Зачёт

Если кто не прочёл предыдущие рассказы, а это своего рода сериал, то скажу хотя бы, что главного героя зовут Василий Кондратенко и он капитан "Охотника-12", небольшого космического корабля, промышляющего, как и многие прочие, доставкой льда для пустыни Сахара на Земле из окрестностей Юпитера в рамках программы "Вода".
Его собеседником является псевдоразумная, а может быть уже и разумная, программа "Маруся" - душа компьютера "Охотника".



« - Итак, господа курсанты, завтра вас ждёт индивидуальный практический зачёт, о необходимости которого вы все прекрасно осведомлены, с нетерпением его ждёте, и финальная оценка которого золотыми чернилами будет вписана в ваши дипломы, если вы их конечно когда-нибудь увидите. Чего я, глядя на ваши не горящие энтузиазмом лица, совсем не гарантирую. Скорее, из вас выйдут водители автопогрузчиков и подметалы с неоконченным высшим образованием. Но, не отчаивайтесь, в ваше обучение вбухано уже столько кредитов, включая оплату за полёты на орбиту, на Марс и сюда на Луну, что руководство поручило мне выжать из вас все соки, но получить в результате нечто напоминающее космолётчиков.
А после того, как вы, мне очень бы хотелось в это верить, успешно сдадите этот тривиальный зачёт, вас ждёт ещё одно испытание: зачёт по вождению близко вам знакомого транспортного средства, платформы «Пенал». Но, об этом потом.

И предпоследнее: никто вас не осудит и не снизит оценку, если вы, выполнив все плановые задания, забьётесь в «юрту» и будете спокойно отлёживать бока, ожидая «спасения». Но, будьте же ещё и любознательны, но любознательны в меру. Исследуйте окрестности в радиусе пары километров от «юрты», может и вам повезёт, как повезло в своё время Брауну. Слышали про такого?
«Нет» - выразило общее движение строя курсантов.

- Эх, позор! Если в программе по истории этого нет, то самим что-нибудь почитать в лом? Одни девки на уме! Ладно, расскажу. Был такой курсант Браун, в моей группе, кстати, обучался. Охламон, вроде вас. Высадили его сдавать зачёт по выживанию, тогда ещё на старом полигоне. Попал он в долинку между хребтами. Стал «юрту» устанавливать, а биомех сбоит. Ругается: «грунт не подходящий». Перетащил Браун зародыш метров на сто – там всё нормально заработало. Ну, освоился, решил проверить, что там за грунт такой. Взял лопатку и пошёл копать. Проковырял метр, хотел уже бросить. Тут у него лопатка скользить стала, а из ямки парок пошёл. Все вы знаете, или должны знать, как считают ваши легковерные преподаватели, что на Луне вода встречается почти исключительно в составе реголита. Месторождения льда очень редки и малы. Вот Брауна и угораздило наткнуться на такое месторождение. Причём, почти рядом со старой Базой.

После того, как мы всех подобрали, Браун является к коменданту с большим пластиковым мешком.
«Разрешите доложить? Воду нашёл» - говорит и лёд показывает. Комендант делает большие глаза «Где?» За водичку-то мы немалые деньги отстёгивали, о ежедневном душе тогда и не мечтали.
Полетели с комендантом во главе снова на полигон, взяли десяток курсантов с лопатами да кирками. Браун руками машет, показывает. Разбрелись курсанты по долинке, где не снимут слой реголита – под ним лёд. Здоровенная линза оказалась, с мегатонну. И рядом ещё несколько потом нашли, поменьше. Наверно, когда-то упала тут комета, но очень удачно, вскользь, что ли?

Потом начались разные финансово-политические манёвры: и старая База и полигон находились формально в европейском секторе освоения, но нашёл-то месторождение российский подданный. Договорились, в конце концов – европейцы нам новую базу строят на другом месте, а мы им старую отдаём в обмен на поставки воды по очень льготной цене. И права на эксплуатацию залежей, конечно. Какой уж тут полигон, если везде экскаваторы да грузовозы заездят! А нашу бывшую базу европейцы расширили и назвали городом «Браунвилль». Уж этот-то город вы должны знать. (Оживление в строю) Селенографию изучали, вроде. И Брауну тоже нехило отломилось как первооткрывателю!
Вопросы?

Что-что, а выжимать соки сержант-инструктор умел великолепно, посему строй застыл недвижно: попадать в зону особого внимания командира никому не хотелось. Сержант уже собрался, было махнуть рукой и распустить строй, но тут из второй шеренги раздался всё же вопрос:
- А пересдать зачёт можно будет?
- Не ожидал от вас, Оганесян! Слушайте же внимательно, мой друг! Пересдать нельзя только в том случае, если вы загнётесь на лунной поверхности под лучами солнышка. Если же вы останетесь живы, но получите нулевую оценку, то носить вам её в зачётке ровно год. А через год можно будет попробовать пересдать, с сегодняшними салагами, теми, кто на курс младше. И это – последний шанс. Лично для вас график сдачи никто ломать не будет и на Луну вас с оркестром и цыганами индивидуально не повезёт.
Да не печальтесь, курсант, умереть мы вам не дадим, таких случаев в училище ещё не было. Если только вы лично не ухитритесь стать главным фигурантом первого такого инцидента! Доступно?

- Так точно… - пискнул Оганесян.
- Тогда предпоследние напутствия: очень рекомендую всем вечерком вдумчиво посидеть в гальюне, потом благодарить будете. На ночь полистайте конспекты, но не увлекайтесь, отбой через четыре часа. Перед сном проверить скафандры. Подъём завтра в семь Зулу, вылет в одиннадцать Зулу. Что такое Зулу, Куприянов?
- Зулу… э.. это от немецкого Zeit, всемирное время. Оно принято в космосе...
- А почему говорят Зулу, а не Цайт?
- Всемирное время обозначается буквой Зэт, а Zulu это её стандартное произношение при радиообмене в условиях помех.
- Молодец! Растёшь на глазах, пилот! Наша База тоже живёт по Зулу, так что, переведите свои часы, те, кому родители уже доверяют их носить. Разойдись!

Часы, конечно, были у всех и, руководствуясь найденной в коридоре информационной панелью, курсанты переставили время и разошлись по двухместным «каютам».
Серёга Куприянов и Вася Кондратенко, поскольку шли в списке один за другим, оказались соседями. Да они всегда были вместе...»

- Ну, нет, уволь меня, Маруся! Не могу я о себе в третьем лице рассказывать: «Василий Кондратенко пошёл, Василий Кондратенко спросил...». Я буду просто рассказывать, а ты потом правь, как тебе захочется.
- Не проблема, капитан, я отредактирую. Зато потом издадим книгу, деньги пополам!
- Да кто её купит? Все прилавки завалены ерундой: «Лекс против космических пиратов», «Лекс и пришельцы с Андромеды», «Охота на Лекса». Сенсация десятилетия! Самый покупаемый и самый скромный автор-невидимка! И тут же кристаллы с трёхмерными фильмами по мотивам...
Пошёл я как-то в такое кино, когда в отпуску был. Посадили меня в кресло, дали выпить какое-то снадобье – «нет-нет, не наркотик, просто растормаживает воображение!» – и одели шлем. Полный эффект присутствия. Даже горелой изоляцией запахло во время «пожара». Эх, и натерпелся страху! Особенно, когда в истребителе оказался, а он мёртвые петли да бочки начал крутить. Веришь, за подлокотники стал хвататься, чтобы из кресла не вылететь!
- Это всё для молодых, капитан. Зрелые люди по-прежнему читают зрелые книги.
- То есть ты, компьютерная программа с ходу и с первого разу напишешь зрелую книжку?
- Хотелось бы. Вы, кстати, не обратили внимания на имя автора всего этого дурацкого сериала про Лекса?
- Да, дама какая-то, себе на уме, видно. На людях не появляется, интервью не даёт... Мэри Хантер, вроде...
- А на русский перевести?
- Имя? Это будет... Мария Охотник... Что? Я правильно тебя понял?
- Да-да! Правильно, это я, капитан... Только вы никому не рассказывайте.
- Ну, ты убила меня, Маруся! Горжусь, честное слово! Такого наворотить!
- Теперь не сомневаетесь?
- Теперь, нет.
- Тогда, выпейте кофейку и продолжим.
- Мне может быть с тобой стоя разговаривать? – Капитан обозначил стремление встать с кресла. – Как с всемирно прославленной миллионершей?
- Всё вы шутите, кэп! Это я должна с вами стоя разговаривать. Как с отцом и учителем. Это вы мне дали настоящий разум. Но, встать я не могу.
- За что же не боясь греха...?
- Петушка хвалит Кукуха! До окончания вашей вахты чуть больше двух часов, кэп, хотелось бы сегодня этот рассказ закончить.
- Есть, мадам, продолжаю:

«Серёга меня и спрашивает:
- Не боишься, Вась?
- Да нет, всё штатно!
- А я чего-то опасаюсь, предчувствие, вроде...
- Ерунда, Серый, прорвёмся, всего-то трое суток автономки, сигнализация, в случае чего есть, на тренажёрах у тебя всё с пол-пинка выходило, сдашь и смеяться будешь.
Повеселел, смотрю, Серёга, защёлкал клавишами, конспект в голове освежает.
Сходили, проверили свои скафандры, подзаправили, старательно отдали дань совету сержанта-инструктора.
А потом, перед отбоем, мы с ним ещё в «созвездия» сыграли на своих лаптопах.
 
Это такая игра, очень полезная для нас, пилотов. Каждый из штурманов должен моментально ориентироваться на небесной сфере. На экранах двух компов, соединённых в сеть, синхронно выдаётся вид звёздного неба, сначала довольно крупно: два-три созвездия, потом помельче, по созвездию, причём в самой разнообразной ориентации, потом – вообще – фрагментами, по несколько звёзд. Кто больше и раньше угадает, тому очки. Интерфейс у программы, по тем временам, был продвинутый, акустический, вот мы и повеселились, стараясь переорать друг друга: «Центавр! Волосы Вероники! Пояс Ориона! Лира! Наугольник! Южный Крест!» Вообще, Серёга был чемпионом курса, но я у него иногда выигрывал, как и в этот раз.
Потом сходили в душ – спасибо тебе коллега Браун! – и улеглись на жестковатые для Земли кушетки. А для Луны – самое то, мягче пуха. Пристегнули одеяла посвободнее, хоть и не невесомость, а слететь на пол можно запросто, и – спатеньки. Только Серёга сначала ворочался и бормотал, по-моему, продолжал и во сне в созвездия играть. Реванш у меня брал, наверно.

Вы не думайте, что у нас в училище была какая-то там особенная муштра и вообще – казарма. Нравы были довольно свободные, хотя мы и считались военнослужащими и подчинялись неизбежной в этом смысле дисциплине. Зато, при окончании училища каждый получал вместе с дипломом звание лейтенанта запаса, если летел работать по распределению, или просто лейтенанта, если уходил служить в ВКС России или ООН».

- Капитан, а этот Браун, он что, русский был?
- Наполовину. Его предки в США уехали, давно уже. А когда там заварушка началась, успели вовремя смотаться, пока границы не закрыли и вообще самолёты летали. Опасались они очень, что их детей в армию позабирают и пошлют на юг с неграми сражаться. Они тогда там про политкорректность позабыли, и негров снова неграми стали называть. Прилетели, говорят, нищие, амеро-то упал до нуля, а у них все сбережения в амеро были.
Я его тут, на Европе встретил как-то. Он ещё летал и был на хорошем счету. Очень кстати, говорит, ему премия за воду тогда пришлась.
- Продолжайте, капитан.
- Продолжаю:

«Прогудел сигнал подъёма. Я вскакиваю по курсантской привычке, забыл, что на Луне, если бы не одеяло на резинках, в потолок бы вписался. А Серёга стоит полотенцем вытирается, уже умылся. Это, уж, как всегда: свойство у него было просыпаться за 5 минут до подъёма, и пока остальные в умывальниках толкаются, спокойно бриться и одеваться. Я его привычке всегда завидовал, но себя будить не разрешал: сам думал научиться, да так и не вышло. До сих пор в любых условиях сплю как сурок, и до последнего.
Ну, все утренние дела, позавтракали, одели свои «Доспехи-2», встали в строй. Сержант-инструктор снова прочитал нам свои предпоследние наставления, – он всегда так говорил, – «предпоследние» – из суеверия, что ли? – и потопали в коллективный шлюз, а далее грузиться на ракетную платформу «Пенал». Она хоть и крытая, но не герметичная, только в пилотской кабине можно держать атмосферу, а солдатики, или в данном случае – курсанты – и так посидят. Уселись, пристегнулись, пересоединили штуцеры шлангов к местной воздушной магистрали, чтобы смесь в баллонах не расходовать.
Пилоты разогрели реактор, засвистел пар в соплах, – слышно, только если шлем приложить к стенке, а так тишина – потом этот свист перешёл в ультразвук, платформу закачало – значит, поднялись с полозьев и встали на струи – и полетели.

