Кузун

Эта горная дорога вначале когда-то, наверное, была тропинкой, а потом ее просто расширили, чтобы по ней могли ездить автомашины. Но этим и ограничились. Дорога со-стояла из одних сплошных ухабов. Но наш грузовик упорно двигался по ней, дребезжа и подскакивая на каждом следующем метре. Мы, я и мой спутник Вася Воронин, сидя в кузове грузовика, подскакивали вместе с ним. Тогда, в 1954 году грузовик в этих краях был вполне распространенным пассажирским транспортом. Впрочем, помимо нас, он вез и какие-то хозяйственные грузы. Мы ехали навстречу неизвестному будущему из районного центра Кусары в сторону гор, которые вокруг, по мере нашего продвижения, становились все выше и все таинственней. А впереди вырисовывалась вообще невероятно огромная гора, постепенно заполнившая собою все видимое пространство. Это, как мы потом узнали, была Шах-даг, то есть Царь-гора, высотой свыше двух тысяч метров. Ее вершина растворялась в тумане. Это было место, как говорится, забытое богом, но не людьми, которые здесь жили и продолжали жить испокон веков. Город Кусары, точнее тусклый одно-двухэтажный туземный городишко, был историческим местом. Когда-то именно в нем жил и служил поручик М. Ю. Лермонтов. Он и название свое получил от русского слова «гусары», которые в нем тогда стояли. В этих местах жили, в основном, лезгины, небольшой горский народ.
Мы с Васей Ворониным ехали на студенческую практику. Мы были студентами Ба-кинского гидромелиоративного техникума. Техникум принадлежал Министерству водного хозяйства Азербайджана. Когда нужно было организовать студенческую практику, студентов распределили по разным Прорабствам (это были такие учреждения в каждом районе республики), которым было дано лаконичное указание: обеспечить практику на строящихся объектах. Так мы с Васей попали в Кубинское Прорабство. Нет, оно было не на Карибском острове КУба, а в городе КубА, который находится в Азербайджане. Там, наверное, долго думали, куда же нас направить. Но не нашли ничего лучшего, как в горное селение Кузун, где, в основном, силами местных жителей вот уже девятнадцать лет потихоньку сооружалась маленькая гидроэлектростанция. Мы с Васей по специальности были будущими строителями малых ГЭС. В город Куба мы прибыли самостоятельно. А там, в Прорабстве нас посадили на грузовик, который должен был доставить по месту назначения. Но у людей, сидящих в кабине грузовика, были и другие важные задачи. Им нужно было получить несколько мешков цемента для строительного объекта. Поэтому они по дороге высадили нас в городке Кусары, прямо на какой-то улице, и велели ждать час-полтора, пока они съездют на склад за цементом. По-видимому, в здешних условиях получение нескольких мешков цемента на складе было делом непростым, поскольку наше ожидание чрезмерно затянулось. Мы проголодались и пошли искать какое-нибудь предприятие общественного питания. Городок был небольшой, и скоро мы нашли приземистое здание с вывеской «Столовая». Посетителей в столовой, кроме нас, не было. По-видимому, местные жители редко сюда заглядывали. Наше появление изрядно озадачило персонал этого заведения, представленный исключительно мужчинами среднего возраста. Они, посовещавшись между собой, смогли предложить нам единственное блюдо: жареную рыбу. Мы не возражали. Мне поставили на тарелке целиком приготовленную рыбу среднего размера без гарнира. Я попросил дать вилку, чтобы справиться с этим кушаньем. Это вызвало всеобщее недоумение. По-видимому, вилка, как предмет сервировки, пока еще не дошла до этого города. Я вспомнил, что и в Европе вилка появилась только в средние века. Сотрудники столовой замялись, а потом скромно предложили мне… ложку. Они решили, что у приезжих могут быть свои небольшие причуды. Я с трудом справился с этой рыбой, которая оказалась, в общем, съедобной. Но нашего грузовика все еще не было. А время близилось к вечеру. Нужно было искать какой-то выход. Мы с Васей без труда нашли местную гостиницу. Нам отвели две койки для ночлега. Но в это время прибыл наш грузовик. Он отсутствовал пять часов. Нас пожурили за недостаточное терпение, и мы снова поехали в кузове. Дорога шла вдоль горной реки с высокими обрывистыми берегами. Эта река называлась «Кара чай», что в переводе с азербайджанского означало «Черная река». Она действительно была черной, так как несла много мути – от размываемых ею попутно горных пород. Когда-то эта река текла намного выше, но постепенно она размывала горы, и опускалась все ниже, а берега ее соответственно вырастали.
