Плохая карма

       Я заказал себе визитные карточки. Самые обыкновенные. Ничего особенного.
       Черный, неровный картон. Фактурный. Похож на папье-маше, внутри которого толстые нитки. Едва различимые буквы на пару тонов светлее. Чем-то похожим на глазурь: мое имя, под ним – ровным, каллиграфическим почерком, точно кто-то писал о руки: «Вы уверены? ». Больше ничего. Только на обороте несколько строчек, куда можно вписать адрес или любую другую информацию; в самом низу – прямоугольник, где я мог указать телефон, сумму или еще что-нибудь особо важное. Никаких фамилий, инициалов, профессии – только имя крупными печатными буквами и вопрос под ним. Считаю. Что лишний раз подумать не мешает – им, ведь я не буду разбираться в подробностях. У меня своя работа.
       Почему я это делаю – просто ничего другого не умею. Ничему так и не смог научиться, не сумел преуспеть.
       Сам я заметил, можно сказать, случайно. Несколько лет назад. Проговорился кому-то спьяну. Попробовали. Получилось. Заплатили.
       Получается до сих пор. Всегда.
 
       Мне предали ключ от квартиры. Сказали: «Обживайся!» - с такой неприятной ухмылкой.
- Конечно. Не премину, - на меня смотрели как на чучело; вещь, вызывающая отвращение; неприятная, временами полезная вещь. Мне все равно. Я слишком заметный, чтобы вызывать подозрения.
 
