну Маришу. Та зашипела в унисон с красавицей, которую поволокла прочь Гита.
- Не трогайте меня!
Гита осуждающе покачала головой.
- Ох и ядовитая девка...
- Да уж не ядовитее вашей, - возразил пан Иохан. – Не девка, а дикая кошка...
- А ты и впрямь, небось, перед нею виноват? – злобно покосилась на него Гита. – Не просто так она на тебя накинулась, а? вот была бы моя воля...
- Помалкивай! – оборвал ее бородач. – Возьми лучше веревку покрепче.
Тремя парами они двинулись прочь от табора. Пан Иохан пытался понять, куда их ведут. В лес, чтобы пристрелить без свидетелей и лишнего шума? Но зачем тогда веревка? Наверное, хотят связать им ноги, чтобы не дать убежать? Эта мысль не понравилась пану Иохану. Впрочем, тут же напомнил он себе, этим людям нет никакого резона убивать нас. Тела рано или поздно найдут, убийства повесят на цыган – на кого же еще? – и по их следу пойдет полиция...
Они зашли в лес довольно далеко, так что поляна уж не просматривалась, и даже никаких звуков с нее не долетало. Зато барону показалось, будто сбоку меж стволов проблескивает водная гладь.
- Стань сюда, - бородач толкнул его спиной к дереву и взялся за веревку. Пан Иохан едва не зарычал от бессильной злости: будь панна Улле в полном сознании, он попытался бы что-нибудь предпринять, как-нибудь отвлечь на себя внимание цыган, чтобы дать девушкам возможность убежать. Но оставить посланницу одну он не мог. Поэтому он покорно позволил прикрутить себя веревкой к толстому стволу.
- Ай, тут муравейник! – сказала Мариша с панической ноткой.
- Ничё! – отозвался Петр. – Авось не сожрут.
Девушек привязали к соседним стволам. Посланница продолжала блаженно улыбаться, очевидно не осознавая происходящее. Бородач аккуратно смотал остатки веревки и повесил ее на плечо.
- Счастливо оставаться, панычи, - степенно сказал он, поправляя за поясом пистолет. – Не держите на нас зла.
- Идите к черту, - нелюбезно ответил пан Иохан.

Глава 12

На пана Александра Даймие Эрика взирала с благоговением: как же, перед ней был великий сочинитель романов, известных своей высокой духовностью! От восторга и робости она буквально трепетала, как лист осины на ветру. А вот Ядвися не ощущала никакого восторга и душевного подъема. Она видела перед собой только толстого, не в меру разряженного, одышливого, немолодого уже человека с бегающими глазками. И это был, сколько она знала, друг ее чудесного брата! Ядвися не пыталась скрыть своего разочарования и смотрела на хозяина салона прямо и пристально, так что ее взгляд заставлял литературного мэтра смущаться и ежиться.
Впрочем, сам внезапный визит двух девиц (обе были при саквояжах) привел пана Даймие в состояние глубоко душевного смятения. Он никак не мог ожидать, что к нему пожалует сестра без вести пропавшего барона Криуши, и теперь не знал, как себя с нею вести. Об Эрике он и вовсе не знал, что подумать: пан Иохан так и не рассказал ему о своей помолвке. Усадив девиц на кушетку в гостиной, сочинитель промямлил какие-то слова соболезнования и на этом иссяк. Ядвисю, разумеется, его невнятное бормотание нисколько не удовлетворило.
- Неужели до сих пор нет никаких новостей? – настойчиво спросила она, безотрывно сверля взглядом пана Даймие. Тот встретился с ней глазами и вдруг подумал, что сестра нисколько не похожа на брата, только вот взгляд этот... аквамариновые холодные глаза барона Криуши часто глядели так же пристально и безжалостно, как эти бархатные девичьи очи. – Ведь столько времени прошло! Ведутся же, наверное, какие-то поиски? В газетах должны печататься списки... Или вы не читаете газет?
- Ах да, газеты! – спохватился пан Даймие и, с облегчением отведя взгляд от Ядвисиного лица, зашарил руками по журнальному столику. – Минутку... минутку... где-то здесь была статья, которую я собирался показать вам, панны... и его светлости герцогу Наньенскому, конечно... Да куда же она запропастилась... Ах, вот она! – вскричал сочинитель и извлек из-под стопки газет какую-то вырезку, уже слегка помятую. – Вот... желаете ознакомиться?
