Два голоса или два разных одиночества

       I голос

15.01. – 1956г
       Итак, начался 1956 год. Мне 17 лет. Очень давно писала, всё некогда было, да и сейчас спешу (Маня вот-вот придёт). Успехи по-моему есть: записана в лит. кружок, получила тему о Рембрандте. Лёня пришёл в восторг, обещал помочь, но я хочу сама. Достала интересную книжку Д. Кедрина «Рембрандт» (драма в стихах). Приняла решение уехать В Нальчик, поступить в институт на лит. факультет. С. люблю по-прежнему. Он, к сожалению, это знает. Сказали доброхоты. Мне плевать! Надо срочно что-то написать, т.к. на лит. факультет не поступлю иначе.


25.01.
       Сегодня решила кое-что написать. Во-первых, мне снился сон, будто я лезу на очень высокий дом. Передо мной туда уже влезли две мои подружки, и мне обидно будет, не влезть туда. Но очень страшно. В стенку вбиты небольшие скобки, я должна была по ним лезть… У меня новая привычка – запоминать виды вокруг себя, и я отчётливо помню, что когда поднялась на этот дом, то посмотрела вниз, стараясь запомнить то, что вижу.
       Я смотрела туда, покачиваясь, кружилась голова. Там, внизу, был снег, на тротуаре – фигурка человека. Слезла я, а какая-то женщина торопила меня отойти, она же кричала, что у неё там ребёнок. Я удивилась этой спешке. Затем помню, как в кино «Истребители», какой-то мальчик трогает провод, я сказала ему, что всё может взорваться. В этот момент послышался взрыв, валится тот самый длинный дом. Страшно на него смотреть, на этот громадный покачивающийся дом, от него отлетают куски. Странно, но всё происходит под музыку, нарастающую, страшную, и при последнем аккорде дом, казалось бы, должен рухнуть, но он не обвалился, а наоборот вдруг перестал раскачиваться, медленно оседала пыль, падали куски камня, досок. Я вспомнила ту женщину. «Что с ней и ребёнком?» Я, кажется, видела её фигуру. Но тут меня разбудили. Пока!


       II голос
       
1993год – Новый год. Новые цены…
1.01– Звонила Иде, Маре, Марии Владимировне, Милочке. Гена А. ходил к Зине. Звонил Фима.
2.01–Убираю. Купалась, гладила. Приходила Алла
3.01Дома. Звонил Саша К.
4.01–Дома. Наводила порядок
5.01–Ходила на ул.Горького за пайком. Стирала. Звонила Рите.
6.01– Среда. Пенсия. Звонила Рите. Звонила Мара, была Лара.
7.01–Четверг. Приехала Инна. Дома убирала. Звонила Ри-те, будет в пятницу. Звонила Вале.
8.01–Дома. Убирала. Насморк.
9.01–суббота. Дома. Писала квитанции. Уехала Инна, была Галя, была Тамара, звонила Ольга Михайловна – привет от Розы.
10.01–воскресенье. Дома. Была Галя. Звонила Люба. Уби-рала в шкафу у Лили.
11.01–понедельник. Вита пошла в школу. Я ходила на Эн-гельса, звонила Риме и Вале. В газете – о сберкнижке.
12.01–вторник. Уборка– Мотя – дома. Письмо от Розы. Звонила Ольга Михайловна.
13.01–среда–Была у Любы. Говорила с Валей. Насморк.
14.01–Убирала. Ходила за пайком в собес. Звонила Валя, звонила Любе.
15.01–пятница–Купалась. Дома. Уборка.
16.01–суббота. Была у Иды Львовны.
17.01–Была у Баси с Инной
18.01– Письмо Розе. Стирала.
19.01–вторник–Магазин. Собес–Энгельса.
20.01–Среда. Уборка в кухне, была Дуся, Галя, уехал дед. Звонила Рите.


       I голос

5.03. 1956года
       – Сегодня умер Сталин, конечно, три года тому назад. Но ни по радио, ни в газетах – ни звука. Впрочем, не моего ума дело. Сегодня видела кино «Сын», понравилось. «Хороша жизнь, особенно, когда тебе 17 лет, когда всё у тебя впереди» – это была последняя фраза фильма.
9.03.– Эти дни для меня – дни бурных событий. Я впервые поссорилась со всем классом. Вышло это так: на 8 марта нас, девочек, всех поздравили мальчики нашего класса, всем надписали и положили на парты открытки. Было очень приятно.
       Но вот наши девочки решили поздравить с днём 8 мар-та С.Х. (мужчину), причём, пожелать ему счастья в семей-ной жизни, хотя он не женат. Я сказала, что это будет через мой труп. Подралась со всеми, наиболее активно с Ишиной, Осичанской и Домовой, но порвала открытку, не дала положить её на учительский стол. Пришлось претерпеть много унижений.
       Обзывали: «штрейкбрехер», «амёба», «одноклеточное». Но я всё вытерпела. А девчонки из параллельного класса говорили мне потом, что у них все были в восторге от мое-го «подвига». Недаром наш класс вся школа ненавидит, наверное. Но одна девочка всё же меня поддержала – Роза Венцель. Такое вот утешение.