Становилось все темнее, шум реки смешивался с тарахтением машины, и это созда-вало тоскливое настроение. Но вот впереди показались какие-то огоньки. Это светились окна села Кузун, цели нашего путешествия. Грузовик остановился у какого-то невысокого дома. Оттуда вышли люди, Наши сопровождающие о чем-то поговорили с ними по-лезгински, после чего нас пригласили в дом. Там не было электрического освещения. Обстановка в комнате была крайне убогая. За столом сидели несколько человек, и нам предложили к ним присоединиться. Трапеза состояла, в основном, из домашних лепешек и чая. В лепешках, судя по вкусу была запечена какая-то местная съедобная трава. Я вообще-то люблю пробовать всякие экзотические кушанья. Но мой спутник Вася потом долго плевался: для него непривычная еда не могла быть вкусной. Нам объяснили, что жить мы будем у местной жительницы, которой, наверное, за это что-то заплатили или пообещали как-то иначе стимулировать. Хозяйкой нашей оказалась старуха-лезгинка, очень бедно одетая, почти что в лохмотья. Дом ее, как, впрочем, и другие дома в селении, был двухэтажным, построенным из саманного кирпича. При этом первый этаж был нежилым, там хранилась всякая хозяйственная утварь и размещалась скотина (у кого она была). А на второй этаж надо было забираться по приставной лестнице, предварительно сняв обувь. В то время в наших городах не было традиции снимать обувь при входе в квартиру. Впоследствии я убедился, что в горном селе этот обычай можно считать вполне обоснованным. Здесь не было городского асфальта, и ходить приходилось по горным дорогам и тропинкам, покрытым жирной грязью. Обувь коренных местных жителей была очень своеобразной: туфли из сыромятной кожи, на мягкой подошве, с загнутыми кверху носками, плотно зашнуровывающиеся на ноге. Их называли «чарыхи». В моем родном городе Баку иногда появлялись крестьяне в такой обуви, которая производила внешне комичное впечатление, напоминая средневековые европейские башмаки. Однако здесь я убедился, что такая обувь в местных условиях очень функциональна: при ходьбе по каменистым горным тропам мягкая подошва позволяла цепляться пальцами ног за неровности пути, и тем самым предотвращать потерю равновесия на скользкой от грязи дороге. Мои же городские башмаки здесь были совершенно не удобны. Что касается приставной лестницы, то, как я потом догадался, на Кавказе была очень распространена кровная месть, конфликты с соседями выяснялись с помощью оружия, и приставная лестница позволяла быстро превращать дом в своего рода крепость.
В комнате, где нас поселили, почти не было мебели, если не считать пары старых табуреток и маленького стола. Кроватей там точно не было. Пол был глиняный, покрытый мешковиной. Если на поверхности пола образовывались выбоины, то следовало побрызгать его водой и замести глиняную крошку веником. Мой спутник Вася оказался предусмотри-тельным, и прихватил с собой из дома узел с одеялом с подушкой. Мне же пришлось спать во все время пребывания на глиняном полу, подстелив старый плащ. Наутро возникла проблема с завтраком. В местном сельском магазине оказались кое-какие старые консервы и сыр-брынза, но хлеба не было. Его вообще здесь не бывало, так как местные жители пекли себе хлеб сами. У них можно было покупать по нескольку яиц в день. А также Вася договорился, что нам ежедневно приносили литр козьего молока. Когда мы попросили местных жителей продать нам хлеб, то произошла некоторая заминка: по местному обычаю домашний хлеб нельзя было продавать, а приезжим гостям его полагалось давать бесплатно. Нам презентовали немного этого хлебо-булочного изделия: плоскую как картон большую лепешку из муки очень грубого, местного помола. В дальнейшем нам приходилось за хлебом (черным, очень плохого качества) ездить поочередно за тридцать километров на попутных машинах в Кусары и привозить его сразу по десять килограммов.
Кузун был небольшим селом на высоком берегу очень быстрой реки. Жители его бы-ли бедны. Они занимались сельским хозяйством. На небольших равнинных участках выра-щивали пшеницу и что-то еще. Но огородов у них не было. Некоторые держали во дворах кур, коз или овец. У некоторых были лошади. Вообще говоря, лошадь в советское время счи-талась орудием производства, и поэтому в принципе не могла находиться в частном хозяйст-ве.
