Сакральное

 У меня на столе лежит книга.
 Её страницы угрожающе шевелятся, как щупальца.
 Книга – лазутчик.
 Книга – убийца.
 Я прикасаюсь к ее обложке и ощущаю потоки тепла, скопившегося в ней от того, что её держали другие руки, возможно, это сквозные потоки, все еще текущие сквозь предмет – в точности я не знаю, да и не хочу знать.
 Опасность сквозит в ритмичном шелесте страниц, живущих отдельной от меня жизнью. Холодные воздушные потоки с той стороны заставляют их двигаться – стена молчания защищает тебя от этих потоков…на какое-то время, но потом они вернутся и заживо остудят кровь в твоих синеватых жилах... ты будешь искать убежища и не найдешь его…
 Посадить тебя, обнаженного к себе на колени, чтобы ты обнял ногами мои бедра, обвил руками мою шею…сеть твоих волос закроет для меня мир… я спрошу, слышишь ли ты меня – можешь ли услышать…я положу руки тебе на спину….ладони на лопатки, точно это – хрупкие серебряные пластины, поселившиеся под твоей кожей… я скажу, что не оставлю тебя никогда, что ты будешь желать моей смерти…ибо станешь просыпаться от прикосновения моих холодных пальцев к твоему лицу…
- Ты все ещё со мной? – в ответ ты сильнее сожмешь ноги и тогда, наконец, я смогу плакать… буду видеть сон наяву, как меня сажают на кол, огромный, высокий, острый, он проходит в меня и выходит наружу, прорывая живот…затем на тот же кол сажают и тебя, пока его конец не выходит из груди – на его острие смешивается наша кровь, слизь, желчь – все содержимое внутренностей, все жидкости, все энергии…как ангелы на острие божественной любви…мы не умираем….мы остаемся мучительно живы неопределенное количество времени… - может быть, это и есть вечность, а может быть и нет… может быть, это невыносимая боль раздвигает время… я чувствую, как бьется твое сердце… нечто, необлекаемое в слова переполняет меня, как утлый сосуд – я иду ко дну, падаю, как тот небесный корабль под невыносимой тяжестью капли ангельской крови…молитвы повисают в воздухе, как рождественские гирлянды…мне страшно, бог мой, как мне страшно от того, что я не смогу вот так вечно держать тебя, не меняя позы, почти не дыша… я уже знаю, что нет такой боли, которую ты не мог бы причинить мне, как впрочем и то, что никакая причиненная тобой боль не может меня уничтожить…отравление…мой призрак внутри тебя…фантомные боли…судороги…телефонный звонок… ночью… «мне плохо»… да это так…маленькая птица начинает биться в горле…мне трудно держать трубку – стигматы снова воспалились, постель в крови… простыни совсем промокли… какое это имеет значение… единственное, что умею – испытывать отчаяние, больше ни на что не гожусь… правильное использование вещей – полезный навык: есть вещи для жизни; некоторые же предназначены только для смерти, под какими бы личинами она не являлась, они всегда чувствуют в ней своего хозяина и стремятся к нему…я спустился в Ад, но Эвридики там не было. – Невинный обман? – несколько страниц из рукописи вырвано… это слишком интимно… нет, послушай, ты ведь ничего не понимаешь – это как…как клеймо… воспаленное, квадратное клеймо на моей коже…длинный узкий шрам на твоем бедре – странные предметы, которыми мы обменялись на память, которые всегда обречены носить с собой, разве не так? – разве я могу остаться в одиночестве, без тебя, разве ты можешь? – в самые отдаляющие нас друг от друга моменты, предательская пульсация собственной кожи не даст нам скрыться внутри настоящего, прошлое, воплотившееся в эти болезненные знаки, уже никогда не исчезнет и будет напоминать о себе, как ужасный в своей беспомощности, рудиментарный сиамский близнец, которого ненавидишь, считая причиной всех своих несчастий, и, все-таки, без которого невозможно существовать… как же это медленно, как же это больно…я проклинаю день и час, в который узнал тебя… нет, я обманываю себя: Колесо Фортуны повернулось, моя звезда закатилась…это не голоса – лишь призраки голосов….