Ядвися нетерпеливо отобрала у него вырезку и, повернувшись так, чтобы Эрике тоже было видно, стала жадно читать. Статья называлась "Ужасная катастрофа "Ариеля"; и написано в ней было следующее.

"В шестой день июня ничто не предвещало катастрофы. Солнце вставало над росистыми травами нежное и розовое, обещающее знойный безоблачный день, каковы все почти дни в благословенной Дюрвиште в это время года. Дирижабль "Ариель", ведомый отважным капитаном Ойшей и его многоопытной командой, оторвался от причальной мачты и, подобно крылу Великого Дракона, воспарил над землей, дабы показать своим пассажирам ее благость и драгоценное покровительство наших божеств, но увы, по недосмотру ли техников (кои будут примерно наказаны по повелению Нашего Императора) или прочим каким причинам, пассажирам, среди коих находились представители благороднейших семей из столицы, окрестностей и даже провинции, явившихся на сезон, не дано было вдосталь налюбоваться распростертым внизу благодатным краем. Но ни они, ни команда не теряли мужества. Дирижабль надежно держался на ладони воздуха, и решено было стравить газ гелий из баллонов, дабы совершить посадку. Увы, увы... внезапный шквал понес беспомощный аппарат прямо на шпили Лазуритовой Крепости!
Взрыдайте, мужья и жены Дюрвишты. Баллон насадился на острый шпиль, аки бабочка на булавку. Воздух стал утекать, рули высоты заклинило, кабина накренилась... Но и теперь ни команда, ни пассажиры не теряли присутствия духа. Едва в столице и окрестностях стало известно о катастрофе (благодаря пейзанам, везущим в город юные овощи, да простят мне благородные читатели столь низменную подробность), тут же к Лазуритовой Крепости потянулись спасатели. По тревоге были подняты драгунский полк и баталион мотопехоты, квартирующие в летних казармах к северу от столицы. Туда же привлечены были пожарные, каменщики, мойщики стекол, маляры и трубочисты - словом, всякий, кто умел и мог работать на высоте и внести свой вклад в спасение сограждан. Они несли и везли с собой веревки, крючья, пожарные лестницы, брезентовые полотнища, словом, все, что могло помочь в спасении жертв катастрофы. Кроме того, к месту ея прибыли премьер-министр Н., начальник полиции Б., генерал-губернатор М., бургомистр Ц., И., глава военного округа и генерал от инфантерии, а также другие военные и гражданские чины. Сам император послал с ними свой указ, предписывающий оказать всемерную помощь потерпевшим "Ариеля". Были раскинуты госпитальные палатки для пострадавших и членов их семей, организована раздача сдобных булочек и пирожных из кондитерских г.г. Харлея и Студебеккера, а также прохладительных напитков от Сваровского, ибо день оказался действительно знойным и солнце подбиралось к зениту.
Сколько примеров скромного мужества было явлено там и простого семейного страдания. Так, граф М. едва был уведен от тела своей погибшей супруги.
Веревки были накинуты на шпиль, спасатели поднялись по башенной винтовой лестнице и через проломы вылезли на крышу. Держась на мощных стропилах, они сумели забросить канаты с беседками (особым образом приспособленными ремнями и кусками посконного полотна), и через четыре часа усиленного, до кровавых мозолей, труда, из изломанной кабины были извлечены все пострадавшие - и живые, и мертвые. Увы, согласно спискам, некоторых особ там не оказалось. Поиск продолжается. В нем участвуют полиция и имперские егеря с собаками с Его Императорского Величества псарен.
На третьей странице нашего издания Вы можете ознакомиться с мартирологом и списком имен пропавших без вести, а также узнать, в какие госпитали были определены те из пострадавших, кого сразу не забрали семьи. Этим несчастным вы можете выразить свое участие и поддержку.
А мы присоединяемся к безутешным и скорбим вместе с ними."

Имя под статьей стояло Ядвисе неизвестное, но сам напыщенный тон навел ее на некие подозрения, и она взглянула на пана Даймие особенно пристально. Уж не он ли между делом пописывает для газет? Но он не заметил ее взгляда, так как был полностью поглощен складыванием гармошкой листа бумаги. Впрочем, он это или кто другой, особой разницы для Ядвиси не было. Важно было другое.