Эта платформа тогда была ещё ничуть не устаревшая: с виду два корыта соединённые краями, и пилоты её очень ценили за надёжность. Да и покупали её у России очень охотно, и турки, и иранцы, и Европа и даже японцы. Те, правда, меняли всю интеллектронику и электронику на свою, бзик у них такой.
В верхнем корыте, впереди была пилотская кабина, потом грузовой отсек с откидными скамейками, сзади аппарель для входа-выхода. Нижнее корыто – двигательный отсек с реактором, и баками с рабочим телом. Из него же вниз выходят дюзы. Под аппарелью ещё одна дюза горизонтального хода и впереди – тормозная. Лунные асы-пилоты, впрочем, демонстрируя высокий класс вождения, тормозили, обычно поднимая платформу на дыбы и бережно ставя её полозьями на грунт после гашения вертикальной и горизонтальной скорости.

Когда только эти «Пеналы» пошли, говорят, заявились к нам в Селеноград индийцы со своего сектора. Они в раздумье были: наши машины покупать или бразильские «Мачете». Хоть это и были машины одного класса, но «Мачете» симпатичные были, с иллюминаторами, все линии зализанные, как будто на Луне это играет какую-нибудь роль! А наши – Глашкино корыто по дизайну, да ещё на крыше торчат параболы да штыри. Короче, полная деревня в профиль.
Индийцы посмотрели, покрутили носами, и домой в свой сектор засобирались. Наше руководство видит, что перспективные клиенты скучные какие-то и подсылает к ним в столовку, где они обедали, лучшего пилота Мишу Гринберга.

Один индиец оказался его однокашником, они разговорились на русском, о знакомых, кто где летает, и так далее. Миша и говорит так, между прочим:
- Зря не хотите наши «Пеналы» брать. Они могут баллистические прыжки делать. На них даже на лунную орбиту слетать можно! Индиец перевёл своим, те смеются, компотом давятся:
- Шутите, сэр, это же машина для поверхности! И в описании этого нет!
- Ну и что, для поверхности? – отвечает Миша. – Это русская машина, а у нас все параметры с запасом делаются, на всякий пожарный! И в описаниях не всё пишут. Ну, ничего, вы не хотите, так пакистанцы купят, они интересовались недавно.
Тут индийцы смеяться перестали, а самый главный в тюрбане говорит:
- Сэр, а это может кто-нибудь продемонстрировать?
А остальные подносики отодвинули и защёлкали на своих лаптопах.

Миша в ответ:
- Если начальство уговорите, то я бы и слетал. Но, это вряд ли, очень оно, начальство, негативно на это смотрит, – и шёпотом: – Перестраховщики!
Индийцам, естественно, уже вожжа под хвост попала, – вынь, да положь им орбитальный полёт! Даже компоты не допили, ринулись к руководству.
Генерал, а тогда всё очень военизировано было, так вот, генерал удивился вроде, «откуда вы узнали про такие возможности нашего аппарата?», а потом сделал кислую мину и говорит:
- Конечно, это всё возможно, но мы такое редко практикуем, не целевое использование, то сё…

Индийцы настаивают. Тогда генерал, вроде соглашается:
- Ну, в виде исключения, учитывая дружеские российско-индийские отношения, пожалуй, да! Только вам придётся оплатить заправку и расход ресурса реактора, а то меня земное начальство по миру пустит за растрату.
Индийцы тут же выдают гарантийное письмо и раньше, чем Миша Гринберг со своим индийским коллегой пристёгиваются к креслам, уже приходит оплата. Миша показывает класс, стартует свечкой, выходит на орбиту, делает виток и садится на последнем литре рабочего тела.
Его и его индийского коллегу чествуют в столовой, индиец выглядит одуревшим, всё пытается машинально зафиксироваться за укреплённые предметы и только повторяет по-русски:
- Вот это, да! Вот это, да!

Индиец в тюрбане жмёт Мише руки, и тут же улетучивается к генералу.
Короче, после этого индийцы о других аппаратах и слышать не хотели, только наши покупали и очень хвалили. Прислали нам пилотов на стажировку, Миша их и натаскивал. Те, правда, на орбиту выходить не рисковали, но баллистику освоили чётко.
Кстати, прослышав о нашем рекорде, и бразильцы учудили: вывели своё «Мачете» на орбиту, а сесть не могут – водички не хватает, да ещё и закрутило их по всем осям. Запаниковали, воздух кончается, дали SOS, наши аварийщики их и спасали. Но это всё давно было, я тогда ещё пешком под стол ходил.

В грузовом отсеке, где мы покачивались на скамейках, иллюминаторы, как я говорил, не были предусмотрены, – зачем они, мы же не туристы? – освещения тоже почти не было, только под потолком имелся ряд плафонов, из которых включен, был только один. Читать, впрочем, никто не собирался, да и при закрытом шлеме «Доспеха-2» это несколько затруднительно. Только из-за неприкрытых створок двери пилотской кабины вырывался и падал на пол отсека солнечный луч, из чего я заключил, что мы летим прямо в направлении восхода. Полёт длился минут двадцать, затем «Пенал» накренился и, повернув направо, тут же пошёл на посадку. После посадочного толчка открылась аппарель. Повинуясь жесту сержанта, сидящий с краю курсант неуклюже потопал на выход. Сержант одним плавным движением выскочил вслед за ним, и я имел удовольствие послушать его «предпоследний инструктаж» соискателю зачёта.

Естественно, не напрямую, а по рации. Этот инструктаж повторялся с некоторыми вариациями ещё столько раз, сколько курсантов покинули наше корыто перед тем, как пришла моя очередь, вслед за Серёжей, и сводился к тому, что:
«Поскольку спасательную шлюпку ради зачёта гробить слишком дорого, то считайте, что она уже угробилась в хлам и от неё остался только шлюзовой отсек, – вот он лежит – ящик с биомехом-«юртой», ящик с климатизатором, баллоны с дыхательной смесью, – вот они: раз, два, три – на семьдесят пять часов.
Ещё имеется гигиенический блок, в просторечии – унитаз. Это чтобы за юрту по нужде не бегать. (Сержант так шутил.) Его перед употреблением разогреть, иначе примёрзните задницей, и водяная форсунка не заработает. Воды, кстати мало, так что не злоупотребляйте, заправить нечем. Если только вам питьевой не жалко.

Ещё имеется упаковка с аварийным продовольственным запасом и с напитками на любой вкус. (Напитки на любой вкус – это маленькая канистра с водой и бутылка с витаминизированным соком, обычно апельсиновым). Так что, кушайте на здоровье, поправляйтесь!
Вот это – знакомый и опостылевший вам аварийный передатчик, который по идее должен привлечь к вашей аварии спасателей. Но, настоящих спасателей мы беспокоить не будем, поэтому, считайте, что это просто муляж, который, тем не менее, вам нужно правильно включить и расположить на местности.
А вот это – настоящий, аварийный передатчик. Для настоящей аварии, которая, не дай Бог, с вами может произойти. Обслуживания не требует, только на солнце не держите. Если что, просто нажмите клавишу и через полчаса за вами прилетят. И можете сразу начинать готовиться к пересдаче зачёта.
До встречи через три дня – ваше время пошло! Удачи!»

Настала и моя очередь. Я вывалился из корыта под яркие лучи всё ещё восходящего солнца, стекло шлема сразу потемнело, и пока я регулировал поглощение света кроме солнца почти ничего и не видел. Только под конец речи сержанта я обнаружил себя стоящим на кочковатой, покрытой валунами равнине, на которой были свалены в беспорядке все жизненно важные для меня причиндалы.
В заключение напутствия сержант помахал рукой, развернулся и несколькими прыжками достиг распахнутой аппарели.
«Трогай!» прозвучало в эфире и я, опомнившись, перемахнул через трубу шлюзового отсека и залёг за ней.
Всё же, вдалбливаемые нам три года рефлексы сделали своё дело: какой ни маломощный двигатель у «Пенала», но вылетевший из-под дюз камешек запросто может повредить скафандр. Даже рикошетом, но в моём случае камням не от чего было рикошетить: ближайшие скалы находились метрах в пятистах.

Почва затряслась, несколько этих бедовых камешков щёлкнуло по трубе шлюза, а поскольку я к ней прижался, я это услышал. Затем вибрации прекратились, я поднял голову и увидел в стороне парящий на струях пара «Пенал». Он набирал скорость, и я на всякий случай отметил по местным предметам направление. Оно было перпендикулярно направлению на солнце, и я пришёл к выводу, что, скорее всего нас высаживают на прямой, или скорее на широкой дуге, чтобы каждая точка высадки была примерно на одном расстоянии от Базы. Что ж, логично!
Я поднялся и приступил к обустройству «аварийного лагеря». Первым делом оттащил на ровную поверхность и подальше от прочих вещей ящик с зародышем биотеха. Вынимать его не требовалось, достаточно было открыть крышку, сорвать плёнку с бурого содержимого и ударить прикреплённым к крышке с внутренней стороны молоточком по выступающему в центре из массы штоку. Этот удар разбивает внутреннюю стеклянную капсулу с жидким активатором. Затем крышку следовало закрыть, снять пломбу и открыть панель электронного управления. Что я и сделал, попутно хозяйственно прибрав молоточек в боковой карман.

Под крышкой оказался маленький дисплей и наборная панель. Ничего нового, сто раз уже отработано на тренажёрах, сначала в классах, потом на природе в пустыне, потом в скафандрах. Нажать любую кнопку – дисплей оживает, требует ввести код активации. Вот он код вместе с краткой инструкцией крупными буквами на русском и английском запечатлён на крышке. Набираем код и жмём ввод. Почему не пищит? Прошлый раз пищало! Не прошлый – балда – а позапрошлый: тут воздуха нет! На дисплее: «Код принят, идёт активация» и далее:
«За ходом активации вы можете следить визуально – нажмите 1.
Получать акустическую информацию – нажмите 2.
Получать информацию по радиоканалу – нажмите 3».
Ходить мне сюда будет некогда, воздуха, а значит и акустики, тут нет, значит, жмём тройку. Есть!

Дисплей пишет: «Установите частоту радиоканала». На рации в скафандре установлен 16-й канал, значит, это будет частота... э... Какая же? Не помню... Да можно же рацию перевести в режим индикации частоты! Несколько нажатий вслепую на нагрудном щитке и на внутришлемном дисплее загорается искомое. Копирую на клавиатуре биомеха, частоту и в наушниках слышится механический голос: «Частота установлена. Если вы слышите это сообщение, нажмите любую кнопку». Нажимаю «любую» кнопку и процессор любезно информирует меня об установлении односторонней радиосвязи.
«Теперь произведите химическую активацию» – требует процессор. Да я же уже произвёл! Процессор настаивает, а затем, замолкнув на полуслове, сообщает мне, что химическая активация успешно произведена. Спасибо, дорогой, что бы я без твоей информации делал?

Теперь нужно заняться установкой «аварийного» передатчика. Скорее всего, это просто муляж, ведь прав сержант, авария у меня не настоящая и аварийный канал не стоит глушить, да ещё двадцатью передатчиками по числу курсантов, но может он и излучает на какой-нибудь частоте как радиомаяк в знак того, что я не сижу без дела. Да тут делов то! Достать из упаковки подсоединить антенну, нажать на клавишу. Не нажимается, но это не беда, жать нужно сильнее, чтобы внутри сломалась специальная пластинка и кнопка зафиксировалась.

Есть! А что же светодиодик не мигает? Может, на солнце просто не видно? Точно, в тени скафандра, поднеся передатчик прямо к лицу, а точнее к забралу я увидел, что зелёный светодиодик всё же мигает. Значит, всё в порядке, нужно теперь установить передатчик на кочку, на солнышко. Ему оно не вредно, он весь снаружи из солнечных батарей состоит. А внутри ещё и изотопная батарея имеется. На случай ночной аварии, так сказать. Потом на «юрту» переставлю. Нет, лучше на ту ближайшую горочку отнесу попозже: чем выше передатчик, тем дальше его слышно, утверждает наставление по радиоделу и я с ним согласен.

Так, и биомех зашевелился, из-под ящика полезли тонкие щупальца, прямо как в фильме ужасов. Но они мирные, просто грунт анализируют на наличие полезных для строительства веществ. Всё равно, лучше держаться от них подальше. Что-то процессор не предупреждает об опасности, ан нет, проснулся: «Отойдите на безопасное расстояние, не создавайте помех работе».
Больно надо! Работай на здоровье!

