Завтра

Узкая полоска света пробивалась из щели между плохо задёрнутыми шторами, расширялась, увлекая в этот поток пылинки, золотила изголовье кровати. Я был ещё во власти сна, я щурил глаза от ярких лучей. Передо мною плыл пахнущий травами луг. И светловолосая девушка в белом сарафане убегала от меня. Неожиданно она захромала, присела на бугорок: из ступни её сочилась кровь. Девушка обернулась, и я узнал Лену.
Я лежал с открытыми глазами и продолжал думать о ней. Да, она нравилась мне, но было ещё что-то, чего я никак не мог понять. Я вспоминал наш разговор на пыльной лестничной площадке. Мне казалось, не очень-то охотно Лена говорила о встрече. Я вёл себя нелепо, неуклюже, говорил ненужные слова… Неладно было на душе, и радости от предстоящего свидания я не испытывал.
Я приготовил яичницу, сварил кофе, долго выбирал подходящую рубашку. Я не любил себя сейчас и ничего не мог с этим поделать. Наконец я вышел, закрыл дверь, положил ключ в карман джинсов, спустился на лифте. Сделал небольшой крюк, что-бы купить цветы.
Лена открыла сразу, будто стояла за дверью и ждала моего прихода. Она изменилась за эти два дня: лицо осунулось, нос и глаза были красными, воспалёнными.
-Николай, ты должен объяснить мне, кто я! – произнесла Лена чужим голосом, и я понял – она плакала перед моим приходом.
Девушка провела меня в свою комнату, где на столе и диване лежали в беспорядке раскрытые фотоальбомы и отдельные снимки.
-Вот, полюбуйся: меня нигде нет! Ни маленькой, ни повзрослевшей – ни какой!
-Извини, я не понимаю, чего ты хочешь?
-Ты откуда взялся на мою голову? Со своими странными вопросами и письмами. Понимаешь, я ничего не помню из своего детства. Ничего! Мама говорит: « фотографии сгорели во время пожара». Но вот фотографии моего отца, вот их свадебные фотографии. А моих нет. Ни одной.
-А мать это как объясняет?
-Мама говорит, когда мне было двенадцать лет, мы с папой попали в аварию. За папой пришла смерть, а я с тех пор ничего не помню. Ты-то знаешь, кто ты?
Я хотел сказать, что мои родители погибли под лавиной в маленькой предгорной деревушке, и сам я чудом остался жив, но с удивлением обнаружил: дальше одиннадцати-двенадцати лет себя не помню. Память хранила только койку в больничной палате да детский дом имени «Парижской коммуны».
-Слушай, Лен, а на могиле отца ты давно была?
-Никогда не была. Это в другом городе. Мы ведь переехали…
-А ты хотела бы…
-Конечно. Может быть, прямо сейчас? Поедешь со мной?
Мы поспешили на автостанцию. Выяснилось, что автобус наш отправился семь минут назад, а следующий рейс нам не подходил - мы не успевали обернуться за день.
-Что теперь будем делать?
-Не знаю.
-Поехали, - сказал я.
-Куда?
-Увидишь.


Рецензии