       Обживаюсь, как сказано.
       Небольшая такая квартирка – длинный коридор, в конце, налево – кухня, направо – комната. Похоже на букву «Т». Дверь в удобства видна с порога. Занимательно. Все какое-то белое. Посередине жилой комнаты воздвигнуто что-то похожее на арку, отгороженная ею часть пространства на две ступени выше. Очень неплохо. Сделаю там гардеробную.
 Позвонили: сказал, чтобы мне привезли пару таких железных длинных штук, на которые в магазинах одежду вешают и три-четыре дюжины вешалок.
- Сколько?
- Три-четыре дюжины.
- Тридцать девать?
- Дюжина – это двенадцать. Значит, не менее тридцати шести.
- Все равно, много.
- Еще пусть кто-нибудь приедет и выбросит кровать. Я сплю на полу. Мне нужен матрац, десяток декоративных подушек; одно, нет, два больших зеркала, черное покрывало. Черные занавески, столик в восточном стиле, напольная высокая пепельница и ширма, закрыть вашу глупую арку. Остальное меня устраивает.
- А куда я дену обстановку?
- Это ваше дело, – я затянулся сигаретой. – Раздайте бедным. – Я повесил трубку. Через два часа приехала машина. Вынесли. Внесли. Расставили. Уехали.
Молодые. Студенты, наверное, подрабатывают. В лицо не смотрят. Обходят стороной. Видимо, бояться, что дотронусь или начну о чем-нибудь спрашивать. Напрасные страхи.
       У одного – зеленые глаза, длинные каштановые волосы с рыжинкой, собранные в хвост. Лицо. Скулы. Рассмотрел. Когда он ставил зеркало. Я хотел бы увидеть его голым. Вероятно, у меня еще появится такая возможность.
       Начинаю по известному сценарию. Немного нервничаю, не без этого. Часто курю на лестничной площадке. Наконец, сталкиваюсь с ним. С соседом из квартиры напротив. Здороваюсь. Неловко улыбаюсь. Говорю, что недавно переехал. Задаю какие-то дурацкие вопросы.
       Вижу, что не нравлюсь. Длинный шелковый плащ на голое тело, волосы до середины спины, подведенные глаза. Серебро на шее и руках. Вызываю гадливое чувство. Болезнь, которая может оказаться заразной. Очень правильная мысль.
       Но я знаю, что делать. Держусь на расстоянии, смотрю мимо, никаких жестов, только механически подношу сигарету ко рту. Просто пытаюсь получить полезную информацию. Обживаюсь.
       Он успокаивается, чувствует себя не совсем удобно. Видит, что я не опасен.
       В дальнейшем при встречах я киваю с отстраненным видом. Рассеянно улыбаюсь.
Через неделю оказываюсь у него в квартире. Зашел ко мне за штопором. Сам. Слова – за слово. Я напросился. Не годится пить в одиночестве. За окнами ночь. Немного холодно. Или мне кажется.
       Когда он выходил из комнаты, я сумел накапать ему в бокал какой-то возбуждающей дряни. Оба были немного навеселе. Я полез. Получил по морде. Преувеличил. Оступился. Театрально так сжался в углу с рукой у лица. Подействовало: помог подняться, ухмыльнулся, сказал, чтобы я «без этого и вообще… но тут, похоже, заработала, наконец, химия. Не знаю. О чем он думал, говоря, чтобы я «без этого», но сам стал мять мне грудь и расстегивать ширинку. Очень мило. Я не препятствовал. Делал все, что он хотел. Хренов извращенец – он продолжал даже когда всякая химия должна была закончить действовать.
Потом он меня снова побил. На этот раз по-настоящему. Привязал к кровати и ушел на работу. Лежа на животе, с разведенными руками и ногами, я слышал, как он насвистывает в ванной, как работает электробритва, течет вода, шлепают по полу босые ноги. Потом хлопнула входная дверь, и я остался один.
       Часть дня я кое-как проспал. Болели синяки, саднило поясницу, замерз. Хотелось в туалет. К вечеру – смертельно. Однако, уходя. Он шлепнул меня по заднице и предупредил: «Намочишь кровать – убью». Может, не шутил.
       Через пару дней с каких-то экзотических островов должна была приехать его жена – длинная вобла-фотомодель. Поэтому я не сильно беспокоился за свою будущность. День – другой я уж как-нибудь протяну, а дальше меня худо-бедно искать начнут, если я не проявлю признаков жизни.
       Вечером он приехал, похоже, с охранником. Доверенное лицо. Нет. Скорее рожа. Хотя не уверен. Смотреть мог только одним глазом.
       «Рожа» во время процесса держала меня за волосы – немилосердно. Конечно, ч не выдержал: кровать подо мной стала мокрой. Хозяин квартиры сидел в кресле. Смотрел. Нога на ногу. Потом удалил охранника. Вернулся. Посмотрел, как я беспокойно ерзаю на мокрой кровати. Засунут руку мне под бедра. Осклабился. Это означало: «Тебе мало все, бестия?» развязал. Я переполз на сухое место, сжался на подушке. Побитый, возбужденный, беззащитный такой. Скрутил мне руки. Заставил встать на колени – я слабо сопротивлялся и стонал.
- Тебе больно? – спрашивал он.
- Больно, - всхлипывал я.
- Где?
- Везде! – такой ответ, похоже, был самым правильным.
Потом я все-таки получил назад свои вещи и был отпущен.
Никто даже не сомневался, что я не пойду никуда жаловаться. Ублюдки.
       Я сидел в душевой кабинке. Вода стекала в круглое, томное отверстие слива. Шум множества падающих капель. Я весь в синяках. Лицо, все-таки, пострадало меньше, чем я думал. Самое мерзкое ощущение легко догадаться где. Больно.
       Ну и ладно. Главное – они оба перепачкались в моей моче, крови, дерьме, по самую верхнюю отметку. Они меня били, трогали везде, смотрели в глаза. Сосед – тот вообще отпустил меня только утром. Совсем замучил за ночь.
       Отлежался немного. Вышел вечером в суточный магазин за минералкой – темные очки, тональник. Возвращаюсь. Сталкиваемся на лестнице. Чувствует себя неудобно. Зеленоватый, взъерошенный. Снимаю очки – пусть ему будет стыдно – ссадина на скуле, распухшие губы. Делаю вопросительное лицо. Оказывается, погиб мой насильник – охранник и личный шофер – очень странно, въехал в столб, убил машину полностью. Трезвый. Просто на ровном месте. Я ответил. Что при данных обстоятельствах все же не могу проявить сочувствие в полной мере.
Огреб по морде опять. Потом меня целовали и мяли прямо на лестничной площадке. Ну ладно. Для закрепления. А охранник слабенький – надо же, на следующий день…
Назавтра приезжает жена, а я освобождаю квартиру.

       Через две недели получаю всю сумму: у клиента нашли что-то скоротечное. Крайне скверное. Умер больно и грязно за пять дней. В мокрой постели.
       Я уже давно не злорадствую.
       Денег, как всегда, не хватает – врачи, штопающие стигматы, косметологи, массирующие язвы, оставшиеся на спине от крыльев, массажисты, разминающие нечеловеческие мышцы, служители, ответственные за исчезновение очередного зеленоглазого трупа из моей квартиры, шелк, серебро, зеркала…
       Я – как заразная болезнь. В моем теле, в моих выделениях поселилась Смерть. Или что-то привлекающее ее. Я – переносчик неотвратимой заразы. Они все умирают – авария, несчастный случай, сердечный приступ, самоубийство – чистая, быстрая смерть. Прекращение существования. Высшая проба.
       У меня самая дурная карма из всех известных мне существ. Я едва выживаю. Но это – мои личные трудности. Они вас не касаются. Не здоровайтесь со мной за руку, даже если я в перчатках – скверная неделя вам обеспечена.
       Зачем я это делаю? – Ничего личного. Просто другого не умею. Не научился.
       Если это кого-то сможет утешить – я тоже очень несчастлив. Но и это мои личные трудности. Верчу в руках визитную карточку: «Вы уверены?».

28.03.04.