       II голос

1994г.
1.02– понедельник. Дома. Насморк.
2.02– Уборка–Мотя. Ходила на Энгельса.
3.02–Среда. Убрала кухню, Лиля ходила за пайком. Был газовщик. Купалась. Звонила Тамара.
4.02–Были Дима, Дуся, звонила Ольга Михайловна, Рита.
5.02–Пошла в собес на Энгельса.
6.02–суббота. Пенсия. Дома. Звонила Люба, Мария Влади-мировна.
7.02–воскресенье. Была у Любы. Дома. Стирала.
8.02– ходила в собес за пайком для Лили. Дома. Насморк.
9.02. Поликлиника. Глазной. Нос. Дома.
10.02.Снова собес. Пошла в аптеку. Звонила Валя.
11.02–Стирала, уплатила за квартиру. Ехала к деду, встре-тила Тамару.
12.02–Ходила на Энгельса. Дома. Убирала.
13.02–Люся и Лиля у деда с Галей. Дома. Тамара.
14.02–воскресенье. Дома был Дима, Люся в госпитале.
15.02–Ходила в собес. Люся и Лиля у деда в госпитале.
16.02– Забастовка шоферов. Письмо от Розы, звонила Рите. Люся и Инна поехали в госпиталь вечером.
17.02– Ночью во сне умер Александр Петрович в госпитале. Люся поехала туда за Галей.
18.02–Дома. Насморк. Похоронное настроение.


       I голос

19.12–1956г. Почти всё предыдущее порвала…
       Отпраздновала своё совершеннолетие. Настроение неважное. Плохие сны. Читаю «Золотую розу» Паустовского. Он там пишет, что Толстой, например, начинал писать с какой-нибудь подробности, не имея даже замысла рас-сказа. Решила и я попробовать, но была половина первого ночи. Мама запретила мне включать свет. Тогда я взяла спички и свечку, которые по счастливой случайности (я жгла бенгальские огни) стояли на столе. Решила, когда мама и тётка уснут воспользоваться ими.
       Ждать пришлось не особенно долго, но из боязни заснуть я начала писать совсем без света. Я не видела слов, но смутно видны были строчки. Глаза быстро устали. Потом я услышала храп тётки, посапывание мамы. Я села в кровать, вытянув ноги, под одеялом поставила на колено спичечную коробку, а на неё – маленькую свечку, сделала что-то вроде ширмы из одеяла. И вот в этом «шалаше» над свечой я осторожно зажгла спичку. Мне показалось, что это произошло так шумно, свет спички – такой ослепительный! Я думала, что разбудила всех… Но нет…
       Моя половина комнаты была немного освещена, всё остальное из-за одеяла скрыто. Писала я, писала, потом почувствовала запах чего-то горящего. Решила закругляться. Погасила свечу, и тёмное выжженное пятно на одеяле стало видно. Всё спрятала, решила вернуться к таким делам в последующие ночи. Было поздно. Света в окнах домов не было.
       Нужно заранее всё приготовить, технически обдумать… Я заснула, а сегодня утром, сейчас, исправляю ошибки в рассказе.


       II-й

19.12. 1994г.
       –Вчера ходила в булочную и за газетой. Подметала, варила, как обычно. Мария Сергеевна мыла окно у Лили и стучала. В комнате холодно. На улице – слякоть. Выписывала квитанции.
20.12 – Ходила в сберкассу, платила за квартиру за декабрь и в булочную, варила обед, мыла посуду – всё без перемен. Была Света массажистка. На улице оттепель. Звонила Моте и Марии Сергеевне…
29.12.– четверг. Была Мария Сергеевна, варила обед, ходила за хлебом и газетой. Мотя мыла полы, была Света. Ходила на Подвальную за сладким пайком. Была Галя, встретила Тамару.
30.12 – С утра была Мария Сергеевна, принесла мясо. Ходила на Энгельса даром, потом – в магазин и за газетами, поздно обедали, приходил Саша, был Славин соученик Игорь. Ян починил шкафчик. Звонила Ада Абрамовна 2 раза, Света приходила без меня, потом попрощалась по телефону. Я очень жалею.
31.12–Суббота. После завтрака ходила за покупками. Встречали новый год впятером.
1.01–1995г. – Звонила Мара, Фима, пришла Галя. Обед. Звонила Марии Владимировне, Ольге Михайловне, Жене. Звонила Рита и Милочка, пришла Люба и Нора. Очень болит сердце. Умер Яша – муж Миры Машиной племянницы.
2.01– Очень плохая ночь –болела голова и отравление. Спала весь день, днём приходила Мария Сергеевна, помогла кормить Лилю обедом. Вечером Лиля будила меня 2 раза – пить чай. Я весь день постилась, ночью мучили плохие сны из-за обедов и обслуживания.