Девятнадцать лет назад несколько соседних сел договорились объединить усилия и построить совместную гидроэлектростанцию мощностью аж в сто киловатт. Дизельные элек-тростанции в этот богом забытый край еще не добрались. Строительство велось медленными темпами. Использовались, в основном, местные материалы. Добыча и доставка их осуществ-лялась следующим образом. На относительно пологом склоне горы мужчины лопатами отры-вали из земли крупные валуны. Поскольку строительных дорог здесь не было, эти валуны грузились на волокуши. Это такое транспортное средство: вроде саней с полозьями из бре-вен. В волокуши впрягали волов, которые по бездорожью тащили груз к месту строительства. Здесь валуны укладывали в заранее отрытые траншеи, огороженные с одной стороны досками, и потом постепенно заливали песчано-цементным раствором. Раствор готовили тут же, вручную. Бригада девушек-лезгинок смешивала в лотках песок с цементом, потом эта смесь (которую делали на глаз) заливалась водой и выливалась внутрь формы (опалубки). В результате со временем получалось так называемое «бутобетонное» сооружение – стенка гидротехнического водосброса. Девушки были в длинных, почти до земли, платьях, под которыми у них были еще длинные шаровары. Меня поставили бригадиром этой женской бригады. Я не особенно усердствовал, но когда считал нужным потребовать соблюдение правильной технологии, то эти милые девушки, не знающие ни слова по-русски, дружно посылали меня чистым русским матом. Возможно, они и не знали перевода смысла этих выражений. Нужно признаться, что мы с Васей не очень добросовестно трудились на стройке. Тем более, что никакого особого опыта мы здесь получить не могли. Нас больше волновало устройство своего несложного быта. Где-то мы достали картошку, которая здесь, как и многое другое, была в дефиците. Печки в нашем понимании в доме не было. На подобии веранды была в стене небольшая ниша, к которой сверху был проведен дымоход, а внизу под решеткой было место для топлива, в качестве которого использовался хворост, собираемый в окрестностях села. Мы с Васей наладились жарить картошку в какой-то ржавой сковородке.
Нас, конечно же, интересовали окружающие горные ландшафты. Мы с Васей с любопытством лазили по окрестным горам. Однажды мы случайно наткнулись на небольшую молочную ферму, где из овечьего молока делали сыр-брынзу. Продукция этой фермы, как мы поняли, целиком шла на вывоз, в торговую сеть Республики. Но нам, с большими оговорка-ми, согласились продать большой кусок нежнейшей брынзы, которая еще не созрела и не приобрела своего остро соленого вкуса. Нас попросили никому не рассказывать об этом. Я никогда после, за всю дальнейшую жизнь не ел более вкусного сыра.
Однажды мы решили отправиться в серьезное путешествие: залезть на гору Шах-даг, которая была, как казалось, совсем недалеко. В свои восемнадцать лет мы имели смутные представления об альпинизме и о специально снаряжении для этого. Вначале дорога была относительно пологой. Но чем дальше, она становилась все круче. К счастью, мы лезли пока еще не по скалам, а лишь по каменистым тропам. Когда уставали, делали привал и играли в карты, в подкидного дурака. Других карточных игр мы не знали. Со временем мы заметили, что привалы приходится делать все чаще. А за это время мы поднялись довольно высоко. За каждой видимой вершиной вырастала следующая. А до самой верхней вершины было неиз-вестно сколько еще идти. К вечеру, когда счет игры в «дурака» стал 30 на 28, мы впервые подумали, что взялись за непосильную задачу. Вокруг расстилался фантастический горный пейзаж. Но мы понимали, что ночевать в горах мы не готовы. И вдруг мы увидели белое облако, которое заметно быстро опускалось на нас. Это был туман, который по ночам обычно окутывал вершину Шах-дага. У нас хватило ума сообразить, что если мы попадем в туман, то обратной дороги найти не сможем. И тогда мы бросились бегом вниз, уже не выбирая тропинок. На наше счастье, мы наткнулись на рощу каких-то тонких деревьев, которые росли на крутом склоне, устремляясь вертикально вверх своими стволами. Мы хватались за эти стволы, иначе у нас были все шансы переломать ноги. Почему-то обратная дорога заняла у нас намного меньше времени, чем путь наверх. Больше совместных экскурсий мы не предпринимали.
