Бог нас любит

Дядя Сережа, новый мамин любовник (хахель, как она выражалась), мне понравился. В отличие от всех предыдущих (во всяком случае тех, кого я помнила), он выглядел вполне прилично. Подтянутый мужичок лет сорока, аккуратно одетый, нормально причесанный, без всяких там татуировок. И, как оказалось, малопьющий. Это вообще было нонсенсом: ведь с большинством своих сожителей маман сходилась именно на водочной почве. А тут – такой вот киндерсюрприз. Не иначе бог все-таки есть, и он действительно нас любит.

Появился он у нас в доме в тот момент, когда маман была, как никогда, плоха. Из комнаты выползала редко, только в туалет, да чтобы наорать на меня и попросить сгонять в магазин. Впрочем, орала больше не по делу, а так - что-то несвязанное. Когда у нее был запой, она совсем забывала русский язык, объясняясь в основном знаками. И тут – звонок. На пороге – мужчина, да такой необычный для нашей квартиры: словно адресом ошибся.

- Здравствуй, куколка. А Тамара Ивановна здесь живет?

Он не выходил от матери до утра. Чем они там занимались – догадаться нетрудно, даже я, десятилетнее дитя, в таких вещах разбираюсь. Правда, было странно, как он вообще смог расшевелить маман – уж больно она была невменяема. Однако утолить свое любопытство я не рискнула: был у меня горький опыт подобного рода - все тело потом было в синяках.

А через некоторое время дядя Сережа поселился у нас насовсем. И это было здорово, просто невероятно: маман сразу изменилась в лучшую сторону. Пила мало, максимум полбутылки в день, носила чистую одежду, даже губы начала красить. Чудеса чудесатые!

А вот Римме, нашей квартирантке, дядя Сережа не понравился. Впрочем, она никогда не была в восторге от маминых сожителей. Одно время я даже думала: не лесбиянка ли она? У нас в классе есть одна девочка – так у нее мать живет не с мужчиной, а с другой женщиной, и эта женщина ее ко всем ревнует. Вот я и думала: а вдруг Римма тоже такая?
Ведь маман она и в самом деле любит. Покупает ей водку за свои деньги, ведет с ней задушевные беседы… Но нет, она не лесбиянка, она просто хорошая очень. Люди из провинции они вообще лучше нас, москвичей. А Римма – из очень глухой глуши, из какого-то маленького городка рядом с Хабаровском (она говорила, что за город, но уж больно у него название длинное, прямо японское, я не запомнила).

Римма хорошая, но бедная. У нее нет денег для того, чтобы снимать квартиру, вот она и терпит нас с маман: ведь комнату, в которой она живет, маман сдает ей по какой-то ну очень смешной цене. И это нормально: не всякий согласиться жить в грязной квартире с ободранными стенами, где в соседней комнате прозябает алкоголичка, а в коридоре, на раскладушке, спит ее десятилетняя дочь.

Но, кстати, о раскладушке и коридоре. С появлением дяди Сережи мой угол у меня отобрали. Точнее – меня переселили в комнату, под бок к матери, хоть я и сопротивлялась (на кой черт мне нужно слушать ее пьяные бредни да быть свидетелем ее половой жизни?). Но дядя Сережа решил проблему: протянул леску, прикрепил к ней занавеску – получалась ширма. Нечего, мол, ребенку в коридоре спать – там сквозняки.

Одним словом, дядя Сережа мне очень нравился. Я и не помнила, когда маман была такой спокойной и довольной. И даже больше: прямо на моих на глазах она превращалась из маман в маму – какой она была когда-то, в те счастливые времена когда папа был еще жив. Ведь у нас как все получилось? Жили были мы вместе – мама, папа и я – дружная семья. Папа был классный – работал инженером, носил костюмы, пел песни в душе, дарил мне кукол и плюшевых собачек. И мама была – красавица! Она же не просто женщина, она – самая настоящая актриса. Играла в театре, даже в кино снималась – вот какая была. А потом – бах! Ехали мама с папой на машине по горной дороге. Навстречу им, прямо в лоб – грузовик (обгонял кого-то). Папа-то умер сразу, на месте. А мама – ничего, выжила, правда, вернулась из больницы уже не мамой, а другим человеком. Я ее тогда решила называть маман (где-то услышала такое слово). Вырезали ей разные внутренние органы, из-за чего сразу инвалидность дали. Да ладно бы это – у нее на щеке, от глаза до подбородка появился очень некрасивый, глубокий шрам. И после этого мама перестала быть мамой, потому что начала пить. Работать больше не могла, денег не было, постепенно продавала все вещи, так что у нас скоро в квартире почти не осталось мебели – была лишь кровать, да моя раскладушка, да стол на кухне. Вот и все. Однако повезло – бог, который, как говорят, любит нас, послал нам Риммочку – бедную молодую девушку из какой-то хабаровской глуши. Она снимала комнату, и на эти деньги мы жили.

Но Римма была не просто квартиранткой, она была другом – моим и маманиным. Вот почему я, несмотря ни на что, все же слушала то, что она говорила насчет дяди Сережи.

- Ох, не нравится мне это, не нравится. Ну, ты посуди сама: зачем такому мужику твоя мать? Что ему от нее нужно? Уж не любовь же это?