       I-й

12.02.1957г.
       Опишу вкратце растение, которое у меня появилось. Тонкие шелковистые зелёные листья, похожие на простую траву, но на этих листиках в центре идёт светлая полоска. Они стройно располагаются по обе стороны вазончика. Поскрипывают, если тихонько потянуть за «травинку». И вот появилась слабая зелёная стрелка, потом на ней воз-никли маленькие удлинённые бутончики, крошечные, та-инственные. Как хотелось мне забраться в их средину и узнать, что там. Какого цвета будут цветы? И вообще, цве-ты ли? Стрелка вытянулась, бутончики подросли, удлини-лись, и вот сегодня я увидела первый цветок. Какой он ми-ленький и нежный. Маленький, белый с шестью лепестка-ми, с шестью длинными тычинками-лучиками и крохот-ными стрелочками на их кончиках. Сейчас, когда на дворе снег! Мой цветочек – самая чудесная снежинка… Кто-то пришёл. Закругляюсь…
(это был хлорофитум)

4.01–1957г. – Произошло событие, о котором мне всегда будет напоминать мой портрет. Писать противно. (художник меня поцеловал!)

20.01– Была на концерте-лектории о Бетховене. Лекцию читал Михайлов – чепуха. А концерт – хорошо. УП сим-фония Бетховена, У–й концерт для ф–но с оркестром, увертюра «Эгмонт» (любимая ранее вещь Жана–Кристофа)…

28.01– Работаю копировщицей. Хожу на лекции о худож-никах по вторникам, на лекции-концерты в филармонию по воскресеньям. Вчера была на лекции о Чайковском. Читал (слава богу) не Михайлов. Концерт был чудесный. Мне открылась тысяча америк. Весь вчерашний вечер звучали романсы: «Я вас люблю, люблю безмерно…», «Хотел бы в единое слово…». Как у него (Чайковского) порыв, страсть переходят в чудесную лирику… «Кто может сравниться с Матильдой моей», а романс «Снова, как прежде, один…» Вообще – масса удовольствия.
       Сдала экзамен и перешла из первой группы на курсах иностранных языков во вторую… С. не вижу, недавно чуть-чуть не набрала номер его телефона, но всё же положила трубку. Пишу тот самый рассказ «То было раннею весной…», но с перебоями. Жду «вдохновения?», как дурочка. Голова полна музыки…


10.03.– Сегодня купила первую улыбку весны – букетик подснежников. Быть бы мне художником, я могла бы сделать такой натюрморт: первые подснежники, стоящие на туалетном столике. С какой любовью я перебирала их! Каждый по одному. Они не поместились все в одну крошечную вазочку, часть подснежников я поставила в рюмку. Она запотела от холодной воды, сквозь тонкое стекло виден каждый стебелёк... Я буду каждый день менять им воду. Из-за них я убрала в доме, и мне стало легче…
       А если всё же попробовать нарисовать их?! Спасибо, весна, за улыбку и счастье, так нежно пахнущее лесом, во-дой…

23.03–57г. Как и прошлом году пошли с Нелкой на горки стадиона. Там чудесно именно теперь, весной. Мы карабкались по холмикам и вдыхали свежесть земли, нагретой весенним солнцем. Так нежно зелена пробивающаяся сквозь жирную землю травка! Моё любимое дерево! Узловатое, изогнутое стоит наклонно над горкой. В прошлый раз я влезла на него, чуть-чуть кружилась голова, когда посмотрела на небо, а ветки качались от ветра. Порвала чулки, помню… И какие виды с гор! Ну, почему я не художник! Город в дымке, белые облачка, золотой купол Софиевки далеко-далеко… А потом – закат. «Закатилось солнце, заиграли краски…» Лилово-свинцовые тучи, набежавшие откуда-то, окаймлённые розовым. Ослепительное солнце, красное, если сощуриться, зеленовато-жёлтое, как золото… Нам видится какой-то канал в тучах, а это небо, как река. Когда мы спустились в город, стало тоскливо, маши-нами пахнет… Домой пришла с очередным букетиком.