Как я уже отмечал, мы по очереди ездили за хлебом в районный центр Кусары. Каж-дый раз для меня это был своего рода праздник. Я ночевал ночь в гостинице, и железная кой-ка, после глиняного пола в Кузуне мне казалась комфортабельнее пуховой перины. Кроме того, я вечером ходил в кино и с наслаждением смотрел какой-нибудь (безразлично какой) старый фильм.
Однажды я имел возможность наблюдать местный праздник: лезгинскую свадьбу. Дом, в котором была свадьба, стоял в долине и был хорошо виден из нашего села. С утра к дому стали съезжаться гости. Они приезжали из дальних горных селений. Ехали на конях. Как правило, на коне ехал глава семьи, а с ним вместе жена или пара ребятишек. Каждый всадник держал в руках огромное знамя. Эти знамена были самых разных цветов и раскрасок. По-видимому, каждый цвет или раскраска были знаком определенного рода. Когда гость подъезжал к дому, его знамя укреплялось на крыше. Все это походило на какой-то международный форум. Оказывается, родовые цвета были не только у средневековых европейских дворян, но и на Кавказе, у малых народов. Потом в дом привезли невесту. Она была в красном платье, с закрытым чадрой лицом. Перед ней несли зеркало, символ ее чистоты. Общая трапеза происходила, по-видимому, в доме. Но потом во дворе началась пальба в воздух из охотничьих ружей. Потом была стрельба в цель. На вершине столба укреплялся какой-то предмет, и тот, кто сбивал его выстрелом, получал специальный приз (кажется, набор сладостей).
Наша старуха-хозяйка, стоя рядом, пыталась давать мне пояснения к происходящим событиям. Общение между нами происходило очень своеобразно. Старуха, видимо, прожила всю свою жизнь в Кузуне. Мало вероятно, что она выезжала когда-нибудь дальше районного центра. Русского языка она не знала. Но немного понимала по-азербайджански. Мое знаком-ство с азербайджанским языком определялось ограниченным общением с продавцами на рынках в Баку и других азербайджанских городах, а также маловразумительными уроками этого языка в средней школе. Тем не менее, мы с хозяйкой научились относительно понимать друг друга при общении по бытовым вопросам. Хозяйка обычно целыми днями хлопотала по дому со своим несложным хозяйством. Кроме того, она «пасла» двух своих (а может быть и не своих) малолетних внуков, которые носились по дому и подобию двора. У этих ребятишек сзади на штанишках была вырезана огромная дыра. Это позволяло им обходиться без подгузников, которые в то время, по крайней мере в нашей великой стране, были неизвестны.
Однажды, скитаясь по окрестным горам, я у ручья наступил на валун, который казался сухим. На самом же деле он был покрыт тонкой коркой слегка подсохшего снаружи и очень скользкого ила. Я упал и поранил до крови руку возле локтя. Когда я пришел домой с раной, хозяйка взяла какую-то грязную тряпку, намазала ее сливочным маслом и обмотала ею мою руку. Я опасался инфекции, но как ни странно, через пару дней рана относительно зажила.
Собираясь на производственную практику, мы с Васей позаботились и о духовной пище. У Васи с собой был толстый том научно-популярной книги под названием «Атмосфера», в которой повествовалось о различных атмосферных чудесах и редких природных явле-ниях. А я взял с собой не менее толстый том собрания сочинений Шекспира с богатыми цветными иллюстрациями, на которых были изображены короли, дамы и рыцари в богатых и красочных одеяниях. Однажды, когда я читал Шекспира, ко мне подошла сзади хозяйка и уставилась на иллюстрацию. Я никогда не забуду ее изумленного лица. Она спросила: «Бу недир? – Что это такое?». Пришлось объяснять. Наверное, эту беседу стоило бы записать филологам. Как звучал Шекспир на ломанном азербайджанском. Возможно, это было историческое событие: и до богом забытого Кузуна дошел Шекспир.
