Село Подковино часть1

       Петух Варфоломей напряженно ждал восхода солнца. Попеременно выглядывая то одним, то другим глазом в щель между бревнами, он сдерживал желание разорвать тишину своим, годами отработанным, воплем. Он знал, что в других сараях ждут своего сигнального часа, такие же горластые конкуренты. Главным было - первым заметить луч восходящего солнца и огласить округу авторитетным «ку-ка-ре-ку». Перебирая лапами, прихлопывая крыльями и встряхивая серьгами, Варфоломей волновался. То место, откуда чаще всего появлялось красное яйцо, этим утром было закрыто куриным пухом.
       Туман застелил июньским покрывалом село Подковино с прилегающей Жуковкой, с ее пустующими коровниками и птичниками. Мост через речку Сухую лежал сверху тумана, пряча опоры в его мякоти. Три старых элеватора, как ракеты на первых секундах космического старта, дрожали от переливов света на росистых боках. Леса вообще не было видно, как и озера, славящегося среди подковинцев линями и карасями.
       Варфоломей был старый и дисциплинированный петух, все еще исправно исполняющий свои обязанности. Он терпеливо ждал.
       Порядок нарушил петух-первогодок, живущий через два дома в сторону магазина. Неокрепшим срывающимся фальцетом, он первым оповестил своих хозяев, что пришло время вставать. Такая наглость не была редкостью среди деревенских петухов. Варфоломей был зол. Вместо обычных двух раз, он трижды прокричал свои запоздалые позывные и стал приставать к полусонным курицам .
       Со всех сторон деревни, то ближе, то дальше послышались петушиные крики, поддерживаемые все больше и больше собаками, коровами, свиньями и индюками. В Подковино пришел новый день.
       Дед Семен вздрогнул.
       - Что-то Варфоломей рано заголосил. Еще темно, а он уже глотку дерет, - подумал он, стараясь выпутаться из-под стеганого одеяла, опутавшего его плечи и голову, и полностью оголившее, торчащие из ночнушки , костлявые ноги бабы Вари.
 - Семка, ну чаво ты бьешься, как линь в траве? - сонным голосом проворчала баба Варя, - Нет мне покою ни днем ни утром. Война, чтоль, приснилась?
       Молча, освободив голову от одеяла, дед увидел, что на дворе уже светает, а Варвара совсем не изменилась со времени их знакомства под Курском.
       Сержант Семен Крыжов был удальцом сорвиголова, командиром разведывательного отделения, таких же отчаянных парней, для которых достать «языка» на той стороне, все равно, что после бани в снег. Главное и в том и в другом деле не повредить важные места. Как раз под Курском жаркие бои были. Все смешалось, не поймешь в какую сторону пулять. От разведчиков зависело многое. Точность их данных во много раз уменьшала количество похоронок.
       - Вызывает меня взводный,- любит рассказывать после первой стопки первача дед Семен, - и говорит, мол, Крыжов, выручай, не посрами разведку перед артиллерией. Ставит мне боевую задачу и время ее выполнения. Беру я Кахадзе, Бабаева, Серова и куда надо. А надо было взять в плен фашистского гада при офицерских погонах, желательно старшего, да чтобы с картой наступления, обороны, минных полей, обходных путей, ДОТов, ДЗОТов, схемой расположения снайперов, по возможности с их фамилиями. Не простая задача, думаю по ходу движения в расположение. А фамилии то зачем? Видимо эта военная тайна мне, рядовому сержанту, для осознания не обязательна.
       Вышли мы по темноте, чтобы внезапностью обезвредить неприятеля, находящегося в ночном сновидении. У каждого ППШ, штык-нож и по две гранаты. Впереди фашистские позиции. Темно, тихо, фонарь не зажги, не закури. Легли за бугром, ждем «языка». Плохо думаю: «Раз нет живого неприятеля, значит, не будет пленных». Это такая примета у разведчиков. А вот еще одна: « Разведчик побеждает не злобой, а терпежом» Лежим, ждем. Смотрю, Бабаев заснул. Я его по-дружески прикладом в грудь и без лишних слов говорю: « Что же ты, екараны бабай, дисциплину нарушаешь?» Конечно без матов и, на всякий случай, еще прикладом . «Дружба и дисциплина» – это наша третья примета. Понятное дело, по-другому никак.