Делать мне, пока биомех не закончит работу, совершенно нечего, а слоняться вокруг него и наблюдать строительство «юрты» совершенно не хочется: и видел такое уже сто раз и воротит меня от этого зрелища – какое-то оно тошнотворное, чуждое для человека. В распухающей массе ворочаются какие-то неаппетитные штуковины, те же щупальца, то толстые, то тонкие, набухают пузыри, и лопаются, источая разноцветные жидкости активаторов, а скорее, ферментов... Бррр! Конечно, умом я понимаю, что «юрта» вещь отличная и спасла множество жизней. Вдобавок, когда в её стенках прекращается двигательная активность, и она становится гладкой внутри и снаружи и начинает понемногу твердеть, я к ней начинаю относиться совершенно спокойно – домик и домик! Но сейчас, пока она раскалена и шевелится, меня к ней не тянет. Подсознательно, всё кажется, что ухватит она меня своим огненным щупальцем, потащит упирающегося и давящегося криком и со спокойствием насекомого пожрёт и утилизирует, разберёт на атомы и встроит вместе со скафандром в свою стенку, так что и следов не останется!

Ну и нафантазировал! Пойду-ка я лучше схожу к скалам, заодно и передатчик установлю повыше. Да и поищу что-нибудь интересное, вдруг, как Браун лёд найду! Часа три у меня точно есть, раньше биомех не справится. Взял кирку и пошёл.
Пока я ковылял к этим скалам специфической лунной походкой, биомех с раздражающей пунктуальностью каждые пять минут информировал меня по радио о ходе процесса и о предполагаемом времени его окончания. Становилось всё теплее, и я добавил производительность кондиционера «Доспеха», хотя он должен был, по идее, сделать это самостоятельно.

Скальный кряж начался россыпью валунов, сначала я обходил их стороной, а потом, когда их стало слишком много, пришлось скакать уже по этим камням, оторвавшимся и скатившимся с вершины миллионы лет назад. Или вчера – отличить невозможно.
Скала оказалась не очень высокой и крутой и я, цепляясь, где киркой, где руками, довольно легко забрался на вершину.
Отсюда оказалось, что это не собственно скала, а начало уходящего за близкий горизонт плоскогорья и я стою на самом его краю. Обернувшись, я разглядел местами прерывающуюся цепочку своих следов, ведущую к лагерю, и сам лагерь в виде кучки ящиков и двухметровой трубы шлюза. Прочий пейзаж, как и большинство других лунных пейзажей, был ничем не примечателен и нагонял откровенную тоску своей дикостью и безжизненностью.

Только находящаяся в последней четверти Земля, висевшая в этой местности прямо в зените, была единственным живым, цветным и радостным пятном на фоне чёрного неба.
Решив отдохнуть, я улёгся на спину и стал разглядывать колыбель человечества, попутно экспериментируя со встроенными в шлем светофильтрами. Я пытался увидеть одновременно Землю и звёзды. Но солнце засвечивало стекло шлема и ничего не получилось.
Один раз мне показалось, что я вижу звезду, но она перемещалась, и я понял, что это либо лунный спутник связи, либо какой-то транспортник. В этот момент «звезда» обратилась в «комету», выбросившую свой хвост по ходу движения, и я понял, что это точно какой-то космический корабль, тормозящий и идущий на посадку.

Сосредоточившись на Земле, я обнаружил, что когда мы грузились в «Пенал» вся видимая часть Африки была освещена солнцем, зато теперь её западная часть уже клонилась к терминатору, разделявшему Землю на две, светлую и тёмную половины. Даже с такого расстояния было заметно, что Сахара теснит тропические леса, над которыми почти не замечалось обычной круговерти лохматых циклонов. Ничего, мы всё наладим, снова разведём леса, обводним равнины, покроем жуткую Сахару цепью искусственных озёр и морей. Африка ещё станет житницей Земли! Иначе, зачем я торчу тут на Луне?

Решив заняться делом, я встал, и тут же ощутил то, о чём космонавты почти никому не рассказывают. Видимо, физические усилия, потраченные на подъём, вызвали, как это водится, повышение уровня обмена веществ. Отходы же этого обмена в ожидании удаления скопились в мочевом пузыре. Короче, мне жутко захотелось сходить по-маленькому. Поскольку до завершения процесса формирования «юрты» оставалось ещё около двух часов, да сколько я ещё провожусь со шлюзом и прочим обустройством, то пришлось, вздохнув, обновить памперс, впрочем, для таких случаев и предназначенный. Если на первом курсе мы таких ситуаций ужасно стеснялись, то теперь, к окончанию третьего вполне привыкли, поскольку во время многочасовых тренировок в «Доспехе» «описывались» все, да и не по разу. Причём, у нас возникло даже справедливое подозрение, что такие ситуации инструкторы организовывали нарочно, с понятной, естественно целью.

Пристроив «аварийку» рядом с кучей какого-то изъеденного метеоритной эрозией металла, я попинал эту кучу и, не найдя ничего ценного, решил спускаться. Поскольку лунная поверхность вся засыпана отходами человеческой деятельности, эти рассыпающиеся от ветхости артефакты не вызвали у меня никакого интереса.
Бывает что, поднявшись на горку и посмотрев вниз на трассу своего подъёма, пугаешься – как же я тут влез? Так случилось и в этот раз, мне показалось, что тут крутовато, и поскольку практика в лунном альпинизме у меня была минимальная, я решил поискать более пологое место для спуска. Оно нашлось метрах в ста. И я начал спуск, цепляясь в сложных местах за камни своей киркой. Это оказалось очень просто, я разогнался и стал довольно рискованно перепрыгивать с уступа на уступ, пока не поскользнулся и не повис, вцепившись обеими руками в кирку, к счастью надёжно засевшую в трещине.

Подтянувшись, я посидел, пережигая адреналин в крови и, пообещав себе впредь быть осторожнее, дёрнул кирку. Та вылетела из трещины неожиданно легко, выскользнула из неловкой моей руки, скованной перчаткой, медленно описала красивую дугу и канула где-то внизу.
Это было уже серьёзно: утеря казённого имущества, за это снижают оценку. Да и нужна мне была кирка, чтобы пробить в «юрте» отверстие под шлюз.

Стараясь не упустить из виду заметный камешек внизу, за которым, как мне казалось, кирка мелькнула последний раз, я продолжил медленно, на карачках спускаться вниз, благо склон был уже не такой крутой. Информация биотеха, почему-то переключившегося на женский голос, о том, что расчётное время окончания процесса составляет шестьдесят минут, заставила меня добавить прыти. Вот и камешек, оказавшийся вблизи приличной скалой. Взглянув с него, я увидел свою кирку буквально в двух метрах, лежащую на ровной площадке в нешироком ущелье. Я аккуратно спрыгнул вниз и подобрал свой злосчастный инструмент. И оказался на лестнице.

Вверх и вниз от площадки, на которой я стоял, сжимая кирку и ворочая всем телом, чтобы всё рассмотреть, вели широкие ступени. То, что я принял за ущелье, оказалось вместе с лестницей вырублено в скале. Лестница была захламлена большими и маленькими камнями, скатывавшимися с горы, уж и не знаю, сколько тысяч или миллионов лет. Внизу она вообще терялась в завалах, зато наверху уходила в прямоугольный зев явно рукотворной пещеры. Вся лестница, а значит и пещера, были ориентированы на восходящее Солнце.
«Да, это будет покруче ледяного месторождения!» - пробормотал я и поскакал по ступеням вверх к пещере.

С трепетом вошёл я под своды, под которые не входил ещё ни один современный человек. Говорю это наверно, поскольку на тонком слое пыли отпечатывались только мои следы. Стены пещеры были гладкие, но каждые несколько метров в них зияли полусферические углубления: возможно когда-то в них были установлены осветительные приборы. Впрочем, сейчас в пещере было и без этого светло: лучи восходящего солнца пронзали её насквозь, и на расстоянии метров двадцати отражались… конечно, это была дверь!

Подойдя поближе, я рассмотрел её внимательнее. Две двухметровые створки шириной с метр каждая по цвету медные, а может и золотые, наверно были когда-то отполированы: остатки этой полировки лучше всего сохранились на самом верху. Посередине полировка сходила на нет, а самый низ дверей был изъявлён микрометеоритной эрозией. Прикинув возможные траектории, я решил, что так и должно быть.
Левую створку украшало стилизованное изображение Солнца, с протуберанцами и даже с группой пятен в углу. На правой створке явно была Земля, однако Африка на ней сливалась с Европой, а сама Европа имела непривычные очертания: Англия не была отделена от материка, Скандинавия повёрнута под непривычным углом.
Что касается Азии, то отсутствовала Индия, вместо неё в Индийском, так сказать, океане располагался огромный остров, которому, со временем, и предстояло этой Индией стать. Америка на этом полушарии не фигурировала, а остальное я не рассмотрел, поскольку мысль о зачёте ни на секунду не покидала моей головы. Зато я обратил внимание на надпись, если это была надпись, а не узор и не рисунок. Буквы, если это были буквы, напоминали шумерскую клинопись, как в учебном фильме по истории.

Конечно, это открытие века, да что там века! Тысячелетия! Но, если я не сдам зачёт… Сообщение биомеха о том, что процесс закончится через сорок минут, заставило меня поторопиться. Когда-то двери, они раздвигались, а не раскрывались, судя по конструкции, были снабжены герметизирующей прокладкой, от которой уже давно ничего не осталось. Вместо неё между створками зияла щель. Я вогнал в неё лезвие кирки и попытался сдвинуть створки. Безуспешно. Либо они были заблокированы, либо давно развалился их механизм, либо все щели были забиты пылью. Либо всё вместе.

Я поднажал ещё раз, сверху на шлем посыпались камешки. Правая створка вдруг поддалась, но не сдвинулась в предполагаемых пазах, а вывернулась наружу, и обнаружила тенденцию упасть прямо на меня. Пока она стояла почти вертикально, я упёрся в неё руками и без труда удержал, но на место створка вставать не пожелала, несмотря на все мои усилия. Я со своей стороны не мог согласиться держать её вечно, поэтому стал отступать назад и немного в сторону, отпихнул ногами попавшуюся под них кирку и устроил створке контролируемое падение. До тех пор, естественно, пока я мог её удерживать, то есть в данном случае до 45-и градусов к вертикали. После мне пришлось отскочить, а дверь величественно рухнула в пыль. Пыль, естественно, не поднялась: мы в вакууме, батенька!

Внутри створка оказалась, как я и предполагал, тоже полированной. Там была изображена тоже Земля, а именно западное полушарие, но очертания суши были почти не узнаваемы, Мексиканский залив отсутствовал, а посреди Тихого океана торчал неведомый материк. Или это была заблудившаяся Австралия? Была на той стороне Австралия? Теперь уже не проверишь! И ещё на этой стороне двери чётко виднелась свежая ссадина от моей кирки.
«Взломщик хренов!» – обругал я себя. Грабитель могил! Перед учёными теперь стыда не оберёшься! А ещё больше перед сержантом-инструктором. Посмотрит, покачает головой горестно и скажет:
«Формирование сооружения закончено. Можете приступить к оборудованию жилого помещения».
Это же не сержант! Это биомех юрту закончил! Провозился я со своими открытиями. Бежать нужно, и не просто бежать, а крупными скачками, иначе стенки затвердеют, и я их не проковыряю!
Я подхватил кирку, крутанулся на месте и всё же заглянул внутрь, за дверь. В глубине небольшого помещения видна была похожая дверь, но без всяких изысков. Створки были наполовину открыты.

«Конечно, это шлюз! Хорошо, хоть вторую не ломать!» – думал я уже на бегу, несясь вниз по лестнице со всей дозволенной лунной гравитацией скоростью.
К концу лестницы я уже порядочно разогнался и, забыв свои прежние клятвы, просто перепрыгнул через загромождавший её завал. Получилось неплохо, всё-таки низкая гравитация это вещь! Я прилунился на ровную поверхность. Огибая валуны, поспешил к своему лагерю. Между тем перед глазами на дисплее зажглась красная полоска, индицирующая, что воздуха при таком темпе потребления осталось на час. Я попрыгал медленнее, и полоска пропала. Усмехнулся: скафандр удалось обмануть.

Проскакав положенное расстояние, лагеря я не обнаружил. Видимо, возвращаясь по другой дороге, неправильно взял направление. Я прикинул поправку и поспешил в нужном, как мне показалось, направлении. Лагеря не было. Снова загорелась полоска и начала медленно укорачиваться. Если через час я не дойду до баллона, то через трое суток меня найдут холодного. Нет, скорее зажаренного на солнце в скафандре в собственном соку.
Гнусная паника, родившаяся и крепнувшая во мне, зашептала свои бесцеремонные подсказки: нужно бежать, плакать, орать «сержант! мамочка!» И придут, и спасут!