пойми, я не могу справиться с этим ужасом, он сильнее меня, а комната порой до отказа наполняется твоим присутствием… скажи, какие варианты имеются у меня? – разбиться, упав с большой высоты, а потом снова разыскивать тебя по всей Преисподней? …утраченные вещи говорят со мной протяжными голосами…столкновения с неизбежным нельзя миновать – отчаянные тексты – все, что мне остается… рука, протянутая сквозь холод, сквозь тысячелетия немыслимых снов, сквозь отчуждение и смерть - мои стеклянные кости истлевают от твоего дыхания, я всегда с тобой, как голос из небытия внутри головы, как пятно крови на твоей одежде, так и оставшееся с тех пор, темное, запекшееся, затвердевшее ржавым сгустком неминуемого несчастья, как застывший во времени воздушный поцелуй обманутого, умершего, отчаявшегося… «оставь надежду»?… была ли она у меня когда-либо? – я в этом не уверен, но твоя фраза о ней запомнилась очень прочно… я передвигаюсь под землей – замкнутые пространства, не комнаты и не улицы, торжество абсурда…времена я останавливаюсь, чтобы писать в эту тетрадь, так что все записывается по горячим следам и ошибки быть не может… как видишь, я думаю о тебе ежечасно, постоянно, для того, чтобы уделить внимание хоть чему-то другому, я вынужден делать над собой усилие, чтобы прервать мысли о тебе, но и это мне далеко не всегда удается… заблуждения множатся, и я снова и снова теряю связь с реальностью… просто смотрю в одну точку и ток крови превращается в водоворот внутри моих вен – это ничего, это кровавый шторм…случается ли такое с тобой? – ощущаешь ли отзвуки моих штормов в виде странного гула, точно падающие звезды заполонили твое тело и превращают в пепел костный мозг?….думаешь ли ты, просыпаясь в опасной предутренним холодом комнате, что тебе все так же одиноко, что отчаяние растет, множась само на себя, чувствуешь ли эту невыносимую напряженность ментального эфира, который уже превратился в тонкую, готовую в любой момент лопнуть пленку? – я курю сигарету за сигаретой, отгораживаясь от наступающего небытия самыми простыми действиями…видишь ли, сейчас идет дождь, а мое телефонное пространство переполнено отвратительными сообщениями – да, я все еще жив, все еще здесь – и я отвечаю из своего зазеркалья…в нем темно, знаешь ли, очень темно, немыслимые вещи возникают и прекращают свое выморочное существование именно здесь, если бы ты мог проникнуть в эти пространства хоть ненадолго, но для этого необходимо пройти меня насквозь, а это оказалось тебе не по силам…я сажусь на ступени и неумолимо жду…прислушиваюсь – признаться, я и сам озадачен тем, что все еще существую…
Немного позже…знаешь, я ведь уже не просыпаюсь от кошмаров, во всяком случае, таких, как раньше….но это ничего – просто пустота накрывает тяжело и холодно, как мокрое ватное одеяло…не знаю, как трактовать подобный симптом – как признак скорого выздоровления, или как начало окоченения и неподвижности, от которых уже никогда не придется избавиться…в лучшем случае, превращусь в нечто вроде пациента после лоботомии… мое исчезновение, конечно же, не коснется тебя, ведь достаточных доказательств смерти быть не может – присланная по почте кисть руки в почерневших от крови перстнях? мутный, подернутый пленкой глаз, неопределенного цвета? выломанное ребро со следами потусторонней инкрустации? татуировка, срезанная с моего плеча или живота? – какие же это доказательства? - это будет всего лишь обозначать, что я лишился части собственной плоти, но не более того…сердце? – но ты же его никогда не видел и вряд ли сможешь быть уверен, что вот этот малоприятный предмет и в самом деле когда-то был внутри меня… ладно, я ведь толком и не существовал никогда, а несуществующее уничтожать сложнее всего…я всегда был по другую сторону стекла, отделяющего одних призраков от других… все красивые слова закончились, осталась лишь радужная смазка на ржавых рельсах, ничего примечательного – затяжной обморок…пытаюсь представить то, что никогда со мной не происходило… я все еще храню твои письма…