Однажды наш местный прораб, которого звали, кажется, Маджид, предложил нам с Васей немного заработать. Нужно было вырыть лопатами глубокую яму для столба линии электропередачи. Мы согласились, ибо деньги для нас были не лишними. Вообще говоря, он мог бы это поручить кому-нибудь из своих рабочих. Но мы не стали об этом задумываться. Опыта земляных работ у нас не было. Мы провозились несколько часов, орудуя лопатами и киркой в каменистом грунте, и натерли на руках кровавые мозоли, но, наконец, яма глубиной более полутора метров была готова. Для расплаты он нас повез в районный центр, в банк. Мы ждали около часа, пока он оформлял по банковскому чеку незначительную сумму в пятнадцать рублей (наша студенческая стипендия составляла четырнадцать рублей). Заставив нас расписаться, он выдал нам эти деньги, но потом выразительно стал на нас смотреть. Мы по наивности не поняли значения этого взгляда. Только потом я догадался: он ожидал, что мы с ним поделимся. Он так нам ничего и не сказал. По-видимому, на таком маленьком объекте у прораба не было возможности для получения больших «левых» доходов.
А между тем строительство ГЭС вступило уже в завершающую стадию. Приехала бригада сварщиков, которые монтировали напорный трубопровод. По слухам, им должны были заплатить целых пятнадцать тысяч.
Я был по натуре романтиком, и меня неудержимо влекли окрестные горы. Вася очень быстро охладел к путешествиям, и я бродил там один. Эти горы были сложены из гальки, слабо сцементированной илистыми прослойками. Когда-то эти отложения были образованы рекой, которая в половодье широко разливалась. Но потом, возможно, сотни или тысячи лет назад, река где-то ниже по течению прорезала горы и ушла вниз, метров на триста, а ее отложения стали быстро разрушаться под действием ветра, дождей и колебаний температуры, образовав причудливый пейзаж. Ходить по таким горам было очень опасно. Но меня непреодолимо влекла страсть к путешествиям. Несколько раз я едва не погиб. Однажды я принял узкую каменную осыпь за тропинку, и стал по ней спускаться. Камешки под ногами покатились по очень крутому склону, и я «поехал» вниз с возрастающей скоростью. Я упал на живот и пытался уцепиться за что-нибудь руками, при этом ободрал кончики пальцев. По счастью метров через двадцать-тридцать мое падение остановилось. В другой раз я как-то пошел по тропинке, которая проходила между вертикальной стеной и пропастью. Внезапно я обратил внимание на то, что тропинка впереди все больше сужается и постепенно вообще исчезает. Нужно было поворачивать назад. Но это, как оказалось, была не тропинка. Это был просто какой-то природный карниз вдоль осыпающегося, почти вертикального склона. Оказалось, там, где я уже прошел, этот карниз уже осыпался, и подо мной грунт начинал медленно проседать. Я посмотрел вниз, подо мной была пропасть метров в пятьдесят. Я почему-то хладнокровно (еще не успел испугаться) представил мысленно траекторию моего неизбежного падения и увидел место, где я ударюсь о землю. Выхода никакого не было. Сзади от меня была почти ровная вертикальная стена высотой метров в пять, из которой торчали какие-то чахлые кустики. Я схватился за такой кустик в тот момент, когда карниз подо мной обвалился. К моему удивлению у кустика оказались довольно длинные корни, которые под моей тяжестью не оборвались сразу, а стали постепенно вылезать из земли. Но я тут же ухватился за следующий невзрачный кустик и полез вверх по осыпающейся стене. Каким-то образом мне удалось добраться до ее верха. Но там не оказалось горизонтальной площадки. С другой стороны узкой стены тоже была пропасть. Я стоял на остроконечном осыпающемся «хребте» Мне пришлось идти по нему, как канатоходцу, раскинув руки для равновесия. Впереди был какой-то желоб, который уходил вниз под углом порядка 70 градусов. Внутри него росли высокие, до двух метров, растения. Хватаясь за них, я кое-как спустился вниз. Эти растения оказались крапивой…
