Прошла огонь

       Мне было семь лет, когда бабушка посадила меня рядом с собой на старинное кресло с деревянными подлокотниками похожими на спящих львов, и стала листать бархатный альбом. На его страницах вмещались снимки всей династии Рябцевых с начала прошлого столетия. Запомнилась небольшая фотография, запечатлившая дедушку с ослепительной улыбкой и весёлыми глазами и бабушку, стройную, светловолосую девушку с букетиком из лесных фиалок. Я рассматривала пожелтевшую от времени фотографию, а бабушка ладонью поглаживала её и с горечью рассказывала о гибели дедушки в первые дни Великой Отечественной войны и о себе, выстоявшей у токарного станка по две смены, чтобы в нашем тылу приблизить Великую победу. Она мне поведала о том, что ты чуть не погибла восемнадцатилетней девушкой в лаборатории военного завода, когда начался пожар, и о твоём спасителе – начальнике, вынесшем тебя на руках без сознания. На тебе не было ни единой царапины, и огонь не коснулся твоей кожи, только из твоей груди тяжело выкарабкивался вдох. Бабушка говорила, что тебя спасло чудо. Затем она отложила альбом, скрестила на коленях свои морщинистые руки и сказала:
       – Прошла огонь твоя мама, но медные трубы молчали…
Я не понимала этой фразы, но долго думала над ней, сидя на кухне, наблюдала за кипением чайника на газовой плите и недовольным его шипением, расплёскивающим по капелькам вытесненную воду, гасившую огонь. Мне трудно было уловить связь между тобой, огнём и медными трубами, зная, что чайник у бабушки медный.

       Друзья отца говорили о тебе с восхищением:
       – Голубоглазая стройная женщина, с точеной фигурой и идеальной грудью, с интригующей улыбкой.
Предметом зависти и восторга становились твои наряды, привезённые из Москвы и Ленинграда во время летнего отпуска. Ты прогуливалась по улице с высоко поднятой головой, не участвуя в соседских сплетнях, всем мило и приветливо улыбалась. И мне казалось, что красивее и счастливее тебя нет мамы на свете.

       Когда мне исполнилось девять лет, я поняла фразу бабушки «Прошла огонь…»
Ты долго и тихо плакала, затем взглянула на меня небесными глазами, полными слёз, и сказала:
– Прости меня, доченька, уезжай с братом в Россию к бабушке…
Я не понимала, что происходит, но чувствовала приближение беды. Ты осторожно прикрыла двери и заперлась на ключ. В доме больше никого не было, меня охватил страх одиночества, я почувствовала себя маленьким пушистым котёнком, брошенным на произвол судьбы в тесный, закрытый дворик, из которого трудно выбраться, чтобы снова проникнуть всем телом в тепло матери и вжаться в её мир и ощутить себя под её защитой. Я стала плакать, стучать в двери кулаками и кричать:
– Мама, открой! Открой! Я люблю тебя! Мне страшно!…
Сколько это продолжалось я не помню. Ты мне открыла дверь. Твоя бледность и прохлада обессиленных рук, держащих измятый лист бумаги в клеточку, похожий на письмо, пугали меня. Ты обняла меня и тихо произнесла:
   –  Спасибо тебе, родная, ты меня спасла...
       Я привела пятилетнего брата из детского сада и мы стали поспешно собирать вещи, чтобы уехать к бабушке в Россию, а ты медленно передвигалась по комнате и казалась отрешённой от всего происходящего. Вечером вернулся с работы отец, вы беседовали до поздней ночи.
Я уложила брата в постель, прилегла на большой диван, накрылась пледом и уснула.
       Утром было всё по-прежнему: над нашим белым домом светило яркое солнце, за окном зрел виноград, по двору бегал сытый и довольный Шарик и вилял радостно хвостом. Никаких перемен в нашей жизни не произошло, даже небо было бирюзовым без единого облака, и в его отражении плескались золотистые блики чистой воды, до краев наполненной в жестяное корыто, стоявшее посреди двора, на случай отключения водопроводной воды.
       Радость переполняла меня, когда я увидела тебя, стоящую у плиты в летней кухне. На огне закипал чайник, а на раскалённой сковородке жарились мои любимые блинчики. Ты обернулась изможденным лицом с голубыми, слезящимися глазами, в них я увидела глубокую печаль.
   – Наверное, вчера ты проходила медные трубы, о которых говорила мне бабушка, – подумала я.
       Позднее, мы узнали, что наш папа ездил в санаторий, познакомился там с другой женщиной, а она прислала любовное послание на домашний адрес, узнав его из медицинской карты.