Слезы под дождем

Я стараюсь не плакать на людях. И я теряюсь, когда плачут при мне. Я не знаю, что говорить и надо ли что-то говорить.
Для меня слезы - это проявление моей слабости. А я так долго училась быть сильной. Я могу простить чужие слезы, но не свои. Я их скрываю. Под дождем, в подушку, в темном зале кинотеатра.
В детстве мне не хватало любви и ласки. С годами мне стало казаться, что я не достойна этого. Это понимание было настолько глубоко спрятано в моем подсознании, что я не сразу вытащила его на поверхность. А вытащив, не знала что с ним делать.
Когда я сильно заболеваю, с насморком, кашлем, горлом, с большой температурой, когда кажется, что голова вот-вот разлетится на маленькие кусочки. Я становлюсь такой противной и беззащитной одновременно. Я начинаю плакать, сначала тихонько, потом навзрыд. Я чувствую себя такой одинокой, незащищенной, слабой и ранимой, как в детстве, когда мама заходила в комнату и вместо: «что случилось?», говорила «чего ревешь?». Поэтому я стараюсь не расслабляться и не давать телу болеть. Я работаю, занимаюсь обычными делами. Я боюсь свалиться в постель от болезни, боюсь, вновь услышать злой раздраженный голос матери. А мне так хотелось, чтобы она хоть раз зашла и молча меня обняла и укачала как маленькую. Пожалела. Но вместо маминых ласк, я обнимаю своего мишку и плачу. Маленький ребенок во мне, рано повзрослевший, помнит все детские обиды и вырывается наружу в такие моменты жизни. Мой взрослый человек все понимает, прощает и не держит зла.
Если когда-нибудь я захочу ребенка, он будет знать и чувствовать, что он любим. Пока у меня такого желания не возникает. Возможно оттого, что я нанянчилась с братьями, а возможно просто не встретила мужчину, от которого захотела бы родить.
Дети меня любят, принимают за свою.) Хотя я не сюсюкаю с ними, мы общаемся на равных. Я уважаю их мнение, их личность. Меня часто просили присмотреть за чужими детьми. Я была как та курица, которая вышла со своими цыплятами во двор, а к ней привязались чужие. Есть у меня дома один пацаненок, друг Малыша – они ровесники. Маме он особо не нужен, бабушка пытается усмотреть за ним, но не всегда удается. Про таких говорят – оторва. Громче всех кричит и рвется в бой. Я смотрю на него, в его большие голубые глаза с неестественно пушистыми для мальчика ресницами, и узнаю себя. Под этим колючим панцырем скрывается ранимая душа. С ним не всякий мог сладить. Но я разгадала его секрет. В то время как на него все кричали, я взяла лаской. Когда я иду с работы, а мальчишки гуляют во дворе. Я зову его, а он бежит ко мне и обнимает. Я целую его в перемазанную щечку и спрашиваю «как дела?». И он делится со мной своими детскими, но такими важными для него переживаниями. Он меня слушается и уважает. А все удивляются, как мне удалось приручить такого зверька.
Ко мне тянутся не только дети, но и взрослые. Мужчины и женщины, бабушки и дедушки, молодые ребята и девчата. Я это давно заметила. В транспорте, в очереди за хлебом, люди подходят, что-то спрашивают у меня. Интересно почему?
Часто слышу: у тебя добрые глаза. Помилуйте, неужели доброта стала дефицитной добродетелью? Куда катимся, товарищи? Так нельзя.
P.S. Детские слезы самые горькие и запоминающиеся. Берегите себя и своих детей.
октябрь 2007