Побегушки и Поступалки

А бегали мы ещё и от патрулей, когда в самоходе… Это так самовольная отлучка из части называлась у нас. Бегали легко от солдатских патрулей, потому как в физ. подготовке они не так сильны были как мы.

Бегали тяжелее от патрулей танкового училища, поскольку они должны были показать начальнику патруля, что гонятся в полную силу… (По негласному соглашению танкисты «не могли» догнать пехоту, а пехота – танкистов.

Даже, помню, разборки устроили первокурсникам, когда те в первом же патруле выложились и поймали курсанта-танкиста. «Официально» перед танкистами извинялись. Ну, те великодушно простили молодых.) И уж совсем тяжко приходилось, когда начальник патруля спортсменом оказывался и бежал вослед патрулю… …
   
    Бежит Вадик от танкистов, долго бежит, оборачивается и говорит им, задыхаясь сквозь бег: «Вы чё, офигели? Я же не могу больше, отставайте уже!» А те: «Беги, дурень, за нами начальник патруля - следом!»

Вадик наддал из сил последних, заскакивает в какой-то подъезд дома и ну, по квартирам звонить, открывает дверь бабушка… Ну, Вадик с порога ей всё как есть, мол, патруль за ним по следу, спасите, заарестуют, на губу посадят… Бабушка сердобольная впустила…

А танкисты на первом этаже в лестничный пролёт смотрят. Только дверь за Вадиком закрылась, они по лестницам Бам-бум сапогами затопали. Очень начальник патруля удивился, когда курсант из подъезда исчез… Через чердак ушёл, должно быть… Что характерно, это, так сказать, содействие населения было тогда не редкостью. И курсанты им пользовались. Тогда.
   
    У меня тоже случился опыт от танкистов драпать. Было это на первом курсе. Увидел я их патруль метров за сто и рванул сразу, те за мной. Я несусь и думаю: «Ну всё, пропал, там пятикурсники…»

Довольно долго бежал, а те всё не нагоняют, удивительно тогда мне это стало, но несусь. Забегаю в переулок, там тупичок и наш курсант выпускник стоит, закуривает. Увидел выпученные глаза летящего первокурсника и сразу всё понял (потом, конечно, я оценил его находчивость и благородство):
    - Кто?»
    - Танкисты!
    - Далеко?
    - Двести метров!
    - Стой тут. Дальше я побегу…,- И махнул из переулка. А через момент за ним танкисты промелькнули, а ещё через некоторое время и начальник патруля…

Я очень подивился тогда, мол, как же они не поняли, что бегут теперь за другим, ведь они же видели мой «минус» на рукаве, а теперь за полным сил старшекурсником… с целым золотым веером нашивок выпускника.

В последствии я понял их такую «слепоту». Надо сказать, что подобным благородством отличались далеко не все военные училища. Например, Тюменские между собой открыто враждовали. Собственно я замечал, что вражда была там, где конкурс при поступлении был невысок, соответственно и инстинкты не особо контролировались.
    
    У нас конкурс был 9,5 человек на место, потом вся масса недобравших конкурс отчислялась, но вместо 350-ти человек, нужных для объёма 1-го курса, уже после экзаменов набирали 500. То есть ты уже принят, ты считаешь себя полноценным курсантом, уже принявшим (хоть и в 17 лет) присягу... Но конкурс ещё не закончен...  и за два месяца полторы сотни жестоко отсеивали.

Интересно мы поступали вообще-то. Интересные экзамены: две высшей математики – устно и письменно, физика, сочинение, английский, физо.

И ещё кое-что сильно специфическое: например оценка своего болевого порога, психологическая устойчивость, скорость переключения на разные задачи, способность к концентрации и скорость выхода из этой концентрации, и … ассоциативное мышление, вернее использование такого мышления в ответах.

Да-да, уже в начале восьмидесятых у нас уже были тесты подобные современного на IQ, и механизмы, воплощавшие задачи. И первый компьютер в том виде как сейчас с монитором, клавой и башней я увидел аж в 1984-м, в своём родном училище. И там же начал программировать...

