Она писала о смерти...

***
«Когда в твою жизнь входит ангел, ты его не слышишь. Он ступает мягкими, неслышными шагами по раскаленным углям.
Тем, что обжигают твое сердце, тем, что вырываешь из груди и кидаешь прочь от себя, чтобы вздохнуть свободнее.
Ангел впереди тебя, ступает по красным камням и обжигает босые ноги.
Почему-то люди привыкли говорить о крыльях ангела. А видел ли ты когда-нибудь его глаза? Его руки… Его ступни, красные от углей…
Ангел шагает по кричащим камням, а ты не видишь.
Ангел собирает красные камни, чтобы ты не обжег своих ног. А ты плачешь, оглядываешься, падаешь на землю и … Ищешь своего ангела.
Ты смотришь назад и продолжаешь рвать свое сердце. Но ты не видишь. Ты не видишь ангела. А он идет впереди тебя.
Не у всех ангелов есть крылья. Но у каждого ступни, сожженные в кровь. От потухших углей.»

- Это всё? – спросил человек в белом халате и недовольно поморщился.
- Всё, - прошептала санитарка. – Последняя запись. Это ее дневник.
Врач молча кивнул и отвернулся к окну:
- От осени добра не жди.
- Осень не причем. Это… люди.
ОНА лежала за стеной и смотрела в белый потолок. Белые губы чуть заметно дрожали, а пальцы вонзились в накрахмаленную простыню с неистовством и силой, на которую только способно безжизненное тело.
- Ну, милочка, - сурово прокашлял врач, входя в дверь. – Что мы будем с Вами делать?
Девушка, молча, закрыла глаза и тяжело сглотнула.
- Все же глупые вы, молодые, - продолжал врач мягче. – Парень бросит, а вы уже на подоконник лезете.
Девушка распахнула свои болезненные глаза и пронзила взглядом врача.
Тот прошел к окну и покачал головой:
- Говорят, осень в этом году будет дождливая.
- Подоконник здесь не причем, - прошептала девушка сухими губами.
- Что Вы сказали?
- Я хочу жить, - слёзы мелькнули на ресницах и горячей струей сбежали по щеке.
Человек в белом халате подошел к каталке, взял ледяную руку девушки в свою ладонь и улыбнулся:
- Все зависит от вас. Мы вам обязательно поможем.
- Чем?
Врач похлопал ее по руке:
- Главное, отдыхайте. И… нам нужно знать Ваше имя. Как Вас все-таки зовут?
Девушка закрыла глаза и отняла слабую руку:
- Пишите, что хотите. У меня нет имени. А то, которым меня зовут, вам не понравится.
- Милочка, давайте по-хорошему, - врач спрятал руки в карманы белого халата. – Нам нужно назначить лечение. Кроме дневника у Вас ничего не нашли.
Санитарка смущенно заглянула в кабинет:
- Разрешите, я сама с ней поговорю.
Врач махнул рукой и вышел в коридор. Полы халата развивались белым плащом, а каблуки угрюмо стучали по каменному полу. Когда шаги стихли, санитарка прошла в кабинет, хлюпнула носом и положила старческую руку на плечо девушки. Та открыла глаза, улыбнулась и натянула простынь до подбородка:
- Вы похожи на мою бабушку. Только она терпеть не могла запах больницы.
- Милая, - зашептала старушка. – Скажи имя, я сообщу твоим родным, они…
- Они далеко, - отрезала девушка и вздохнула. – Я не хотела уходить из жизни. Просто я очень устала. Где меня нашли?
- У пристани. На старой скамейке.
- Почему меня привезли сюда, а не в больницу?
- Это и есть больница, доченька.
Девушка рассерженно замотала головой:
- Это психушка. Я понимаю.

Где-то за окном с ревом сталкивались тучи, падали на землю, поднимались – и снова бросались друг на друга с остервенением и злобой. Ветер бежал через липовый парк, с отчаяньем кидаясь то на одно, то на другое дерево – срывал листья, бросал озимь, пинал ногами, разбивая похолодевшие лужи. Земля стонала под голосившими травами, дрожала и подставляла многострадальную грудь.