Но и это приключение не охладило моей тяги к путешествиям. В следующий раз я попал в страшную горную грозу. Я шел бездумно по какой-то лощине, которая запомнилась необычно правильной геометрической формой, напоминающей поверхность гиперболоида вращения. Впереди была крутая стена, но меня это не остановило, я вскарабкался на нее и оказался на небольшом плато, где росли необыкновенно красивые желтые цветы. У них были двухэтажные ряды лепестков. Я никогда не видел эдельвейсов. Возможно, это были именно они. Я нарвал букет этих цветов, но тут внезапно началась гроза. Подул сильный ветер, и дождь хлынул сплошным потоком. Укрыться было негде. Я забрался под какой-то невысокий куст. который меня ничуть не защищал. Понимая, что я сейчас насквозь промокну, я разделся и сел на свою одежду, в слабой надежде, что мне удастся сохранить ее сухой. Дождь лил не переставая. Для поднятия бодрости духа я стал громко распевать итальянские песни. Наверное, поющий под проливным дождем человек со стороны должен был напоминать сумасшедшего. Вдруг я увидел, что на меня кто-то или что-то бежит. Это была большая птица, горный тетерев. Он обезумел от страха, к тому же его гнали порывы ветра. Едва не налетев на меня, он еще больше испугался и ринулся куда-то в сторону. И тут загремел гром. Это был не тот отдаленный гром, который можно спокойно слушать, сидя в городской квартире и радуясь, что у тебя над головой надежная крыша. Он гремел прямо над ухом и был в буквальном смысле оглушительным. Одновременно все вокруг озарилось ярким светом. Молния. Казалось, она ударила почти рядом со мной. А за ней стали сверкать и греметь другие бессчетные молнии. И все они били почти что в меня. Тут уж мне стало действительно страшно. Ведь молнии бьют в самые высокие предметы. А я был на высокой голой вершине. А дальше пошел град, который безжалостно бомбардировал меня под вспышки молний. Стало безумно холодно, тем более, что я был раздет…
Гроза утихла так же внезапно, как и началась. Я, дрожа от холода, оделся. Конечно же, моя одежда была насквозь мокрой. Нужно было как можно скорее спуститься к жилью, к теплу. Спускаясь по мокрому крутому откосу в лощину, я вынужден был цепляться за камни всеми четырьмя конечностями. При этом мои расчудесные цветы, которые я нарвал перед грозой, безнадежно погибли. Пересекая лощину, я увидел на земле очень странное белое пят-но. Это был правильный круг, ослепительно белый, диаметром около одного метра. Несмотря на то, что я был весь мокрый и дрожал от холода, природное любопытство заставило меня подойти и посмотреть, что это такое. Это оказался очень низкий конус, сложенный из каких-то продолговатых частиц размером с рисовое зерно. Зачерпнув их, я убедился, сто это были градины. Я даже попробовал их на вкус. Почему конус был таким низким, мне уже было понятно. Как студент гидромелиоративного техникума, я знал, что угол откоса насыпи несвязного грунта равен углу его внутреннего трения. У ледяных частиц внутреннее трение было очень небольшим. Но такой конус мог образоваться только если град высыпали из одной точки и с очень небольшой высоты. А град во время грозы падал на большой площади, и с большой высоты. Поверхность земли в этом месте была относительно горизонтальной. Неподалеку я увидел еще несколько таких же правильных кругов. Все это противоречило моим физическим представлениям о законах природы. Но мне же всего восемнадцать лет, возможно, я не все еще знаю об этих законах, возможно, кто-нибудь из местных жителей мне сможет объяснить, что это сугубо местное явление, хорошо известное, и отчего оно возникает. Мне было очень холодно, и дальнейшими исследованиями я заниматься не стал. Я ушел.
