Встреча одноклассников

 Читать пред. http://www.proza.ru/2010/02/12/536


Просто не верится – у нас необычный праздник: прошло 55 лет со дня окончания школы. Жду ребят. Сегодня будет девять из шестнадцати выпускников тех далеких, первых послевоенных лет. Сбор к 12 часам. У меня все готово. Достала и поставила на виду фотографию выпускного вечера. Вчера съездила в «Перекресток» и накупила всего самого вкусного, что увидела. Складывая в тележку продукты, вспомнила наше военное детство (словно укол в сердце!), когда кусок турнепса или маленькое печеньице, выданные на переменке, были лакомством.
 А пока, полулежа в плетеном кресле на террасе, пью кофе, читаю. Звонок у калитки. Кто бы это мог быть? Еще рано. Набросив что-то, бегу. Оказывается, первая ранняя гостья – Юля. Мы с ней не виделись с предпоследней встречи, то есть ровно 25 лет. Однако узнала сразу. Была светленькая, настоящая блондинка, теперь седая. Рассматриваем друг друга. Интересно, какой у меня цвет волос? Какая я там, внутри? Даже думать не хочу. Я просто «высокая стройная блондинка с голубыми глазами», как чувствовала себя известная актриса, выходя на сцену. У Юли сохранились те самые небесно-голубые лучистые глаза, как в юности. Настоящие небеса. Мне кажется, она была самая хорошенькая из девочек, всегда на виду. И знала об этом. А теперь, я бы не сказала, что ей так же хочется быть на виду. Скорее – наоборот.
Поднялась на террасу, села в плетеное кресло, приподняла от жары платье и я увидела – увидела длинные панталоны, носочки. В вырезе платья – грудь…
Ох, уж эта грудь! Тогда страдали: где ее взять, теперь: куда деть. (Помню, я в кармашки блузки вкладывала по носовому платочку, чтобы повыше.) Лучше не рассматривать друг друга, будем пить кофе и беседовать, хотя чувствую, что разговаривать не о чем. В чем дело?
С Юлей у нас никогда не было теплых отношений. Мы мало знали друг о друге, возможно, потому, что были в разных компаниях, которые возникли территориально.
Наша школа стояла на высоком обрыве над Клязьмой, которая служила водоразделом, делившим класс не тех, кто жил на «этом» берегу реки и тех, кто на «том». Границей служил «Шапкин мост». Юля жила на противоположной стороне, и наши дороги не пересекались. Вероятно поэтому я никогда не интересовалась судьбой Юли. И только теперь, по прошествии стольких лет, узнала, что она преподаватель математики в вузе и что у нее ученый муж. Последние годы Юля жила в другом городе и не была на нашей встрече, которая состоялась тоже у меня, пять лет назад.
Мне пора «нарисовать глазки», как говорил Борис. Вспомнила его поговорку, подходящую к этому случаю, которая сейчас, пожалуй, как нельзя, кстати: «Прибери пенек и выйдет паренек». Наблюдая мое превращение, Юля сказала, что она совсем не красится. А жаль.
Примерно через час появилась Катерина. Вот кого годы не одолели. У Кати яркий цвет лица, сохранившийся до сих пор. Неотразимая улыбка. Совершенно не изменилась с последней встречи. Мне от нее очередной подарок – два куста клематиса. В прошлый раз она подарила кустистую розу, которая именно в этом году впервые расцвела, словно специально к нашей встрече.
Девочки принялись щебетать, а я пошла переодеться.
 «Странно, могли бы о чем-нибудь более интересном поговорить, например, о мальчиках, ведь обе с одного берега. Юля и Катя уж точно были не только подруги, но и соперницы. Самое время выяснить, кто кому дорогу перешел», – подумала я, прислушиваясь к разговору о житейских делах. Пришлось прервать их разговор – пора вынести в сад скамейки и стол.
Мы с Катей, испытывая взаимную приязнь, возникшую в последние годы, деликатно отстранили Юлю от работы и вдвоем начали таскать в сад мебель, накрывать столы.
Приехал на машине Пухов. В классе был еще один мальчик с пушистой фамилией – Пушков и мы, по школьной привычке к прозвищам, звали их Пух и Пушок. Всеобщий любимец Пушок – политический обозреватель по Востоку – увы, болен, и жена не отпустила его. Он не был и на предыдущей встрече.
Пух у нас главный идейный вождь этих встреч. (Хозяйством ведаю я.) Как получилось, что бывший растеряха, каким казался нам Пух в те далеки годы, настолько изменился, что стал нашим организатором? Помнится, частенько опаздывая на уроки, появлялся в треухе, вывернутом так, что нельзя было понять, где уши, где козырек, а его портфель – даже и не портфель, а военный планшет – почему-то не закрывался, и казалось, что из него, того и гляди, вывалится все содержимое.
Однако понаблюдав вместе с Катей за Пухом, занятым установкой и подключением проигрывателя, мы поняли, что в сущности, он не изменился. Тут же потерял удлинитель. Ни секунды не раздумывая, схватил бутылки, выставленные на журнальный столик, свалив их, словно охапку дров на кресло, а вместо них поставил проигрыватель. Но ему показалось, что столик недостаточно устойчив, и он начал с интересом приглядываться к разделочной доске, на которой лежал хлеб. Мы с тревогой наблюдали, что же еще разорит Пух. Решительно вынув доску, укрепил ею столик и снова начал спрашивать, где удлинитель. Нас ожидала ностальгическая музыка…
Приехали девочки – Валя и вторая Юля. Вместе с ними прибыл бравый Костя. Чем старше он становится, тем явственнее дают о себе знать его благородные предки. Я - особенно сейчас - легко могу представить его в костюме для верховой езды со стеком в руке. Коренаст, подтянут, гордая посадка головы, густые волосы с проседью лежат крупной волной. Нос прямой, решительный. Костя красивый, но с каким-то изъяном в выражении лица, словно он ощущает вину за то, что не смог сберечь свой титул и достояние предков. Он знает особняк в Москве, которым, возможно владел бы при иных исторических обстоятельствах, да и не худо смотрелся бы в нем…
Наконец Пух, найдя удлинитель, включил музыку, и мы, выпив по бокалу шампанского, начали танцевать.
 И тут приехал Сережа. Именно его я ожидала с особенным интересом. Радостно кинулась навстречу, мгновенно прокрутив в памяти наше детство и юность – ведь он был моим ближайшим соседом, как в раннем детстве, так и в юности, когда наши родители построили собственные дома в Болшеве.