Старушка расплакалась – и тут же прикрыла рот рукой. Только плечи вздрагивали от рыданий.
- Ну что вы, - испуганно зашептала девушка. – Со мной все хорошо. Я ведь ничего не делала. Правда…послушайте! – девушка приподнялась на каталке и протянула дрожащую руку санитарке. – Мне надо уйти отсюда, понимаете? Я просто очень устала. Мне нужен только покой. И ничего больше. Я не наркоманка и не сумасшедшая. Я не собираюсь лезть на подоконник. Я, вообще, не понимаю, что я здесь делаю.
Девушка откинулась на покрывало, часто задышала и закрыла глаза.
- Твой дневник… - всхлипывая, объяснила старушка.
- Дневник? - девушка снова вздохнула. – Всего лишь набор листов, всего лишь набор фраз. Каждый может написать всё, что ему угодно.
Санитарка молчала. В кабинете было холодно, словно в погребе. Словно от белых стен исходил мороз. В шкафах поблескивали какие-то карты, склянки. У двери стоял маленький стульчик. А, напротив, у окна, стол.
- Получается, - девушка распахнула глаза, - мне отсюда не выйти?
- Выйдешь, обязательно выйдешь… - успокоила санитарка, поглаживая ее по голове. – Только не глупи. Здесь такие лежат, что… тебя взашей прогонят… Только не глупи.
Шумно открылась дверь, и на пороге появился врач:
- Ну что?
Девушка поднялась и кивнула головой:
- Пишите.

***

Из дневника:
«Иногда в твою душу лезут, кто попало, ковыряют в ней холодными руками, разрывают жилы и вены, вытаскивают что-то, разглядывают, кидают в сторону за ненадобностью и снова лезут в кровавое месиво, чтобы найти что-то нужное...
Иногда я позволяю копаться в своей душе, но... Очень редко. Не обижайтесь. Просто... Поймите... Ваши руки будут в крови...
Но… даже кровь на пальцах может согреть июльское солнце…»