Итак, по порядку:

Болевой порог и психологическая устойчивость: Два электрода под электрическим током надевают на пальцы, указательный и безымянный, и офицер реостатом увеличивает напряжение до пробоя. Бац! Тебя начинает трясти, - говоришь: «Стоп».  Это твой порог. (А дальше терпишь его или нет – вопрос другого рода).

Затем, не снимая этих электродов, берёшь в руки медный стержень, его нужно пронести по фигурному пропилу в такой же медной пластине. Пропил довольно извилистый и длинный. Допустимо лишь два раза коснуться стержнем края пропила.

Всякий раз, когда задеваешь срез, на электроды подаётся твой ток, и включается ревун возле уха… Чтобы тебя перестало трясти и отключился ревун, нужно зафиксировать стержень в пропиле, не касаясь пластины. Третий раз коснулся – отчислен. Всё просто.


Переключаемость:
Ещё проще. Два тумблера под левую и правую руку. Положения тумблеров вперёд-назад означают подтверждение сигнала, загорающегося на доске: «БУКВА»-«ФИГУРА» для левой руки и «ЦИФРА»-«ЗНАК» для правой.

Символы зажигаются постепенно с нарастающей скоростью. Можно ошибиться 6 раз за определённый промежуток времени. Ошибся 7-й раз – отчислен. Тренироваться, пока преподаватель объясняет, нельзя, пульт включен постоянно.

Я умудрился прощёлкать пультом во время объяснения именно 6 раз. Потом сидел в холодном поту.

Концентрация и выход из неё:
Совсем просто. На листе бумаги в два ряда написаны простые цифры одна над другой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 0 …………
2 6 4 5 1 8 9 0 1 3 …………

Офицер с секундомером даёт старт с командой: «Сложение». Ты должен по этой команде плюсовать верхнюю цифру с нижней и результат записывать между ними. Через 60 секунд звучит команда: «Стоп». И сразу, скажем: «Вычитание».

Ты должен отделить чертой вариант со сложением и тут же начать вычитать. Ряды чисел длинные и нужно успеть, как можно больше чисел сложить, затем вычесть, затем умножить, или разделить, всякий раз отделяя чертой однотипные результаты.

Строчка не должна быть меньше … м… а вот не помню скольки результатов. Если меньше – отчислен. Но помню, что после четырёх или пяти переключений я начал путать действия.

Ну и самое последнее IQ тест. Правда, тогда он так не назывался. Примерно 600 вопросов, нередко пересекающихся, задачи с абстракциями, фигурами и прочей фигнёй, ум в порядок приводящей.

На все эти странные экзамены отводился один день. Этот день мне запомнился надолго, поскольку к концу его я реально чувствовал, как мои мозги нагрелись, даже появилось ощущение, что они стали внутри шевелиться.

Такое я впоследствии чувствовал только после целого дня работы в качестве прямого переводчика…


Но самую "свирепую" роль в отсеве играл трёхсуточный выход.

Трёхсуточный выход...

     Этими двумя простыми словами называли трёхдневный непрекращающийся ужас холодной сибирской осени. Когда вода за ночь покрывалась льдом. И когда эти трое суток нам пришлось прожить под открытым дождливо-снежным небом.

Ночевали в поле в шинелях и плащ - палатках. Тогда ещё совсем без опыта спасения от холода. Без костров. С тяжелейшими физическими нагрузками. За это время мы прошагали около 75-ти километров по полям, бездорожью, болоту и слякоти, неся на себе армейскую выкладку.
   
    В первую ночь каждый взвод отрыл по три танковых окопа (Это 54 куба земли из земли вытащить, это ж-д вагон, то есть на каждых пять – шесть человек по такому вагону пришлось), во вторую ночь - окопы полного профиля для стрелков с траншейным соединением (это примерно ещё столько же.).
   
    Днём нас обкатывали танками, обмазывали напалмом и поджигали, окуривали фосгеном, гоняли через разные виды инженерных заграждений, вообщем делали всё, что для 17-ти летних пацанов, только что оторванных от школы, дома и мамки, совершенно дико, тяжело и запредельно.