...вот я сижу с пистолетом у виска... я уже наделал в своей голове столько дырок, что вся ее левая часть превратилась в бесформенную кровавую кашу...давлю и давлю на курок, слышу беспомощные щелчки и, наконец, понимаю, что барабан снова пуст...какое-то время просто сижу поджав ноги, потом встаю, одеваю длинное черное пальто и натягиваю на то, что осталось от головы, на длинные, липкие от крови волосы шапку с перевернутым крестом из страз на лбу, ту самую, в которой приезжал за тобой… выхожу из дома...кровь струйками стекает под воротник...наполненная пулями пустота в голове...конечно же, я еду к тебе, говорить уже давно не могу, поэтому у меня с собой блокнот, из которого легко вырываются листы и ручка… все от меня шарахаются… шапка очень быстро помокла насквозь и стала тяжелой… двигаюсь, повинуясь чему-то подобному смутному запаху, усиливающемуся по мере приближения…
кажется, никто в этой комнате не видит меня, или делает вид, что не видит - никто, кроме тебя… выражение твоего лица – невольно, вспоминаю «Саломею», тот момент, когда царь Ирод поскользнулся на крови, «шелест крыльев», «он был здесь как бы гость», «почему он убил себя, молодой начальник стражи убил себя»… пытаюсь улыбнуться, но повинуется лишь одна половина лица... признаю свою вину - каждую из недавних ночей я изменял тебе, совокупляясь со смертью...ты спрашиваешь как? - по-разному: пулями, входившими в голову, лезвиями, кромсавшими тело, голодом, подкожными и внутривенными инъекциями...знаю, что тебе это безразлично - ты просто хочешь избавиться от изуродованного, обескровленного трупа, настойчиво вторгающегося в пространство твоей жизни, но тут никто не сможет помочь, я тоже не хотел такого исхода - стоять здесь и писать записки - писать, потому что у меня нет больше половины головы и часть лица превратилась в кровавую маску, другая же сломана печатью несчастья…я ни в чем не виню тебя – «это раны любви», всего лишь, это пройдет… да, пройдет, соглашаешься ты, но ведь отлично известно, что у мертвецов и призраков ничего не заживает… я чувствую, как ты пахнешь, вся комната наполнена тобой – меня лихорадит…сейчас я чудовищно далек от жизни… я всегда был и буду тем, кто смотрит на тебя с той стороны зеркала, даже если ты не видишь этого…
ты тоже ощущаешь эти длинные клейкие нити, связывающие нас – сквозь кожу, внутри тела, помимо основного канала, скрученного из влажных волокон, толстый ментальный кабель, способный пропускать токи величайшего напряжения, вплоть до непрерывного болевого шока – жемчужина божественной биомеханики… кроме того, во мне уже почти нет жизни - лишь немного инерционного беспамятства и несколько звёздных фраз под искусанным языком...хочу услышать, как ты стонешь...существуешь ли ты на самом деле, или все это время я следовал лишь за собственным зыбким отражением в мутном куске доисторического льда? – может быть, это связь Небытия с Пустотой, может быть этими арканами мы представлены в колоде карт таро существующего миропорядка?… засохшая кровь осыпается с меня как ржавчина, безжизненная коричневатая пыль… «не забывай меня, пожалуйста» - пишу печатными буквами, вырываю листок из блокнота и протягиваю тебе в вытянутой руке, как странный белый флаг с того света: едва ты касаешься бумаги, она мгновенно сгорает в твоих неумелых пальцах…краешком глаза я вижу, как твоя девушка пишет что-то в сети, она не знает, что твоя экскурсия на ту сторону затянулась и ты заражен особыми формами нежизни, сейчас это кажется несущественным, может быть, ты думаешь со временем излечиться от необычного недуга, кто знает? – надеюсь, вакцины не существует, бог не может столь сильно подвести меня, в конце концов, он ведь тоже замешан во всей этой истории… нет, он не отпирается – просто молчит…интересно, как сложится твоя дальнейшая жизнь, если я постоянно буду находиться в углу комнаты и наблюдать за тобой оттуда? – думаю, ты просто привыкнешь, поэтому я буду приходить изредка, время от времени, без всякой системы, каждый раз заставая тебя врасплох своими записками и холодной, уже безнадежной тоской на уцелевшей части лица… предел боли путешествие к которому мне все же пришлось совершить, тоже имеет свои привлекательные черты, такие, как царящая там мертвая тишина и постоянство… особенно – постоянство…все