В качестве примечания к этому мимолетному эпизоду я должен сказать следующее. С тех пор прошло очень много лет. Я интересовался указанным непонятным мне явлением. В васиной книге «Атмосфера» описание чего-либо подобного отсутствовало. Я посылал описание этого явления в газету «Комсомольская правда» и в журнал «Техника молодежи», но ответа не получил. Правда, один мой сотрудник как-то сказал мне, что в какой-то научно-популярной книжке он читал о подобном загадочном явлении (объяснение его причин там отсутствовало). Но, возможно, это описание попало в книжку из моих писем в указанные выше периодические издания. Возможно, они были где-то опубликованы, но я об этом не узнал. Возможно, я вообще был единственным свидетелем этого явления. Возможно, оно имело место только там, в районе села Кузун. Сейчас, когда я пишу эти воспоминания, я уже много лет кандидат технических наук и автор многих научных работ, правда, в совсем иных областях. Но я имею право высказать свое гипотетическое объяснение этого природного явления. Как я уже писал выше, в непосредственной близости от места расположения этих загадочных конусов, незадолго перед их появлением наблюдались многочисленные удары молний, причем, согласно моему субъективному впечатлению, они били очень компактно, по ограниченному участку местности. Как известно, молния представляет собой электрический разряд, вызывающий образование электромагнитного поля. Заряженные электрические частицы града (электростатический заряд приобретался при их трении о воздух) притягивались электромагнитным полем, приобретали механическое движение по его круговым потенциальным линиям, и при входе молнии в землю выпадали в виде конуса. А почему молнии били в одно место (во всяком случае, в очень близкие места, - это, возможно, объясняется наличием в этом месте залежи каких-то электропроводных металлических руд. Хорошо бы направить туда геофизическую экспедицию. Можно ли использовать это явление в технике? Наверное, можно. Существует серьезная проблема пылеподавления в горных забоях при взрывных работах. Возможно, пыль в них удастся осаждать с помощью электрических разрядов. А возможно, с помощью расположенных на аэростатах электроразрядников удастся защищать сельскохозяйственные плантации от града. Кроме того, градины обычно бывают шарообразной формы. А я в этом конусе видел только продолговатые частицы, причем все одного размера. Из этого можно предположить, что капли воды были захвачены электромагнитным полем на большой высоте, когда они еще не успели замерзнуть. А продолговатая форма замерзших частиц свидетельствует о том, что они двигались с очень высокой окружной скоростью и под действием аэродинамического сопротивления воздуха принимали такую форму, а также приобретали одинаковый размер. Не исключено, что исходя из этого факта можно создать технологию гранулирования каких-то материалов и точного дозирования их в гранулах. Для этого нужны специальные исследования. По молодости лет я тогда не понял, что стал свидетелем уникального природного явления. И доказательства этого у меня отсутствуют.
Наше пребывание в Кузуне подходило к концу. Но наша производственная практика на этом не заканчивалась. Она должна была продолжаться в другом месте. К концу этого срока у нас с Васей стали портиться отношения. Собственно, у нас было и изначально мало общего. Нас объединяли только общие проблемы. Существует понятие «психологии малых групп». В малых изолированных группах (в том числе и в супружеских парах) постепенно различия в характерах приводят к конфликтам. Вася стал придираться ко мне и скандалить по мелочам. А я всегда был по натуре бесконфликтным человеком. Кроме того, у нас наступил продовольственный кризис. До сих пор мы всем делились по-братски. Но почему-то местные жители стали неохотно продавать нам еду, и ее стало нехватать. Если Васе удавалось что-то добыть, то он объявлял, что достал это только для себя. Вася вообще-то был куркулистый парень. Он происходил из малаканской семьи. Малакане, представители русской религиозной староверческой секты, в далекие времена покидали Россию и поселялись в Азербайджане небольшими изолированными сельскими общинами, сохраняя там нравы и обычаи прошлого века. Они негативно относились ко всем чужакам. Об их жлобских особенностях в Баку ходили легенды и анекдоты. Вася уехал раньше меня: по его словам, у него были какие-то срочные дела. В последний день я остался совершенно голодным. По счастью, в моей комнате временно ночевал какой-то приезжий мастеровой-кавказец, то ли плотник, то ли каменщик. Он сказал мне, что заметил: Вася был плохим товарищем. Уезжая, он оставил мне совсем немного брынзы, а также пучок каких-то сочных стеблей неизвестного мне растения, которые оказались вполне съедобными. Возможно, это был ревень. На другой день я покинул Кузун и прибыл в Кубу, где к тому времени съехалась вся наша студенческая группа.
Город Куба был ничем не примечательным в архитектурном плане. Но здесь было много фруктов. Прямо на улицах росли вишневые и черешневые деревья. А в садах созревали разные экзотические южные плоды. У него не было статуса курорта, но летом почему-то сюда съезжались отдыхающие, и студенты разных бакинских учебных заведений приезжали целыми группами «на практику». Мы все поселились в каком-то доме, временно преобразованном в общежитие. В качестве «практики» нас возили на местную гидроэлектростанцию, которая обеспечивала энергией город Кубу. Ее мощность была аж полторы тысячи киловатт, но этой мощности для города уже нехватало. Главный инженер станции жаловался нам, что Райком партии требует от него повысить мощность. Но что он может сделать, когда в реке мало воды. С помощью бульдозеров он пытался перегородить реку временными дамбами, но это мало помогало. Природа проявляла политическую несознательность и не хотела подчиняться партийному руководству. Мне очень понравилось уникальное инженерное сооружение: напорный трубопровод гидроэлектростанции диаметром около полутора метров был деревянным. Это сейчас российские газо- и нефтепроводы прокладываются на тысячи километров. А в те годы отечественная промышленность не могла еще производить трубы большого диаметра. Наш трубопровод был сделан из тщательно подогнанных друг к другу досок, изогнутых по кругу и стянутых стальными бандажами. Доски со временем местами загнивали, и из трубопровода в разные стороны били живописные фонтаны воды.
