Из-за моря 2. Отава

- Расскажи еще раз, - тупо повторила я. К горлу подступала дурнота, голова кружилась и ломило в затылке, как от крепкого удара обухом топора по шлему. Я верила и не верила. Так не бывает. Не здесь. Не со мной. Дивлян живой. И Немира. И Рута тоже. Я хорошо помнила неразлучных подруг, в одну из которых влюбился мой молодший брат. Мне нравилась чуждая, диковатая красота Руты, столь непривычная нашему взгляду. Потом, конечно, чего только не навидалась в походах. И Немира мне тоже нравилась, жесткая, как ременная плеть. Кремень девка, такую не собьешь. А теперь обеих нет.
Радмил смотрел на меня с некоторой опаской. Мы встретились случайно в Старой Ладоге, куда он приехал по своим торговым делам. А сейчас мы сидели в корчме, и он в третий раз говорил о набеге викингов. Я даже не плакала, потому что слезами горю не поможешь. Такому горю вообще ничем не поможешь. Я жестоко корила себя: ведь рядом была, в тридцати верстах. Князь Всеслав с отрядом в корельской деревне стоял, полдня пути всего, если быстро. Это только в сказках да побасенках ретивое сердце само беду чует, и витязь всегда вовремя разворачивает коня. В жизни не так. Мы не успели, разминулись. Едва мы двинулись в Ладогу, драккар Рагнарссона отчалил от берега.
Он не стал жечь деревню, Рагнар, не знаю, почему. Вряд ли княжеского гнева боялся. Наш Всеслав обиды не спустит, но он умен и осторожен. Мира с Рагнаром у нас не было и не будет, но князь не станет искать его на суше и на море, тщась поквитаться. А вот я – буду.
- Поздно уже, Отава. Пойду я. – Вымолвил Радмил, не поднимая глаз.
- Иди, - сказала я, - спасибо.
- Чего уж. Ты приедешь?
- Завтра.
Радмил недоверчиво покрутил головой и ушел. За окнами было темно. Я сидела за струганным столом и пила четвертую кружку крепкой медовухи. Пустой с утра желудок не желал принимать, но я упрямо цедила сквозь зубы хмельное питье. И не пьянела. Дивлян и Немира. Рута. И еще Гостомысл. И еще десять человек… Радмил сказал, всех их похоронили честь по чести, даже Руту. Тяжко-то как...
На рассвете я была уже на княжеском дворе. Сотник Кнут недовольно заворчал, поднимаясь с ложа.
- Почто будишь в такую рань? Случилось чего?
Я молчала. Стояла, опустив голову, бледная после бессонной ночи, слова застревали в горле.
- Неладно чего? – встревожился Кнут. – Да не молчи ты, Отава! Что стряслось, ну?!
- Урмане…- выдавила я, закусывая губы. Боги, как страшно это выговорить…- Набег, воевода. Рагнар Рагнарссон .
Кнут понял.
- Родовичей твоих поклал? Домой поедешь?
Я судорожно кивнула.
- Можно?
Кнут пригладил поседевшую бороду.
- Отчего же. Одна?
Я снова кивнула.
- Тогда погоди. – Сотник скрылся.
Вышел уже полностью одетый, препоясанный мечом. Мы направились в кладовые.
Заспанный мятельник не сразу сообразил, чего хочет от него княжеский сотник. Я тоже не вполне понимала. Главное – меня отпускают. Я поеду домой. А потом дальше, за море…
Кнут сунул мне в руки тяжелый объемистый сверток и хлопнул по плечу.
- Одежа на тебе…вот возьми лучше. Еще чего нужно?
В свертке был теплый кожушок на меху, вовсе не бедный шерстяной плащ и добрая вороненая кольчуга. Подарок, так подарок…я так и не выбрала время, чтобы заглянуть в кузницу, подновить свою бронь, чиненую-перечиненую. Немирин брат, Белояр, ладно делал. И ему солоно пришлось - потерял и сестру, и любимую. А допрежь того – половину сердца, увидев Руту в объятьях Рагнара. Мне даже думать об этом было противно. Будто сама замаралась.
Я поклонилась в пояс воеводе. Кнут молча супил кустистые брови, заложив руки за спину.
- Я знал Рагнара Олавссона, отца Рагнара. Ходил на его корабле.
Наверное, на моем лице отразилось что-то такое, что воевода счел нужным пояснить.
- Дураком был. Сбежал из дома, подался в Новый Град. А там корабль урманский у берега, только приплыли. Сам Рагнар в алом плаще, блестящем шлеме, как сейчас помню. В общем, пал в ноги: возьми меня на корабль, доблестный вождь…
- Сразу взял?
- Сразу. Да только я, скудоумный, не вдруг понял, почему. Рагнар, сын Олава, большой набег замыслил, еще с кем-то там сговорился.
- Ты…того, участвовал? – Спрашиваю у Кнута.
- Нет. Набег на наши земли был. Я как узнал об этом, дал деру. Даже грести толком не выучился, куда там сражаться.
 Я молчала. Случается, боги отводят беду. А бывает, что не отводят. Как со мной. Как с Белояром. Со всем нашим родом.
Домой быстро доехала, ни себя, ни коня не жалея. Конь подо мной добрый был, сильный, выносливый. Птицей летели. Я и помыслить не могла, насколько трудной будет встреча.
В последний раз я была дома полгода назад. Я оставила отца крепким и бодрым духом, ясным разумом мужчиной. Сейчас на крыльце меня встретил старик с угасшим взором и трясущимися руками. Как будто прожитые шесть с половиной десятков лет разом навалились на плечи…мать еще держалась, но и ее подкосила смерть единственного сила. Совсем белой стала моя матушка. Как обняла меня, к груди прижала…тут и я заревела дурным бабьим криком, даром, что меч на поясе и кольчуга за спиной.