       II-й

1995г.
4.01– С утра пригорела каша, поменяла Лиле постельное бельё, готовила второе к обеду, почувствовала, что немеет правая ладонь – спазм кровеносных сосудов – ужасная вещь. Я очень испугалась из-за перспективы остаться без правой руки. Повысилось давление. К Славе приходил врач. Приняла лекарство, спала спокойно…
11.01– среда– Поздно просыпаюсь. Туман, сыро. После завтрака делала шарики против тараканов, приехала Вита, была Галя. Ходила за газетами, после обеда убирала. Очень болело сердце. Починили телефон. Была Света. Вечером звонила Рита.
12.01– четверг. После завтрака звонила Марии Владими-ровне по вопросу поздравления, была Света. Пойду за газетой. Заболела Вита. Звонила Женя Мень.
13.01– Проснулась рано. Туман. Снег. Варю обед. Принесли пенсию. Пришла Инна, Мария Сергеевна и Валентина Кир. Слава принимала Нору, не дала включить телевизор.
14.01– суббота. Ходила за хлебом. Сыро, но не холодно. Поехала получить подарок от К. Был врач у Славы. Встретила Марию Григорьевну, получила газеты, вечером приходила Семёновна.
15.01–воскресенье. Выходила за хлебом и в молочный. Всё без перемен, никого не было, звонков – тоже.
16.01– Ходила 2 раза за хлебом и сметаной. Семёновна получила пропуск в магазин. Были Мария Сергеевна и Валентина Кир. Плакала.
17.01– вторник. Туман. Холодно. Завтра нужно пойти за газетой, была Галя, звонила Мария Владимировна, я звонила Жене, Валентина Кир. принесла пайки. Приходила Нора. Купалась. Пили чай. Прошёл день – серо, тоскливо.




       I-й


13.04–1957г.
       Была в музее Русского искусства. Всё хорошо и знакомо. Шишкин с его лесами, Левитан, Поленов. Всё это уже, к счастью, для меня не ново. А вот из маленькой комнаты с тремя картинами Харламова я уходить не хотела. «Девушка в газовом шарфе». Что-то необыкновенное. Как мужчина может так хорошо знать и чувствовать ту невинность ребёнка и странный, заставляющий замереть всё существо, инстинкт взрослой, ту слабость духа, тела и едва читаемую непокорность, изумление в глазах. Всё так тонко, живо, верно. Эти худенькие, сжатые под прозрачным шарфиком плечики…
       Потом долго смотрела я на «Бурю» Айвазовского. Да, в изображении моря его не превзошёл никто. Эти тяжёлые, вздымающиеся валы, прозрачно-зеленоватые… Хочется даже опустить руку в воду над мачтой… Ярошенко люблю, но у нас его мало…
       А вечером была я в филармонии. Слушала первую и девятую Бетховена. Один раз, конечно, мало, но слушая первую, я сравнивала композитора со львёнком, сидящим в клетке, он ещё не знает, что такое свобода, с ним можно играть как с котёнком. Но уже непонятное раздражение бередит его… А вот девятая – это буря – своевольная бушующая стихия. Никаких клеток. И РАДОСТЬ.

16.04–57г. Завтра прыжок с парашютом. Почему я сегодня немного волнуюсь? Неужели действительно прыгну?…

16.05.–57– «Расцвела сирень, черёмуха в саду
       На моё несчастье, на мою беду…»
Мне горько смотреть на эти пышные букеты махровой сирени с тюльпанами или синими ирисами. Десять лет подряд в белом накрахмаленном переднике я с громадным букетом прибегала к школе в эти дни, взволнованная, возбуждённая. Сначала очень маленькая (последняя по росту в классе) несла я эти букеты учителям и сдерживалась, чтобы не сорваться и не побежать…



       II-й

1995г
2.05–Убирала. Купалась. Насморк.
3.05– Убирала, гладила занавески, была Галя.
5.05– Убирала, гладила, стирала. Насморк.
6.05– Ходила с Галей в сберкассу. Пенсия. Насморк. Убирала.
7.05– Звонили с работы, приглашали на собрание. Квартирный вопрос.
8.05. –Убирала за ковром. Свадьба у Саши К. без нас.
9.05– День Победы. Обед. Тоска. Были Лара с Алей. Очередной скандал. Звонила Моте.
10.05– Понедельник. Звонила Роза, убирала балкон. Была Галя.
11.05– Были у Зины до 3–х часов. Дома. Читала.
12.05– Дома. Была Галя. Убирала.
13.05– Убирали кухню. Мазали. Звонила Женя, пришли с работы Галя и Люда, принесли 4 т. Звонили из собеса.
14.05.– Убирала квартиру. Звонили насчёт апельсинов. Ходила в Собес.
15.05 – Убирала. Была у Любы. Купалась.
16.05 – Была с Женей у Баси, Рита занесла книги. Гладила.
17.05– Ходила в сберкассу, на Энгельса. Убирала дома, звонила Мотя.
18.05– Ждали крупу, написала Розе письмо.
19.05– Мотя убирает комнату– квартиру.
20.05– Дома. Чистила паркет. Была Галя. Убирала. Слава сдала покрывала.
21.05– Шили занавеси. Стирала, Саша повесил занавеси. Звонила Любе, Марии Владим.
22.05– Убирала шкаф. Гладила, была Галя. Лиля ходила за пайком. Звонила Иде Абовне.