труднее и труднее выносить собственное существование, если бы я только знал, что где-то впереди ждет отдых, сколько именно необходимо продержаться – но я не знаю этого и смертельная усталость накрывает меня, как непогода…еще мне известно, что человек, в которого ты превращался в редкие моменты взаимопонимания, почти счастья – не существует, его нет, он отражение кого-то, в худшем случае - меня самого, ибо это означает, что воображал себя не столь одиноким всего лишь застыв перед мутным зеркалом… мысль, что твои чувства и действия постоянно текут во вне и направляются на кого угодно, кроме меня, что я – единственное ужасное исключение, слепое пятно – столь невыносима, что я зажмуриваюсь крепко и сжимаюсь в комок, размазывая кровь по поверхностям, в центре урагана всегда штиль, мертвый штиль...мертвый… прости, что я так многословен, но, видишь ли, у меня не осталось ничего, кроме этой тетради, да я и не претендую на твое внимание ко всем этим излияниям - говорить не могу, остается только писать… подойди к свое подруге, посмотри, что она печатает на экране, не думай о моем присутствии – бессмысленно думать о неизбежном… невидимый в темноте, я разбужу тебя ночью, прикоснувшись к плечу холодными пальцами… я буду наблюдать очень долго, день за днем и, может быть, начну понимать больше… но понимать ведь не значит соглашаться, не так ли? …не могу остановиться – мыслервота… нужно хоть немного отдохнуть от безнадежности, но, к сожалению, я лишен какого бы то ни было пристанища на пути от одной потери к другой сквозь лес виселиц неисполненных желаний – некогда их разлагающиеся тела были ослепительно прекрасны…время на исходе – ты же знаешь, что даже время имеет начало и конец…я веду свой крестовый поход против реальности, я надеялся, что ты будешь рядом со мной, но ошибся, мне придется продолжать его в одиночестве…страницы все время склеиваются – вероятно, на них слишком много крови, я подкладываю под руки чистые листы, но они промокают… я хочу лишь прижаться к тебе и замереть – но это другая реальность, пересечь границу которой и войти внутрь мне никто никогда не позволит… я по ту сторону ледяной стены, к которой прикладываю ладони с линиями, говорящими о насильственной смерти и необратимом течении судьбы …от моих прикосновений лед не тает – я слишком замерз… охотники-таксидермисты в юбках из чёрного латекса, высоких ортопедических ботинках на чешуйчатых ногах и в головных уборах католических монахинь на длинных спутанных волосах, слипшихся от грязи и крови, идут по моим следам… место в хрустальной витрине приготовлено, равно как и памятка, выполненная почти нечитабельным витиеватым шрифтом, в которой указана причина моей гибели и приложена твоя фотография – нет, самая обычная, никакого фотошопа в целях извлечения правды, точно это – квадратный корень суммы исступления и надежды…- я нисколько не обольщаюсь – все эти слова лишь проносятся в моей голове, никто и никогда их не услышит так, как надо, в первую очередь – ты сам… может быть, все эти бессвязности, такие долгие и мучительные, на самом деле всего лишь плод предсмертного мгновения, всего лишь то, что пронеслось в моей голове вместе с последней вспышкой мира, заняло времени не больше, нежели потребно зрачку, чтобы навсегда закатиться под мертвые веки…знаю, что они проникнут в меня, зашьют рот изнутри, и все часы, в течение которых они будут терзать меня, превращая в изысканный экспонат Храма Обречённых, мои мысли станут записываться ломаными чёрными линиями на листах белой до синевы бумаги... когда-нибудь ты получишь толстый конверт, полный жесточайшей агонии, мятущихся электрических разрядов, сукровицы, стекающей в противоестественные трещины, - но не сможешь прочесть ничего и только маленький сгусток крови в углу под отсутствующим обратным адресом заставит заподозрить неладное...последний из уцелевших переводчиков с языка болевых вспышек будет перехвачен - идеальная пуля разнесет его тёплый затылок...