Мы просидели до темноты молча. Дивлян - Дивлян, отчаянная головушка…мой брат был из тех, кто не сворачивает со свой дороги, какой бы тяжелой она не была. Такие как он, в бою отступают последними. А чаще вообще не отступают. Остаются лежать там же, где сражались. Немира тоже такая была. Надо еще Белояра навестить, подумала я. Да и сидеть в избе стало невмоготу.
У Белояра было еще хуже. Я смотрела на покосившийся плетень, заросший молодой крапивой двор, поржавевший колун, небрежно брошенный у крыльца. Смотрела и злилась. Да, горе. Да, боль неутешная, тяжкая. Но все же…совсем руки опускать? Скрипнула дверь, на пороге показалась мать Белояра, Любима. Тяжело передвигая ноги, спустилась с крыльца и остановилась, опустив голову. Я подошла.
- Поздорову тебе, Любима Стояновна.
- Отава, дитятко… горе-то какое, - прошептала она.
- Белояр как?
Любима мотала головой, уткнувшись в передник и вздрагивая. Мне стало не по себе. Будто холодом потянуло в спину. Не дожидаясь приглашения, я шагнула в дом.
У них тоже было темно, ставни закрыты наглухо. Пахло прокисшими щами. Белояр лежал на полатях недвижимо, будто мертвец.
- Здравствуй, - сказала я. Кузнец даже головы не повернул. Я зажгла лучину и присела рядом.
- Отава? – слабо удивился Белояр.
- Да, это я. Я вернулась. Поднимайся.
- Чего?
- Поднимайся, говорю. Будешь дрова колоть. Печь растопить нечем, весь дом выстудило.
Белояр поднялся, двигаясь, точно с похмелья. Мне было жаль его…но десница чесалась залепить парню хорошую оплеуху. До чего мать довел, да и себя тоже. Рубаху, поди, седмицу не менял, столько же не ел. Я с трудом сдержалась, клянусь Рожаницами.
Белояр принялся колоть дрова, я сидел поодаль, смотрела. По себе знаю, если что-то мучит, помогает добрая работа, разгоняет кровь, греет сердце. Ненадолго, правда, но и то хорошо. Любима ушла куда-то. Я пошарила по избе, нашла чугунок и принялась стряпать. Давно этим не занималась, признаться, в дружине у князя на всем готовом жила. Оказывается, не все еще позабыла – скоро духовитый запах пшенной каши, заправленной салом и луком, чувствовался даже во дворе. Я накрыла чугунок рушником и принялась за уборку: вымела пол, собрала паутину, развешенную по углам. Взялась было за ведро, чтоб идти к колодцу – Белояр принял его из моих рук. Добро.
Скоро и Любима пришла. Села за стол, подперев щеку ладонью, взглянула на сына, на меня…
- Только плакать не надо, – сказала я строго. - Надо жить.
И мстить, добавила я про себя. Как Немира…
Мне уже заново пересказали всю историю… было отчего тосковать. Рута-Рута, как же ты…и чего не хватало, непонятно? За море с урманином собралась, род и жениха отвергла. А потом и вовсе кастью стала…рассказала полюбовнику, что брат мой с другом за подмогой пошли. Рагнар порешил обоих и насадил головы на колья…Дивлян и Гостомысл не смогли отбиться. Может, просто не слышали, а он со спины подошел. У викингов принято нападать, откуда удобнее. Великая доблесть – разорить мирную деревню, где живет один-единственный род. Я заскрипела зубами.
- Ты вот что, Белояр, - сказала я, погодя, пока все поедят. – Бронь мою починишь? У тебя вроде кузня была…
- Нет ее больше, - мрачно ответил Белояр. – Спалил дотла.
Я опасливо покосилась на саженного парня. Никак в уме повредился?
- Рута там впервые…урманина этого увидала. Я не буду больше кузнечить.
- А…что будешь?
- Воином стану. Как ты. Меня еще той весной княжеские гридни звали. Буду мстить тем, кто ходит под полосатыми парусами. Пока сам голову не сложу, - упрямо вымолвил Белояр, - а и ждать вряд ли долго придется.
Мое терпение лопнуло. Я подошла к Белояру и сжала его руку.
- Послушай ты, щенок, - севшим от ярости голосом прошептала я. – Еще раз заикнешься о том, чего не знаешь, я сама тебе голову сниму. Мать хочешь вовсе в домовину загнать? Ей и так на тебя смотреть – слезы горькие. Я тоже брата потеряла. Но я еще живая. Я совершу месть и вернусь.
- Почему ты?
- Потому что я поклялась. Ты не воин, Белояр. У тебя искусные руки, это дар богов. Будет жаль, если он погибнет вместе с тобой.
- Я должен убить Рагнара.