ОНА ПИСАЛА ДНЕВНИК ВСЮ ЖИЗНЬ, ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ. ОСТАЛИСЬ ПАЧКИ ИСПИСАННЫХ ТЕТРАДНЫХ СТРАНИЧЕК. И ВСЁ ОБ ОДНОМ И
       ТОМ ЖЕ… О ТОМ, В ЧЁМ СОСТОЯЛА ЕЁ ЖИЗНЬ. ТРАГИЧНО? НАВЕРНОЕ…
УШЛА В 95лет.

Оставляю только один голос, у которого всё ещё впереди.



       I-й

26.05.–1957г.
       Слушала «Пер Гюнт» 21 мая и «Эгмонт»–23 мая. Играл Аксёнов. Какой чудесный дядя, высокий, широкоплечий. А музыка! Пер Гюнт я слушала впервые и потому не много запомнила, только песню Сольвейг. А вот увертюру к «Эгмонту» уже слушала раньше. Что ни фраза, то новая сверкающая мыслями мелодия. Ни капли «воды». Дай вот эту одну фразу, которая звучит у меня всё время в голове, Чайковскому, он из неё, только из неё съимпровизирует целую симфонию. Сколько же симфоний из одной увертюры к «Эгмонту» можно создать! И хоть я привыкла к тому, что мелодию тебе напоминают, она возникает сквозь целое море звуков, и не один раз, у Бетховена этого не ищи! Не успеет дозвучать музыкальная мысль, как тут же зреет другая мелодия, лучше прежней…
       Вот почему я назвала «дешёвкой» своеволие тех. кто ставил «Эгмонта», они всё время повторяли понравившуюся ИМ тему, а зачем же вправлять Бетховену свои мозги? Да ещё и в программке написали: «Мы так же обращались к некоторым повторениям, которые раскрывают музыкальную тему повторным звучанием и которые углубляют в конкретных совпадениях с текстом её психологическое значение: темы Эгмонта и герцога Альба, смерть Клары, тема любви Клары и Эгмонта, побеждающая мелодия увертюры». Смело написано! Так поставили бы свои фамилии вместо Бетховена, которого вы не умеет понять, опошляете эффектными повторениями, да ещё и называете их «побеждающими», когда они звучат скорее трагично и так глубоко…но уж не «побеждающе».
       Вспоминаю прыжок с парашютом… Я не знаю, повторится ли когда-нибудь это ещё. Всё ещё хромаю, к врачу не иду, боюсь, что попадёт инструктору, который «сбросил» меня без разрешения врачей. Ничего… Я писала об этом по горячим следам… «Ну, кнопка, добилась своего?» – спросил меня инструктор. Выходит, что – да.