***

В больнице то и дело скрипели двери. Кто-то привыкшей рукой трогал выключатель. Где-то за углом, на первом этаже, звякала посуда.
Больница дышала. Страшными, смрадными легкими, тяжело и по-старчески одиноко. Двери открывались внутрь. И очень редко распахивались вперед.
Обшарпанные стены, полусонные санитары, едкий запах лекарства и хлорки.
Девушка шла по коридору, окидывая взглядом случайных прохожих.
У стены стояла сгорбленная старушка с бездушной палкой, обернутой разорванным полотенцем, и во все глаза смотрела на девушку.
- Вам помочь?
Полные ужаса и безумия, потухшие голубые глаза.
Девушка выбежала на улицу, захлебнулась ледяным осенним воздухом – и закашлялась.
Серое небо. Облезлые скамейки. Голые деревья. Грязная трава под ногами.
Санитар, сгребавший граблями листья, сердито оглядел девушку и вернулся к работе.
Мягкие тапки с серыми помпонами. Тонут в лужах.
Девушка, шатаясь, дошла до ближайшей скамейки и опустилась на шершавые доски.
Тишина и унылый ветер. Даже собаки молчали. Словно здесь целый мир. Словно за этим забором нет уже ничего.
– Разрешите?
Девушка открыла глаза и посмотрела вверх. Впереди стоял человек.
Черный, не запахнутый плащ, черные брюки, кое-где заляпанные рыжей грязью, черные ботинки, в разводах и траве. Волосы черные-черные, кудрявые, едва касались худощавых плеч. Незнакомец опустил глаза – зеленые. Слишком зеленые для осеннего дня.
Спичка чиркала о промокший коробок, упрямые губы сжимали дрожащую сигарету.
Девушка кивнула и запахнула байковый халат плотнее. Уши и кончики пальцев начинали мерзнуть, слегка холодело внутри.
Незнакомец, наконец, справился с коробком, зажег спичку – и приложил к сигарете. Запах вишневого табака.
Лавка дрогнула – и снова замолчала.
Они сидели рядом: она почти ощущала тепло его плеча.
Незнакомец с легким шумом выдыхал сизый дым теплыми губами и шмыгал носом.
Через мгновение сигарета оказалась перед лицом девушки. Она, молча, покачала головой.
- Верно. Не курите эту дрянь, - незнакомец втянул в себя вишневый дым и поежился. – Холодает. Хотите пальто?
Девушка ничего не отвечала, покачиваясь взад и вперед на краю скамейки. Доски уныло скрипели. Пахло мокрой травой.
Незнакомец отбросил в сторону сигарету и с наслаждением выпустил последний дым.
– Почему Вы здесь? – спросил Он осторожно и мягко.
– Потому что внутри еще холоднее, – ответила Она и пожала плечами.
Незнакомец кивнул головой:
– Хотите знать, что здесь делаю я?
Девушка покачала головой.
Ржавые грабли уныло ударяли по лужам, словно они – это ритм, словно они – это сердце. Дряхлое сердце старой больницы.
– Пожалуйста, возьмите мое пальто!
Она улыбнулась:
– Если я возьму Ваше пальто, Вы ни за что не уйдете…
– А Вы хотите, чтобы я ушел?
Девушка отвернулась и покачала головой. Незнакомец осторожно снял черное пальто и одел Ей на плечи.
– Скажи, когда тебе страшно… Что ты делаешь? – Она обратила на него испытующие глаза.
– Я? Хм… – Он засмеялся. - Закрываю глаза и из всех сил пытаюсь заснуть. А ты?
– Я улыбаюсь.
– Неужели тебе никогда не было страшно до слез?
– Было. Только об этом никто не знает.
– Никто?
– Мне хочется, чтобы об этом никто не знал.
– Почему?
– Когда меня жалеют, мне становится страшно.
– А тебя часто жалеют?
– Никогда.
– Никогда?
– Никогда, когда мне этого хочется, – девушка отвернулась и закашлялась.
– Что ты здесь делаешь? – незнакомец придвинулся ближе и положил свою ладонь на ее руку.
– Как тебе объяснить… Сначала… ты перестаешь верить в Деда Мороза, потом в людей, в любовь. А потом… наступает самое страшное – ты перестаешь верить себе. Потому что понимаешь, что ты трус. Сердце плачет, а ты боишься. Хочется руки изрезать, самому себе по бокам надавать, но страх сильнее. Как проклятый, вновь и вновь, наступаешь на одни и те же грабли, предаешь, лжешь, подставляешь ножку. Зверем ревешь – так тебе тошно за себя – а ни черта не делаешь, чтобы что-то изменить. Тряпка. О которую ноги вытереть – и то побрезговали бы. Тряпка!... Тряпка, по крайней мере, моет, чистит. А ты в грязи копаешься…
Она помолчала немного, а потом засмеялась:
– Когда на тебя идут с ножом, тебе не страшно. Потому что тот нож в руке. В такой же руке, что у тебя. И у тебя есть шанс. И ты борешься.
Но если нож вонзают в сердце, и кровь не течет, ты воешь от боли и страха – но не можешь сделать ничего. Только ждать. И верить. И сходить с ума. От страха.
Незнакомец оглушительно молчал.
– Что с тобой? Я тебя расстроила? – испугалась девушка и положила руки на его плечи.
– Нет…
Он махнул рукой и опустил голову. Черные кудри закрыли лицо, и она не могла видеть его глаза. А, вдруг, он плачет? Да… Он плакал. А Она встала и пошла вперед по дороге.
Он плакал навзрыд. А Она даже не обернулась.
– Я плачу! – крикнул Он с досадой.
– Я слышу…

***

 «Утром было легче. Я начала привыкать к решеткам на окнах, к белым стенам и посиневшим от уколов рукам.
Мне некуда бежать. Наконец-то. Теперь я опять один на один с собой. Я сбежала от страха и окунулась в боль. Если бы меня спросили, кто достоин вечного заключения в прогнившей от сырости камере, я бы назвала только одно имя. Страх. Но его нельзя поймать. А у него самые крепкие сети на свете.»