Там я увидел, стёртые до кровавых мозолей ноги, как взрослые плачут от напряжения и усталости, как люди могут спать, идя в строю, как если человек в этом состоянии падал и лежал некоторое время, то разбудить его было, практически, невозможно, приходилось довольно сильно бить.

    Там я понял, что сапоги – не панацея от сырости, что шинель, воспетая Твардовским, есть крайне холодная, неудобная и вредная одежда. А моё оружие - на удивление безотказная вещь, работающая даже после полоскания в болотной жиже, и замёрзшая в этом состоянии к началу стрельб.

Однако вместе с этим я осознал и свои непознанные возможности, которыми впоследствии гордился. Вот, как правило, за эти трое суток и происходил отсев всей лишней массы.
      
    А после, конечно, вспоминались с диким весельем, как преподаватель хим. защиты вывел из строя первого курсанта , надел на него защитный плащ и приказал четверокурсникам: «Так, товарищи курсанты, обмажьте его напалмом и подожгите.»…

У нас тогда слабость в ногах случилась… - А Вы, товарищ курсант – продолжил он, обращаясь к испытуемому – Когда будете гореть, не бегайте и не кричите, а то мы Вас не потушим, потому как полторы тысячи градусов на Вашей спине при беге горят жарче… Этим, надо сказать, совсем не успокоил последнего.

    Вспоминали с восторгом как прогоревший плащ, который я попытался сбросить зацепился прорехой за мою сапёрную лопатку, торчащую из вещмешка и пламя, облизав мой затылок, обеспечило мне короткую стрижку на некоторое время.

И как восхищались мной (очень был горд этим), что уже горя, не поддался панике и не побежал, а замер на месте, надеясь на команду: «ТУШИТЕ ЕГО!!»
   
    Как впервые преодолевали колючую проволоку без объяснений и подготовки. Просто на время, сходу, по команде "в атаку, вперёд". Без ещё понимания, что колючка опаснейшая вещь, может рвать тело, не хуже цепного пса. Естественно не укладывались во время. А значит перебег. А значит ещё раз туда же. Но уже порванные и ужаленные. А значит мозги лихорадочно искали выход. И находили...
Перевязка потом.
   
    Как ночью брели по болоту, как всегда в полной выкладке, с налипшим на подошвах толстенным слоем грязи, от которого сапоги становились в два раза тяжелее и как очередной раз, поскользнувшись и уйдя в болотную жижу, лихорадочно хватались за оружие , - только бы не потерять, это гарантия отчисления.

Как посреди этого болота, вдруг раздался истерический смех, - смеялся Игорь Жевжиков, а мы с испугом уставились на него… Всё, мол, крыша съехала…

И какая же разрядка смехом от этой усталости, мрачности произошла спустя минуту, когда он объяснил, вылезая из трясины: «Мужики, ну вот почему так? Когда кто-то по уши торчит из этой лужи, ну хоть умирай со смеху, а когда сам – то материться охота, как из пушки…?!».
   
    Как глубокой ночью во время марша, к пешему строю нашей роты, измотанным, замёрзшим, злым людям, мечтающим только согреться, упасть и заснуть подогнали тёплый бронетранспортёр… И командир роты скомандовал: «Кто не может идти – внутрь!»

Я будучи на пределе сил, думая, что ещё шаг и просто умру, оглядел мрачные лица курсантов, вдруг понял, что ни один из них, несмотря на те же чувства, что и у меня, не думает воспользоваться случаем.

Никто не хочет показать себя слабее. И как придало сил, только то, что из 180-ти человек только один ушёл в машину. Я-то самым слабым быть тоже не захотел.

Как мы в ОЗК, в противогазе, с армейской выкладкой на себе ползли в 20-ти метровой трубе, зарытой в землю (видимо, по примеру как в торпедном аппарате водолазы). Протискивались внутри скребя стенки амуницией и оружием... И сквозь дым фосгена, что туда заползал снаружи, почти в полной темноте вдруг приходило понимание, что если тут застрянешь, то тебя через двухметровый слой земли, что насыпан сверху над тобою, уже не отроют... Так что все "клаустрафобии, паники и бояки" проявлялись сразу. Смог перебороть - норм. Нет - отчислен.