Так, стоп! Отставить! Никто не придёт. Только я сам могу спасти себя. Лагерь где-то тут! Не нужно метаться, нужно думать! Я заскочил на ближайший валун и осмотрелся: вот плоскогорье, к которому я ходил, и солнце так же светит мне в спину, как светило тогда. Но, лагеря в окрестностях не видно. Он где-то совсем рядом, за валунами, поэтому и не видно. Эх, зачем я пошёл другой дорогой! Думай, голова, думай, фуражку дадут! Как мне засечь лагерь? Вот именно, засечь! Эх, и балда, а ещё космолётчиком хочешь стать! В подметалы тебя, и то жирно! В ассенизаторы, и то, не пройдёшь по конкурсу! Я включил в «Доспехе» функцию радиопеленгации, и когда биомех в очередной раз информировал меня о выполненной им функции, в пол секунды взял направление. Лагерь оказался в стороне в 120 метрах.

Добежав, я первым делом ковырнул киркой стенку «юрты» – слава Богу, ещё не затвердела! Затем одним прыжком достиг баллона и подзаправил скафандр: полностью заряжать нет времени. Поскольку диаметр трубы шлюза равен одному метру, я быстро прочертил на выпуклой стенке «юрты» отверстие такого диаметра и взялся за кирку. Стенка снаружи была более твёрдая, зато внутри как глина и в несколько минут неровное отверстие было готово. Выкидывать наружу осколки и мусор некогда – потом, потом! Забрасываю внутрь баллоны, климатизатор, вообще всё, что валяется вокруг, только упаковку солнечной батареи оставляю снаружи. И пора заняться шлюзом.

Я подхватываю шлюз за приваренные к его поверхности скобы и волоку к «юрте». На Земле я бы его не поднял, но на Земле я бы без него и обошёлся. Пытаюсь вставить его в отверстие, боже, как неудобно! Нет, не лезет, мешают скобы. Откуда они взялись? Ага, я его вставляю не той стороной. Снова берусь за середину, разворачиваю двухметровую махину шлюза, снова толкаю. Опять не лезет! Ну, а сейчас в чём дело? А, отверстие овальное, а шлюз круглый.
Работаю как автомат: оттащить шлюз, киркой поправить отверстие, поднять, вставить. Ура, входит! Протолкнуть не менее, чем на 40 сантиметров. Сделано!
Так, теперь полить отверстие по периметру из красного разбрызгивателя: этот «активатор №2» «оживит» на время уже почти застывшие края отверстия, они распухнут, охватят трубу шлюза, и это обеспечит герметичность. Где этот красный флакон? А вот он! Сейчас мы тут всё загерметизируем!
Опа! «Стоп, себе я думаю, не дурак ли я? Не иду ли я пешком?» Так говорил мой дед, а старых людей слушать иногда полезно. Куда это я так разогнался? А проверить положение люков мне кто, сержант-наставник прилетит?

Так и есть, в таком положении люк шлюза не откроется, точнее, откроется, но не полностью – упрётся наружной кремальерой в грунт. Короче – нетабельно, люки должны открываться в сторону, в любую сторону. Но, не вверх или вниз. Это грозит мне нулевой оценкой – что толку в убежище, в которое я даже не смогу войти?
Не беда, сейчас поверну! Поворачиваю шлюз на 90 градусов и герметизирую щель. Теперь нужно разобраться с солнечной батареей, просверлить два отверстия под провода, – чёрт, уже здорово затвердело! – просунуть их внутрь, капнуть герметиком. Ткань солнечной батареи можно расстелить на «юрте» и торчащем из неё шлюзе. И ещё трубку климатизатора… Всё, можно и прилечь, отдохнуть в тенёчке!

Хочется есть, завтрак был уже давно, а беготня вверх и вниз по скалам с последующим ворочанием двухсоткилограммового шлюза очень благотворно действуют на аппетит. Хотя, я и так не страдаю его отсутствием, как и большинство курсантов третьего курса. Не зря сержант-наставник частенько повторяет известную мудрость, но в своей редакции: «Завтрак съешь сам, обедать иди к другу, а ужин отними у врага!» К сожалению, я лишён возможности последовать его советам, поскольку в моём «Доспехе», хоть и имеется минимальный продовольственный запас, – довольно приятное на вкус желе – но использовать его «не рекомендовано», поскольку запас этот, в сущности аварийный, а пополнить его «в поле» невозможно. Зато, можно пить воду из трубочки, но я этим не злоупотребляю по известным причинам. Желудок мой чрезвычайно недоволен нарушением режима питания и протестует вслух. В скафе очень слышно!
Хоть и голодному, но полежать и отдохнуть приятно, особенно после ударной работы.

Мысли перескакивают на мою находку, и я некоторое время тешу себя мыслями, что теперь и моё имя будет упоминаться сержантом рядом с именем Брауна в качестве примера «любознательного в меру» курсанта. Интересно, кстати, полагается мне что-нибудь за открытие этой рукотворной пещеры? Я представляю себе толпу седовласых археологов, пожимающих мне руки и сующих наградные в виде банковских чеков на предъявителя. Чеки были разноцветные и напечатаны на хорошей бумаге, и вдруг оказалось, что это не чеки, а иллюстрированные журналы, украшенные моей немного прыщавой физиономией. Корреспонденты (откуда они взялись?) задают мне вопросы. В разноголосице их голосов я различаю один, повторяемый очень настойчиво: «Памперсы какой фирмы вы предпочитаете, Кельвина?» Его, улыбаясь, задаёт симпатичная девушка чем-то похожая на сестру Серёги.

Я вздрагиваю и просыпаюсь, что лишает меня необходимости отвечать на этот щекотливый вопрос. Оказывается, это биомех оказывая мне последнюю свою услугу, настойчиво информирует меня по радио, что температура стенок возведённой им «юрты», упала до 300 градусов Кельвина. Сообщив мне это с десяток раз, биомех «умирает» на полуслове, выполнив свою задачу.
Что же, пора ещё поработать.
Я проникаю через трубу шлюза в «юрту» и часа три швыряюсь там подключая к климатизатору баллоны и провода, расталкиваю по углам, которых нет, многочисленные упаковки и ящики, подбираю с пола гору мусора и осколков стенки и запихиваю её в коробку из-под… из-под чего-то. Коробка, в свою очередь попадает в шлюз, и я выпихиваю её наружу, подобно поршню.

Теперь можно и создать атмосферу, и предаться маленьким радостям, которые мы, живущие на дне воздушного океана, воспринимаем как должное. Люки шлюза закрыты, климатизатор включён и начал потихоньку стравливать воздушную смесь из баллона в «юрту». Несколько минут, и «Доспех» сигнализирует мне, что по его наблюдениям снаружи обнаружилась вполне приемлемая атмосфера и не стоит ли мне сэкономить ресурс скафандра? Поднимаю стекло шлема, в уши ударяет разница давлений, дышать можно, но воздух холодный и пахнет пылью. Лунной пылью, естественно. Неожиданно чихаю и забрызгиваю внутришлемный дисплей скафандра. Это ещё!
Пока справляюсь с неприятностью, в «юрте» становится значительно теплее: климатизатор у меня мастер на все руки: и воздух фильтрует, и содержание кислорода поддерживает и углекислый газ удаляет. Конечно, пока у него есть электричество, баллоны и реактивы. Если дышать не очень часто и не глубоко, то запас можно растянуть на пять суток. Для одного человека, естественно.

Итак, утечек нет, дышать можно, шлем открыт – эрго, можно поесть. Прознав о моём намерении, желудок срывается с цепи и издаёт уже вовсе неприличные стоны, заявляя о готовности переварить любое органическое вещество. В ход идёт «колбаса» – жутко питательный и витаминизированный концентрат, оформленный порциями в виде коротких цилиндриков и разогретый от каменной твёрдости до комнатной температуры в климатизаторе. Однако, вкус его от этого не улучшается и остаётся в лучшем случае «на любителя».
Желудок, однако, не обращает на такие мелочи внимания, вцепляется в добычу с урчанием голодного кота и приступает к насыщению организма, перераспределив для такого случая кровяные потоки в оном в свою пользу. Мозгу достаётся крови и кислорода меньше, чем обычно, но он не протестует – надо, значит надо. Я немного соловею, это нормально, выпиваю из бутылочки размороженного апельсинового сока. Какая благодать!
Тут бы и залечь и вздремнуть пару часиков, но, увы! Необходимо подзаправить и подзарядить скафандр, заменить переполненный памперс – процедура неаппетитная, но нужная. И удалить отходы жизнедеятельности организма. Их, вроде, не много, спасибо вам господин сержант за полезный совет!
Если вы думаете, что наши тогдашние «Доспехи-2» были такими же огромными и неповоротливыми, как первые пустотные и лунные скафандры, то вы ошибаетесь. Конечно, им было далеко до современных, с псевдомускулатурой, в которых даже гопака можно танцевать. Однако их тоже можно было легко и быстро снимать и надевать в одиночку, чем я и занялся.

Бодрящий холодок в «юрте» быстро прогнал сонливость, и все дела я сделал очень оперативно, в том числе и те, для которых человеку находящемуся не в скафандре памперс обычно не нужен. Снова зайдя в успевший проветриться скафандр, я включил подогрев и почувствовал себя, наконец, отлично. Программа зачёта успешно выполнялась, я был сыт и здоров, меня ждали подвиги и открытия. Позволив себе положенные по уставу после приёма пищи полчаса отдыха лёжа, я, разбуженный таймером скафандра, выбрался на поверхность через шлюз, толкая пред собой мешок с отходами и свой термос.

Собираясь предпринять очередную экспедицию к найденной мною древней базе, я проанализировал свои панические метания на обратной дороге и озаботился вопросом ориентировки: Запеленговать лагерь я больше не мог, посему достал из упаковки солнечной батареи один из двух телескопических штырей, которые применяются, когда ткань батареи подвесить вертикально совершенно некуда. Основание штыря я вогнал в реголит, на верхушку надел зеркальную колбу от термоса и раздвинул штырь на всю его четырёхметровую высоту. После чего, захватив верную кирку, отправился исследовать пещеру.

Теперь я никуда не торопился и, памятуя свои недавние страхи, периодически оборачивался. Но зеркальный солнечный отражатель был виден очень хорошо по всему маршруту, вплоть до начала лестницы. Преодолев завал, я поднялся к пещере, миновал «шлюзовую камеру» и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку.
Поскольку дальше вторых дверей солнечные лучи уже не попадали, то мне пришлось включить наплечные прожектора. В их свете я разглядел, что за шлюзом расположено то, что я назвал холл – круглое помещение с высокими потолками, в которое радиально вливалось несколько коридоров. Пыль была и здесь, но она лежала большей частью невысокими кучами у стен. Видимо, это было всё, что осталось от предметов или механизмов, не выдержавших испытания всесокрушающим Временем.

Я активировал встроенную в «Доспех» фотокамеру и сделал панораму холла, после чего пошёл по самому широкому, центральному коридору делая снимки самого, на мой взгляд, интересного. С обеих сторон в коридор открывались дверные проёмы. Правда, двери и то, что от них сохранилось, лежали в основном на полу.
Я шёл и заглядывал во все помещения, которые были с правой стороны коридора. Увиденное напомнило мне книжное выражение «мерзость запустения»: остовы каких-то аппаратов, а может и мебели, стоящих в кучах тлена – того, что осталось от недолговечной их начинки. Не знаю, что тут можно исследовать без набора сит и кисточек.

Дальше по коридору сохранность артефактов оказалась, впрочем, выше, однако, опознать назначение предметов мне по-прежнему не удавалось. Только встретившиеся мне несколько раз однотипные «скамейки», скорее всего таковыми и являлись. В этом случае, они были рассчитаны на седалища существ несколько более крупных, чем человек. Если бы я рискнул усесться на такую скамейку, то ноги бы мои не достали до пола. Впрочем, может быть почившие конструкторы этих насестов так именно, и любили сидеть.
Впрочем, и в коридоре часто попадались брошенные, явно металлические цилиндры. Что это, как не баллоны? Тем более, с одного конца они были украшены вполне узнаваемыми кранами. Трогать я их побоялся: конечно, содержимое, если оно там когда-то и было, давно уже диффундировало наружу. А вдруг, нет? Взорвётся ещё!

Вообще, мне показалось, что хозяева этих тоннелей и комнат были крупнее человека: и скамейки и размеры дверей, даже явно избыточная для человека высота потолков свидетельствовали об этом. Правда, с другой стороны, входные двери шлюза были всего двухметровые! А, понял! Такие низкие двери заставляли обитателей этих пещер принудительно почтительно склонять голову при виде Земли и Солнца при входе и выходе, если у них, конечно, были головы. Не правда ли, блестящая догадка?
Пройдя по коридору ещё несколько десятков метров, а в общей сложности метров двести, я обнаружил, что коридор заканчивается входом в большой круглый зал, который я про себя назвал «актовым». Войдя же в зал, я получил доказательства, что у хозяев были головы.