- У вас есть эти списки, про которые написано в статье? – спросила он. – Я хотела бы их посмотреть.
Сочинитель быстро поднял на нее глаза.
- Нет... нет. Я сохранил одну только эту статью. Но можете поверить на слово: имя вашего брата, барона Криуши, было перечислено вместе с прочими, пропавшими без вести.
- И много их, этих пропавших?
- Нет... не очень. А на сегодняшний день остались только трое. И, знаете, это такие имена, что вокруг них – и вокруг вашего брата, панна, - уже поднялась шумиха.
- Что за имена? – продолжала напирать Ядвися. Шокированная ее настойчивостью Эрика тихонько тронула ее за руку, на что Ядвися не обратила никакого внимания.
Пан Даймие страдальчески задрал брови и с самым несчастным видом оглянулся через плечо, как будто кто-то мог его услышать.
- Видите ли, панна... уже почти наверняка установлено, что на борту "Ариеля" находились посланница Великого Дракона и ее высочество королевна Мариша.
- И они тоже пропали?
- Именно так.
- Но причем здесь мой брат? Впрочем, погодите... – Ядвися нахмурилась и поднесла палец к губам. – Я что-то такое слышал про посланницу. Кажется, она пожелала, чтобы мой брат показал ей столицу и окрестности? Верно? И поэтому они вместе оказались на борту дирижабля?
В знак согласия пан Даймие наклонил голову, так что отчетливо обозначились все его три подбородка.
- А как на "Ариель" попала ее высочество?
Сочинитель развел руками.
- Этого я не знаю. Но вашему брату, панна Ядвига, в случае если он вернется... то есть, - поспешно поправился он, - когда он вернется, грозят серьезные неприятности от полиции, от императорского дворца и Церкви...
- Но в чем же он виноват? – с сердитым нетерпением воскликнула Ядвися. – Глупости какие. Нет, по-видимому, вы ничего не сумеете мне растолковать. Лучше мне пойти во дворец и узнать там...
- Что вы, что вы! – испугался пан Даймие и, забывшись, схватил ее за руку своей медвежьей лапищей. Другая на ее месте самое меньше взвизгнула бы, но Ядвися и бровью не повела. Она была вся внимание и не отвлекалась на подобные мелочи; знай она сочинителя и его медвежью хватку лучше, пожалуй, всерьез обеспокоилась бы сохранностью пальцев. – Нельзя вам ходить во дворец. Император разгневан на вашего брата, а через это можете пострадать и вы.
- Как же, в таком случае, вы советуете мне поступить?
- Лучше всего езжайте домой. Между прочим, в письме я советовал его светлости герцогу Наньенскому соблюдать спокойствие и ждать, и ни в коем случае...
- Ваше письмо я читала.
- И все-таки приехали! – сокрушенно вскричал пан Даймие и как-то по-женски всплеснул руками. – Это очень, очень неразумный поступок, панна Ядвига. И неразумно было со стороны его светлости отпускать вас и ее светлость...
Ядвися сделала вид, что ничего не слышала, а честная Эрика мучительно покраснела. К счастью, ей хватило ума промолчать.
В эту минуту очень кстати в дверях гостиной, где сидел пан Даймие с девушками, появилось новое действующее лицо – высокий лысеющий господин средних лет. При виде его сочинитель сморщился, как от зубной боли, но слабость его длилась всего лишь секунду. Он тут же надел на лицо любезную улыбку и поднялся навстречу гостю, выпустив руку Ядиси (а она так и не поняла, какой участи избежала).
- Ах, граф! – с вымученной учтивостью воскликнул пан Даймие. – Я вас не ждал. Позвольте, я вас представлю своим гостьям. Граф М. Панна Ядвига, баронесса Криуша. Ее светлость Эрика Наньенская.
- Баронесса Криуша? – в смятении повторил граф, уставившись на Ядвисю. – Скажите, а барон Криуша вам приходится...
- Родным братом. А вы - тот самый граф М.? – с невинным видом поинтересовалась Ядвися, протягивая для поцелуя руку. – Ну, тот самый, которого с трудом увели от тела погибшей супруги?
- Что? – растерялся граф.
- В статье напутали, - поспешно сказал пан Даймие и под шумок стянул со стола оставленную без присмотра газетную вырезку. – Не обращайте внимания.
