Великая битва

Тишина…
Не слышно ни звука. Но назвать это безмолвие мёртвым нельзя. Токи ожидания, предчувствия чего-то необычного, пронизывают всё вокруг…
На грани слышимого возникает тихий, чистый звук флейты – кажется, что он рождён самой тишиной, возжелавшей отдыха.
Голос флейты потихоньку крепнет. И вот это уже не едва заметный ветерок, а свежий бриз, поющий о рассветном море, о лучах солнца, пронизывающих толщу воды и зажигающих в ней яркие искры.
Воздух вокруг неведомого музыканта наполняется свежестью, он бодрит, зовёт забыть обо всём – и идти любоваться зрелищем поднимающегося над морем дневного светила, не забывая при этом поблагодарить его за ласку и тепло.
Постепенно нарастая, приближается рокот огромных барабанов. То с бескрайних морских просторов величаво идёт гроза, возвещая о своём появлении. В раскатах грома, в надвигающихся громадах туч тонет, отдаляется песня флейты – но не исчезает совсем, звуча на заднем фоне. Ведь хоть тучи вот-вот поглотят на время солнце, но оно всё равно никуда не пропадёт – выше облаков, выше всех бурь и ненастий звезда по-прежнему светит.
Резкий, отрывистый вскрик скрипки прорезает хор инструментов – это пока ещё вдалеке с небес ударила молния, заставив на краткий миг своей жизни замереть весь мир. И вслед за скрипкой, даже не дав стихнуть эху стона её струн, раздаётся удар барабанов. И тут же – ещё один, и ещё. Грохот прокатывается волнами, подобно чудовищному прибою звуков.
Но вот стихает буйство барабанов, теперь их рокот звучит как бы в отдалении – гроза собирается с новыми силами.
Вновь отчётливо слышен голос флейты – однако, споря с её напевом, вступают в хор рога. Рёв штормового ветра слышится в их голосах. Дикого, вольного, не знающего преград. На его широких крыльях летит к берегу непроглядно чёрная под последними лучами солнца грозовая туча, и ветер хохочет, предвкушая потеху. Скорее, скорее, скорее! Разгуляться над прибрежной рощей, сорвать крыши с домов, выбросить на берег рыбацкие судёнышки! Скорее!
И вот буря уже здесь, надо головой – и барабаны ликуют, звуча всё громче, дуэтом с рогами воспевая грядущее буйство стихий.
Опять смычок терзает струны скрипки, на сей раз почти не давая им передохнуть. Раненой птицей в плену хищной песни бури бьётся крик нежного инструмента, и флейта отзывается на страдание своей подруги плачем – ей тоже приходится тяжко в споре с яростно-хриплым воем рогов. Отдаляется, становится тише её песня – солнце заслоняют тучи, и тьма падает на землю. Только скрипка, страдая, продолжает дарить миру краткие вспышки света – однако лишь подчёркивает этим наступающую затем темноту.
Но кураж, владеющий бурей, оказывает ей дурную услугу. Слишком быстр полёт ветра, и нет возможности задержаться, насладиться своей мощью и сладким мгновением власти. Тучи несутся над землёй, и вот уже их дальний край, ещё пребывающий над морем, начинают освещать лучи солнца.
Оживает, набирает силу голос флейты. Вторит ему тихий перестук кастаньет – это дождь, уже утративший бесноватое буйство ливня, прыгает каплями по листьям, умывает землю, словно прося прощения за раны, которые нанесла ей гроза.
Стихает рокот барабанов, отдаляется вой рогов, вырождаясь в едва слышное гудение – будто у тех, кто дует в них, иссяк воздух в груди.
А в пение флейты тем временем вплетается басовитый звук струн – это контрабас вступил в спор за внимание слушателей. Низкий голос инструмента торжественно рассказывает об уже поднимающейся на западе стене ночи. О том, как перед тьмой отступает закат, и сон спускается из надзвёздных высот в мир, даруя покой его жителям.
Вроде бы робкий – и в то же время неодолимый – голос серебряных колокольчиков присоединяется к дуэту флейты и контрабаса. Это на темнеющем небосклоне звучит песня пробуждающихся звёзд. Нежный перезвон приносит с собой мечты о грядущих свершениях, о величии свободного духа. И о смирении, с коим должно идти по жизни каждому живущему, осознавая, что он – лишь крохотная часть всего Сущего.
Но вот, тихо вздохнув, замолкает флейта – день погас, и ей пора на покой. Однако контрабасу и колокольчикам недолго приходится скучать. Под искусными пальцами оживает виолончель. Плавный напев, рождающий перед внутренним взором образ Луны, ведёт инструменты за собой – неспешно, с истинно женской грацией и мудростью. Все они теперь звучат в унисон – споря, но не подавляя друг друга.
И даже появившийся внезапно голос органа – симфония царств абсолютного мрака, горных пропастей и лесных озёр, чёрными жемчужинами лежащих в дремучих чащах лесов – не нарушает гармонии хора.
Мелодия разрастается, постепенно вбирая в себя целый мир. Контрабас и виолончель, орган и колокольчики, Тьма и Свет. Они – вечные противники, но именно из их соперничества рождается жизнь.
Завораживающая душу красота напева достигает своей высшей точки – звёзды кружатся в хороводе вокруг Луны, поддерживаемые ладонями Ночи, и мир спит, убаюканный этой музыкой, чтобы утром проснуться и пойти навстречу новым свершениям под светом Солнца.
И стихает музыка, растворяясь в воздухе. Бледнеют видения, рождённые ею, колдовская власть, не дававшая даже дышать так, как заведено природой, слабеет…
Ангел Света откладывает в сторону виолончель, кладёт смычок рядом с флейтой. Смотрит на Ангела Тьмы, бережно прислоняющего к стене контрабас. На полу около него лежит рог.
Они улыбаются друг другу одними глазами.
«Это была великая музыка» - Мысль Темного касается разума Светлого.
«Великая битва» - Ангел Света кивает головой.
«Но поймут ли они её суть, её главный итог?» - вопрошающе смотрит Ангел Тьмы. И оглядывается на стоящих позади младших ангелов, на смертных воинов, которым ещё только предстоит поселиться в новом мире и получить возможность однажды стать сильнейшими. Некоторые из бессмертных держат в руках инструменты.
«Мы можем подсказать им, где искать ключ, но не стоит открывать за них замок. Ты сам это знаешь».
«Знаю… И всё же…».
«И всё же».
«…Да будет так».
«Да будет».