Я поняла. Белояр не думает о сестре, о разграбленной деревне, убитых родичах. Кузнец просто хочет отомстить сопернику, что отнял у него любовь Руты. Но…было ли там, чего отнимать? Люби Рута Белояра так, как он ее, она бы даже не взглянула на викинга…
Кажется, добрые боги прислушались-таки к моим мольбам. Седмицу спустя я выехала из Ладоги на торговом корабле, причем хозяин даже не взял с меня платы. Не иначе, кто из воевод шепнул на ухо… Дорога на север показалась бесконечной. Я сидела на палубе, кутаясь в плащ, прислонившись спиной к резному деревянному борту. Я еще ни разу не сражалась в поединке, только слышала об этом. Но как дерутся викинги, я знала, приходилось видеть. Слава Рагнара Рагнарссона докатилась и до наших мест. Только худая это была слава. Впрочем, викинги называют жестокость воинской доблестью…
Смешно сказать, мне и впрямь верилось, что я убью хевдинга, о котором говорил весь север. Он же не откажется от поединка? Конечно, я сражаюсь не так, как Рагнар. Но…не могу объяснить, отчего, я чувствовала, что поступаю правильно. Наверное, этому викингу уже пытались мстить воители поискуснее меня, и те сложили головы…почему же я смогу? Я гнала прочь такие думки. Верила в себя и свою удачу. Я вернусь домой, когда все закончится и не буду больше сражаться. Стану покоить родительскую старость, может, сама выйду замуж. Это ничего, что двадцать семь зим уже отсчитала.
Любая дорога когда-нибудь да кончится, кончилось и мое плавание. Распрощалась с купцами в Бирке, свейском городе, где их ждали. Удачи вам, торговые люди, милости Велеса-батюшки. Мне же иной путь открывался – к Рагнарову двору.
Нашла я его быстро, спасибо витязям из дружины, научили в свое время северной речи. Ранним утром стукнула в высокие ворота. Рагнарссон жил боярином, а по-урмански – ярлом, даром, что молод. Три корабля у него было, сотни две воинов. Дома Рагнар бывал редко, только зимовал.
- Чего надо? – окликнули меня из-за ворот.
- Рагнара, - ответила я, думая, что сказать дальше.
Ворота открылись. Передо мной стоял высокий черноволосый человек в одежде воина, но без оружия. Внимательные серые глаза оглядели меня с ног до головы, безо всякой враждебности, скорее с любопытством.
- Что привело тебя сюда из Гардарики?
- Мне нужен Рагнар Рагнарссон.
- Я – Эйнари Финн. Войдем.
- Рагнара нет сейчас, - говорил Эйнари, шагая вместе со мной через двор, словно бы не замечая подозрительных взглядов исподлобья. Он и в самом деле не был похож на викинга, да и держался иначе. Я никогда не видела финнов, только слышала, что урмане почитают их народом, сведущим в колдовстве.
Настречу мне вышли еще двое – могучий воин, с ног до головы увешанный оружием, кряжистый, с густой рыжей бородой и старик, опирающийся на клюку. Молча принялись разглядывать меня, стоя на пороге длинного дома с земляной крышей. Я тоже молчала. Никогда не думала, как приду, как и что буду говорить. Я ненавидела их всех, лютых ворогов, а Рагнара – в первую голову. Но это была не та ненависть, что туманит рассудок, толкая на необдуманные поступки, сбивает дыхание…другое. Я пришла убить Рагнара. Остальное меня не волновало.
Эйнари что-то негромко сказал старику, тот прищурился.
- Рагнара ищешь? Зачем?
- Хочу биться с ним, - сказала я, безбожно коверкая их язык. Викинги загудели, кто-то рассмеялся, кто-то отпустил грубую шутку. Я заметила, как нахмурился Эйнари.
- Чего такого задолжал тебе Рагнар? – продолжил старик.
- Кровь. – Тихо ответила я. Сжала губы, вспомнив мать с отцом. Хвала небесам, я не видела того, что видели они. Иначе точно бы не удалось сдержаться.
- Что ж…мой внук вернется и примет твой вызов.
Я повернулась к нему спиной. Воины расступились, давая дорогу. Смешки не умолкали. Мне было все равно.
У самых ворот меня окликнул Эйнари.
- Тебе есть куда идти?
Едва ли он говорил по-урмански лучше меня.
- Конечно, есть, - не задержалась я с ответом. - Каждый здесь мне друг верный.
- Не злись, - сказал финн. – Я и не думал тебя обидеть.
Я не злилась, просто сильно устала. И мне действительно было негде ночевать.
- Пойдем.
Я пошла за ним. Я уже говорила, Эйнари был не таким, как остальные викинги, казалось, ему можно доверять. А еще я разглядела в глубоких серых глазах тяжелую грусть. Наверное, он тоже кого-то потерял. И…подался в викинги? Пытается унять собственную боль, причиняя ее другим? Вместе с Рагнаром жжет и грабит наши деревни? Я остановилась.
- Ты чего?
- Ты…в дружине Рагнара?
- Где? Ах, да…я один из хирдманов. Наверное.
- Ты будто не рад этому?
Эйнари горько усмехнулся, скривив губы.
- Тут нечему радоваться. Как тебя зовут? Вельва?
- Нет, Отава, - удивилась я. – Почему Вельва?
- Вельва – это та, кто видит мир духов. А в этом мире ее ничто не страшит. Мы почти пришли.
Эйнари привел меня в рыбачий домик на берегу моря, продуваемом всеми ветрами. Хозяйка, Трюд, высокая неулыбчивая женщина с натруженными красными руками , взглянула исподлобья, плотнее запахнулась в шерстяной платок.
- Мне что, пусть живет. Только у нас не ярлов двор.
- Это ничего, - сказал Эйнари. – Благодарю тебя.
Трюд что-то пробурчала себе под нос, ухватившись за деревянное корыто. Мы с финном одновременно нагнулись – помочь. И звонко стукнулись лбами. Хохотали так, что слышно было, наверное, у Рагнара.
От Эйнари я узнала, что хевдинг вернется не раньше, чем через две седмицы. Что ж, подожду.