 Сережа был в классе на особом положении – на него возлагали надежды все: товарищи, родители, педагоги. И он оправдывал эти чаяния. Сережа прекрасно успевал по всем предметам. Сейчас его бы назвали одаренным мальчиком. Интеллигентные родители, о которых мы знали не понаслышке, особенно мама, старались и в нас, его друзей, вложить то, чего мы были лишены в трудное военное время. Мария Антоновна Новицкая (по образованию химик), окончившая институт благородных девиц, мечтала создать сыну обстановку, в которой прошло ее собственное детство. Мы собирались в их доме разыгрывать шарады, пуская в ход содержимое шкафов и комода Марии Антоновны для театрализации изображаемых слов. Каждый выходной она играла для нас на фортепиано, обучала бальным танцам. Не жалея сил, пыталась привить нам хорошие манеры. Помимо этого, нашла мастера, который выточил комплект деревянных шаров и молотков для игры в крокет. Мы устроили площадку перед их домом и все свободное время гоняли шары через воротца и мышеловки, выходили в разбойники, крокируя шары противника.
Для танцев, как правило, нас собиралось три или четыре пары. Я и Рая, моя лучшая подруга, были постоянными дамами, а остальные менялись в зависимости от вкусов наших кавалеров. Вечер начинался, как и театр, с вешалки. Мальчики должны были помочь нам раздеться. Мы бы и сами легко справились с нашими жалкими одежками, но галантность как одна из главных наук входила в курс обучения хорошим манерам. На первых порах Мария Антоновна присутствовала в передней, но, решив, что несложный урок усвоен, полагала, что Сережа теперь сам справится. И тогда раздевание частенько заканчивалось небольшой потасовкой, так как, приняв наши пальто, Сережа норовил, в виде чаевых за услугу, ткнуть нас в бок или слегка лягнуть. Мы, конечно, тоже не оставались в долгу.
Однако в зал все входили чинно, и сразу же начинался «grand-ronde» – большой хоровод. Мария Антоновна исполняла торжественный полонез, и мы шествовали друг за другом, переходя из одной комнаты в другую. Потом изучали новый танец, повторяли старые. Затем каждый из танцоров заказывал свой танец. Я любила «польку-бабочку» и приглашала Пушка. Сережа, как правило, - па-де-патинер (танец конькобежцев) и обычно приглашал меня. Костя лихо отплясывал мазурку. Танцевали па-де-грасс, полонез, па-де-катр и, конечно, вальс. Однажды девочки даже соорудили себе длинные платья, а мальчики вдели в петлицу цветы.