- А! – сказал граф. Он все смотрел и смотрел на Ядвисю, и лицо его вытягивалось все сильнее, являя собой воплощенную скорбь и раскаяние. Не понимая, чем вызваны такие метаморфозы, Ядвися даже забеспокоилась. А он вдруг упал на одно колено, не выпуская ее руки.
- Что такое?!
- Баронесса, примите мои соболезнования! – речитативом заговорил граф. – Увы! Последняя наша встреча с паном Иоханом накануне несчастья прошла при злополучных обстоятельствах! Злая судьба свела нас не как добрых друзей, а как врагов! Увы! Я горько сожалению, что погорячился и оскорбил пана Иохана, и бросил ему вызов...
Пан Даймие глянул на графа с отчетливым выражением "лучше бы вы помолчали, кретин", и быстро повернулся к девушкам. Но не успел ничего сказать – Ядвися его опередила.
- Мой брат хотел с вами стреляться? – отчетливо спросила она, не проявляя, впрочем, по этому поводу особенного беспокойства. Она прекрасно знала, что это не первая, и – если только не будет скоропостижной свадьбы, да и то – как знать! – не последняя дуэль пана Иохана. Зато в глазах Эрики отчетливо читался ужас.
- Никто ни с кем не стреляется! – поспешно вклинился пан Даймие. – Стороны принесли взаимные извинения. Инцидент исчерпан. Верно я говорю, граф?
- Совершенно верно, - с готовностью подтвердил тот и осторожно, с отчетливым хрустом в коленях, встал и распрямился. На Ядвисю он все еще смотрел с опаской, как будто она могла вот-вот подскочить и вцепиться в него наподобие бульдога или пираньи, но в целом выглядел гораздо спокойнее. – Баронесса, позвольте спросить: вы прибыли в столицу в связи с несчастьем?
- Я собиралась встретиться с братом, - ответила Ядвися довольно холодно. Граф М. ей совершенно не нравился. – И надеюсь, в скором времени мы увидимся.
Граф вытаращил глаза и открыл рот, намереваясь что-то сказать, но пан Даймие снова перехватил инициативу:
- Быть может, нужно помочь вам устроиться? Панна Ядвига, ваша светлость? Вы могли бы остаться в моем доме...
- Благодарю, - Ядвися встала и потянула за собой Эрику, которая так и не проронила ни слова. – Мы займем квартиру его светлости герцога Наньенского. Если получите какие-нибудь известия о брате, пан Даймие, будьте добры, пришлите нам записку.

*
- Какой забавный увалень, - заметила Ядвися, имея в виду пана Александра.
Эрика следом за ней забралась в экипаж, который должен был доставить их на герцогскую квартиру. Экипаж, конечно, девицам ссудил сочинитель.
- Мне кажется, он очень добрый человек, - весьма серьезно отозвалась на критическое замечание подруги Эрика.
- Может быть. Только не очень умный...
Ключа от герцогской квартиры у девиц не было – в спешке они о нем и не подумали. Да и не переворачивать же было в поисках ключа весь дворец. Ядвися уповала на слугу брата, который, по ее мнению, должен был и поныне пребывать в квартире, поскольку его-то никто на воздушную прогулку не приглашал (ей и в голову не пришло, что Иохани отправился в столицу сам-друг, безо всякой прислуги).
Дверь в квартиру была не заперта. Ядвися покачала головой – вот раззява! Такого слугу пороть – не перепороть! – и вознамерилась было войти без стука и прочих предисловий, но ее поймала за рукав Эрика.
- Ты не хочешь позвонить?
- Зачем? – удивилась Ядвися. – Думаешь, кто-то станет возражать против нашего вторжения?
И она спокойненько вошла в квартиру.
Вопреки ожиданиям, никто не бросился им навстречу и не попытался выяснить личности незваных гостей.
- Хм, - сказала Ядвися, озираясь. – Очень странно. Ау, есть тут кто-нибудь?
- Кажется, вроде как вода плещется, - шепнула Эрика.
- Правда? – Ядвися прислушалась. Откуда-то сбоку и впрямь доносилось что-то вроде плеска воды – с таким звуком слабенькая струя падает из крана в наполненный сосуд. – Наверное, там ванная. Пойдем, посмотрим.
- Ой, Ядвися, ой, а вдруг там...
Но она уже решительно направилась на звук. Эрика, белая от волнения, помялась на месте, но потом – делать нечего, - поставила саквояж и послушно засеменила за ней.