       Лежим, ждем. Ну, нету неприятельского врага, хоть глаза тресни. Гляжу на Серова, а у него глаза треснули и повысыпались. Присмотрелся - и этот спит. Ну, думаю, вояки сейчас вы у меня все выспитесь.
       И только я подумал, рядом что-то как бабахнет. Разверзлась земля, обрушилось небо и не исключено, что реки пошли вспять. Вмяло волной мою разведгруппу в землю, примерно, на полтолщины тела. Но слава Богу, без контузий. Не успели мы из углублений повылазить, а на нас фашистские захватчики в лице трех озлобленных единиц. Кувырком, с воплями и немецким сквернословием. Нас увидели и за ножи. Скажу вам прямо, ножи у них были настолько справные, что хоть на медведя,хоть на слона, скотине - капут. Ну, а для русского мужика, что нож, что топор, все едино. Главное вовремя пальцы в кулак сжать. Не долго враги ножами пользовались, я бы сказал, совсем не пользовались. Кахадзе успел всех троих лишить жизненного сознания и связать , согласно военной науке.
       Удивительный человек был Вано Кахадзе. Первое, что с Кавказа, а второе, что - грузин и третье, что в нашем деле человеком был незаменимым. Не успевал оккупант газы выпустить, как Вано превращал его в « языка». Как пришел я в себя полностью, смотрю на этих троих и думаю, что это так рвануло, и откуда они взялись. А потом думаю, что об этом лучше не думать. Надо к своим уходить и в ускоренном темпе, пока темно и фрицы не опомнились. Хватаю я первого на плечи, кричу своим: « Повторяй за мной!» и бегом от передовой, к нашим позициям. Пробежал немного, слышу рядом голос Бабаева: « Товарища сержанта, поставь меня. Фашиста брать нада». Вот, что мне на войне не нравилось, так это шум и спешка. Я Бабаева на землю, берем по фашисту и, пригибаясь, с маскировкой под разбитую военную технику, без потерь, возвращаемся в исходную дислокацию.
       Сразу с рапортом к ротному. Доложил по форме, содержательно, в двух словах, кратко по-военному. Он меня благодарит и на плечо показывает. Смотрю, что ранен я и кровь течет из меня с непозволительной для советского солдата силой. Тогда я понял еще одну отрицательную сторону войны и лишился чувственности.
       Очнулся я посреди неземной белизны от того, что мне грудь шибко стянуло до состояния удушья. Открываю глаза, а передо мной агнец голубоглазый стоит и руки ко мне простирает.
       - Отстрелялся, Семен Крыжов,- думаю,- отвоевался с прямой дорогой в рай.
И так мне тоскливо стало за пропащую молодость свою и поразительно за глаза голубые средь белизны, что застонал я от боли душевной.
       А тут голос: « Вы, товарищ солдат, глаза под лоб не закатывайте. Кризис уже позади, будете жить.»
       Я глаза в нормальное положение выставляю и вижу сестру медицинскую - обережицу. Вот так мы с Варварой и встретились.
       Только потом, когда я из госпиталя вернулся в часть, Серов рассказал, что в ту ночь с нами произошло. Вот когда мы в засаде сидели, немецкие саперы подступы к своим позициям минировали, не зная того, что там уже наши минеры побывали. Шестеро их было, а к нам только трое долетело. С ними унтер-офицер был, конечно не велика птица, но информацией наше командование обогатил.
       По мере употребления деревенского самогона, военный рассказ деда Семена обрастал дополнительными событиями , иногда перемещался в другой вид войск, где сержант Семен Крыжов был летчиком- истребителем, а нередко механиком - водителем Т-34. Но как бы там ни было, подтверждением его храбрости были два ордена, восемь медалей и баба Варя.