По вечерам во дворе нашего общежития студенты устраивали импровизированные танцевальные вечера. В то время еще не было магнитофонов. Из музыкальных инструментов у нас была лишь одна мандолина. Но в ход шли ударные инструменты, в качестве которых использовались железные тазы. А танцевальные мелодии исполнялись истошным хоровым вокалом. Было очень весело, к нам приходили в гости местные жители. Но наших девушек такие импровизированные мероприятия не вполне удовлетворяли. Для них танцы ассоциировались с потребностью в интересных знакомствах с лицами противоположного пола. Свои мальчики для них были слишком юными. В недалеко расположенном кинотеатре перед началом сеанса в течение часа в фойе проигрывали через динамик музыкальные пластинки, и местная, а также приезжая молодежь собиралась туда на танцы. Но тон здесь задавали аборигены-кавказцы, приобщающиеся к западной танцевальной культуре. Между ними происходили частые конфликты из-за приезжих русских практиканток. Кавказские девушки на танцы не ходили, этого не допускала строгие национальные нравственные нормы. Конфликты у аборигенов часто доходили до поножовщины со смертельными исходами. Если приезжая девушка отказывала аборигену на приглашение потанцевать (у многих из них был истинно бандитский вид), он иногда с трудом молча глотал обиду. Но если после этого она принимала чье-то другое приглашение, это было поводом для конфликта («А чем он лучше меня?»). А в большинстве случаев при отказе девушкам просто угрожали физической расправой. Тем не менее, наши соученицы рвались на эти танцы, но при этом они требовали, чтобы мы как верные рыцари их бескорыстно сопровождали и защищали от чересчур рьяных ухажеров.
Однажды в общежитии устроили комсомольское собрание, на повестке дня которого стоял важный нравственный вопрос: почему наша студентка Нина уходит куда-то по вечерам и возвращается в общежитие в два часа ночи. Студентка Нина в своем официальном выступлении сказала, что она проводит время в обществе студента третьего курса института (а не какого-то там техникума), и тем самым повышает свой интеллектуальный уровень. Собрание это объяснение сочло удовлетворительным.
Как-то нам объявили, что ожидается событие республиканского значения: в селе Кузун, наконец-то, достроили гидроэлектростанцию, и намечается ее торжественный пуск. Нас всех приглашают на это торжественное мероприятие. Мы выехали туда всей группой, на автобусе. На Кавказе был приятный обычай: при пуске какого-либо гидротехнического объекта руководители местных колхозов выделяли несколько баранов для угощения гостей. Мы прибыли в знакомый и ставшим почти родным мне Кузун. После торжественных речей гидроэлектростанцию запустили, и в окнах домов окрестных сел впервые зажглись электрические огни. После чего все направились к зданию сельской школы, где проходил банкет. В этот день сюда съехались все, кто принимал участие в течение этих долгих лет в строительстве гидроэлектростанции. Здесь были приезжие; и каменщики, и плотники и монтажники и колхозники. У дверей стоял несколько растерянный от такого наплыва людей председатель колхоза. Он спрашивал каждого гостя, когда и какую работу он выполнял на строительстве. Когда дошла очередь до нас, мы сказали, что мы практиканты. В его словарном запасе не было такого понятия. Он растерянно поморгал глазами и для верности уточнил: это на гидростанции? Он не знал, что это за профессия. Мы с гордостью подтвердили, и были пропущены в помещение. За неимением стульев и столов гостей рассаживали га полу, на расстеленных кошмах. Каждому подали железную миску с мясной похлебкой, лепешку местного домашнего хлеба и жестяную кружку с кислым вином. Мы с удовлетворением выпили за технический прогресс, дошедший наконец до этих далеких горных селений.
В. И. Ленин сказал, что коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны. Я жил при советской власти. Я участвовал в меру возможности в электрификации села Кузун. Но коммунизма мне увидеть так и не пришлось.