Хозяйка моя, Трюд, была вдовой. Жила вместе с дочерью Силье. Обе в любую погоду выходили в море на утлой лодчонке, ловили рыбу. Я помогала, чем могла. Стряпала, чинила сети. И ждала.
Через три дня пришел Эйнари с небольшой арфой в руках. Я сидела и чистила свою кольчугу – она слегка заржавела. Финн предложил помочь, я отказалась. Тогда он просто сел рядом и стал петь. Я не поняла ни слова, но мне понравилось. Наверное, не зря Эйнари называл себя скальдом. Песни были грустные. Мы долго сидели в тот вечер у затухающего очага, глядя на угли. На лице финна играли красноватые отблески, я поглядывала искоса. Мне нравились такие лица: красивые, с тонкими чертами. Я чувствовала, что Эйнари хочет сказать что-то. Я давно заметила, что люди доверяют мне, иногда самое сокровенное, ждут совета … или просто чтоб выслушали. Советовать не берусь, а выслушать всегда выслушаю, что ж.
- Давно сражаешься? – начал издалека финн.
- Давно, - сдержанно ответила я. – А ты?
- Не особенно. Я не позабыл еще время, когда не был свободным.
Наверное, я изменилась в лице. Я слышала о жестоком обычае рабства, когда один человек принадлежал другому…хвала Богам, у нас такого не случалось.
- Как это было? – вырвалось у меня.
Эйнари пожал плечами.
- Как у всех случается. На наше селение напали викинги, меня схватили и продали на торгу в Бирке. Надо сказать, моя доля была совсем не тяжелой – я жил у ярла Эйрика Эйрикссона, недалеко отсюда. Со мной хорошо обращались, а когда я стал складывать песни… - Эйнари запнулся.
- Тебе дали свободу?
- Да. Эйрик сказал, что не дело носить прозвание раба тому, кто попробовал меда.
Я не очень поняла про мед. Наверное, присловье какое северное…
Огонь в очаге погас. Я потянулась подкинуть дров, но Эйнари остановил меня.
- Пусть так.
Да сколько угодно. Я отложила кольчугу. Спать не хотелось. Хотелось сидеть на расстеленной коровьей шкуре и слушать сбивчивую речь финского скальда. Вот судьба: рабство, обретенная свобода. Не то что я: до двадцати шести годов просидела подле отца с матерью, а потом пошла воевать. Родные посмеивались, Дивлян злился…а я иного пути для себя не видела. Дивлян. Да. Острая, режущая боль рванула сердце, вкогтилась хищной птицей. Я едва перевела дыхание.
- У Эйрика я выучился сражаться. Что за мужчина, если он не знает, где у меча рукоять? Но…меня вели иные боги, отличные от тех, кому приносят требы викинги. Я хотел слагать песни о доблестных воинах, а потому сам стал воином и пришел к Рагнару.
- Завидная судьба, - раздумчиво говорю я. - Для того, кто был рабом.
Эйнари вскинул голову, глаза сверкнули.
- Я знаю. Половина моих сверстников отдаст душу за такое. Только я увидел совсем не то, чего искал. Я не знаю, зачем я это тебе говорю.
Зато я знаю, скальд. Потому что я чужая и не знаю здесь никого. Потому что я женщина, а значит, могу понять и посочувствовать. Потому что ты не откроешь свою душу тому, с кем вместе гребешь веслом на драккаре, какому-нибудь Бьерну или Олаву. Потому, наконец, что ты тоже ненавидишь своего хевдинга, сожри меня Змей. И еще потому, что речь пойдет о любви.
- В доме Эйрика воспитывалась юная девушка, Арнгуд. Я не знаю, кем она приходилась моему хозяину и почему росла вместе с его детьми…но красивее ее не было на свете. Она была…словно не из нашего мира, с кожей, прозрачной, как лунный свет, с глазами, бездонными, будто морская синь.
- Ты любил ее?
- Всем сердцем. И она отвечала мне тем же. Когда я стал свободным, я пришел к Арнгуд и сказал, что посватаюсь к ней, как только у меня будет достаточно денег, чтобы купить небольшой домик на берегу залива. Она ответила, что о лучшей доле и не мечтает.
- Она умерла?
Выразительное лицо Эйнари потемнело.
- Вскоре после того, как я подался в викинги, Рагнар напал на Эйрика Эйрикссона. Я не знаю, чего они там не поделили, но мне пришлось сражаться против тех, с кем рядом я вырос. Я до сих пор помню, какой ненавистью пылали глаза моих друзей, когда они узнали меня…они схватились за вилы и мотыги, не имея иного оружия. Я не мог их убивать. И не мог дать убить себя. И еще – я ни на миг не забывал об Арнгуд.
Я вздохнула. Вот оно, воинское счастье какой стороной оборачивается. Меня саму еще боги миловали. Лучше сколь угодно тяжкая рана, чем такое…
- Я хотел найти Арнгуд, но ее нигде не было. Я чуть с ума не сошел от отчаяния и страха. Виделись картины – одна другой ужаснее. Но реальность оказалась еще хуже.
Эйнари плотно сжал губы, устремив взгляд куда-то поверх моей головы. Я оглянулась через плечо с суеверным трепетом: вот сейчас шагнет через порог потревоженная тень. ..
- Эйрик не смог долго сопротивляться, нас было больше. Ярл получил смертельную рану и умер, как только закончился бой. Перед смертью он проклял меня и всех нас.
Я знала, какой силой обладает проклятие умирающего. Когда душа стоит на границе миров, ей внятно и ведомо многое. Люди говорили, такие наговоры сбываются не сразу, но неотвратимо. Пройдут годы, а проклятие все ждет своего часа. Эйнари, похоже, тоже это знал. Ну еще бы скальду не знать о грозной силе слов…
- А как же девушка…Арн…Арнгуд?
