Путешествие по желзной дороге. Ужастик

       С первого взгляда мой вагон № 13 мне не понравился… Не то, чтобы я была суеверной, отнюдь, наоборот, цифра 13, всюду мне попадаясь, никогда не сулила неудачу, но здесь… здесь точно было что-то не так.

У вагона стояла пара проводников, они выглядели организованной группой мошенников за работой. Женщина флегматично и молча проверяла билеты, делала она это странно: брала в руки и, как неведомые письмена, несколько секунд держала их в районе своего застывшего взгляда, спрашивала у пассажира: «Билет в тринаСССатый вагон?» и, получив утвердительный ответ молча отдавала документы обратно. Причем билеты она держала иногда вверх тормашками, читать что в них написано, явно, даже не пыталась, а может быть она была неграмотная… Мужчина в это время внимательно и оглядывал пассажира(у, ов) цепким взглядом профессионала, отнюдь не проводникцких дел. После ритуала рассматривания проездных документов, обменявшись быстрым взглядом с подельницей, вальяжно и лениво подходил к пассажиром и предлагал дополнительные услуги, услуга называлась шепотом, цена обозначалась громче. Я не знаю, что он предлагал, но предлагал всем, цена варьировалась от пяти тысяч до 50 рублей. Мне они предложили комплект особенно чистого белья (остальное «не очень…») за доплату в 60 рублей, увидев в глазах «проводника» голодный фанатичный блеск, решила платить… Мои соседи по купе получили предложение, ценой в две с половиной тысячи, за возможность ехать вдвоем, они отказались, заплатив те же пресловутые 60 рублей за «комплект особо чистого белья, с гарантией». Потом мы гадали, где бы они нашли такую возможность для заплативших в переполненном вагоне, возможно устранили бы физически «лишних»…

Купе было удручающе грязным, сквозь матовое от грязи окно слабо пробивался свет с перрона, светильники не работали… Поезд тронулся, мошенник, притворяющийся проводником, проверял билеты при свете коридорных светильников, неузнавающе и задумчивая разглядывая нас. Я сказала условную фразу : «Мы уже платили» и он, удовлетворенно кивнув, скрылся.

       Проводника звали Абас, ему необычайно подходило это имя – выстрел, оно говорило само за себя. Его партнершу звали Мадина, она была полногрудой, коротконогой и молчаливой. Абас иногда выходил из служебного купе греть чай и на крупных станциях открывать двери вагона, Мадина, видимо в силу восточной скромности, старалась не показываться на глаза.
Про вагон Абас сказал: «Старый, из отстоя забрали.». Теперь я знаю что такое «отстой» изнутри, теперь у этого сленгового слова появился реальный смысловой образ.

       Посетовав на то, что окно не открывалось, кое как застелив в сумраке постели, мы стали готовиться ко сну, люди потянулись к туалетам… Там их ждал СЮРПРИЗ, в виде полного отсутствия воды в кране, и в сливе унитаза, правда, на полу плескалась приличная лужа, но вряд ли это была вода… Воду для помывки и почистки можно было брать из пластмассовой фляжки около титана, но почти все пассажиры зубы чистили около дверей туалеты, забегая туда на мгновение, чтобы сплюнуть. Правильно делали, в такой вони засунуть себе что-то в рот было невозможно, можно было только плеваться! Но это были еще не все сюрпризы, обнаружилось, что купейная дверь изнутри не открывается, только снаружи, поэтому спать мы легли с открытой дверью, туалетное амбре навевало беспокойные, душные сны.

       Наступивший день принес с собой удушающую жару, глаза щипало от запахов, дышать было нечем, некоторые уходили в другие вагоны погулять, подышать, сходить в туалет, в конце концов… Купе проводников было равнодушно закрыто, были ли там наши мучители – не знаю. Отчаявшись мы приступили к операции «Окно», мы стали его дергать, тянуть за ручку, ковырять ножом и всякими другими предметами. Единственный в купе мужчина, довольно потрепанный жизнью и годами, сделать ничего не мог, очевидно, неудачи у него были уже не только с открыванием окон. Годы… В конце концов мы решили объединить усилия: мужчина взялся за центр ручки окна, а женщины повисли по краям, окно ,издав скрежуще-стонущий звук, открылось. Мы кричали «УРА!!!!» и были некоторое время почти счастливы, хотя были перемазаны чем-то серо-черным основательно. Ничего, в других вагонах (в другой жизни?) есть вода, мы умоемся, зато теперь у нас был воздух! Потом мужчина, собрав свою мужчинность в кучу, сделал блокиратор язычка двери из старой картонки и шпильки и мы могли отгородиться от запахов, витавших в коридоре, без риска быть замурованными.

       Кстати, я поняла для чего Абасу нужна была Мадина, какую роль она выполняла в их организованной группе – она была охраной, она была боевой единицей. Если пассажир подходил с жалобами и вопросами, Абас, флегматично выслушав, приоткрывал дверь служебного купе, говорил туда : «Мадина, разберись, да!», - это было своего рода командой «Фас!», на опешивших пассажиров спускалась фурия, оравшая непонятно, но страшно… Четко опознаваемы были только слова «Иди, да! Сиди, да! Спи, да!» , этого хватало, чтобы понять смысл речи.

       Остаток пути мы ехали спокойно, довольствуясь малым, Абас и Мадина научили нас ценить мелкие радости. У прибывших в Геленджик пассажиров были счастливые и чумазые лица: «Доехали! Выстояли! Все кончилось!!!», - читалось в их измученных, но сияющих глазах!