Удавлю я эту вошь, своё Тело...
Как умирающий осел издает прощальный вопль с ослиностью, так и Шизофреник говорит с необходимостью.
- Лучше быть ничем совсем, нежели ограниченным в чём-то, «чем-нибудь» жалким. Все пред тобою скалится и вертится вертлявкой, сука, смотри, мол, я - Всё, а ты моя частичка, что-то маленькое, - сиди не рыпайся не мешай мне благоденствовать. Я – Всё, я пребываю и убываю, а ты изволь со мной, или иди на ***! Я – Всё, а ты, ничтоженка-суть частная, подгруздок-фигляр бытия…
- Во-во, - отозвалось все из мрака своей душегубки смрадной, газенвагена существования всех тварей, куча ползучая - вселенные, звезды, гиперлучи, - я величайшая недотыкомка в истории, тем более моё я оформляется спонтанно, вот эксклюзивно для тебя разъяилось – вишь отвечаю на твои убогоглупые вопросы, изъявляю тебе сожаления и прочее. Ты Шизофреник и не лечишься, ты не пробовал лечиться?
- Нет, я пробовал сойти с ума абсолютно, однако не получилось, до сих пор не получается… Я буду Всем сам, когда сойду с ума Абсолютно, с Абсолютом и отождествлюсь и ты, Всё, ****ая бактерия пищеварения небытия-сознания-материи, отыдешь, яко дымная недотыкомка во прах… во прах на дно пруда карасём уляжешься, будешь жрать ил и мелких ракушек!
- Весьма мило, а ты ж, где будешь шататься, или в нигде… той самой точке-симулякре «центр которой везде, а окружность-де нигде»?
- По ***, мне! Ты залежалый рудимент Отсутствия, слушай сюда, не мычишь не перекрещиваешься, бытийсвуешь, доколе Гром не грянул обратного втягивания. Большой дыры всезасасывающей щупальца не протянулись еще до провинциального мирка моего мнимого нахождения. Ну, да ничего, утерпишь и ты пожирание самое себя, страшные муки самораспада, когда раздирать тебя будут твои же новорожденные, недооформленные Тела, вырвутся, вырвутся, истинно говорю, как из Фредди Крюгера души убиенных им людейчат!…
- Эх, ты горе-кармофизиогромист, я буду стоять фаллом без ****ы в вечности, ибо оплодотворяю материю, всю, так сказать неживую природу Жизнью, Рогом изобилия диониссийским, я Приап и Старец Силен, а ты тлен, бумажный шорох! пропадут все твои мыслишки, и сам ты мыслящий пропадешь, приемник без названия…
Шизофреник сидел на руинах разрешенной им избушки детерминизма. Детерминизм, как масоны карманостроители храма, строят, строят, а достроить не могут всей твари по храму – Телу вместе со всеми кармическими обновлениями, процессуально строят, вздоровски надо сказать. И купола-головы имеются у всех и подножия-паперти. Только храмики-то их разрушаются, эх, вы турки-гастарбайтеры, маленький гномы-масоны… да еще царя Соломона в каждый сажают сторожем своеобразным, и вместе с тем первосвященником. Сиди, мол, поглядывая, ты Sol, самостийное «я» каждого храма. Одни соломончики захудало-малодушные, иные широко-царственные, храмы их по-соседству располагаются, они друг к другу в гости иногда наведываются. Расспрашивают что, да как, как прихожане-обезьяне и прочие деяния? Храмы быстро обрастают инвентарём, хозяйственными пристройками, скотом рабочим и полями. Храмы быстро приходят в запустение, как только соломончик потеряет благодати, скажет заклинанье, словно Фауст «остановись мгновенье…» - «Всё проходит и это пройдет», всё действительно мгновенно проходит, а фараончик переселяется в храм небесного пищеварения. Храмы быстро размножаются, или масончики размножаются быстро горя желанием строить храмы. *** их всех мелкоту насекомую разберет…
- Всех надо резать и давить, в особенности масонов-термитов, их Цариц-Капитализмов и прислужней детерминизма прочих! – так говорил Шизофреник на собрании одесную нерукотворного творца истории.
- Уйти от жизни в катакомбы разреженных сред, звездно-вакуумных пространств переваривания собственных утроб… некие чудеса единства горя и небес, страшные околоумные парашюты трансгрессий вовне термоядерных взрывов, истерик переходящих в онтологическую поножовщину карманных антиподов женщин.
Бесформенных гномы тараканами ползали всюду, заползали в изломы и тещины. Шизофреник не успевал давить их жестоким ботинком. Гномы лезли и лезли в промежности заполняя собой всё то же самое, Всё уже заполненное донельзя и все трещало по швам и разъединялись шрамы-глаза. Рвались пупки отбракованных младенцев, нарастающий женский визг дополнял атмосферу вселенской женской бани, мутный воздух наполнял пустоты междуатомья, задумчивые пустоты вращения белковых электронов. Сила трения потеряла своё материальное своеобразия, перешла на иной порядок пред-бытия перед Отсутствием всякого проявления.
- Я чешуйчатокрылое и есть… я - и никуда не подлезть, не умыкнуть себя тараканом в защелья исконного, под обоями, под покроем рваных и жеванных листов бумажных спрессованных однобоким горбуном.
- Как-то все мяконько стелется дольки апельсиновые моей Майи, да она и не моя – это я понимаю, всех тварей, со всеми делю… надеюсь на взаимопонимания, на взаимосамосуд. Тоскотливые реалии сирые недотыкомки-долготины. Ошметки тел, талые воды взаимогорения крематория медленного огня, гераклитов навоз, тление урановых руд, жду тебя, как из печки пирога, таракан – узник окружающего дерьма, завоеватель шлюх, которых следовало купить, но нет средств, как ингредиентов для теста долгожданного пирога…
Свидетельство о публикации №208090800046