Как ночами четвёртый курс отрабатывал на нас взятие "языка" в реальных условиях. У нас стимул простой: если тебя украли, или отняли оружие, или повесили на технику, что ты охранял в своё часовое дежурство, мину - ты отчислен.
   
    Впоследствии я, как и мои однокашники, искренне смеялся над тренировкой элитного подразделения, которое собрали из спец. частей морских, наземных, полицейских сил, в американском фильме «Солдат Джейн».

Кстати, на четвёртом курсе я уже сам охотился. А поймали мы тогда двух взводных "супостата" и их транспорт. )))
   
    Вспоминали, как курсанты из последних сил пробегали психологическую полосу, выходя из неё выжатые и обессиленные, и глядя на очередь из ещё не прошедших, впадали в истерический смех… И никто из пробежавших не рассказал новым, что их там ждёт.
   
    «Входил» я туда обречённо: так называлось пробежать через коридор из горящих бетонных стен, щедро обмазанных напалмом, прыгнуть как лев в цирке в горящее этим же составом окно.

    А после предстояло пройти дверь в полуразрушенном доме. Когда я со всей дури открыл её сапогом и попытался вбежать в дверной проём, мне с такой же силой как я ударил, плашмя ото лба до пояса приложилась резиновая подушка, да так, что я потерявший дыхание, вновь оказался снаружи перед закрытой дверью. (Подушка была связана с дверью рычагами. Учили так. Мол, не входи сразу).
   
    Тогда я опять открыл дверь, обождав резину, пригнулся и забежал внутрь и тут же метровый квадрат пола подо мной на подпружиненных рычагах провалился. (Мол, не стой на свету в дверном проёме, двигайся.)

Выбрался, подбежал к «погребу», а из него взрыв и столб дыма… Куда прыгать? Какая там глубина? А время бежит, пугая перебегом упражнения…

    Прыгнул, там двухметровая глубина и полноценный подземный лабиринт длинной метров сто, побежал «подсвечивая» себе из автомата, что воздуха тоже не прибавляло, ноги уже ватные, тут и просвет вверху, вскарабкался, высунулся по грудь, - две килограммовые противотанковые гранаты перед носом, надо их до «танка» докинуть. Какой там! Еле замахнулся.

    Нужно ведь было их кидать цепляясь другой рукой за край окопа, стоя на носках на жёрдочке, прибитой к стенке, плюс амуниция и оружие. При этом умудриться не сорваться вниз. А «злой» препод всё фиксирует, баллы пишет.

    Дальше – двухэтажный дом с разрушенной лестницей, собственно, это называлось лестницей, на самом деле - просто железные перекладины, ведущие вверх с пролётами в метр-двадцать.

А наверху вместо потолка длинная рельса, переброшенная от стены до стены, а внизу – четырьмя метрами ниже – покрышки от грузовиков. Убиться - не убьёшься, но побиться можно хорошо. Вот по этой рельсе…

    А в конце, хоть и в песок, но с четырёх метров, всё же прыгать… Приземлился дух вышибающе – пополам, сложился, лбом об колени, - аж искры брызнули. (было бы сено поблизости – ей богу поджёг бы.)

Так что, когда я выполз из этой полосы и увидел вопрошающие лица очередников, услышал их единый вопрос: "...ну, что там?" На меня напал истерический хохот… Но я им ничего не сказал…

    Кстати. Касательно обкатки танками. По-моему всё это сказки, что страшно. Ну едет, ну гудит. Отлежал я в окопчике пятнадцати сантиметровой глубины, скребанул он по моей каске своим днищем, слегка присев на кочке, метнул я ему вслед гранату… впечатления не особо сильные.

    Скажу более, ни один из наших ребят не пугался особо. Ну да, опасения были некоторые, но равно как при переходе дороги в неположенном месте.

Но, что нас не убивает, то делает крепче. Так кажется?
Так было...


- Столица Украины.
- Минск.
вопрос-ответ на выпускном экзамене балашихинского инженерного...
так теперь. (комментарий к нулевым годам)

... А армия-то оживает!
(комментарий к 2014-му году)