       Итак, начался 1959год.
       Мне 20 лет. Пару раз мама намекнула на то, что мне неприятно слышать более всего, на моё одиночество. Притом, так грубо, как только она умеет: «У меня в твоём возрасте были мальчики, компании, а ты – какая-то ненормальная. Тебе ведь уже 20 лет и т. д.»
       Да, кстати, ведь 17.12. мне и исполнились эти 20 лет. Я никого не звала, но пришли: Манька с мужем, Неля с Аллочкой и даже Жанна. Всё прошло хорошо. Жанна до 2 ча-сов рассказывала мне о себе. Она по-настоящему влюблена, и Он об этом знает из её уст. Короче, там всего хватает. Итак, «отгуляли» мои именины и все ждут Нового года. Я ждала звонков от Нели и Аллы, отметили бы у меня неплохо. Но никто не позвонил. Я сама позвонила Алле, но, видимо, она не могла разговаривать, записала мой номер телефона, чтобы перезвонить. Было уже 30.12. Напрасно я ждала. Ни звонка, ни поздравления, не зашли за мной девицы.
       Тогда я решила пойти в кино, чтобы не слоняться по улицам слишком долго, и не слышать маминых намёков… Билет взяла спокойно, будто в простую пятницу или субботу. Кассирша ткнула мне его почти с возмущением. На-чало в 22–20. Мостовые мокрые, нога у меня болела, и очень хотелось есть. Купила 100 гр. голландского сыру. Из дому у меня были взяты снятые с ёлки прозрачные конфетки для сосания. Ещё при мне в чемоданчике было 3 бенгальских огня и спички. 12 часов ночи на новый год – и без бенгальских огней? Это же невозможно. Но где я их сожгу, этого я ещё не знала. Зашла в магазин, купила булочку с изюмом, (она оказалась не первой свежести) и снова поплелась, обдумывая, где бы сесть и съесть то, что у меня появилось. Два раза заходила во двор к С.И, но его окна были чёрными и тихими.
       Подошла к школе, где в то время занималась на курсах иностранных языков. Там тоже мне не удалось съесть ничего. Решила, что перед началом сеанса, может быть, всё же удастся поесть…
       Стала оглядываться. Улицы понемногу опустели. У одного из дворов стояла машина, забирающая мусор. Моло-дой парень, одетый во что-то грязное в рукавицах переворачивал мусорники прямо на себя. Машина была полной. Потом этот парень взял ветку ёлки, попавшую ему под руку и ткнул её у заднего борта в мусор… Поехали. Я обернулась и увидела, как парень, с трудом удерживаясь на ногах во время движения машины, украшал свою ветку гряз-ными смятыми бумажками, скорлупой, очистками картошки, свисающими, как гирлянда. Милиционер быстро прошёл мимо этой машины, мне показалось, что его покоробило поведение парня. Но… проехали.
       «Ага! Не запретишь! А у парня здорово развито чувство юмора». Проезжали мимо меня троллейбусы, почти пустые, мрачно смотрели в окна кондукторши, вожатые резко дёргали свои ручки и молчали против обыкновения…
       У одного из парадных на низкой тележке сидел калека. «Да, так сам… Артёма ж нет», – сказал он со вздохом женщине, вбегающей в парадное, очевидно она спросила его, с кем он будет встречать Новый год.
       Иногда встречались мне люди, которые шли особенно медленно. «Наверное, им некуда идти»– подумала я. Потом позади меня появились мальчишки, человек 5, лет по 17–18.
       –Да, там будет девчонок много, – громко и быстро говорил один.
       –Ну, как много?
       –Штук по пять на брата.
«Да лучше вот так, как я, бродить по улицам, чем, чтоб о тебе так говорили, как о штуках, какие-то засранцы!» Потом прошли мимо девушка с парнем.
       –Как ты думаешь, как встречает Новый год кондуктор в трамвае? –спросил парень. Оба расхохотались.
       Я даже не рассердилась на них ничуть. У счастья нет сострадания, наверное, к чужим неприятностям.
       И представились мне тёплые квартиры с ёлками, освещёнными лампочками, свет, уют… И грузовая машина с мусором. Темно, холодно, стоит ёлочная ветвь, украшенная картофельными очистками в кузове, полном мусора.
       Прошла в кино, предварительно наплела себе историю о билетёрше, пригласившей меня к себе домой. Мол, у неё сын такой нелюдимый, сидит дома, а вы – наверное, приезжая. Зайдите ко мне… и т.д. Кино называлось «Красные листья». Зал был почти весь заполнен. Но тихо… и как-то неловко. Позади меня сидел высокий парень в очках, он явно смущался, но старался улыбаться независимо. Да! Пред началом я зашла в буфет. Взяла бутылку пива на двоих с какой-то женщиной. Отпивала пиво и закусывала сыром, не очищая его, с красной корочкой и со сладкой булкой. Выпила менее полстакана, стало меня передёргивать, во рту горько. Но сыр доела и, взяв в рот последнюю конфету, вошла в зал. Кино шло без журнала. Ничего по содержанию, закончилось оно без четверти 12. Люди выходили парами или в одиночку, расходились куда-то.
       А я всё беспокоилась: где бы сжечь мои бенгальские огни. Эти 3 огня должны символизировать 3 тоста: первый – за призвание, второй – за искусство, третий – за любовь. Что может быть лучше? Но где же их сжечь? Не в парадном же! И не во дворе… Я шла по Крещатику быстро, но спокойно. Не знала, куда иду. И вдруг зазвучали позывные, потом приятный и строгий голос Левитана объявил: «Товарищи…» Без пяти минут 12. Что делать? Где сжечь огоньки? Я повернула к кинотеатру повторного фильма. Взбежала по лестнице на самый верх. Никого! Только какой-то солдат сидит спиной ко мне. Зашла за какое-то полотнище с рекламой. Глянула на улицу внизу в тусклых огнях. Чудесное место для моих тостов… И вот загорелась первая спичка и вспыхнул первый огонь вместе со звуком курантов. «Это за призвание» – прошептала я. Яркие звёздочки без устали сыпались с тонкого стержня, на миг пламя споткнулось, я испугалась: «О! Догорай же! За моё призвание!» И огоньки посыпались дальше до самого кончика. К следующему огоньку я приблизила руку, почувствовала лёгкое тепло. «Это – за искусство, которое греет и делает нас счастливыми». Сгорел до дна и этот тост. И, наконец, последний огонёк. За любовь! Когда звёздочки на миг замерли, я фыркнула: «ну, ладно уж, можешь и не догорать!» Но и этот сгорел до конца.
       Вдруг из кинотеатра повторного фильма стали выходить люди, я присоединилась к ним, мы под звуки гимна были уже в конце лестницы. А впереди – круто вверх шла улица. «Вот таким должно быть и призвание – прямым и возвышенным, как эта улица». Наверху открылся оперный театр. «А вот тебе и искусство!» Ярко представила зал, огни, фраки, звуки, удивительные, богатые. Но где же третье, наверное, слева. Я свернула влево, но так и не нашла любви. Короче, в голове у меня был туман порядочный. Пробродив до 2 часов ночи, усталая, как пёс, пришла домой, спала беспокойно…