Ну имена урманские, язык три раза сломаешь. То ли наши: Пригода, Забава, Добронрава, Велимира…
- Арнгуд взяли в плен, как и остальных девушек и женщин. Знаешь, какая их ожидала судьба?
Я знала. И не раз благодарила богов за то, что держу в руках острый меч, а не кудель с веретеном.
- Рагнар забрал Арнгуд себе. Она была самая красивая, самая юная. Я не смог ничего сделать. Добычу поделили поровну, но ее Рагнар не отдал. А когда я предложил выкупить Арнгуд, рассмеялся. Рагнару не нужно серебро, ничего не нужно…наверное, надо было вызвать его на поединок, подобно древним героям. Это я сейчас понимаю. А тогда разум застила багровая пелена ярости. Не владея собой, я схватил топор и бросился на своего хевдинга…
Финн тяжело перевел дыхание и посмотрел на меня. Я внимательно разглядывала собственные руки. Мне не хотелось встречаться с Эйнари взглядом. Врагу не пожелаешь оказаться на его месте. А помочь я ничем не могла, оставалось прятать глаза.
- Я же клятву приносил, - заговорил вновь Эйнари, и голос его звучал глухо, надтреснуто. – Ничего не получилось. Рагнар подставил щит, который держал на левой руке, а правой ударил меня в лицо. А там уже остальные навалились…
Помолчали. За дверью взревел ветер, море ударилось о скалы. Мы придвинулись ближе друг к другу. Эйнари нечаянно задел свою арфу, струны отозвались тоскливым плачущим звуком… Мне стало не по себе.
- Я видел Арнгуд еще пару раз потом, издали. Казалось, она избегает меня. Женщины говорили, Рагнар добр к ней.
Сколько еще судеб порушил Рагнар своим мечом? И когда это кончится? Я искренне надеялась, что очень скоро.
- Она умерла. Корабль, на котором Арнгуд плыла, разнесло в щепки штормом. Рагнар вытащил ее, но девушка уже не дышала. Вот и все.
- Нет, не все, - сказала я. – Ты можешь отомстить.
- Мы даже предположить не можем, сколь причудливо сплетены наши судьбы в холсте, что ткут норны. Рагнара постигнет наказание, за то, что он совершил. А я знаю человека, которого смерть Рагнара сделает несчастнейшим из живущих.
- Меня это не волнует.
- Хорошо, когда веришь в то, чем живешь.
- Хорошо.
- Засиделся я, пойду.
- Далече? Ночь на дворе. Оставайся, Эйнари. У Трюд найдется лишнее одеяло.
- Вы поладили?
- А чего не поладить…все хорошо. Неизвестно, когда вернется Рагнар?
- Нет. Он ушел с тремя кораблями, дальний поход, видно.
Ага, дальний…Ладога, славянские земли, богатые пушниной да серебром. Хорошо, что Эйнари нет среди тех, кто идет под полосатым парусом. Хорошо, что его не было в нашей деревне.
- Про себя расскажи, - долетел до меня голос финна. – Зачем Рагнаровой крови ищешь?
«Тебе на что?» - хотела спросить я и не спросила. А потом начала рассказывать. До самого рассвета.
Наутро Эйнари ушел, оставив на видном месте серебряную монету. Вот, а от меня Трюд не брала денег. Мне отчего-то захотелось, чтоб финн пришел еще.
Вечером мы принимали гостью. С подветренной стороны примчалась всадница в дорогом синем плаще. Статная высокая девка, одетая по-мужски, в крашенные шерстяные штаны и рубаху. У нее были черные косы и темные глаза, но не такие, как у Руты, угольной черноты, а скорее, цвета спелого ореха. Да и лицом побелее. Тоже красивая, но по-своему: гибкая, сильная, с порывистыми движениями. Носила меч за правым плечом и топор у пояса. Я глядела с любопытством: интересно, на нее тоже косо смотрят, что сражается?
Гостью звали Гуннхильд Торварддоттир. Насколько я поняла, она была дочерью богатого вождя и сама командовала небольшим отрядом. С детства дружила с Силье и Трюд, помогала им. Вот и сейчас Гуннхильд вывернула из сумки несколько платьев, накидку, какой-то ларец…. За стол сели все вместе. После еды я принялась плести новую сеть, а Силье взялась за прялку. Гуннхильд опустилась рядом на колени.
- Нет вестей о Рагнаре?
Силье молча покачала головой.
И этой Рагнар нужен! Я навострила уши.
- Когда твоя свадьба?
Гуннхильд помрачнела.
- Ближе к зиме. Надеюсь, меня убьют к тому времени.
Ничего себе. На голову, что ли, девица хворает?
Силье укоризненно взглянула на подругу. Та горько усмехнулась.
- Да что говорить, давно уж все говорено. Отца не переупрямишь. А Сигват говорит, запру, как моей женой станешь, тоже валькирия выискалась. Только ничего у них не выйдет. – Гуннхильд говорила с холодной ожесточенной решимостью. Было видно, что она много думала об этом. Понятно, несладко замуж за немилого. Хотя вряд ли отец отдаст любимую дочь недостойному человеку. Будет жить, как за каменной стеной…я искоса взглянула на Гуннхильд - ей каменная стена, похоже, не нужна. Любопытно, какова в бою, вот бы испытать… Девушки перешли на шепот, Силье быстро-быстро скручивала нитку, тонкие пальцы так и мелькали. Я заснула.