Где-то что-то упало – судя по звукам, медный таз для умывания, и послышалось злобное шипение. Ядвися, полная твердых намерений разобраться, кто это безобразничает в отсутствие хозяев, вихрем пронеслась через комнаты и решительно распахнула дверь ванной. И застыла на пороге, не зная, смеяться ли ей или плакать от накатившего облегчения.
В ванной, по грудь в душистой пене, сидел пан Иохан. Мокрые черные волосы облепили лицо и сосульками спускались по шее. Поза его выдавала крайнее напряжение – руками он вцепился в бортики ванной с такой силой, словно ожидал, что она на манер скакуна вот-вот взбрыкнет короткими изогнутыми ножками и ускачет в неизвестном направлении.
- Ядвися! – страшным шепотом сказал пан Иохан. – Ты что здесь делаешь?
Вместо ответа Ядвися (в душе ликующая) взяла с вешалки махровое полотенце и протянула его брату.
- Возьми.
- А ну кыш отсюда!
- Подожду тебя в комнате, там и поговорим, - сладко проговорила Ядвися. Весьма довольная собой, развернулась – и уперлась в Эрику, которая безуспешно пыталась заглянуть ей через плечо.
- Кто там? – испуганно пискнула герцогская сестра.
- Т-с-с! – с заговорщическим видом Ядвися приложила палец к губам и легонько подтолкнула Эрику в сторону гостиной. – Все хорошо, все просто прекрасно, только запасись, пожалуйста, терпением...
Но в первую очередь запастись терпением пришлось ей самой. Очень уж весело было думать, какое лицо станет у Иохани, когда он выйдет из ванной и обнаружит в гостиной свою невесту. А еще веселее было представлять, как покраснеет и смутится Эрика при виде своего полуодетого жениха. Ядвига понимала, что это не совсем честно по отношению к ним обоим, но ничего не могла с собой поделать. Ее просто распирало от предвкушения восторга. В конце концов, можно умаслить стонущую совесть напоминанием, будто эта проказа – просто маленькая месть брату за те волнения и страхи, которые пришлось перенести по его вине.
Она усадила Эрику на диван – та беспрекословно подчинилась и замерла испуганным зверьком. Ядвися недовольно осмотрела ее понурую и печальную фигурку и бесцеремонно щелкнула ее по носу:
- Голову выше! Ну, нельзя же постоянно глядеть таким сосудом мировой скорби! Улыбнись, пожалуйста. И помни, что мужчинам нравятся веселые и резвые девушки, - слегка покривив душой, добавила она после кратких раздумий.
Эрика послушно улыбнулась – ох уж это ее послушание! – но тут послышались мягкие быстрые шаги босых ног, и ее личико вновь испуганно дрогнуло. Она вскинула на Ядвисю жалобный взгляд, но тут в дверях появился встрепанный и рассерженный пан Иохан. Его вид полностью оправдал Ядвисины надежды: влажные волосы были взлохмачены, будто он только вытер их полотенцем и не успел расчесать; из одежды на нем имелись только домашние шаровары и распахнутый шлафрок, полы которого от стремительной ходьбы развевались за спиной, как крылья; на голой груди барона с отметиной шрама еще сверкали капли воды. Пан Иохан ворвался в комнату с явным намерением обрушить, не теряя ни секунды, на сестру свой гнев, но вдруг увидел Эрику и остановился так резко, будто с разбегу налетел на стеклянную стену. Его лицо и шея вмиг покраснели, и он судорожным движением запахнул шлафрок, но это были цветочки по сравнению с тем, что творилось с Эрикой. Казалось, она вот-вот то ли расплачется, то ли хлопнется в обморок от избытка чувств. Ядвися поняла, что несколько перегнула палку: нужно было все-таки предупредить брата о гостье. А теперь он точно оторвет ей голову, как только они останутся вдвоем; отыграется на ней за свой стыд...
- Прошу прощения за свой вид, сударыня, - проговорил он сквозь зубы, кланяясь в сторону Эрики. По порывистости его движений стало ясно, что он не на шутку разозлился. – Я не ожидал вас застать.
- Брат, я все объясню, - торопливо сказала Ядвися.
- Очень на это надеюсь! Только с объяснениями тебе придется несколько повременить: если панна Эрика позволит, я оставлю вас на минуту, чтобы одеться.