30.08.1959г.
       Сегодня я была у Андреевской церкви. Какая прелесть! На лестнице старик взывал и ко мне тоже: «Сестричка, сестричка!»– так требовательно, что я была красна до корней волос. Но денег у меня всё же не было, и я вынуждена была пройти мимо. Очевидно, из-за того, что я оглядывалась не раз и не знала, куда мне деться, старик сделал вывод обо мне и сообщил двум нищенкам, сидящим выше на ступеньках: «она добрая, но…» – я больше не расслышала.
       Обошла церковь. Растрелли. Здорово! А внизу под город был Киев, как разноцветный кристалл, Днепр, крыши домов, зелень и холмы, далёкий горизонт, подо мной – беседка, лёгкая и голубая. Я сошла вниз по Андреевскому спуску, потом поднялась на холм, снова огляделась. На другом зелёном холму ребята запускали змея. Это так красиво. Своей квадратной головой змей дёргал, стремясь всё выше, а сзади извивался его хвост, и вместе с тем полёт был плавным. Два мальчика в чёрном дымили, разжигая костёр, вырывалось низкое пламя, оно блестело в молочно-белом мареве. От едкого дыма два других малыша бросились прочь, они были в ярких костюмах, один в красном, другой – в синем, всё это замелькало по зелёным тропинкам холмов. А два поджигателя в чёрном рвали сухую траву и бросали в горло рыжему обжоре – огню. Сами же, резвясь, отбегали и снова срывали пучки травы…
       А змей летал над ними всеми. На улице цепь домов разбивал блестящий ручей. И всё это необъятное и широкое давало отдых глазам, где-то слышался колокольный звон, хлопали крыльями белые голуби…
       Потом я возвращалась, увидела другого старика, он рыжий, грива вырывается из-под фуражки, борода тоже рыжая, только глаза голубые-голубые. Он что-то пожелал мне, видимо, приняв за «люд крещёный», ещё посоветовал он мне послушать, как в шесть часов «сховають» (похоронят) богородицу, здесь, в церкви. А я ведь ничего ему не положила, но он сказал: «Дай тебе Боже счастья!» Дивно…
       