Назавтра Гуннхильд сама подошла ко мне, попросила посмотреть меч. Не очень-то хотелось давать свое оружие в чужие руки, но и отказать было неловко. Я молча протянула ей клинок рукоятью под левую ладонь. Девушка одобрительно хмыкнула, взвесила оружие в руке.
- Мой потяжелее будет.
Я пожала плечами. Да пусть хоть златом-серебром окованный, мне что за печаль.
- Сравним? – предложила Гуннхильд, поводя плечами.
А вот это можно, отчего ж…я даже обрадовалась. Правда, обрадовалась.
Мы обмотали клинки тряпками и вышли на берег. Потешный бой он для того и потешный, чтоб кровь не лить. Силье потянулась следом. Вид у нее был испуганный. Я ощутила знакомое волнение в крови и взглянула на супротивницу. Гуннхильд улыбнулась, сверкнув белыми зубами, прищурила глаза. Наверное, она испытывала что-то похожее.
Гуннхильд не стояла на месте. Двинулась вправо, влево от меня, подалась вперед, но нападать не спешила. Я тоже ждала, не сводя с нее взгляда. Если не смогу девку одолеть, то куда мне с Рагнаром тягаться, людей смешить? Я не заметила движения, которым Гуннхильд бросила себя вперед, уловила только высверк посеребренной крестовины, дернулась в сторону, ударила сбоку, развернувшись в бедрах…она отбила, да сильно как, сразу же атаковала, мне пришлось пятиться. Удары следовали один за другим, без роздыху, а я даже не могла как следует замахнуться. Наверняка в бою Гуннхильд Торварддоттир не пряталась за спины своих дружинников…дочь воина. Била в основном вниз, чтоб под щит. Нас тоже этому учат. Щит мечом хоть как не пробьешь, такая силища нужна, а где ее взять? Впрочем, Гуннхильд была очень сильной для девушки, даром, что моложе меня лет на пять.
Вот так мы кружились на мокром песке, размахивая мечами, а Силье смотрела. Мы еще ни разу не коснулись друг друга. Я заметила, что Гуннхильд начала уставать, оступилась раз, другой. Я опустила меч. И чуть не пропустила мощнейший таранный удар в грудь, сама не знаю, как отбила, перехватив меч обеими руками. Гуннхильд повело вслед за клинком и тут уже я рубанула снизу, по ребрам. Гуннхильд тяжело села на песок, кашляя и задыхаясь. Силье дернулась было к ней, но Торварддоттир уже поднялась, напряженно улыбаясь.
- Ты, это …. да. Не хочешь ко мне на корабль?
- Нет, благодарю.
Ага, всю жизнь мечтала.
Гуннхильд беспечно махнула рукой и стала скидывать одежду, собираясь купаться. Забелела повязка на левой руке, ближе к локтю. Я выругалась. Гуннхильд полезла в ледяную воду. Плавала долго. Слишком долго. У Силье сделалось совсем несчастное лицо.
- А ну вылезай, - сказала я твердо.
Почему-то она послушалась. На ребрах багровели синяки от моего удара, но Гуннхильд это, похоже, не волновало.
- Одевайся и бегом домой. Бегом.
Гуннхильд выпрямилась, отжимая волосы. Сложена она была…я только вздохнула. Одеть бы на белую грудь не железо и кожу, а шелковое платье, в косы алые ленты заплести. И ведь поди ж ты, страдает по кому-то, горькие слезы льет.
- Я слышала, ты Рагнара Рагнарссона ждешь? Для чего?
Мне незачем было таиться. Не лиходейка чай, не крадунья ночная…
- На поединок его вызову.
Темные глаза полыхнули яростью. Урманка судорожно стиснула рукоять клинка.
- Силой померяться хочешь?
- Силой я с тобой мерялась. А Рагнар на мою деревню напал.
- Рагнар таких как ты….- Гуннхильд криво усмехнулась, не сводя с меня настороженного взгляда.
Может быть. Даже очень может быть. Я молча повернулась спиной и пошла к дому. Гуннхильд поняла, что мне с ней не о чем разговаривать. А я поняла, кого она любит. Не то чтоб меня это сильно заботило…но отчего-то было грустно.
- А вот скажи, Эйнари, ты ворожить умеешь? – спрашивала я повечеру, когда финский скальд принес Трюд жбан ячменного пива. Добрая женщина от души угостилась хмельным напитком и теперь дремала в углу, низко опустив голову.
Финн улыбнулся.
- Нет, не умею. Ворожбой владеют наши жены и дочери…да и зачем бы мне.
Я полюбила беседовать с Эйнари, сама не заметила, как рассказала ему про отца с матерью, службу в дружине. Скальд слушал, кивал, задавал вопросы. Кажется, ему и в самом деле было интересно. Я тяжело схожусь с людьми обычно…не люблю открывать, что лежит на сердце. Сама себе дивилась.
- Ты на Арнгуд похожа, - Эйнари остановился и взглянул мне в лицо. Я даже споткнулась от неожиданности. Мы никогда не говорили об Арнгуд.
- Она красивая была, - вырвалось у меня. Беда когда язык опережает мысль.
- Ты тоже красивая. Очень. - Сказал финн. И отвернулся.
Ну, зачем уж так-то…не на дуру ведь напал. Красивой меня никогда не звали. Ни дома, ни в дружине. Да и прошел уже тот возраст, когда у девок самая красота. И вообще, недосуг мне было думать еще и об финновых обидах. Рагнара все не было. Дни проходили впустую, похожие один на другой. А меня ждали дома. Я не говорила, куда поехала. И с Белояра взяла страшную клятву рта не раскрывать.