Панна Эрика, разумеется, позволила. Даже если б у нее имелись возражения, вряд ли она сумела бы выдавить из себя хотя бы слово. Жаркий румянец, заливший ее лицо, медленно и мучительно растекался по шее и спускался на грудь.
Пан Иохан исчез за дверью, а Ядвига встрепенулась и, бросив на подругу предостерегающий взгляд, поспешила за ним. Она рассудила, что лучше рискнуть головой, но объясниться с братом как можно скорее. Пока он будет одеваться, может такого нафантазировать! Опять же, лучше поговорить с глазу на глаз, в отсутствии слишком уж чувствительной и нервной Эрики.
Дверь в комнату была только прикрыта, но не заперта, и все-таки Ядвися, чтобы не будить лиха, тихонько постучалась и сладким голоском пропела:
- Иохани, это я! не сердись, пожалуйста, давай поговорим!
Дверь распахнулась резко и неожиданно; Ядвися испуганно ойкнула и отшатнулась. Появившийся на пороге брат – уже без шлафрока, голый по пояс, - схватил ее за плечи и довольно грубо втянул в комнату.
- Что ты наделала, зачем привезла сюда Эрику? – тихо зарычал он. – Что это все вообще значит?
- Тебя огорчает присутствие Эрики?
- Да! – шепотом рявкнул пан Иохан. – Огорчает! И очень! - он толкнул сестру в стоящее в углу кресло и бесцеремонно задвинул ее ширмой. – Зачем вы приехали?
- Мы получили сообщение о крушении дирижабля, - очень кротко сказала Ядвися. – И о том, что ты пропал без вести. Ну рассуди, как я могла оставаться в Наньене? Я должна была приехать!
- И что ты собиралась предпринять? – язвительно осведомился пан Иохан.
- Какая теперь разница? Ты же нашелся. Между прочим, не хочешь рассказать, где ты пропадал, если тебя так долго не могли найти, и что с тобой приключилось?
- Не хочу, - барон, уже в рубашке и брюках, заглянул за ширму и, застегивая жилет, вперил с сестру сердитый взгляд. – Нет, это надо ж было додуматься! Как ты только убедила Иштвана отпустить вас?
Ядвися потупилась.
- Он что, ничего не знает? – с подозрением спросил пан Иохан.
- Сейчас-то уже, наверное, знает...
- Черт возьми! Ты меня в гроб вгонишь!
- Не ругайся, - она встала, взялась за борта жилетки брата и проникновенно заглянула ему в глаза. – Все ведь уладилось. Зато мы свели знакомство с паном Даймие и графом М... Послушай, Иохани, неужто ты обходишься совсем без слуг? – поспешно перевела она разговор в другое русло, заметив, как напряглось лицо брата при упоминании имени графа. Пожалуй, не стоило сейчас заговаривать о несостоявшемся поединке. – Это никуда не годится. Позволь, я помогу тебе одеться... Ты только, пожалуйста, не ругайся и не сердись. Согласна, я очень глупо сделала, что не предупредила насчет Эрики. Но, понимаешь ли, я просто растерялась, потому что никак не ожидала застать тебя здесь, - ворковала Ядвися, украдкой переводя дыхание. Вообще-то брат был спокойным и вполне уравновешенным человеком, но она ожидала более бурной вспышки негодования и вообще проявления чувств в ответ на свою довольно пакостную, говоря откровенно, выходку. Но теперь, вероятно, что-то занимало его сильнее, нежели приезд сестры и невесты. Ядвися приметила: стоило ему отвернуться от нее в сторону, как его светлые глаза принимали отстраненное и вместе с тем сосредоточенное выражение, словно какое-то недавнее воспоминание снова и снова возвращалось и овладевало всеми его мыслями. Эх, вот если бы выманить у него подробности воздушной прогулки в обществе посланницы и королевны! - размечталась Ядвися, подавая брату заранее приготовленный им сюртук. Между тем она не забывала отвлекать его внимание на себя стоунами словесной шелухи: – А не взять ее с собой было невозможно, потому как она начала бы проливать бесконечные слезы и просто зачахла бы от горя. Ты просто не представляешь, как огорчило ее известие о твоем исчезновении! Она рыдала и рыдала без конца...
- Интересно, с чего бы это, - проворчал пан Иохан и отодвинул ненужную ширму.