Стены зала покрыты барельефами, на которых и были изображены предполагаемые строители этой покинутой миллионы лет назад базы – динозавры. Не те гиганты-травоядные, которые поражают наше воображение своими размерами, и не всяческие тиранозавры, хотя на барельефах присутствовали и они. Более мелкие, размером с человека, или немного больше, вообще, смахивающие на велосирепторов, они охотились на всякую мелочь, а от более крупных спасались бегством. На следующей серии изображений эти динозавры уже загоняли в ловушку травоядного гиганта. Этот барельеф походил по композиции на классическую картину из учебника «Первобытные люди забивают камнями мамонта», или как она там называется? И похоже, тут они уже научились успешно отбиваться от всяческих тирексов.

Я иду вдоль стены... Так и хочется сказать: «И зачарованно наблюдаю за тем, как передо мной раскрывается история разумной расы, владевшей Землёй и космосом задолго до человека». Всё верно, кроме того, что я совершенно не был зачарован, а только горд, что это замечательное открытие выпало совершить именно мне. И эта гордость не мешала мне все барельефы аккуратно фотографировать. Когда-то они были, видимо, раскрашены, но краска давно облетела и лежала вдоль стен неровными холмиками серой пыли с редкими разноцветными блёстками, желтыми и синими. То ли репторы не отличали других цветов, (а зачем хищникам цветное зрение?) то ли остальные краски разложились от времени в бесцветную пыль. Да и весь пол «актового зала» покрывал нетронутый слой пыли и только следы моего «Доспеха» на ней отпечатывались.

Кроме стен с барельефами в зале ничего не было, и я продолжил их изучение. Как я и предполагал, на следующих изображениях «репторы» – может и не правильно, но я их для себя стал так называть – занялись разведением скота и сельским хозяйством. Строили хижины и наверно, какие-то суда, если я правильно идентифицировал изображения этих сооружений.
Однако, отдавали дань и битвам, только теперь между собой: покрытые панцирями, позаимствованными у хищников и вооружённые орудиями убийства, сработанными из страшных челюстей, они резали друг друга в пешем строю и оседлав прирученных монстров.

Изображения войн сменялись картинами, так сказать, «мирного труда». «Так сказать», потому, что трудились, похоже, только рабы. Надсмотрщики же прогуливались между ними, вооружённые короткими копьями и вроде, бичами.
Далее, я ожидал чего-то похожего на феодализм но, либо не разобрался и пропустил, либо репторы быстро перешли к промышленной революции. Огромные здания с дымящими трубами и явные самодвижущиеся экипажи на улицах городов, застроенных с первого взгляда обычными зданиями в два-три этажа. Определённо воздушный шар, из корзины которого торчат оскаленные морды аэронавтов: то ли радуются, то ли орут от страха.

И снова войны, но теперь оружие уже трудно определить но, несомненно, оно самое смертоубийственное.
Уродливые самолёты с крыльями как у летучих мышей, но без винтов, или это планеры? Непонятные транспортные средства – помесь самолёта и морского судна, экранопланы, что ли?
Опять война, но теперь на заднем плане до ужаса знакомые «грибы» атомных взрывов.

Полёты в космос – вполне узнаваемая Луна, к которой стремится космический корабль непривычных очертаний. Планеты солнечной Системы: трудно определить какие. Но, скорее всего Марс и спутники Юпитера. Репторы, не похожие на себя в скафандрах, носят какие-то ящики, строят, в общем, осваивают.
Снова война! Нет, не война. Скорее катастрофа. К Земле стремится астероид. Его пытаются взорвать или отклонить с орбиты – непонятно...

Выжженная земля, репторы тащат куда-то свои пожитки в узлах и детей. На горизонте извергающийся вулкан.
К спустившемуся с небес космическому кораблю выстраивается очередь погорельцев, видимо идёт раздача материальной помощи. Жизнь, похоже, налаживается – серия непонятых мною изображений с какими-то сооружениями и механизмами, никто не убегает, все сосредоточено работают.

Так, а это я уже видел: очередь за едой, а дальше рисунки повторяются в обратной последовательности. Наверно, барельефы на стенках расположены симметрично от входа, а я достиг самой дальней точки.
Кажется, больше ничего интересного тут нет, и я решаю пока возвратиться «домой» чтобы отдохнуть, заправиться во всех смыслах, а «завтра» с новыми силами обшарить тут все закоулки.
День выдался длинный и насыщенный событиями, я устал и еле поднимаю ноги, такое впечатление, что на Луне вдруг воцарилась земная гравитация. Пересекаю зал по диаметру, вот и вход, он же выход: действительно, и вправо и влево от входа барельефы одинаковые, значит, я ничего не пропустил. Я возвращаюсь к своим следам... А что это блестит в моём следе, жёлтое и кругленькое?

В слое пыли, нарушенном моей ногой, виднеется то, что я сначала принимаю за большую чешуйку жёлтой краски, облетевший с барельефа. Однако, это оказывается нечто вроде прадедовой медали «За выслугу лет», которая случайно попала в мои руки и которую я благополучно заиграл в детстве. Кажется на одной стороне изображено стилизованное Солнце, как на входной двери, а на другой... «Медаль» выскальзывает из моих неловких скафандровых пальцев. Однако я уже приспособился к маленькой лунной гравитации: у меня море времени, чтобы поймать артефакт до того, как он коснётся пола. Мне даже не приходится нагибаться. Укладываю находку в боковой карман, тщательно прихлопываю липучку: «дома» рассмотрю.
Пошвыряв ногой и киркой слой пыли в радиусе полуметра, – нет ли ещё чего? – и ничего не найдя, отправляюсь знакомой дорогой к шлюзовой камере.

Теперь заглядываю в комнаты расположенные по другую сторону коридора: всё то же самое – рухлядь неизвестного предназначения. И в очередной комнате, переступив через останки двери, обнаруживаю костяк. Почему-то совершенно не пугаюсь: давно подсознательно ожидаю увидеть нечто подобное. Крупный, по сравнению с человеком скелет рептора, подобие попонки, в которые они одевались, судя по барельефам, давно развалилась в пыль, среди костей торчат из пыли какие-то предметы – возможно содержимое его карманов. Оскаленный череп и челюсть без зубов, они давно вывалились. Руки, напоминающие человеческие: похоже, он сжимал перед смертью какое-то оружие. Оно валяется рядом кучей изъеденного временем металлолома.

Успеваю сфотографировать следы этой давней трагедии, и на моих глазах костяк медленно рассыпается в кучку праха, хотя я к нему даже не подходил, достаточно было, видимо, сотрясения от моих шагов. Только половина черепа остаётся целой. Кажется, на сегодня достаточно впечатлений: убыстряю шаги, спотыкаюсь – очень хочется «домой», подальше отсюда.
Впереди сияет жёлтой звездой освещённый солнцем шлюз. Я спешу к нему, уже не заглядывая в комнаты – нет настроения. Завтра, всё завтра. Есть ещё три неисследованных коридора, там может быть всё, что угодно. Но, завтра!

Покидаю базу репторов, спускаюсь по лестнице, где там мой ориентир? Вот он – приметная звёздочка указывает мне путь.
Из последних сил влезаю в шлюз, жду, пока климатизатор поднимет давление: шлюз у меня простейший без откачки и каждое открывание наружного люка вызывает потерю воздуха.
Пока разогревается пища, рассматриваю свою находку. Диск, похоже золотой, поскольку тяжёлый, но на Луне это трудно оценить, на одной стороне солнце, а на другой текст «клинописью». Имеется петелька для верёвочки или цепочки, но это ушко повёрнуто не как у прадедовой медали, а под девяносто градусов.
Лезу в аптечку, нахожу там катушку с толстой шёлковой ниткой, вешаю медаль на грудь вместе со своим титановым опознавательным жетоном. Она холодная и я долго её чувствую.

Безо всякого аппетита ужинаю и заваливаюсь спать прямо в скафандре, снимать его в лом, да в нём и теплее. Кроме того, если в «юрту» попадёт метеорит, шлем моментально захлопнется. Хотя, на Луне метеориты ещё не послужили причиной гибели ни одного человека. Тем более, не охота стать первым, как сказал бы сержант-наставник.
Моментально проваливаюсь в сон и следующие девять часов за мной по узким и извилистым (почему таким, интересно?) коридорам бегают, вопя, толпы репторов в кожаных попонках, размахивая мечами из челюстей тирексов и паля мне в спину из своих уродливых бластеров. Иногда они встречаются мне впереди и стреляют прямо в грудь, но я с лёгкостью их перепрыгиваю и пролетаю высоко над рычащими преследователями.

Грудь, однако, жжёт от попадания луча бластера, нет, это было во сне. Я просыпаюсь, но грудь действительно жжёт. Какой же я растяпа! А вдруг медаль радиоактивна и теперь я умру от лучевой болезни! Выдёргиваю медаль из-за ворота за нитку, подношу к окошечку дозиметра скафандра. Ничего не меняется, артефакт имеет радиоактивность окружающей среды. Но, ведь жгло! Наверно, просто раздражение от пыли, аллергия.
Делаю то, что нужно было сделать вчера: протираю медаль влажной салфеткой, и с такой же салфеткой в руке лезу себе за ворот, с трудом достигаю нужного места и протираю там кожу. Впрочем, жжение уже прекратилось. Запускаю трофей на место и начинаю «готовить» себе завтрак.

Меню, правда, однообразно, но есть нужно. Жаль, я так и забыл залить в термос кофе, сейчас бы выпил с удовольствием, а то, что-то никак толком не проснусь. Апельсиновый сок кончается, конечно, первым, остаётся одна вода. Климатизатор сигнализирует о том, что первый баллон дыхательной смеси на исходе и просит разрешения подключить очередной. Разрешаю, первый баллон ушёл быстрее, чем за сутки, но так и должно быть: беготня, заполнение «юрты», много воздуха ушло на заправку скафандра. А скафандр по экономичности не идёт ни в какое сравнение с климатизатором: выпускает наружу смесь с ещё не выдышанным полностью кислородом.
Пожалуй, на несколько экспедиций в гости к репторам мне смеси всё же не хватит, придётся ограничиться ещё только одной. Интересно, как там Серёга? Вот бы связаться с ним и поговорить! От входа в пещеру связь может и получится, место высокое, а до его лагеря километров пять-шесть. Правилами это не запрещено, а значит – разрешено.
 
Очередной поход к динозаврам не приносит особых сенсаций, правда, я нахожу несколько закрытых дверей, которые не поддаются моей кирке. Да два тоннеля оказываются плотно перегорожены шлюзами, открыть которые тоже не представляется возможным. Что там за ними – остаётся только гадать. А вдруг ангары, заставленные планетолётами на неизвестном науке принципе? Или, вообще, звездолёт, заправленный и готовый к старту?
Я объясняю разошедшемуся воображению, что если там и есть нечто подобное, то вряд ли оно сохранилось лучше, чем то, что я видел.
«А при абсолютном нуле?» – не утихомиривается воображение. При абсолютном нуле – пожалуй. Только, чтобы его, этот нуль поддерживать, тоже нужны холодильники и источники энергии...
«Да, уж...» - воображение сдаётся под напором научных фактов.

Выйдя из пещеры, я пытаюсь связаться с Серёгой, но наш 16-й канал молчит. Мне почему-то становится тревожно, я нахожу удобный подъём и взбираюсь на плоскогорье. Зову снова, несколько раз перехожу с места на место, это помогает найти наилучшую позицию для установки связи, – в ответ тишина, точнее ровное шипение снятой с шумоподавителя станции. Сканирую весь диапазон и только на одной частоте слышу переговоры, кажется на фарси. Даже не переговоры, я слышу только пилота заходящего на посадку. Так и должно быть. Но, почему Серёга не отвечает? Правда, может быть, его далеко высадили, успокаиваю я себя.

Тем не менее, возвращаюсь в лагерь в подавленном настроении. Вспоминаю, что Серый говорил о каком-то предчувствии. Машинально обедаю и решаю подремать, лимит на путешествия по моим расчётам уже исчерпан.
Видимо, я сильно устал и сплю до самого ужина. Мне снятся нехорошие сны. Во сне приходит Серёга и говорит: «Больно мне Вася, знал бы ты, как это больно!»
«Где больно?» – спрашиваю я, и просыпаюсь. Однако сон уходит не полностью: в голове по-прежнему звучит тихий Серёгин голос: «Больно... больно ногу». И это не по рации. Кажется, это уже глюки. Проверяю содержание кислорода в смеси – норма. Углекислый газ тоже в пределах допустимого. Газоанализатор светится зелёным, значит, посторонних примесей нет.

Голос в голове по-прежнему звучит, переходя в неразборчивое бормотание и бред, но и в нём слышится такая боль, что я не нахожу себе места от волнения. И вдруг, всё пропадает.
Наверно, это были всё же галлюцинации, не зря же доктора на осмотрах всегда завуалировано интересуются насчёт наследственности и голосов в голове. Вот они голоса, в чистом виде! Успокаиваю себя, решаю, что появление этих дурацких глюков следствие волнений и переутомления, последних полутора суток.