30.01–1960г.
       Вчера вечером мне захотелось уйти от людей, сбежать от знакомых улиц, уйти туда, где я никогда не бывала или была, но очень давно когда-то. Я пошла сначала к Планетарию, представила себе его зелёные круглые купола такими, какими видела их с высоты своего балкона на четвёртом этаже. Теперь они рядом. Туманно и сыро. Снег рыхлый и мокрый запрудил мостовые, машины разбрызгивают густую кашу, потом пошла в беседку. Она зелёная, лёгкая, внизу Почтовая площадь, Днепр в тумане. Клумбы белые от снега, он там не растаял, а мостовые чёрные, мокрые, разрезают город на квадраты, ромбы, трапеции. Пошла к Владимиру «Красно солнышко», очутилась у Андреевской церкви, но всё это было знакомым, а мне хотелось нового, почти чужого… Обошла здание Исторического музея, несколько гранитных статуй, изображающих древних людей, мокло под открытым небом. Мне их жалко, эти острые торчащие челюсти, бороды, животы и смешные короткие ручки.
       Темнело. Я вышла на Десятинный переулок, внизу мелькала уже засветившаяся реклама какого-то кино. Передо мной – незнакомая лестница. Внизу в тумане лёгкая теряющая блеск и голубизну Андреевская церковь, она становится серой из-за мрака, а всего 6– 7 часов вечера… Мелкий дождь, в каменных вазах на перилах лестницы дрожит вода с островками тающего снега. Дальше я уже не помню, куда шла, дождь усилился, еле пробираясь через потоки мокрого снега, я шла по узким тротуарам между низкими домиками, куда несли меня ноги и глаза. Я с трудом кое-где могла прочитать названия улиц под номерами домов. Гончарная, Ладо Хецкавели, Дехтярная, Кожемяцкая. Это Подол? Я куда-то сворачивала, что-то обходила, ни о чём не думала и постепенно совсем промокла. Мне нравилось незнакомое однообразие тёмных кривых улочек, размытых непогодой. Потускнели и скрылись холмы где-то рядом. Я шла, и мне было хорошо. В одном месте где-то на площади я вспомнила вдруг Евпаторию. В Евпатории в таком же месте была улица имени Смирнова-Ласточкина, она вела к евпаторийскому базару. Я помню, там сидел нищий старик в очках и с книгой под большим зданием. А сзади – трамвай, идущий мимо сквера, тут я спрыгнула и побежала – я увидела такого красивого парня… Так мне не удалось его увидеть ещё раз…
       Но тогда было солнце и день, а теперь… Дождь лил без отдыха, здесь, на площади, было людно, светлее, чем в тех улочках, которые я прошла, гудели трамваи. Почти все были тепло одеты, переступали через лужи, торопились. У ярко освещённых магазинов стояли крестьяне с корзинами, разинув рот, они в непромокаемых резиновых сапогах и в фуфайках. Они смотрели на милиционеров, морочивших голову усталому шофёру, который был тоже в фуфайке, раздражён, нетерпелив, с папиросой в зубах. В магазинах, лавках мелькали головы в толстых платках, стояли мешки, пропитанные мучной пылью.
       Я шла теперь по улице «Нижний вал», пора было возвращаться домой, трамвай, наверное, ехал к Контрактовой площади, а я почему-то пошла в обратном направлении. Какая-то Оболенская, потом Фрунзе, я шла быстро, а людей становилось всё меньше. Слева я увидела дом, похожий на Кремль с красными зубцами или на завод (трубы, дым). Читаю: «Паточный завод», наконец, спросила, куда мне идти, чтобы попасть на Контрактовую площадь. Оказалось, в обратную сторону. Вот Константиновская, кинотеатр «Жовтень» («Октябрь»), трамвай. Дважды я спрашивала дорогу, одна из девочек, когда я её спросила, ответила мне, а потом догнала меня и посоветовала сесть в трамвай. Я ответила, что не хочу. Промокли перчатки… Какой-то пацан вдруг дёрнул за рукав: «Можно вас на минутку» – наглая сопливая рожа. «Нельзя»,– ответила я и пошла быстрее.
       Тут я узнала Хоревую церковь и, наконец-то, Контрактовая площадь. Пришла домой мокрая до колен и сверху. Разделась, вытерла ноги, положила сушиться чулки. Потом читала и играла…


Так много всего. Прыгну куда-нибудь подальше во времени.



2.11.1965г.
       Вечерком решила пройтись. Нашла чудное местечко на Ангаре, где можно сидеть одной, справа – залив, слева – длинный рукав, посреди него – островок. Вдали город, цепочка огней, так и пляшут в глазах. Вода гладкая, как хорошо протёртое блестящее зеленоватое стекло, отражения чёткие, три береговых фонаря светят вниз тремя ровными язычками, словно свечи горят в безветрии. Вдали, в городе бледно папиросными светляками мерцает телевышка – в воде она отражается, как сыплющийся и затухающий пепел. Все огоньки города выглядят, как светящиеся свёрла или штопоры в воде. А в заливе справа купается маленький обмылок луны. Тихие домики у берега, огни. Лай собак где-то сзади, лёгкий ветер… Подо мной – бугор, галька, у самого берега спят 2 – 3 полена, прибитые водой… Хорошее местечко.

3.11.1965г.
       Решила опять сходить к моей Ангаре, опять на ту же дамбу, справа – залив, слева – рукав, жаль, земляной мостик, гравиевый неуклонно движется к другому берегу, сегодня добавилась ещё «горсть». Ветер. Край залива взялся льдом, белым, как застывшее молоко, значит, под ним – воздух. Сегодня я пришла поздно, огни не светят вниз, а скользят поверху, «рукав» рябит, плещет в дамбу, к ней прибило ещё несколько брёвен, мокрых, чёрных и блестящих. Громкий плеск…
       А в заливе лёгонькая мелкая зыбь. Месяц сегодня яркий, небо чистое, гладкое, звёздочки из-за месяца кажутся мелкими, еле поблёскивают. Ветер. А городские огни не мигают…
       


29.11.1965г.
       На работе всё хорошо… Какого-то парня в пушистой кроличьей шапке я стала называть «Кролик», он не из на-шей бригады, а из Дорстроя. Рядом с нами ковыряет дорогу. Я ему машу:
       –Привет, Кролик! – а он мне вдруг:
       –Что, чаечка?
       –Как, как? Как ты меня назвал?
       –Чаечка, белокрылая…
Я изумилась, а Саня из нашей бригады услыхал:
       –Вот это да! А мы-то и не знали! Видно, со стороны виднее!







Жаль, не получилось вставить эмблемки к первому и второму голосам.