Рассказ Марины Сергеевны

Нам открыли не сразу. Марина Сергеевна изучала меня сквозь глазок; я слышал за дверью её приглушённое дыхание.
Наконец загремела цепочка, и нас впустили.
-Лена, где ты пропадала? Почему не ночевала дома? – сыпала вопросами женщина. Моего присутствия она будто не замечала.
-Марина Сергеевна, извините, что вмешиваюсь. Лена была со мной, в другом городе, на кладбище. Там, на одной из могил, она прочла своё имя. Это чуть не убило её!
-Какое кладбище? Что вы мелете? – смысл страшных фраз она восприняла не сразу. Лицо её вдруг посерело, осунулось. Морщины, искусно скрытые косметикой, выступили рельефнее. Глаза словно обмелели и выцвели. – О, Боже! – воскликнула женщина и, если бы я не подставил ей табурет, она упала бы.
Марина Сергеевна сидела, закрыв ладонями лицо, и никто не решался прервать молчания.
-Вы должны рассказать нам обо всём, – попросил я.
Она как-то отрешённо посмотрела на меня, и мы услышали следующее:
-В тот день шёл снег. Он ложился на шоссе и таял, прикасаясь к нему. С одной стороны дорогу сторожили горы, с другой – выбеленный, притихший лес. Мы возвращались домой. Анатолий сидел за рулём. Рядом с ним, на переднем сиденье, дремала Леночка. Снег совсем убаюкал её. Трасса пустынна – машин ни спереди, ни сзади.
Снег повалил сильнее. «Дворники» едва успевали очищать стекло. Неожиданно перед нами, словно вылепленная из белых хлопьев, возникла фигура. Испуганные детские глаза посмотрели на нас… - Марина Сергеевна положила руку на горло и качала головой. Видимо ей трудно стало говорить.
Я сходил на кухню, налил воды. Она вернула стакан и я уже собирался поставить его на стол, когда вновь услышал её голос.
-Мы врезались в дерево. Я почувствовала сильный удар, и всё дальнейшее виделось мне сквозь какую-то дымку, будто бы со стороны.
Не помню, как встала, вышла из машины. Подёргала переднюю дверцу – дверца не открывалась. Я сделала ещё несколько шагов и заглянула внутрь. Сквозь разбитое стекло увидела окровавленное лицо Анатолия с пустыми зрачками. Мне стало дурно. Здесь же, у машины, меня вырвало. Я ещё надеялась, что дочка моя спит. Не знаю, зачем я отнесла её на заднее сиденье. Когда я брала её на руки, я уже чувствовала, что она мертва.
Смутно помню подошедший КАМАЗ, потом машины ГАИ, «скорую помощь». Перед глазами стояли следы босых детских ног, уходящие в лес. Снег почти запорошил их.
Похороны. Боль и пустота в душе… Испуганные детские глаза и следы, уходящие в лес, преследовали меня ночью. На следующее утро после поминок я собрала в сумочку Леночкины вещи, села в автобус и поехала. Я вышла на безлюдной, заснеженной остановке; недоумевающие взгляды провожали меня до выхода. Двери захлопнулись, автобус тронулся, а я ещё стояла и ощущала на себе пристальные взгляды его пассажиров.
Я шла, внимательно осматривая обочину дороги, и, всё равно, едва не пропустила раненой сосны. Следов аварии почти не осталось. Я задумалась: «Что делаю я одна в стылом, призрачном лесу? Уж не схожу ли с ума?»
Мой путь был не долгим. В стороне от пробитой мною тропки, где кроны трёх сосен прикасались друг к другу, я нашла странное сооружение из валежника. Оно походило на птичье гнездо, от которого отличалось, пожалуй, только размерами. Я заглянула в него, увидела спящую девочку. Коснулась её головы – лоб ребёнка горел. Я растерялась.
Ремешок соскользнул с плеча, и вскоре я уже вытряхивала сумку и торопливо одевала девочку. Та открыла глаза, говорила что-то, но слов я не разобрала. Я взяла её на руки, и мы пошли к шоссе. Когда руки ослабли настолько, что я испугалась – вот-вот выроню девочку, перед нами затормозил «Москвич».
-Нужна помощь? – спросил водитель. -Да, – ответила я. – Леночке немедленно нужно в больницу!
Молодой парень пытался расспрашивать меня, но я не слышала слов. Все слова были сейчас чужими и ненужными.
Я сунула ему какую-то купюру. Парень пытался последовать за нами, но потом передумал. Он в сердцах махнул рукой, сел в свой «Москвич» и уехал.
Наверное, я подняла на ноги всю районную больницу. Медсёстры раздели девочку. Положили на носилки и увезли. Её шубка осталась на моих коленях, сапожки остались рядом, а я всё ждала чего-то.
-Идите домой! – говорили мне. –Всё хорошо. Завтра придёте, узнаете.
-Моему ребёнку плохо! – упрямо твердила я. – Я должна быть здесь, рядом! Как вы не понимаете?
Некоторое время они не беспокоили меня. Потом подошёл бородатый мужчина в белом халате.
-Я Сергей Иванович. Лечащий врач вашей дочери, – представился он. – Не беспокойтесь, ей уже лучше. Температура спала. Девочка спит.
-Можно мне посмотреть на неё?
-Только не долго. И мой вам совет: ступайте домой! Вам нужно хорошенько от-дохнуть.
Я смотрела на спящего ребёнка и плакала. Врач проводил меня до выхода.

Девочка выздоравливала медленно. У неё оказалось сильнейшее воспаление лёгких. Через три недели с небольшим я забрала её из больницы и ещё почти месяц мы ходили на процедуры.
Девочка ни с кем не разговаривала, а я всё чаще задавала себе вопрос: «Кто же она на самом деле?». Её приметы не фигурировали в сводках милицейских сообщений под надписью: «Внимание! Розыск», с которых в последнее время я начинала чтение газет. Я поделилась своими опасениями с лучшей подругой, и она принесла мне заметку двухмесячной давности. В ней говорилось о погибшей предгорной деревушке, где обосновались сектанты. Постройки оказались ненадёжными, и лавина смела их. Заметка заканчивалась словами: «Количество жертв уточняется». Далее следовало сообщение об аварии, в которой погибли мой муж и дочь.
-О, Господи! – подумала я тогда. – Неужели она была одной из них?
Узнать этого мне было не суждено. Подруга помогла достать документы. Из которых выходило, что Леночка осталась жива. Потом мы покинули город. И никогда уже не возвращались.