***

В тесной столовой было слишком мало людей.
Пара столов, облупившиеся стулья – и уйма мух, неизвестно откуда взявшихся посреди осени.
Девушка сжимала губы, хмурила брови, ковыряя грязной ложкой в холодной каше.
Напротив, сидела старушка – под ногами упавшая палка, перевязанная разорванным полотенцем. Худые руки в пигментных пятнах ненадежно держали алюминиевую ложку.
Девушка, не отрываясь, смотрела на соседку.
«Как мало надо для разлуки. Всего лишь боль, отчаянье и старость.»
– Как твой дед? – гаркнул кто-то над самым ухом.
Девушка перевела взгляд – старушку хлопал по плечу пожилой мужчина в белой пижаме.
– Не встает, - тихо, и с трудом выговаривая буквы, ответила старушка и улыбнулась дикими глазами.
– Как не встает?! – продолжал орать В белой пижаме. – Ты о ком говоришь-то?!
– А я не знаю, о ком ты меня спрашиваешь, - также тихо и медленно ответила старушка, испуганно взирая на знакомого.
– О, мать! Да ты совсем рехнулась! – радостно сообщил старик и направился к своему столу. – Лечиться тебе надо! Совсем голова не работает!
Пожилой мужчина в белой пижаме, усевшись на свой стул, беззаботно накинулся на кашу. А девушка слышала, как бьется ее сердце, обливаясь кровью.
Старушка напротив украдкой вытирала глаза, а под ногами валялась палка, перевязанная разорванным полотенцем.

***

«Одно лишь слово. Одно слово сочувствия и любви, жалости и сострадания. Один жест рукой – и ее ладонь в твоей. На пару секунд. И ей бы стало тепло. Но…
Страх берет своё… «Беги!» - кричит он, надрывным, лающим голосом. И ты бледнеешь, пятишься, отрицаешь, отказываешься, предаешь, убегаешь.
А сзади Она. С бездушной палкой, обмотанной разорванным полотенцем. Безвинная, осмеянная, брошенная.
И она плачет.»