Гуннхильд так и жила у нас, помогала, чем могла, ходила на охоту. Ярлова дочка спала на брошенном на пол одеяле перед очагом. Наверное, крепкая была - сквозняки по избе вовсю гуляли, хоть и лето на дворе. Я не могла понять: что, совсем дома невмоготу? Куда только отец смотрит? И этот…жених? Нравная девка, что и говорить…
Каждое утро, едва развиднеется, Гуннхильд шла купаться. Она вставала очень тихо, но я чутко сплю, поэтому слышала. Возвращалась Торваддотир скоро, продрогшая до костей, ругаясь себе под нос, стаскивала одежду и заворачивалась в сухое одеяло. Больше заснуть мне не удавалось. Так случилось и в этот раз. Едва за Гуннхильд закрылась дверь, я встала и принялась готовить еду.
Солнце успело взойти и я забеспокоилась. Гуннхильд еще не было. Отправилась в лес? Все может быть. Трюд и Силье проснулись, а я направилась к морю. Рванула на себя тяжелую дверь и едва удержалась на ногах: через порог шагнул мокрый от макушки до пят викинг, неся на руках Гуннхильд с безжизненно запрокинутой головой. Вода текла ручьями с обоих.
Я молча подкинула дров в огонь, Трюд схватила одеяло, засуетилась. Силье захлопотала над подругой, растирая ей руки. Урманин скинул мокрую рубашку, присел к очагу, я посторонилась. Гуннхильд была очень бледной, но сердце билось ровно, я послушала. Моего знания северной речи хватило, чтоб понять: Гуннхильд заплыла слишком далеко и начала замерзать, ее заметили с корабля, спустили лодку. Заметили с корабля…я бегом выбежала во двор. И увидела черный драккар под полосатым парусом. Кровь стукнула в виски, точно обухом. Я медленно пошла обратно.
- Ты Рагнар Рагнарссон?
Викинг поднял голову.
- Ну, я.
- Хочу биться с тобой.
Я выговорила это совершенно спокойно, глядя в неистовой синевы глаза на обветренном загорелом лице. Он тоже не удивился. И не спросил: за что, почему, может, я что-то путаю…привык, наверное.
- Завтра поедем на остров. Будет тебе поединок.
И усмехнулся, блеснув зубами.
Выходя из домика я видела, как Рагнар склонился над Гуннхильд, осторожно отвел спутанные волосы с лица девушки. Я пошла по самой кромке моря, вымочив сапоги. Услышала шаги за спиной…мне не было нужды оборачиваться.
- Здравствуй, Эйнари.
- Рагнар вернулся.
- Знаю.
- Когда?
- Завтра.
Я раз за разом поражалась своему спокойствию. Мне бы темнеть лицом и молить добрых богов об воинской удаче. Но…мне не нужна была удача. Удача – это в бою, чтобы остаться живым и сокрушить супротивника. Мне же нужна была месть.
А вот финн выглядел взволнованным: на скулах расцвели алые пятна, голос охрип, словно бы от холодного ветра. Я знала, что дорога ему. И он знал, что я знаю.
- Не ходи, - сказал вдруг Эйнари.
Я покачала головой. Финн усмехнулся.
- У нас есть легенда. Некогда Скади-лыжница, явилась ко вратам Асгарда, желая отомстить за смерть отца, который пал от руки Одина.
- И что?
- Боги предложили ей выкуп, но Скади гордо отказалась.
Правильно, я бы тоже отказалась. Правда, мне никто ничего и не предлагал.
- Она отомстила?
- Нет, она вышла замуж. За одного из асов.
- Так не бывает. – Я сплюнула под ноги. Нет, не понять мне урманских легенд.
- Все бывает, - сказал Эйнари, – под этими небесами невозможного мало. Пока ты живешь.
Красивые слова скальд. Невозможного мало…как воскресить мертвого брата, уврачевать боль в сердце, сделать так, чтобы исчезли горестные морщинки с материнских щек?
Когда я вернулась в домик Трюд, Рагнара, хвала богам, не было. Гуннхильд тоже. Быстро оправилась, однако.
Не успело солнце подняться, как я уже была на Рагнаровом дворе. Там не спали. У берега покачивалась лодка. Я разглядывала толпу вооруженных мужчин, они глазели на меня, ухмылялись, сквернословили. Я заметила лицо Эйнари с черными полукружиями под запавшими глазами, кивнула. Финн выглядел – краше в гроб кладут. Будто не спал пять суток кряду.
Из длинного дома, похожего на корабельный сарай, вышел Рагнар. Он тоже был бледен и щурился на неяркое северное солнце. Хевдинг споткнулся, и викинги недовольно загудели: дурная примета, с какой стороны ни посмотри. Рагнар и бровью не повел. Он не верил в приметы. А вот я верила.
Я снова увидела давешнего старика, Рагнарова деда, он что-то настойчиво втолковывал внуку. Воин не стал слушать. Мы сели в лодку и поплыли на остров.
Как я поняла, вершить поединок у викингов принято на острове. Двое плывут туда и никто не должен мешать им. Тот, кто останется в живых, вернется. Если же погибнут оба, так тому и быть.
Рагнар неспешно греб, я смотрела ему в спину. Он мог бы сейчас повернуться и проткнуть меня мечом. Или я могла бы ударить ножом между лопаток. Искушение было так велико, что я беспокойно ерзала на жесткой скамье. Нет. Пусть урманские разбойники нападают из-за угла и бьют в спину.