 Сережа идет с палочкой, слегка прихрамывая. С самого детства у него были неприятности с ногами. Высокий, худощавый мальчик, недокормленный в войну. Первый раз он сломал ногу еще в школе. Потом, кажется, где-то в одном из горных походов, которыми увлекался всю жизнь. В последнюю нашу встречу - пять лет назад - был на костылях.
Я протянула ему обе руки, ожидая если не объятий, то хотя бы дружеского поцелуя, однако не дождалась. Поздоровался так, словно только вчера виделись. Да, Сережа остался прежним. Я, правда, не получила в этот раз коленом под зад, но желание дать сдачи, как и тогда, у меня появилось:
 – Поцелуй, пожалуйста, руку! – Сережа взглянул на меня крайне удивленно:
- Ну, ты даешь! – Однако руку поцеловал. Ура, победа!
Рассматриваю Сережу очень внимательно, ведь, в сущности, он интересовал меня больше всех остальных. Выглядит молодо, строен, по-прежнему красив, пожалуй, его зрелая красота стала даже ярче. Сережа оправдал общие надежды – он известный ученый физик-теоретик. Работает в Черноголовке.
 Когда-то, еще до школы, мы жили в Подлипках на улице Коминтерна в домах, стоящих через один друг от друга. Наши родители взяли для нас бонну-немку и мы, несколько детей, собирались на квартире Сережи, где бонна разговаривала с нами только по-немецки, так как не знала русского. Перед самой войной наши пути снова пересеклись – мы стали соседями и вновь через дом друг от друга. Выходит, что знакомы всю нашу жизнь. Когда стали постарше, Сережины родители иногда приглашали меня вместе с ними в консерваторию, театр, где сажали нас отдельно от себя. Однажды на «Анне Карениной» во МХАТе, после слов Анны, сказанных еле слышно: «Я беременна», когда весь зал замер, Сережа, наклонившись ко мне, спросил: "Что она сказала?" Я от смущения пролепетала, что тоже не расслышала…
Мы никогда не были влюблены друг в друга, хотя однажды, поздним вечером, когда возвращались от Раи после партии карточного «Кинга», которым развлекались, сдав очередной экзамен, возле моей калитки он попытался меня поцеловать - думаю, из любопытства. Я оттолкнула его и случайно сшибла очки, после чего оба долго и безнадежно шарили в полном мраке по земле. Он вернулся к Рае, чтобы взять у нее фонарик, а я ушла домой, гордая от сознания справедливого возмездия за его дерзость.
Наутро, когда мы с Раей сели готовиться к следующему экзамену, я обратила внимание на чрезвычайно самодовольный вид любимой подруги – ее просто распирала какая-то тайна. Наконец, не выдержав, она проговорила:
 – Знаешь, вчера та-ко-е бы-ло!
 – Что, – спросила я, быстро просчитав это «бы-ло», – тебя Сережа поцеловал?
 – А откуда ты знаешь? – удивилась Рая.
 Тогда я рассказала ей начало. Очки, однако, они нашли.