***

– Войдите!
Девушка открыла дверь и тихо вошла внутрь.
– Присаживайтесь, - неуверенно сказал человек в белом халате.
Она села, поджав ноги под стул, и холодно взглянула в глаза врача.
– Как наши дела? – нарочито громко спросил он, опустив глаза и взявшись за ручку.
Девушка молча пожала плечами.
– Как настроение? – еще громче спросил врач. Он что-то быстро писал на бумаге, но в воздухе висело напряжение – каждая клеточка тела, каждая сединка, на голове человека в белом халате, ожидала ответа.
– А вы считаете, что иглой можно вылечить разочарование?
– В жизни?! – нахмурился врач и взглянул серыми глазами на пациентку.
Она покачала головой:
– Я люблю жизнь. Именно жизнь… Но за ней неотступно следует смерть, потрясая кандалами и лязгая острой косой… Я не хочу стареть, доктор! – девушка перешла на крик. – Не хочу стареть! Слышите?!
Она замолчала, заметив санитара, стоявшего спиной, у окна.
– Что же Вы от меня хотите?! – человек в белом халате отбросил ручку и вскочил из-за стола. – Да знаешь ли ты, сколько таких, как ты, я вижу за месяц?! 15, 20, 30 лет! У вас вся жизнь впереди, а вы в петлю!
– Я никогда не лезла в петлю!
– Один бред! Петля, бритва, крыша, яд! – врач носился по кабинету взад и вперед. Позади, маячил санитар.
– Я никогда не пыталась свести счеты с жизнью, - процедила сквозь зубы девушка, крепко вцепившись в полы своего халата.
– Тогда какого черта ты здесь?! – врач внезапно остановился посередине кабинета.
– От меня отказались родные, - тихо прошептала девушка и улыбнулась. – Тяжело жить с человеком, ожидающим смерти.
Человек в белом халате осел на стул, не отрывая глаз от пациентки, побледнел и, молча, зашевелил губами.
– Хотите знать, как это бывает? – девушка деланно ухмыльнулась. – Сначала ты играешь в куклы, рисуешь цветочки и мечтаешь о принце, а потом… Потом ты встречаешься лицом к лицу со смертью. Она стоит в черном саване, опускает свой капюшон к тебе и склоняет голову на бок. А ты улыбаешься, трогаешь ее начищенную косу… И течет кровь. Смотришь, не понимая – ведь ты всего лишь хотел поиграть… А она, вздохнув, уходит во тьму, забирая с собой твоих любимых…
Сходишь с ума, слышишь ее шаги за дверью, путаешь с соседским котом, рисуешь в тетради и сжигаешь дотла…
А люди вокруг говорят тебе о любви – будто бы будут с тобой, что бы ни случилось. А потом… боятся, как чумы, бегут, открещиваются, забывают, запирают в больнице с решетками на окнах… Говорят: «Тебе там помогут. Так будет лучше.» Кому?
А как можно помочь человеку, слышащему шаги смерти?! – девушка перешла на полушепот, вглядываясь в постаревшие глаза человека в белом халате. – Хотите мне помочь? Хотите знать, как мне помочь? Как помочь той бабушке с палкой? Выдерите решетки из окон! Посадите цветы в саду! Прибейте скворечники к деревьям! А лучше… - она начала захлебываться словами. – Лучше сожгите эту больницу! И найдите своим пациентам дом, где их будут любить! Включать свет, когда им темно ночью, утирать слезы, когда им больно, дарить радость, когда им одиноко!
Если бы люди любили друг друга, не было бы решеток на окнах и красных дорожек на белых руках…
Она вскочила и выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.
– Можно я закурю, профессор? – тихо спросил санитар, оборачиваясь от окна.
Человек в белом халате кивнул и закрыл лицо руками.
Спичка о коробок. Вишневый дым. Зеленые глаза. Слишком зеленые для осеннего дня. Окно, решетки, старая больница.

***

«Иногда мы тратим время не на то, на что следует. Иногда мы гоняемся за призрачными мечтами, которые не принесут добра никому, кроме нас. Иногда нам кажется, что мир стал серым и тусклым, даже когда все хорошо и нет повода роптать на небо. И тогда в нашу жизнь проникает зло.
Оно протягивает свои костлявые, жилистые руки, ощупывает твое слабое, бездушное сердце - и хватает со всей мощью, на которую только способно. И ты сидишь в белых стенах, сжимаешь руку близкого человека и не можешь понять, как он, такой сильный и всемогущий, может лежать в этом обилие простыней, трубочек и аппаратов. Слезы разрывают сердце изнутри, но ты продолжаешь улыбаться - лишь бы казаться спокойным. Для него. Нет, ты не плачешь. Ты не умеешь плакать. Ты жалеешь самого себя. Потому что ты тварь. Сегодня я это ясно осознаю.
Сегодня я снова боюсь смерти. Когда я увидела смерть впервые, всего несколько лет назад, - закончилось детство.
Смерть ходила за мной по пятам. Она всегда рядом. Просто раньше я не знала ее в лицо и не могла узнать в душной толпе.
Иногда она так близко, что я чувствую ее холодное дыхание, и знаю: она не за мной, а за другими. А я просто слышу ее шаги.
Однажды я впервые увидела нагую смерть. Я видела близкого человека, лежащего в деревянном ящике, обитом бездушным бархатом.
Грязь, пустота, мрак…
Это не правда! Я не видела смерти! Я видела то, что она оставляет после себя - пустое, безжизненное тело, со сладким ароматом, который преследовал меня еще долгое время, который я никак не могла смыть со своих губ.
Тело это не человек. Человек это душа. И если вы, хоть раз, видели мертвого, вы знаете это наверняка.
Смерть это не кара, а итог жизни тела. Но есть жизнь. И она дар. И за нее следует бороться.
И я живу. Живу со страхом. Но пока есть надежда, есть шанс.
Берегите своих близких! Нет ничего важнее, чем Они! Они и Небо. Имейте совесть благодарить их за все, что они делают для вас. Имейте смелость говорить им о своей любви. Ничто не стоит наших сил: ни работа, ни учеба, ни деньги, ни успех, ни тому подобная глупость.
Если ты один, мир слишком большой. Если с тобой есть кто-то, мир умещается на ладони и способен открыться со всех сторон.
Надо иметь силу и веру, но иногда слабость и гордость берут верх. И их надо гнать из себя. Железными палками.»