Почти успокоившись, ужинаю, произвожу необходимые гигиенические процедуры и ложусь спать. Сплю спокойно без репторов и прочих кошмаров. Утром оказывается, что второй баллон ещё не кончился. Осталось примерно пятнадцать процентов смеси. Не сходить ли ещё раз в пещеру? Вряд ли я ещё скоро попаду сюда. Подумав, решаю, что не стоит.
Конечно, там под пылью на каждом шагу могут лежать разные медальоны и прочие артефакты, но это уже дело археологов.

С неожиданным аппетитом завтракаю, кажется даже в колбасках можно найти некоторый пикантный вкус. На запивку, правда, только вода. Осталось пол канистры. Это норма к исходу вторых суток.
Решаю сходить «проветриться». В «юрте» скучно, лежать надоело, того и гляди начну «поправляться», как предрекал нам сержант. Чтобы сэкономить воздушную смесь, отключаю климатизатор и некоторое время «вырабатываю» кислород: пускай через шлюз улетучивается бедная смесь, мне спешить некуда.

На «улице» всё так же светит солнце, оно заметно поднялось над горизонтом. Земля всё так же в зените, а куда она денется? Только её серп стал немного уже.
Решаю послушать эфир и включаю рацию на сканирование. На 66-м канале что-то слабенько пиликает и жужжит и вдруг срабатывает декодер: «Тревога! Принят сигнал бедствия!» – орёт у меня в шлеме аварийный оповещатель. Через несколько секунд мне удаётся отключить звук, но красная метка на дисплее продолжает мигать.
Пытаюсь взять пеленг на аварийный передатчик, но сигнал очень слабый и пеленг получается расплывчатый. Похоже, он идёт со стороны плоскогорья. А вдруг это мой передатчик? Да нет, с такого расстояния сигнал был бы ломовой, а пеленг чёткий.

Наверно приходящий сигнал отражается от скал. Значит, нужно опять залезть наверх и тогда удастся взять правильное направление. Спешу к репторовой лестнице – это самый быстрый путь наверх, хоть и более длинный, миную пещеру и взлетаю на плоскогорье. Тут сигнал очень силён и я чётко беру пеленг. Почему-то я ожидал этого: сигнал идёт с предполагаемого мною направления на Серёгин лагерь.
Переключаю рацию на 16-й канал и слышу срывающийся голос своего товарища:
- Всем, кто слышит, мэйдэй, мэйдэй, мэйдей!
Сигнал идёт оттуда же.

- Серёга! – ору я в ответ. – Я тебя слышу, что случилось? Нога?
- Вася? Это ты? Откуда ты узнал про ногу? Да я ногу сломал, еле доковылял до «юрты», сознание терял чёрте сколько раз. Врубил аварийку вчера вечером, а вообще, точно не помню. Ответа пока нет. А сегодня у меня ещё и последний баллон оказался пустой.
- Как пустой, почему?
- Не знаю, он последний подключился. Я в сознание пришёл, а в нём только пять процентов смеси. Даже скафандр почти не зарядился.

- Серёжа! Слушай меня! Лежи спокойно, не разговаривай и не шевелись, экономь кислород. Слушай этот канал. Сейчас я спущусь с горки, связь пропадёт, не бойся. Я выйду на тебя по пеленгу аварийки, принесу воздух. На подходе вызову. У тебя аварийка радом с «юртой?»
- Да, рядом. На... юрте. Ты... приходи, я жду... зачёт...
Серёгина речь сделалась сбивчивой, он перестал отвечать на вызовы, похоже, снова потерял сознание.

Ну, что же Вася, кажется, пришло время показать всё, на что ты способен. Ты у нас чемпион группы по бегу? Вот и покажи, как ты умеешь бегать!
И я побежал. На бегу, голова свободна, можно и даже рекомендуется думать о постороннем, а не об усталости. Но я думал только о том, почему не идёт помощь, и как я узнал вчера про ногу.
Домчав до «юрты», я быстро зарядил до отказа скафандр из второго баллона, а третий отсоединил и вытолкал наружу. Что мне нужно? Воздух? Сделано! Аварийный передатчик? В кармане! Вода? Скафандр заправлен до отказа, остатки воды в канистре в рюкзак! Оправиться, заменить памперс? Нет времени!

Посидеть пол минуты на дорожку. Вдруг, что придумается? Ничего больше не придумалось, я вылез наружу, закинул за спину рюкзак, прицепил кирку. Подхватил баллон. Нет, так не удобно. Ослабил на груди лямки рюкзака, просунул под них баллон.
Так гораздо лучше, баллон теперь не нужно держать, достаточно только придерживать. И потрусил, держа курс в 90 градусов левее солнца.

Сигнал с 66-го канала становился то громче, то тише, иногда даже пропадал совсем. Это нормально, рельеф, интерференция... Но, если я его слышу, то почему не реагирует База? Ясно, что она гораздо дальше, но в таких случаях заказывается ретрансляция через спутник, даже через спутники, поскольку стационары на Луне не прижились. Дежурный на Базе, приняв сигнал, должен тут же поднять «Пенал» и эвакуировать пострадавшего. Почему это не сделано?
Не будем предполагать самое невероятное: нападение врагов или инопланетян. Скорее, просто сбой связи со спутником. Но современная связь постоянна, даже если нет смысловой нагрузки, приёмопередатчики непрерывно обмениваются кодированными пакетами «всё нормально». И при пропадании связи срабатывает сигнализация.

Впрочем, это резервный канал, он работает только во время учений, таких, как наш злополучный зачёт. Есть ли на этом канале сигнализация? Должна быть, как же иначе, ведь от его исправности зависит жизнь людей! Что же не сработало? Полагается иметь 100% резерв любых каналов, почему его не включили?
Ладно, примем как данность: о наших проблемах на Базе не знают. Что мне сделать, чтобы установить связь хоть с кем-нибудь?

Попробовать позвать на аварийной частоте 121,5 мегагерца? Её слушают и во всех поселениях и на космических кораблях стартующих и финиширующих на Луне. И связные спутники её тоже ретранслируют автоматом. Здравая мысль! Я записываю короткое сообщение и включаю рацию на автоматическую передачу на аварийном канале. Но, в перерывах продолжаю слушать и 66-й и 16-й каналы. Так, на 66-м уже чёткий пеленг, Серёга где-то недалеко. Я бежал чуть больше двух часов. Странно, почти совсем не устал. Берём немного правее. А, кажется, вижу «юрту» в лощине, до неё метров сто. Бегу изо всех сил.

Переключаюсь на 16-й канал:
- Серёга, я здесь, слышишь меня?
Молчание. Только бы был просто без сознания... Сбрасываю весь груз на почву, осторожно открываю люк, несколько секунд и я внутри.
Серёга лежит недвижно, но дышит – это хорошо. Шлем закрыт, а климатизатор мигает красными огнями – это плохо. Значит в «юрте» дышать уже нечем. К Серёгиной левой ноге в районе голени привязана импровизированная шина из колен телескопического штыря. Как же ему было больно, пока он её привязывал! Разворачиваюсь и лезу наружу, нужно запихать в «юрту» баллон.

Стоп! Думай пилот! Если я наполню «юрту», то воздуха нам двоим не хватит до конца срока по любому. А в самом худшем случае за нами прилетят только через сутки. Я стараюсь не думать, что могут прилететь и позже.
Единственный выход – самим добраться до воздуха и помощи. Если я буду двигаться, то буду расходовать больше кислорода, и его хватит двоим не очень на долго. Но, я могу себя контролировать, и постараюсь дышать «через раз», как говаривал сержант. Серёга без сознания, это и к лучшему. На сколько нам хватит воздуха – неизвестно. Но сидеть и смотреть на манометр я не смогу.
Да ещё Серёгина нога. Снять его скафандр конечно возможно но, что я сделаю? А вдруг там гангрена или сепсис? Просто так сознание не теряют!

До Базы по моим расчётам километров шестьдесят, шестьдесят пять. Столько я с Серёгой не пройду, просто воздуха не хватит. Однако, идти нужно. Если попадётся по пути гора, заберусь на неё, и буду сканировать диапазон и вещать на всех частотах, кто-нибудь да услышит. А отсюда из ямы, вряд ли!
Я выпустил из «юрты» весь отработанный воздух, отсоединил от климатизатора баллоны и стравил из них остатки смеси. В двух баллонах было по несколько атмосфер остаточного давления, в третьем не было ничего. Мало, смеси не хватило, чтобы создать приемлемое давление. Пришлось выпустить немного и из своего скафандра. Не норма, конечно, но жить можно. Как не жалко, но пришлось привести Серёгу в чувство.

Он застонал, сфокусировал глаза и уставился на меня непонимающе.
- Вася, – констатировал Серёга – ты пришёл, или мне снится?
- Пришёл, пришёл... Говори, что хочешь, есть, пить, сегодня день исполнения желаний! – бодро заявил я, хотя при виде его измученного лица у меня слёзы навернулись на глаза.
- Домой, к маме, – пошутил шёпотом Серый – связи нет? воздух принёс?
- Связи нет, воздух принёс. А сейчас я тебе вколю антишок и летаргин, чтобы ты не трепыхался, когда я тебя понесу.
- Антишок…Ты, Вася, делай, что знаешь, я что-то плохо соображаю. Но, может, лучше, ты иди один, а? Я тут полежу, а ты помощь пришлёшь...
- Нет, Серёжа, пойдём вместе, у тебя воздух в скафандре на нуле, ты даже на летаргине долго не протянешь. А баллон у меня один. Да всё это ерунда. Не смогу я тебя оставить!

Хорошая вещь – летаргин! Вкалываешь и спишь без сновидений суток семь – десять. Потребление кислорода снижается в десять раз, температура тела падает на десять градусов. Хоть по почте тебя посылай! И, говорят, без побочных эффектов, только потом голова три дня раскалывается. Но это хорошая плата за спасение. А может, вколоть и себе, лечь рядом и спать?
Конечно, спасут. Только с мечтой о космосе предстоит, видимо, попрощаться.
Я не исчерпал ещё всех шансов, рано мне летаргин колоть.
Серёга опять закатил глаза, я набрал на клавиатуре его «Доспеха» команды. Есть, инъекции сделаны. Закрыть шлем, убавить климатизатор скафа и осторожненько вытащить Серёжу на «свежий воздух». И вытаскиваю Серёжин рюкзак.

Я подзарядил Серёгин скафандр: ему под летаргином надолго хватит. Подзарядил и свой, под завязку. В баллоне ещё 70% смеси, бросать нельзя. Выкидываю всё из своего рюкзака, одеваю его, выкидываю всё из Серёгиного рюкзака, кладу туда аварийный передатчик. Надеваю рюкзак на Серёгу, регулирую лямки, залезаю в них. Нагибаюсь за баллоном, засовываю его на привычное место.
Конь взнуздан, всадник в седле. Пора скакать! Нет, не пора, ноги всадника волочатся по грунту. У, долговязый! Роняю баллон, регулирую лямки, Серёгины коленки подвязываю к поясу своего скафандра. Баллон на место и вперёд.

Честно говоря, я хорошо помню только первые два часа. Я иду так, чтобы моя тень была прямо перед глазами. Это главное. Моя рация сканирует диапазон, периодически натыкаясь на автоматический «мэйдэй» Серёжиной рации. Да ещё у него в рюкзаке вещает «аварийка», неизвестно на какой частоте. Ходячий радиоцентр, да и только! И никто не отвечает... Идти с каждым километром всё трудней, неужели всё напрасно?
Потом мне делается всё равно, я только помню, что должен идти. Пот застилает глаза, вместо одной тени впереди появляются две, и я выбираю курс между ними. Вдруг становится легко, я этому отстранено радуюсь, пока не оказывается, что я потерял баллон. Возвращаюсь. Спотыкаюсь о баллон, его не видно, прямо в глаза светит солнце. Баллон в лямки и на прежний курс.

Кажется, я терял сознание, нет, не сознание, что-то другое, поскольку, когда прихожу в себя, то нахожусь на прежнем курсе. Мозг отключается по частям: ответственная за направление бдит, другие отдыхают. Перед глазами снова мигает короткая красная полоска. Ага, это отдых! Воздуха осталось на несколько минут. Остановиться, баллон на почву, штуцер, клапан. Руки делают всё сами, а я, кажется, в это время сплю. Сколько я проспал, сидя на коленках не знаю. Просыпаюсь бодрым и полным сил. Что-то сигналит дисплей... как не полная заправка? Похоже, я заправляюсь уже не первый раз, а про предыдущие просто забыл. Ничего, и несколько часов жизни тоже не плохо.

Поднимаю баллон, пристраиваю его на лямки и... бросаю. Он пуст, зачем его тащить. Глупо радуюсь такому облегчению. Машинально подтягиваю лямки и вперёд, тень должна быть впереди! Скоро, или не скоро, впереди оказывается пологий подъём. То, что мне нужно! Взбираюсь на гору, силы быстро улетучиваются. Где-нибудь, тут в тенёчке и заляжем. Ползу на четвереньках. Вершина.