Приехал Володя – профессор каких-то социологических наук. У него вид и повадки важного гостя. Его привез на машине сын. В школе он был комсоргом. Просто персонаж из кино тех времен – положительный, с аккуратным белым воротничком, выправленным поверх пиджака. Готовый Олег Кошевой. Никаких легкомысленных поступков, боже упаси! Все мысли и слова выверены! Были у него поклонницы, которым нравился такой герой, но я не входила в их число. И только время примирило меня с ним. Мне кажется, что он так и остался комсоргом на всю жизнь, и даже почудилось, что он попытался вернуть меня в свое прошлое, рассчитывая, что я его сейчас поддержу, вспоминая как прекрасно было то время, как мы верили… «Помолчи, лучше не будем об этом». Теперь, оставив в прошлом подобные разногласия, мы с ним общаемся по телефону больше, чем с остальными. Володя увлекается наблюдениями за природой, пишет эссе. Это он и моя лучшая подруга Рая, уединившись на прошлой встрече, не сводя друг с друга жадных глаз, выясняли, почему же они навсегда расстались после выпускного вечера, когда бродили и целовались всю ночь напролет… Раи уже нет с нами. Она словно прощалась со своей юностью в тот июль.
 Сели за стол. Молча выпили за покинувших нас друзей. Вспомнили родителей, Марию Антоновну, педагогов.
 Постепенно шум за столом нарастал, уже ничего нельзя было услышать за гвалтом, говорили все разом. Надо было внести что-то новенькое в застолье. Меня осенило.
Я попросила тишины и сказала, что сейчас будет сюрприз. Пошла в дом. Вместо брюк надела шорты. Туфли на высоких каблуках создали парадный вид. В духовке, к этому времени, испеклась картошка. Я взяла на одну руку поднос с горячей картошкой, вторую подняла в победном призыве и под музыку, которую поставил Пух, появилась на крыльце. Постояла, дав возможность разглядеть себя. Такого смелого стриптиза не ожидали! Мои загорелые ноги, оттененные белыми шортами, произвели впечатление. Я услышала интересное откровение, связанное именно с ногами.
 – Знаешь, я впервые понял, что мне нравятся женские ноги, когда увидел тебя и Раю в тире, – сказал Сережа, совершенно неожиданно для меня поцеловав мне руку, уже по собственной инициативе. – Вы лежали на мате и целились из винтовки.
Кстати, я неплохо стреляла из малокалиберной винтовки, даже помню ее название – «образца 1893/30 года». А на нас были шаровары – свободные спортивные трусы из черного сатина, собранные внизу на резинке – бр-р!
- Ну, и чьи же ноги понравились тебе больше? – ревниво спросила я.
- Ты знаешь, уже не помню, – честно признался Сережа.
 Почему-то все вдруг почувствовали нежность друг к другу, стали вспоминать, кто кого любил, как выглядел и, забыв о возрасте, влюбились вновь. Костя, сидевший слева, кинулся целовать мою левую руку. Не удержавшись на этом уровне, доцеловал ее постепенно до самого плеча. Остальные тоже начали обниматься и целоваться. Снова начались танцы. Танцевали упоенно, самозабвенно, как в юности. Даже Сережа со своей палочкой не отставал.
Потом, усевшись полукругом, фотографировались.
Напоследок Сережа вспомнил, что не отдал деньги за пикник. Он протянул мне сотню, а я, совершенно расшалившись, сказала:
– Пожалуйста, вот сюда, под резинку – и подставила ему отогнутый край шортиков. – Так полагается стриптизершам, – добавила, чтобы он понял шутку. Я рисковала нарваться на очередное «ну, ты даешь!», однако Сережа принял мою игру. Слегка ухмыльнувшись, подсунул деньги, мне даже показалось, что с удовольствием.
Не переиграла ли я? Ну и пусть, зато я так встряхнула ребятишек! Все зааплодировали нам с Сережей.
Через час после разъезда гостей позвонил Костя, поблагодарил и сказал, что он в меня влюбился: «Ты стала такая красивая, я потерял голову».
 Я давно все убрала за гостями, головы не видела. Зачем мне его голова? Той, единственной, что мне нужна, уже нет на этом свете…
14 июля 2002.

Добавление.
Недавно в местной газете нашла снимок нашей школы. Она тогда называлась Болшевская железнодорожная школа №7.
Теперь, как видно из надписи на фото Школа № 1.
 07.11.13.

"Давно не была возле своей школы, да и не удивительно. Она, словно и не она, потому что прекрасная старинная усадьба, приспособленная под школу, сгорела в 1950 году. Теперь, на ее месте стоит  каменный трехэтажный стандарт, так неуместно смотрящийся на  высоком берегу Клязьмы.  Однако, подойдя к левому берегу оврага, увидела крутой противоположный  склон, накатанную ледяную горку, тянущуюся от школы;  ребят, скатывающихся с нее, как когда-то и мы, на чем только можно – на  ранцах и портфелях, на фанере и просто на заду. Эта картина примирила меня с потерей родной школы".

Дополнение.
Фамилии упомянутых в рассказе одноклассников.
Юля Тюльпакова
Катерина Выборнова (в замужестве Широкова)
Пух  - Сергей Пухов.
Пушок - Алик (Алексей)  Пушков
Валя Руднева
Юля Арбатова
Костя Климов
Володя Поздняков
Сережа - Сергей Викторович Иорданский
 Рая - Раиса Павловна Демёхина (в замужестве Елизарова)  - преподавала в нашей  школе до конца жизни.
Рассказчик - Галина Сергеевна Романова (в замужестве Заходер).


   Читать след http://www.proza.ru/2010/12/26/611