Я первая ступила на землю, обнажила меч. Я была в кольчуге, Рагнар в без доспеха. Я колебалась несколько мгновений: может, тоже снять бронь? Если Рагнар меня достанет, вороненая сталь все равно не спасет. Я внимательно прислушалась к себе: что-то было не так, как нужно. Но что?
- Ты убил моего брата и …еще людей из нашего рода.
Рагнар усмехнулся, но как-то невесело.
- Возможно.
Викинг крутанул мечом, пригнулся, я покрепче перехватила меч. Те, кто говорят, что урмане не слишком ловки с мечами, должно быть, ни разу живого урманина в глаза не видел. Сидя на печи чего только не выдумаешь. А я – я видела. И сейчас передо мной стоял один из лучших воинов севера. Вот только двигался Рагнар словно с похмелья, медленно…слишком медленно для него. И мучительно щурил глаза, словно ему больно было смотреть на белый свет. Впрочем, раздумывать мне было некогда – Рагнар атаковал первым. Я без большой натуги уклонилась от удара, парировать не решилась, слишком силен был ворог… следующий выпад приняла крестовиной, закусила губы от боли. Думала, без рук останусь.
Рагнар внезапно отступил на шаг, тяжело перевел дыхание. Не гребля же его так измотала? Я удивилась. Если не сказать больше. Рубанула с двух рук, в подвздошье, сразу же отступила, закружилась. Рагнар отбил, но нападать не спешил. Побледнел еще больше. Да что ж такое, в самом деле? Мне стало казаться, что я одолею Рагнарссона. Срублю голову, увижу, как потускнеют синие очи, как мокнут в крови светлые кудри…не ходить тебе на драккаре, не жечь славянские деревни, не губить людей…викинг отступил еще на шаг. И вдруг прянул вперед, словно стрела с тетивы, замахнулся мечом…я не поспела вовремя убраться. Боль ослепила, одурманила, вышибла слезы. Из бока хлынула кровь…я же говорила, не поможет бронь. Хотя если б не изделие ладожского кузнеца, не бывать мне в живых…Рагнар все же не проткнул меня и не разрубил надвое. Я стояла, стояла твердо. А боль…что ж. Я испытала худшую в корчме, когда Радмил рассказывал про урманский набег. Я знала, что скоро ослабею от потери крови, не унять ее горячий ток, не остановить, у меня осталось совсем немного времени. Я ударила, вложив в удар все силы…клянусь, я достала его! Вспорола кожаную куртку, блестящее лезвие моего меча покраснело…но это была легкая рана. Викинг остановился, точно прислушиваясь.
- Ты что? – спросила я, зажимая бок ладонью. – Сражайся!
Рагнар тяжело повернулся на мой голос. И вдруг грянулся оземь. Я встала над ним, опираясь на меч. Теперь можно рубить голову, как мечтала. Я медлила и моя кровь текла на тело моего врага. Я уже поняла, что ничего не сделаю. Это не поединок. Рагнар тяжко болен…или как-то так, даром, что вчера был здоров и силен. Я заплакала, всхлипывая и кусая губы. Стоило переплыть море и ждать пять седмиц…ради того, чтобы стоять вот так и не иметь решимости занести меч, свершая возмездие. Да что ж за судьба такая. Я не могла. Хоть режь, не могла. Дивлян…Дивлян не стал бы так. А Белояр? Тоже, наверное.
Я села. Надо было рвать рубашку на повязки, но я не могла пошевелиться, накатила странная и блаженная слабость. Мы никуда не денемся с этого острова. Рагнар, казалось, не дышал. Мне было все равно.
Я услышала голоса и с трудом повернула голову. У берега покачивалась еще одна лодка. И первой из нее выпрыгнула Гуннхильд Торварддоттир, разбрызгивая воду, понеслась к нам, шальная. Вскрикнула, упала на колени рядом с Рагнаром, обняла. Меня же поднял на руки Эйнари. Я не помню, как мы плыли обратно.
Очнулась уже у Трюд. Думать ни о чем не хотелось, рана затягивалась. Не такой уж и тяжелой она была. Силье ходила за мной, меняла повязки. Я ни о чем не спрашивала. Я пыталась свыкнуться с мыслью, что отомстить так и не удалось.
Эйнари пришел, когда я совсем поправилась. Мне было приятно его видеть.
- Это я отравил Рагнара, - сказал финн, едва переступив порог. – Я не мог допустить, чтобы он тебя убил. Я уже потерял Арнгуд. И не хотел, чтобы ты…тоже. Я сварил зелье и подлил в питье хевдингу в то утро.
До меня не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел…я даже не нашлась, что сказать.
- Он выжил. И посватался к Гуннхильд.
Вот оно что…все сразу объяснилось и мир вновь стал с головы на ноги. Удивительно, что Рагнар вообще сумел подняться в то утро.
- Ты клятву давал, - услышала я свой голос.
Эйнари поднял страдающий взгляд.
- Я не мог допустить, чтоб ты погибла.
- Уходи.
Я искренне надеялась, что мой голос не очень дрожит. Какие песни будет слагать скальд, ударивший в спину своего вождя? Не покажется ли ему горьким пресловутый мед, которым боги поят вдохновенных певцов? А ведь я, было…да что говорить.
Эйнари ушел. А мне впору было снова зареветь. Сама не понимаю, отчего. Финн прав, судьбы людей и впрямь причудливо сплетены. Натуго, до боли, кровью. До самого смертного часа. Я делала, что должно, пусть боги судят…я поеду домой. Живая и невредимая. И ничего, что болит в груди. Это тоже жизнь. Ничего.