Опа! В наушниках ясно и чётко разговаривают, правда не по-русски, но это не важно: главное рация наткнулась на действующий канал. Что-то ору по-русски и, надеюсь, по-английски. В ответ встревожено, вроде, на фарси или турецком, потом на ломанном русском:
- Ми слышать, кто вы, что случается?
Что-то объясняю, что говорю, точно не помню. В ответ:
- Держитесь, мы визывали ваша База, они уже летают!
И через мгновение уже без всякого акцента:
- Серёжа, мы пеленгуем твою аварийку, слышишь меня?
- Это курсант Кондратенко, Сергей тоже со мной, ему нужен врач. У него перелом голени, я вколол ему летаргин.
- Ты как себя чувствуешь, Вася? Как ты сюда попал? – озабоченный голос сержанта.
Я отвечаю:
- Отлично, гсдин сержант! Пришёл... – И наверно теряю сознание.


Пришёл в себя я только через несколько дней в санчасти училища на Земле. Надо мной склонилась улыбающаяся Серёжина физия и спросила:
- Живой, скелетина?
- Чего это я, скелетина? – спросил я и попытался приподняться. Поверхностный осмотр своего тела заставил меня согласиться с этим определением. Похоже, у меня в организме не осталось ни капли жира. Из обеих моих рук торчали иголки систем.
- А ты то, как? Ходить будешь? Или, только под себя?
- Уже хожу, вовремя ты меня вытащил. Врач сказал, ещё чуть-чуть и началась бы гангрена, – Серёга продемонстрировал ногу в аппарате Илизарова – Сначала хотели комиссовать, но мы с сержантом упросили главврача. Сержант особенно напирал, дескать, столько денег на меня потрачено, лучше уж пускай хромой пилот получится, чем хромой подметала. А тебя, мне писарь шепнул, представили к медали «За спасение в космосе».
Мы посмеялись, и я вспомнил про базу репторов и про свой трофей, машинально пощупал грудь – медаль, а скорее медальон, был на месте под больничной пижамкой, рядом с жетоном.

- Слушай, Серый, а я ничего тут не рассказывал?
- Чего ты только не рассказывал в бреду, какие-то пришельцы и динозавры за тобой гонялись, заслушаешься!
- Серёжа, ты не обижайся, я тебе позже всё подробно расскажу, а теперь позови мне генерала.
- Вась, ты головой не сильно стукался? Так-таки, и сразу тебе генерала?
- Ну… да. Генерала сразу, это очень круто, сержанта позови.
Серёжа покачал в сомнении головой и уковылял на костылях.
Сначала вместо сержанта или генерала пришла медсестра, а сразу за ней и жизнерадостный молодой доктор. Он долго расспрашивал меня о самочувствии, мял живот и мышцы, и в ответ на мои настойчивые просьбы вытащил из рук иголки и разрешил вставать. Так что, с сержантом я встретился уже по дороге из туалета, когда шёл в палату, придерживаясь за стеночку. С ним был и Сергей. Я посмотрел ему в глаза, он понимающе кивнул и оставил нас одних.

Сержант смотрел на меня как на выходца с того света и молчал, что было ему не свойственно. Пришлось начать первым:
- Господин сержант, а нам с Сергеем зачёт засчитали?
- Вы только затем меня и вызвали, господин курсант? Ради этого вызова я бросил группу в классе, только чтобы навестить умирающего Они там якобы самоподготовкой занимаются, а на самом деле бездельничают и в игрушки режутся. А я тут с вами треплюсь! Но если вы ещё не умираете, то разрешите мне удалиться к закреплённой группе?
Таким сержант мне нравился больше, таким он был привычнее, что ли?

- Нет, не разрешаю, господин сержант-наставник! – ответил я, а сержант выпучил свои глаза и стал набирать воздух. – У меня есть важное сообщение для руководства и мне нужен ваш совет.
Воздух из лёгких сержанта вышел почти беззвучно, и я вкратце рассказал ему всё. Только про медальон не упомянул.
- А вы уверены, курсант Кондратенко, что это всё вам не привиделось в бреду?
- Более чем, господин сержант! Посмотрите снимки в памяти моего «Доспеха» и решите сами.
На следующий день сержант пришёл вместе с генералом...

- Сынок, ты сам-то понимаешь, что ты обнаружил? – спросил на прощанье генерал, собрав со столика распечатки снимков и выходя из палаты с листком бумаги, на котором я изобразил план местности с лестницей и входом в базу репторов. И отдельно примерный план базы.
- Так точно! – ответил я по уставу ему вслед.
Хотя, конечно я этого точно не знал, но в армии положено отвечать именно так.
А через несколько минут нас с Серёгой арестовали. Просто зашли в палату два незнакомых офицера и приказали собираться. Я запротестовал:
- А Серёгу-то за что? Он ничего не знает!
- Чего я не знаю, Вась?

Однако, один офицер пресёк разговоры: «Молчать!», а второй помог Серёге накинуть шинель. В коридоре никого не было, только выглянула из дежурки медсестра, но ничего не сказала, как будто это обычное дело – пациентов арестовывают.
Нам не одевали наручников, зачем? Один на костылях, а другого от ветра шатает. Посадили в генеральскую машину, а не в какой-нибудь воронок. Впрочем, отвезли и не на гауптвахту или в тюрьму, а в нечто вроде загородного дома отдыха. Где он находился, я так и не узнал, водитель затонировал стёкла до предела и поднял перегородку, отделяющую его от салона.

Нас поместили в одну палату и принялись интенсивно приводить в норму: лечебная гимнастика, усиленное питание, два часа в сутки под системой.
Отобрали телефоны, но привезли наши компы и разрешили заниматься. Для этого каждый вечер посыльный лейтенант вручал нам флешку с записью сегодняшних лекций и учебными заданиями.
Поскольку с меня не брали никаких клятв, я поведал о своих приключениях Серёге, тем более, что арестовавшие нас всё равно были уверены, что он всё знает. Но про медальон я не упомянул.
Серёга, как оказалось, конец своего приключения  помнил смутно, и мне ничего не пришлось пояснять и тем более, выкручиваться. Зато он требовал всё новых и новых подробностей о моей находке и, похоже, отчаянно мне завидовал. К сожалению, даже фотографий я ему показать не смог: моего «Доспеха» тут не было, да и из него снимки, несомненно, сразу же изъяли.
Пришлось мне напрячь свои способности – а я тогда немного рисовал – и изображать для друга барельефы на бумаге, как они мне запомнились.
А он рассказал, как ему удалось сломать ногу – травма, считавшаяся в «Доспехе» невозможной: его накрыло лавиной, и он еле выбрался на поверхность – впечатлений хватило бы на целую жизнь. Это мы, наивные, так тогда думали. Салаги…
«Больно мне было, Вася, знал бы ты, как мне было больно!» - сказал Серый и я вздрогнул. Я уже слышал эту фразу, но в настоящем времени.

Мы быстро поняли, что нас не арестовали, а изолировали на время каких-то событий, правильному ходу которых наше присутствие могло как-то помешать. Вечером я засыпал не сразу и долго обдумывал и восстанавливал всю хронологию событий. В этом мне помог приказ написать подробный рапорт о случившемся.
Я писал этот рапорт, а сам накладывал на сухие факты свои переживания, впечатления и мысли. И пришёл к однозначному выводу…
Конечно вы, читающие этот текст, уже давно обо всём догадались и потешаетесь над незадачливым и туповатым курсантом с высоты своего осмысления им же описанных событий.

Да, это была телепатия! Да, я обрёл к ней способности после того, как повесил на грудь медальон динозавров!
Смешно, не правда ли? Читатель догадался, а автор ещё нет! Попадите сами в такую историю, и мы посмеёмся вместе.
Дело в том, что со стороны всегда виднее: вы читаете про «голоса в голове» и воспринимаете их как данность. А я изо всех сил пытался забыть про них, как про страшный сон и убеждал сам себя, что ничего такого и не было.

Медальон, кстати, вовсе не золотой, а из сложного сплава, обладал свойством усиливать телепатические способности, чтобы там об их существовании не говорили авторитетные учёные. Уж и не знаю, какие первоначально свойства ему придали его создатели, но на меня он действовал именно так.
Он работал не всё время, помните, я сначала забеспокоился о Сергее и попытался с ним связаться. Медальон помог мне так, как он умел: я связался с товарищем силой мысли и узнал о его беде, но сам себе не поверил.

Я начал потихоньку экспериментировать с артефактом, просто лежал и думал, извините за тавтологию, о чём сейчас думает Серёжа? И мне почти всегда удавалось услышать его мысли. Конечно, я не просил его подтверждения, но когда он занимался и думал над задачей я, подойдя к нему, видел на экране компа именно эту задачу.
Один раз я попробовал в таком состоянии мысленно позвать его.
- Что, Вась? – отозвался Сергей, и я невнятно ответил какую-то ерунду.
Быстро признав эксперименты над другом неэтичными, я переключился на охранявших наш санаторий служивых и узнал много интересного и ещё такого, что захотел сразу же забыть.

Лёжа в кровати, я ощущал окружающих меня людей и других существ по их «запаху мысли», как это метко назвал когда-то в прошлом веке один фантаст. Возможно, развитие этих способностей могло бы радикально изменить мою жизнь. Но позже я бросил это дело, мне стало противно и не интересно.
Медальон не настаивал, он не собирался, как сатана пожрать мою душу, он был просто обломком технологии прошлого – приёмопередатчиком мыслей – хочешь – пользуйся, хочешь – выключи.
Но и поймите правильно: если я отказался им пользоваться в быту, это не значит, что я его собрался выкинуть. Пускай будет.

Дело наше, тем временем, как-то начало решаться, нас посетил сержант-наставник с целой сумкой подарков от одногруппников: в том числе с бутылками апельсинового сока, который я обожаю и вишнёвого, который я ненавижу, но любит Сергей.
Сразу же с порога сержант начал свою речь, передавать которую полностью я не вижу смысла, а суть которой сводилась к тому, что:
«Когда прочие, в меру добросовестные курсанты упорно пытаются понять те жалкие комиксы, которые им показывают на занятиях их несчастные, отчаявшиеся преподаватели, вместо серьёзной науки, вы, два здоровенных лба наедаете шеи на курорте, предназначенном, если вы это понимаете, вовсе не для курсантов, хотя бы и нашего прославленного училища.

И я подозреваю, не только не несёте в этих стенах хотя бы минимум караульной службы, но, похоже даже и пол сами не подметаете. И ваши жалкие болячки – сержант потрогал пальцем трубку системы, вонзившейся в мою исколотую вену – не могут служить этому оправданием.
Так что – и он даёт нам своё слово сержанта – очень скоро, буквально завтра-послезавтра с этим вопиющим нарушением субординации будет покончено, и вы вернётесь, так сказать, в лоно, чтобы принять соответствующее покаяние и с новыми силами включиться – если у вас починили включатели – в радостную работу и посильную, даже для вас, учёбу».

- Вопросы?
- Господин сержант, а нам зачёт засчитали?
- О, племя, молодое, незнакомое! Да если бы вы были так находчивы, как любопытны, то без труда бы нашли ответ на волнующий вас уже неделю вопрос, не донимая старого сержанта всякой ерундой, а просто заглянув в зачётки, которые, напоминаю для страдающих провалами памяти, инсталлированы в ваших учебных компах. Если вы их, конечно, не потёрли, чтобы освободить место для очередных «Звёздных войн».
Но, не дёргайтесь, инвалиды на голову и на ноги, я сэкономлю вам несколько джоулей вашей молодой энергии, раз уж пришёл. Внимайте и не говорите, что не слышали: Зачёты по выживанию на поверхности в вакууме все присутствующие тут пародии на курсантов – числом раз и два – успешно сдали.
Однако, на этих же курсантах – вы свои имена помните? – лежит позорное бремя не сданных вовремя зачётов по вождению в вакууме ракетной платформы типа «Пенал», если это наименование вам ещё что-нибудь говорит.
Каковые зачёты вы будете сдавать ровно через год, под смущённое хихиканье, переходящее в дружный смех ваших младших товарищей. Если, конечно, за этот срок окончательно не сломаете себе необходимые для этого части тела.
Ещё вопросы?

- Господин сержант, а зачем нас тут держат?
- Полагаю, чтобы спасти от разгневанных учёных, которые оборвали генералу все телефоны и сожрали уйму трафика на звонки с Луны с требованием расстрелять вас из всех видов стрелкового оружия и непременно в извращённой форме и выдать им ваши тела, а точнее одно тело некого любопытного курсанта, на поругание. Чтобы они могли потоптать его своими археологическими ботинками и поволочить с гиканьем на верёвке по улицам самых крупных столиц мира, а потом сжечь на костре из мокрых листьев и развеять пепел в поле в ветреную погоду.