А почему бы и нет – хотелось закричать мне. Ведь я знала, как рано утром, когда все думали, что я еще сплю, вертятся и шепчутся за ширмой мама с дядей Сережей. Оттуда, из-за этой занавески, доносились звуки нежности и наслаждения. Они будили меня, и я, глядя в окно на темное, еще ночное небо, думала о папе. Как ему там, на этом небе? Не сердится ли он на маму? А может быть, когда человек умирает, он становится богом и может влиять на жизнь тех, кто остался на земле? Тогда это сам папа мог послать нам дядю Сережу – вот что я думала.

Но однажды я все же всерьез поразмыслила над Риммиными словами. Вот уже некоторое время мама, хоть пила довольно мало, чувствовала себя неважно: не вставала, была очень бледной, худой. Дядя Сережа носил ей завтраки и ужины в постель, кормил какими-то таблетками. Несколько раз приходили какие-то люди – один был точно врач, потом были важные с виду дядечки с кожаными кейсами. Они долго сидели у мамы в комнате, о чем-то говорили.

Когда я рассказала об этом Римме, она сразу переполошилась.

- А вдруг она прописала его в квартиру? – неожиданно спросила она. И застыла, словно поняла что-то.

Я не поняла ничего, но нехорошие подозрения у меня возникли. Ведь квартира была нашей единственной ценностью, семейной реликвией, доставшейся от отца. А о том, что в столице процветает квартирное мошенничество, я была наслышана. А вдруг дядя Сережа – жулик? Ведь он и в самом деле так чудно появился в нашей жизни, да и вообще был странным, нетипичным маминым ухажером.

На мать в данном вопросе полагаться было нельзя: сто процентов, она была влюблена и, разумеется, ослеплена чувством. Значит, нужно расспросить дядю Сережу самостоятельно – решила я. И это решение чуть было не обошлось мне очень дорого.

Как-то вечером, когда мама уже заснула, я выскользнула в коридор. В ванной горел свет, но дверь была не заперта – даже слегка приоткрыта: значит, дядя Сережа там, и самое время застать его врасплох и как следует поговорить. Я резко распахнула дверь, и тут же обалдела. Обалдел и он.

- Куколка? – он явно не ожидал меня увидеть.

В руках у него было две открытые бутылки: в одной – водка, а в другой – жидкость для мытья ванны. Что он делает? Что он… И тут все соединилось: внезапная мамина болезнь, странные люди с кожаными кейсами, шепчущиеся в ее комнате… Он подливает в водку отраву! Нужно было бежать, срочно будить маму, звать на помощь. Но он, словно угадав мои намеренья, схватил меня за плечо.

- А ну, тихо. Скажешь кому-нибудь о том, что видела – сильно пожалеешь.

И я испугалась. Передо мной был не тот ласковый и вежливый дядя Сережа, к которому я привыкла. Прямо в глаза мне смотрел страшный человек – большой, сильный, жестокий. Шевельнуться, произнести хоть один звук было просто невозможно. Уж не знаю, чем бы кончилась эта сцена, если бы не новый шум – треск открывающегося замка и шаги Риммы в коридоре.

Ночью я не спала – как можно уснуть в таком положении? Я прислушивалась к каждому шороху, доносившемуся из-за ширмы, с ужасом ждала что вот-вот появится он – убийца, который задушит или зарежет меня. Меня всю трясло, но я знала: нужно срочно что-то делать. И неожиданно я поняла: поговорить с Риммой – вот что нужно! Ведь это она первая заметила неладное, именно она заподозрила в недобрых намерениях нового маминого «хахеля».

На утро я подкараулила Римму в кухне.

- Риммочка! Мне тебе нужно такое рассказать! – зашептала я. И тут же выложила все, как есть. Римма меня слушала и бледнела. Когда я закончила свой рассказ, ее лицо было прямо-таки бледно-зеленого цвета – вот как она переживала. Потом она медленно поднялась, сказала, что у нее появилась идея и пошла к себе. Я же побежала за ней и… врезалась прямо в дядю Сережу, перегородившего мне дорогу.

- А ну стой, где стоишь. И ни с места, ясно?

От ужаса я чуть было не наложила в штаны, (оно и не удивительно – каждый бы наложил в такой ситуации). Но ему до меня не было дела. Он распахнул дверь в комнату Риммы, достал из кармана какой-то маленький красный блокнотик.
 
- Майор Тополев. Вы арестованы! – так он сказал. И скрутил Римме руки. А что было дальше…

Дальше все было очень громко, шумно и бестолково. Мама плакала, Римма брыкалась, к нам приехало человек пять в милицейской форме. А дядя Сережа, то есть, дядя майор Тополев, всех успокаивал, всеми руководил. И вот что оказалось. Римма – известная бандитка, которую долго искали и никак не могли уличить с поличным (это дядя майор так сказал). Она (и еще разные нехорошие люди) втирались в доверие к тем, кто болен или много пьет, чтобы отобрать у них квартиры, а хозяев – убить. И маму они тоже убить собирались. И убили бы – если бы не дядя Сережа! Это он нас спас. Он нам помог. А еще он присел передо мной на корточки и тихо-тихо сказал: «Мама у тебя замечательная. Очень несчастная, но замечательная. Не бойся, я вас не брошу. Мы вылечим твою маму, она больше не будет пить».

Вот уж не знаю, сдержит он слово или нет. Но я очень, очень хочу, чтобы сдержал. И поэтому сейчас я смотрю на черное, ночное небо (звезд не видно). Смотрю и прошу папу и Бога: пожалуйста, пусть дядя Сережа вернется. Пусть моя мама не будет больше пить. Пусть к нам больше никогда не придут бандиты. Господи, сделай так, если ты действительно любишь меня.