***

Старая больница шумно готовилась ко сну. Надевала сумерки на обшарпанные стены, гасила огни, закрывала окна и двери, куталась в одеяла и зевала мокрым чердаком.
Девушка сидела на своей койке, широко распахнув глаза. С каждой минутой становилось темнее, с каждой минутой все тоскливее вздыхали соседи слева и впереди. В окна бился осенний ветер – словно его тоже мучила бессонница.
Девушка быстро моргала, отгоняя от глаз надвигающуюся синюю ночь, – стирала ее со своих ресниц.
Закрытая дверь. Как спасительный прямоугольник с ярко-желтыми краями. Временами свет из-под двери вздрагивал – видимо, запоздалый санитар спешил убраться из старой больницы, тихо, совестливо, ступая по каменному полу.
Ночью было как никогда пусто и одиноко. Пациенты спешили спрятаться в свои одеяла, натягивали на голову подушки. И только самые смелые выходили в коридоры и просили дежурных принести огня.
Девушка смотрела на спасительный свет. Вздрогнул – потемнело. Кто-то стоял у двери. Пара мгновений темноты – и снова свет.
Девушка закрыла глаза и натянула одеяло до глаз. Сердце колотилось бешено и очумело. Даже ветер стих под его ударами.
Она впала в беспамятство на какую-то пару минут, а, может, часов. Когда Она вновь открыла глаза, была глубокая ночь. Не было спасительного прямоугольника. Лишь запах сна, шепот ночи и причитания за шершавой стеной.
Щелкнула ручка двери – тихий скрип и, – вновь щелчок. Кто-то зашел в палату и задержал дыхание.
Девушка онемела от страха и вгляделась в темную фигуру. Белый халат.
Человек в белом халате направился прямо к окну, постоял пару мгновений у подоконника и сел на Её кровать. Девушка вздрогнула и вжалась в подушку.
- Не спишь? – тихо прошептал Белый халат.
Запах вишневого табака рассеялся по палате.
- Это ты?! – девушка облегченно вздохнула и закрыла глаза, откинувшись на подушку.
- Я, - неуверенно прошептал санитар и замолчал.
- Что тебе нужно?
- Я…подумал, что тебе страшно…
- Мне не бывает страшно… и больно… Я, вообще, ничего не чувствую… Понял?
Санитар молчал, глядя в окно. Она видела его силуэт, освященный слабым лунным светом, и невольно любовалась.
- Почему ты так на меня смотришь? – спросил Он и повернул голову.
Девушка вздрогнула:
- Откуда ты знаешь, что я на тебя смотрю? Здесь слишком темно.
Санитар улыбнулся:
- После ночных дежурств начинаешь видеть не глазами, а кожей.
Девушка хмыкнула:
- Я просто подумала… что хотела бы тебя нарисовать.
- Нарисовать? – Он тихо засмеялся.
- Да, - обиделась Она. – Черный силуэт. На фоне окна. И больше ничего.
- По-моему, будет совсем не понятно, что это я, - добродушно поправил санитар.
Девушка пожала плечами и задумалась.
- Знаешь, - сказала она, помолчав. – А мне кажется, что это и есть ты. Черный силуэт, окно, решетки…и…
Она осеклась.
- И что еще? – спросил Он с нетерпением.
- Вишневое дерево, - призналась девушка и улыбнулась.
Санитар засмеялся и тут же прикрыл рот рукой:
- Мы так с тобой полбольницы перебудим.
- Она и так не спит…
Они, молча, сидели на кровати, смотрели в окно и молчали.
- Хочешь, я включу свет? – спросил санитар очень тихо и печально.
Девушка задержала дыханье и кивнула головой:
- Я хочу знать, почему ты здесь.
Он тяжело вздохнул и улыбнулся:
- Сейчас мне кажется, что я здесь ради тебя.
- А что было сначала?
