Круг четвертый Зонты и благовония

       День начался замечательно – на рассвете рванула канализация. И в коммуналке заметно повеселело.
       Дядя Слава, злой, как евнух, откормленный виагрой, шлёпал по лужам с кастрюлькой борща с салом. Вася Клей, забравшись на софу вместе с грязными ботинками, играл на кастаньетах «Полёт шмеля». Тапочки неспешно подплывали к моей койке, попутно зачёрпывая забортные потоки. Я спрыгнул на пол, целясь в шлёпанцы ногами, но промахнулся и покатился на ягодицах по паркету, попутно осознавая, что Земля круглая.
       А накануне мне дали зарплату, и я вусмерть упился. Однако умер почему-то Луччиано Паваротти. Шёл 2007 год.
       Впоследствии, вышагивая по подземному переходу и попивая «Шипр», я не раз задумывался об утренних событиях, и мне становилось адски дискомфортно. От пересыпа со Светкой. А может, от инфляции.
       Только теперь я в полной мере осознал, как сильно хочу в Чернобыль. Там тепло. И яблоки.
       Проходя мимо внеочередного ларька, я обратил внимание на крупную вывеску. Она гласила: «Зонты и благовония. Распродажа. Скидки до 50%». И ниже приписка: «А также освящение куличей и заточка лопат».
       Объявление мне понравилось. Я поставил сумку, явил на свет Божий фотоаппарат и начал раскладывать штатив, попутно воруя у пенсионера, играющего на волынке, магний, щедро пожертвованный студентами химфака.
       Вскоре фотоаппарат был настолько готов, что мне захотелось его поперчить и съесть. Я приподнял полотнище, спрятался под него и приготовился запечатлевать для истории гениальное произведение ПТУшного пошива. И тут свершился казус.
       Линза треснула и повторила подвиг спидозника наркомана Акакия Петрова. Короче, сдохла. Ножки штатива подломились, а я, в свою очередь, замотался в тряпочку и стал в неё молчать.
       БУМ!
       Капитальный удар чем-то тупым пришёлся мне в переносицу, и я понял, что меня хотят убить, после чего отпилить мне хвост по латыни. С горя я хлебнул одеколона и собирался спрятать бутылку в карман, когда новый удар разнёс стеклянную тару в драбадан к чертям собачьим и тиграм уссурийским. Это было настолько чересчур, что мне даже захотелось сексу и фисташек. Однако Светки и Венеции рядом не было, и я вылез из-под импровизированного одеяла, попутно хватая удары зонтика и засовывая их за воротник.
       Наконец, освободившись из полотняного плена, я выполз на бесстыжий гранит подземного перехода. Первой жертвой моего взгляда стала жевательная резинка, прилипшая к полу и теперь глазевшая в мою правую ноздрю.
       Чёрт побери, я же с самого утра ничего не кушал, окромя борща и кокаина. Ну и «Шипра», разумеется.
       Я отлепил жвачку и стал её жевать, теряя аппетит и пломбы. Странно, почему зонтичные удары прекратились? Прямо затишье перед бурей…
       А вот и буря! Нет, только не по глазам! Я могу скакать и галопом, только шоры наденьте!
       - Кто съел мои шпроты? – визжал зонтик.
       Светка? А я не побрился.
       С огроменным трудом воздев свои ясные очи к потолку, я узрел разъярённую мордашку своей рыжеволосой мегеры, с энтузиазмом плюющуюся кислотой. Руки пародии на Лолиту сжимали зонт-автомат на манер алебарды. Грозное оружие свистело в воздухе и дарило моим глазам китайские фонарики и звёздочки.
       Я скорбно оглянулся. Пенсионер бросил волынку и лихо отплясывал канкан, высоко задирая босые волосатые ноги и эротично обнажая розовые панталоны. Магний позёмкой стелился по гранитному полу. Худосочный кот с выраженными рёбрами остервенело чихал на сливки.
       В итоге мне надоело всё это избиение курьеров, потому я вскочил, прижал Светку к религиозному ларьку и укусил её за ключицу. Коммунальный секс-символ заверещал, схватил меня за адамово яблоко и начал счищать с него кожу. Было больно.
       - Сними с меня корсет, иммидедли!
       - Хватит обзываться!
       - Учи язык Байрона, Айвенго помойный!
       Я упёрся ботинком в спину Светы и начал рвать шнурки корсета. Мне помогали пенсионер, похотливый кот и сексуальная зависимость.
       - Гражданин, Ваши документы!
       Я ударил Свету и засосал участкового. Блин, опять перепутал…
       Дальше я помню смутно. В голове всплывала только одна картина: по улице несётся молодой прыщавый курьер с перекинутой через плечо нечеловечески визжащей девушкой, играющий на волынке и в перерывах жующий кошачий хвост. За ним скачет участковый на игрушечной лошадке и безостановочно свистит в малосольный огурец. Кукрыниксы, блин, отдыхают.
       А потом в коммуналке, порядочно отдышавшись, мы наблюдали, как дядя Слава, потирая дюжий кулак, выбрасывает жиголо в погонах в мусоропровод.
       День плавно делал наклоны в сторону заката. Мы со Светкой пили кумыс и занимались сексом. Много секса и ещё больше кумыса. Далее было пиво, кокаин и снова кумыс. И снова русский секс, бессмысленный и беспощадный.
       Короче говоря, выходной вышел на славу. И только засыпая, я серьёзно задумался: «А кто же всё таки съел шпроты? Наверное, он серьёзно разгневал богов.»
       Гнев – плохое чувство.