- Согласись, нет ничего странного, если девушка принимает близко к сердцу несчастье, которое стряслось с ее женихом.
Барон резко отвернулся к зеркалу, чтобы поправить шейный платок.
- Ей до меня ровно столько же дела, сколько мне до нее, - сказал он сквозь зубы. – То есть ровным счетом никакого. Так что не трать своего красноречия, сестричка, а лучше признайся откровенно: зачем ты привезла Эрику с собой?
Ядвися встала у него за спиной и поверх плеча посмотрела в глаза его отражению.
- Мне стало ее жалко, - призналась она. – Понимаешь, Иохани, она и боится тебя ужасно, и... ну, мне кажется, она тебя любит.
- Глупости, - пробормотал он. – Она меня совсем не знает.
- Или же, по крайней мере, хочет полюбить, - не отступала Ядвися. – Право, она совсем не плохая девушка. И может стать хорошей женой.
- Ну, довольно! Еще твоих проповедей мне не хватало. Вот что, сестренка: завтра утром вы сядете в поезд и отправитесь обратно в Наньен... если только раньше вдогонку за вами не примчится Иштван или его люди.
- А ты?
- Мне нужно остаться здесь. Император еще не позволял мне уезжать.
Ядвися удивилась: и это говорит ее своевольный брат, который всегда поступал так, как сам считал нужным, пусть даже рискуя при этом навлечь на себя гнев императора?
- Вот это славно! Тебе нужно разрешение, чтобы вернуться домой?
- Ты ничего не понимаешь, Ядвися, поэтому лучше помалкивай.
- Вот именно, ничего не понимаю, - подхватила она. – А потому страстно желаю, чтобы ты мне растолковал, зачем ты должен оставаться при этой… драконице.
- Кто бы мне самому это растолковал…
- Уж не приглянулся ли ты ей, братишка? – осенило вдруг Ядвисю.
- Не знаю, - хмуро ответил барон, которому эта шальная мысль уже неоднократно приходила в голову после сцены с поцелуем и собственноличными откровенными признаниями Улле в симпатии к нему (правда, ее словам он не особенно верил, очень уж спокойно и ровно, почти по-деловому, они звучали). – Пойдем уже к Эрике; нехорошо, что ты оставила ее одну.
Ядвися схватила его за локоть.
- А про дирижабль тоже не расскажешь?
- Если ты побывала у пана Даймие, он уж наверное расписал тебе все в красках, - хмыкнул пан Иохан.
- Он подсунул какую-то дурацкую статью, вот и все.
- Дурацкую, хм? Надо будет взглянуть… Понимаешь, самое-то интересное мы как раз и пропустили… - он осекся и быстро, искоса взглянул на сестру. Та чутким ухом уловила его заминку.
- "Мы"? Значит, это правда? Ты был на "Ариеле" вместе с посланницей?
- Ну а зачем же иначе меня туда понесло?
- И королевна тоже была с вами?
- Нет, ну все разболтал! – сердито сказал пан Иохан. – Черт бы побрал этого бумагомараку! Не может держать язык за зубами!
Не будь здесь Эрики, он, пожалуй, и рассказал бы сестре о катастрофе и дальнейших событиях, которые теперь, несколько часов спустя, представлялись едва ли не в комическом свете. Особенно их развязка, когда посланница Улле, постояв с часок привязанной к дереву, пришла, наконец, в нормальное состояние и немедля рассыпалась в воздухе пыльцой, а затем материализовалась немного в стороне. Терзая веревки сначала королевны, а потом пана Иохана, она сконфуженно призналась, что слишком увлеклась и допустила промашку. "От него так и пыхало энергией, - сказала она о неистовом Петре, - и я пожадничала… Нельзя было так объедаться". Пан Иохан, разумеется, ничего не понял и потребовал объяснений, и посланница Улле с виноватым видом поведала, что для них, драконов, человеческие эмоции – все равно что для барона, скажем, крепкое терпкое вино. Эта новость не так чтобы потрясла пана Иохана, который готов был уже к любым неожиданностям, но вызвала у него вспышку негодования. "Так вы, оказывается, просто-напросто упырь!" – вскричал, и посланница немедленно обиделась: "Вам же от этого нет никакого вреда! Ну скажите, разве вы ощущали какое-то неудобство, когда я вас целовала?" Барон опешил. "Что?! Так вы нарочно меня шокировали, чтобы…" – "Вовсе не только ради этого, - горячо запротестовала посланница. – Конечно, мне нужно было подкрепиться, но, поверьте, мне было очень приятно просто по-человечески…" Тут барон заметил, что королевна слушает их перепалку с подчеркнуто холодным и очень неприятным выражением лица, и решил, что выяснение отношений можно – и нужно – отложить на другой раз, когда они с Улле останутся наедине.