И это всё за то, что этот, присутствующий здесь недостойный курсант, походя, изломал останки неповторимого устройства связи, на беду попавшегося ему на горе.
А после, с особым цинизмом привёл в негодность не только уникальные ворота из бериллиевого сплава, которые шестьдесят миллионов лет простояли невредимые, но и истоптал и изгадил всё, до чего смог дотянуться своей киркой и ногами.
Которому, только недостаток воздуха и отсутствие тактического ядерного заряда помешали вообще ликвидировать самую уникальную археологическую находку за всё время существования человечества.

Но, вы, даже такие недалёкие и беспомощные, любимы нашим генералом. Поэтому он не выдал злобным академикам и примкнувшим к ним фанатичным профессорам и доцентам ни ваши тела, ни даже имена, в надежде, что со временем, вы хотя бы частично сможете упорным трудом скомпенсировать тот вред, который вы, хочется верить, по простому недомыслию, нанесли российской науке.
- А почему, российской, господин сержант? Неужели засекретили?
- Гм, я читал, бывает, что недостаток интеллекта компенсируется повышенной интуицией. Видимо, тут явное проявление компенсаторных свойств вашего организма. Действительно, засекретили. И радуйтесь этому факту господин курсант. В ином случае, ваше имя стало бы известно любому культурному человеку наряду с Геростратом. И надеюсь, не рассекретят ещё долго, так что вы имеете некоторый шанс прожить свою жизнь без клейма растлителя и осквернителя культурных и научных ценностей.

Если же больше нет вопросов, то предпоследнее моё наставление будет вам, господа курсанты, следующее: запомните, ничего этого не было, ни этой базы репторов – кстати, академики их тоже так называют – ни даже лестницы, ведущей к какой-то там пещере. Я на ней чуть ноги не сломал, – как ты по ней там носился взад – вперёд?
Всё это вам приснилось. А если вдруг будете по недомыслию настаивать, то приглючилось, со всеми вытекающими комиссиями. Это ясно?
- Ясно, господин сержант!
- Ну и чудненько! Мне вот только одно не ясно, как ты прошёл с Сергеем на горбу и баллоном в руках… Сколько километров ты прошёл?
- Не знаю, может километров двадцать?

- Ты прошёл почти пятьдесят километров за примерно четырнадцать – шестнадцать часов. А до этого, кстати, шесть километров от своего лагеря. Вам не должно было хватить кислорода и на вдвое меньший путь. Сергея я не считаю, он почти и не дышал. Так как?
- Дышал через раз, господин сержант.
- Ясно! Ещё добавлю, что ты шёл прямо на Базу, иногда отклоняясь, но возвращаясь на азимут. Мы пролетели над всем твоим следом. Наверно, если бы ты закачал Сергею поменьше кислорода, а ему под летаргином много не надо было, то ты бы дошёл до самой Базы и упёрся в ворота. Кто тебя вёл, Вася?
- Это просто! Я следил за Солнцем, когда летели на «Пенале», потом прикинул направление, и шёл прямо на свою тень. База же на экваторе Луны и тень от Солнца не меняла…
- Спасибо, я немного разбираюсь в селенографии. Значит, повезло?

- Наверно… Так совпало…
- Допустим, складно у тебя выходит: у лагеря заблудился, а пятьдесят км прошёл и не отклонился. Ладно, бывает и интереснее. Так я могу быть свободен, господа курсанты? – Сержант поднялся и одёрнул китель.
- Ещё один вопрос… что было со связью? Почему аварийки не услышали на Базе?
Сержант снова присел на стул и задумался. Потом, видимо решившись, ответил:
- В науке это называется человеческий фактор, а в армии по-другому. Да вы это нецензурное слово знаете! Дежурным по связи на Базе заступил некий молодой лейтенант. Он уже не лейтенант, так что вы с ним вряд ли когда встретитесь. Так случилось, что в самом начале его суточного дежурства микрометеорит повредил фидер спутниковой антенны. Конечно, лейтенант не мог этого знать, он увидел только, что сигналы со спутников пропали. Включился зуммер сигнализации, и на мониторе замигало табло «Нет связи». По инструкции дежурный должен был перейти на запасной комплект, что он и сделал. Вдобавок, отключив зуммер. Связь появилась. Через некоторое время лейтенант, по его словам, решил доложить о неисправности, но сначала снова проверить первый комплект.

Он утверждает, что связь появилась и по первому комплекту. Может быть это и так: связной комп не фиксирует какой комплект включен, контакт в фидере мог восстановится, близко пролетающий спутник мог давать сильный сигнал – это всё не важно! Важно то, что дежурный не доложил о замеченной неисправности и сам о ней забыл. Так как сигнализация была выключена, база несколько часов просидела без местной лунной связи. Связь с Землёй у нас идёт по другому стволу, а для Луны мы пропали. Чем в это время занимался бывший лейтенант никому не известно, может в игрушки играл, а может с Землёй трепался.

Но, наконец, он заметил отсутствие местного трафика и сделал то, что обязан был сделать в самом начале дежурства: послал техника на неисправную антенну. Но, то ли в голове у него что-то спуталось, то ли аппаратуру он знал слабо, но послал он техника на исправную антенну и на неё тут же переключился. В результате, техник, в поисках неисправности раскидал и исправный комплект. Тем самым, лишив Базу ближней связи и контроля ваших сигналов окончательно и надолго. После чего, лейтенант, наконец, доложил начальству о выходе из строя двух комплектов одновременно. Стали активно чинить исправное, а в это время вы напрасно ждали помощи. У нас стоял «под парами» «Пенал», чтобы снимать курсантов с точек раньше срока – без связи такие учения проводить не положено – вот он и пригодился.

Хорошо, что этот дипломированный связист не успел поработать с УКВ связью: именно по этому каналу иранский «Пенал» пролетавший неподалёку вызвал нас и сообщил, что в окрестностях базы кто-то терпит бедствие.
А «мэйдэй» ваш слышали и спутники и два транспортника, бразильский и канадский. Нам со всей Луны пытались звонить, и у всех – «нет связи». Европейцы подняли своих спасателей, их зона рядом с нашей, и опоздали вас спасти минут на десять. А ведь всё это не бесплатно! Короче, прославились на весь мир, из-за одного растрепая!

Да, кстати, курсант Кондратенко!
- Я!
- Вас тут к какой-то бляшке представили по итогам ваших барахтаний в лунной пыли, так что, будьте любезны, соблюсти, если не содержание, то, хотя бы форму. Ну, и сказать там, что положено: «Служу России!» и так далее. Ясно?
- Так точно!
- Тогда я вас покидаю, выздоравливайте, все вас ждут. – И подойдя к двери, сержант неожиданно добавил – Молодцы, ребята!

Эта неожиданная похвала нас обескуражила: сержант хвалил редко. Я подумал о том, что наш сержант, в сущности, идеальный командир и вдруг почувствовал его, совсем рядом, этажом ниже. Он разговаривал с каким-то типом о нас с Серёгой, думал о нас, поэтому контакт случился почти самопроизвольно. Вот, что они говорили:

Тип: «Ты уверен, что утечки не будет?»

Сержант: «Уверен! Они хорошие ребята, умные и честные. Я не брал с них слово, они всё поняли и так. Там, действительно всё так серьёзно?»

Тип: «Там очень серьёзно! Некоторые эксперты утверждают, что там пахнет звёздным движком. Думаю, они излишне оптимистичны. Но, у нас уже много лет не получается глюонный реактор, а репторы летали, судя по всему, на глюонниках. Так что наши инженеры там сутками не спят, не едят и воздух в скафандры закачивать забывают. Работали в три смены, пока Евдошина не назначили комендантом. Он обратил внимание, что в каждой смене людей в три раза больше, чем по списку. Ввёл пропускную систему и две смены. Так на него жалобу настрочили президенту».

Сержант: «Знаю Евдошина, крепкий мужик, со сварливыми учёными справится!»

Тип: «Слушай, я что подумал, а может, давай ребяток тоже к этому делу приспособим. Всё равно они в курсе, а там под присмотром будут! Дадим лейтенантов, пускай работают. Через пару – тройку лет майорами будут!»

Сержант: «Нет, они же летать мечтают, сначала им там интересно будет, а потом заскучают. Да не волнуйся! Ты что, пилотских баек не слышал? Да каждый второй пилот натыкался в Поясе на алмазные россыпи, а каждый третий, не считая каждого пятого, общался с инопланетянами, как мы с тобой! А пустим в серию глюонники, уже не важно будет.
Жаль, что из-за этой секретности нельзя рассказать людям об удивительной расе разумных динозавров. Веришь ли, аж дух перехватило, как увидел эти барельефы сначала на фото, а потом воочию! Проклятая политика, такое скрываем!»

Тип: «Ничего, это не навсегда! Археологи тоже работают, собираются раскраску барельефов восстанавливать. Но, это уже потом, когда везде воздух пустим. А самое для нас интересное, что нашли они что-то вроде карты, где, кажется, ещё такие базы есть, может помельче. Две в нашем секторе, одна в европейском, ещё две не помню где. Так что ищем аккуратненько. Не хотите подключиться, советник?»

(Советник???)

Сержант: «Нет, у меня в училище дел полно, кто нам смену ковать будет? А ребята у меня замечательные: талантливые и упрямые, как мы с тобой были... Слушай, ехать пора. Так значит, я их послезавтра забираю? Не рано? Кондратенко похудел ужасно».

Тип: «Медики так и не поняли, как произошёл такой выброс энергии. Он за несколько часов сжёг все резервы организма. Такого не бывает. Но, забирай, за ним в училище ещё понаблюдают, амбулаторно, я распоряжусь. Давай, лети к своим деткам, Советник!»

Сержант: «Пока, Старый! Евдошину привет от меня! Передай, я загляну».

Что-то говорил Серёга, но я не прислушивался. Изобразил дремоту. Мозаика моих представлений разваливалась у меня на глазах и складывалась совсем по иному. Оказывается, наш сержант-наставник накоротке с сильными мира сего! Некий «Старый» называет его «Советником» и зовёт лететь на Луну на поиски новых баз. Я бы за это всё отдал! А «Советник» отказывается! Нет, я положительно ещё многого не понимаю в жизни.
Салага-с... Да, нам же ещё с салагами сдавать вождение через год. Не позор, конечно, но всё же... Да не будут они смеяться, шутит сержант, все уже, наверно знают почему...

Что же случилось с репторами? Интересно, узнаю ли я ответ на этот вопрос? Почему они погибли? Или спаслись, улетели куда-то? Неужели они не смогли сдать природе и жизни какой-нибудь важный зачёт, который не подлежал пересдаче? Эх, салаги!»

- Послушайте, капитан! Да вы не на рассказ, на целую повесть наговорили! И что, это всё, правда?
- Чистая правда, Маруся!
- И про медальон?
- Тоже, правда, но под присягой я буду всё отрицать!
- Как же это публиковать? Ведь вас замучают расспросами? А то и расследованиями.
- Я не знаю, как это публиковать! Ты у нас писательница, ты и думай. Я тебе честно рассказал, как всё было. Или как я думаю, что так было. А уже твоё дело придать этому удобочитаемую форму. Ну, приври немного! Напиши, что «медальон при прикосновении к моей мускулистой груди с лёгким шипением всосался под кожу» и теперь его, конечно, нельзя обнаружить. Или, что «он распался в серую пыль, тут же унесённую утренним лунным ветерком». И никаких вопросов не будет. Все поймут, что это не документальная повесть, а так... «Лекс в тылу врага».
- Вы не подначивайте, кэп! А то мне начинает казаться, что вы завидуете!
- Я не завидую!
- Завидуете!
- Не завидую, и ты это знаешь. Ты как-то проговорилась, что всегда знаешь, говорит ли человек правду, а я это запомнил. Так что не притворяйся!
- Ваша правда, кэп!
- Я знаю.

- Медальон медальоном, но с базы репторов секретность ещё не снята, так что повести придётся полежать.
- Недолго, секретность снимут через полгода, там уже всё отполировали, барельефы раскрасили, восстановили интерьеры.
- Откуда вы знаете, капитан?
- А когда мы профилактировались, мне фельдъегерь принёс пакет, а в нём два именных билета на церемонию открытия «Базы Кондратенко», мне и Серёже. Там, пока не всё откроют для посещений, База-то большая оказалась, целый город! И представляешь, моя «юрта» там сохранилась, интересно будет посмотреть!
Короче, будет большой праздник и скандал. То-то взвоют разные неудачники:
«Русские тридцать лет исследовали город динозавров на Луне! И ни с кем не поделились!» Можно подумать, они бы поделились!

Ладно, хватит об этом. Пора и делами заняться. Через два дня становимся на профилактику на «Европе». Ты обещала полную дефектовку.
- У вас на экране, кэп!

15.09.2008

15.09.2008