Санитар отвернулся и помрачнел. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Он молчал, собираясь с силами, а Она тихо слушала его дыханье.
- Мне было двадцать один… А ей… лет 15 – не больше. Впрочем, возможно, и все 20… Просто, она была такая маленькая, хрупкая, словно еще недавно играла в куклы…
 Я встретил ее в переходе метро…
 Мы шли навстречу друг другу. Вернее, я шел навстречу, а она брела у самой стены, глядя себе под ноги и что-то бормоча под нос.
Я остановился, пораженный ее грустными серыми глазами, а она… Остановилась, прямо передо мной, подняла голову и спросила: «До рая далеко?»
Я не знал, что ответить. Здоровый, вроде не самый глупый парень… А тут… стоял, разинув рот, и не знал, что ответить этому ребенку.
Она грустно улыбнулась и спросила: «До ада ближе?»
Не знаю зачем, но я кивнул головой и тут же, словно проснувшись, заорал «нет». А девочка засмеялась и погладила меня по плечу. Она подмигнула мне печальными, выплаканными глазами и пошла вглубь толпы. Я, как привязанный, следом. Иду, вижу ее хрупкие плечи, а к горлу волна подкатывает… Что, думаю, за черт?! А Она обернулась, сердито посмотрела на меня и крикнула: «Не ходи за мной!» Я остановился, как вкопанный, и боялся пошевелиться. Люди вокруг перешептывались и пересмеивались. На какое-то мгновение они даже превратились из серой массы в несколько человечков. А девочка стояла и сурово смотрела на меня, словно я делаю что-то страшное и неправильное. Наконец, ее взгляд просветлел, она подошла ко мне и сказала мягче: «Не ходи за мной. Там, где я, тьма и холод. Уходи прочь. Пожалуйста».
Я видел слезы в ее глазах, чувствовал, как дрожат ее руки. Но не делал ничего. Просто стоял и тупо смотрел в ее истерзанные глаза. А Она повернулась и скрылась в толпе.
Санитар замолчал и подошел к окну. Девушка стирала с щек синюю ночь, еле слышно шмыгая носом.
- Знаешь, что? – Он повернулся к ее кровати. – Ты совсем не похожа на нее.
- Правда? – с надеждой спросила Она.
- Да… У нее в глазах не было надежды, а ты… - санитар подошел к девушке, присел на край кровати, и нашел в темноте Ее руку. – Тебе просто надо зажечь свет.
Девушка опустила голову и уткнулась в Его плечо. Через пару мгновений она высвободила свою руку из его ладони и откинулась на подушку:
- Мне надо побыть одной.
Санитар кивнул и встал с кровати. Около двери Он обернулся и сказал в полный голос:
- Завтра тебя выписывают.
Она молчала. Но Он слышал, как Она улыбнулась.

***

«Замечали? Иногда сны проникают в реальность. Сжимаешь их крепко-крепко в руках, чтобы не ускользнули, запихиваешь обратно в голову, а они вылетают, носятся призрачными тенями вокруг, а потом - вжик - и пропадают. Выдыхаешь, думаешь: растворились… А они просто убежали, улетели, утекли, спрятались по темным углам и обязательно когда-нибудь вернутся. Если не найти их первой.
Когда ты один, сны оживают. Они прыгают по холодным стенам, вскакивают на плечи, дергают за волосы и кидают об пол. А ты просто смотришь, крутишься в их карусели, и все мелькает перед тобой и дни проносятся белыми лошадьми мимо. Потому что нет того, кто бы их остановил. А потом приходит тот некто, кто останавливает карусель, прижимает к груди - и утихают страхи, и криво улыбаются сны и лопаются мыльными пузырями. А потом ты вытираешь холодный пот со лба и понимаешь: этот некто и есть - самый главный сон.»