Обо всем этом пан Иохан мог бы говорить с сестрой, но с Эрикой – никогда. И вообще от нее нужно было избавляться как можно скорее. Впрочем, он был почти уверен, что вскоре – быть может, уже сегодня, - следом за сестрой пожалует Иштван. Придется выгораживать перед ним Ядвисю, а значит, неприятностей на порядок прибавится...
Эрика сидела там, куда ее усадили и, кажется, за все это время даже ни разу не пошевелилась. Глядя на нее, пан Иохан едва заметно покачал головой. Если бы он сам мог выбирать себе супругу, то никогда такая тихоня не привлекла бы его внимания. Подумать страшно: годами терпеть рядом присутствие безответного, понурого существа без малейшего признака воли! Может быть, все-таки послать Иштвана к черту, и Дракон с ней, с вассальной присягой?
Нет, не хватало еще распускаться и раскисать при девушках! Пан Иохан встряхнулся, принял бодрый вид и по очереди поглядел сначала на сестру, затем на невесту.
- Уверен, что сегодня вы еще ничего не ели, - сказал он с веселым и светским выражением, стремясь поскорее загладить недавнюю неловкость. – Позвольте, милые панны, пригласить вас в кафе. Здесь неподалеку есть весьма недурное заведение.
Ядвися согласилась сразу, а Эрика заколебалась: никогда в жизни она еще не посещала кафе, тем более в обществе мужчины, который даже не приходился ей родственником.
- Ничего страшного в этом нет! – подбодрила ее Ядвися. – Никто тебя там не съест. Правда, Иохани? А я, говоря, откровенно, страшно проголодалась, и с охотой променяла бы свою самую любимую шляпку на чашку кофе со сдобной булочкой!
- Этак на тебя шляпок не напасешься, - рассмеялся пан Иохан – и, заслышав его смех, Эрика вдруг просветлела, как будто на ее лицо лег солнечный отблеск.
- Пойдемте же! – заторопилась Ядвися и потянула подругу за руку, как вдруг от входной двери раздался страшный грохот, словно в квартиру ломилась армия двадцатифутовых драконов.
Все трое переглянулись: девушки – с удивлением, а мгновенно помрачневший пан Иохан – с тревогой. Похоже, свершилось то, чего он опасался с того момента, когда разглядел под вуалью лицо королевны. Сделав девушкам знак оставаться на месте, он медленно направился к двери.
- Именем императора, открывайте! – послышалось грозное восклицание, и спустя секунду тот же голос с удивлением и уже далеко не так грозно добавил: - Э! да здесь открыто!
В прихожей послышался множественный топот ног и звон шпор.
- Эй! Хозяева! Есть кто дома?
- А кто вам нужен? – осведомился пан Иохан, вставая в дверях гостиной и разглядывая непрошенных гостей. Гостей было пятеро, и все носили форму императорских гвардейцев. Один из них, судя по знакам отличия, старший, уставился на барона и важно подкрутил усы.
- Вы – пан Иохан барон Криуша?
- Допустим.
- Будьте добры отвечать "да" или "нет", - нахмурился гвардеец.
- Допустим, да.
- По приказу Его Императорского Величества вы арестованы, барон. Будьте добры пойти с нами.
- Что такое? – налетела из гостиной Ядвися. – Арестован? За что? Покажите бумаги!
Офицер щелкнул каблуками и чуть поклонился в ее сторону.
- А вы, панна, кто такая будете?
- Я - баронесса Криуша, - приосанилась Ядвися.
- Моя сестра, - пояснил пан Иохан. – Я готов идти с вами, капитан. А ты, - обернулся он к сестре, - завтра же – слышишь, завтра же! – будь добра вернуться в Наньен. Если понадобятся деньги – обратись к пану Александру, он не откажет. И не волнуйся. Все уладится.
Изумленная до глубины души покорностью, а еще больше – спокойствием - брата, она смотрела на него, приоткрыв рот, и не находила слов.