послание замкнется в молчании навсегда…стразы Сваровского, вставленные в мои глазницы, будут красиво мерцать под светом искусно распложенных ламп, выхватывающих из полумрака музея содержимое ледяных витрин… я больше ничего не смогу сказать, но тревога – она же будет существовать где-то, она же не сможет исчезнуть… к витрине подходит человек, которого я не знаю, с наивными влажными глазами и, неожиданно для меня, прикладывает ладонь к прозрачному барьеру между нами… кто ты? – одновременно проносится в наших головах, таких разных, что миллионы световых лет не смогут достаточно внятно прояснить это различие… он очень осторожен, но что-то странное, почти живое мерцает внутри его болезненно худого тела… здесь нет других посетителей – случайных прохожих сюда не пускают, но ему об этом неизвестно… он спрашивает, можно ли прикоснуться – спрашивает у смотрителя после долгих сюрреалистических поисков в морозной полутьме паноптикума… получает лукавое разрешение, ибо прикосновения не запрещены, витрины призваны лишь вызывать закономерные раздумья в необходимости… в моей выпотрошенной голове проносится простая мысль, вычитанная чуть ли не в какой-то глянцевой рецензии, еще в другой жизни, о том, что любовь - это просто быть рядом лежать прижавшись и думать о смерти в унисон…он указывает пальцем на что-то в памятке у витрины…слышу обрывок фразы – он указывает на твое фото и наивно спрашивает, зачем здесь пустой лист фотобумаги, даже не засвеченный – так он говорит… по возникшим потокам воздуха начинаю подозревать: что-то начало происходить, изменяться, но раны, зашитые крупными стежками чучельников, так же нестерпимо болят…я стою в напряженной позе, насаженный на скрытую длинными одеждами подставку, как на кол, украшенный узорами кровавых сгустков… перламутровый блеск на губах застыл и превратился в тускло отсвечивающую жемчужную коросту – пока смотритель отвернулся, вероятно нарочно, он осторожно проводит по ней кончиком языка и я ощущаю слепым чувством, спрятанным внутри моего мертвого тела, как отрывисто вздрагивают мышцы его живота под бледной, украшенной поперечными шрамами кожей… когда он уходит, смотритель тихо говорит, обращаясь явно ко мне: - Ты должен быть очень осторожен, - Да, я знаю, - отвечаю я глухими мыслями, ибо смерть извлекла меня из скорлупы и оставила погибать совершенно беззащитным под лживо-любовными прикосновениями посетителей паноптикума…отчаявшись, я пытался говорить с богом, но он не ответил, замкнувшись в молчании… боль и страх стали единственным, доступным мне видом реальности…да, бог больше не разговаривает со мной – я давно сломался под грузом нестерпимой безысходности, что свалена на меня, как чудовищная поклажа, притороченная проклепанными ремнями, пропущенными под кожей… почти все, что я знаю о тебе вызывает отвращение, и, тем не менее, я продолжаю любить тебя… единственное проявление инстинкта самосохранения, которое знаю за собой – желание блевать при виде собственных ран, после того, как они перестали кровоточить и превратились в слизистые или гноящиеся дыры на теле, но я влюблен в твои рубцы и язвы – чем отвратительнее и запущеннее они выглядели, тем большее желание я испытывал… умоляю - не уходи навсегда… но ты далеко, тебе не услышать беспомощный шепот, с нечеловеческим усилием срывающийся с моих замороженных небытием губ… любовь к тебе разрушает меня даже после смерти… прости меня – не знаю, за что-нибудь обязательно найдется, и как только это случится, как только преграда будет преодолена – возвращайся, хотя бы в мыслях, хотя бы далеким голосом, сквозь ментальные помехи, словами с другого конца вселенной, того самого, где я никогда не был и куда не смогу быть допущен, ибо создан по образу несчастья и одежды мои сшиты из заразных чумных флагов…любовь моя, все тело плачет по тебе испорченной кровью…
…я вырываю оставшиеся листы из тетради – это не страшно… это тщета, бесполезность, бессмысленность… это боль, которую я не могу описать… прости… я умолкаю… возможно, мне стоит замолчать навсегда… это тьма накрывает меня… искры мыслей затухают вдалеке… я больше не слышу стука твоего сердца… холод сковывает меня… безмолвие…

15.06.2006