Одно слово

1

Компьютер выключил, накинул куртку, нырнул в ботинки, хлопнул дверью и два раза повернул ключ. Не люблю лестничные клетки, да и вообще подъезды. И так о тебе все всё знают, но еще и имеют возможность слышать как ты поешь в душе или кричишь по телефону.
Как всегда нахмурил брови и чуть прищурил глаза – дело привычки. Свежий, прохладный ветер коснулся моего лица, чтобы я смог вдохнуть его легкий запах с нотками свежести. Настроение оставляло желать лучшего. Немного подвешенное состояние: злость на мир людей, но абсолютное нежелание кому-либо что-либо пояснять. Молчать бы так и молчать. Апатия. А мысли в голове проносятся с бешеной скоростью, не давая мне покоя. И я, совершенно не зная куда, иду, все же иду. Мне все равно, куда тащат меня мои ноги, может быть, они знают больше, чем я. Глаза почти не цепляются ни за что. Редко из сомнамбулического, близкого к медитации, состояния меня вырвет цвета морской волны шарфик на девушке слишком похожей на парижанку. Тогда тихонько уголки губ на миллиметр поднимутся вверх, и на грамм станет легче. Но сейчас нет ни шарфика, ни девушки, ни тем более легкости.
С веток срываются последние листья и уже рано темнеет. По парку все меньше гуляет людей, предпочитая горячий чай или кофе под теплым пледом дома или на мягком диванчике в кофейне. А я прикуриваю четвертую сигарету.
Навсегда. Равноценно бесконечности. Как можно произносить слово «навсегда», не ведая, что оно значит. Точно так же, как и рассуждать о том, как хорошо на седьмом небе. Но никто не был на этом самом седьмом небе, никто так же не знает, есть ли оно и от чего там так хорошо. Мне становится очень страшно, когда произносят это слово, на самом деле ни в чем неповинное… Но так уж ли оно невиновно? Оно звучит как приговор. Навсегда – олицетворение цепей, которыми приковали Прометея к скале. Прометей бессмертен, и ему оставалось лишь ждать, когда закончатся мучения. А человеческая жизнь неизбежно оканчивается смертью. Это и вселяет страх. Обреченность на муки. И вряд ли избавление наступит раньше смерти.
В тишине безлюдной аллеи осеннего парка витает некая легкость. Здесь не нужно принимать решения. Я могу потерять зонт, встретить старого знакомого или запнуться о камень, но мне не нужно об этом думать и взвешивать, что станет бОльшей ошибкой – потеря зонта или случайная встреча? И мне не нужно думать, имею ли я право на какую-либо ошибку и о том, является ли хоть одно действие человека ошибкой. Я просто иду, шурша желто-красными листьями берез.
Навсегда. Она сказала навсегда. И мне захотелось сбежать. Куда угодно, без оглядки. Я вечно боролся за личную свободу, за свободу в любом виде. Но эти слова почти погубили меня, они раздавили «свободу». Самое ценное, самое важное и самое завораживающее чувство для меня. Да, именно чувство. Свободу, как и бесконечность, невозможно познать. Но она влекла меня гораздо больше. Свобода равна вольности? Люди не свободны от нужды, будь то пища, или воздух. Люди не свободны от жизни. Они не могут просто взять и избавиться от нее. Так говорит нам мораль, библейские заветы, наша вера. Но что, если человек свободен от веры? Значит, он уже может лишить себя жизни, а значит и нужды. Свобода равна вольности или отрицанию? Так получается, чтобы стать вольным, свободным, человеку следует отрицать все, возвращая себя тем самым в круговорот несвободы.
Я не собирался лишать себя жизни, мой выбор состоял в зависимости от воздуха, красоты, грехов, собственных принципов и взглядов. Я искал исключительные, подходившие только мне ответы на свои же вопросы. Нет, вопросы все же были вечными, их пытались решить философы и ученые, поэты, да и все остальные. Человек нуждается в истине, которую сам для себя и выводит. Так и я, не отличающийся ничем от других, искал свою истину, которая должна быть где-то рядом. Это вселяло надежду. Надежда же давала силы. Так я и кочевал изо дня в день.
Целовал замерзшие глаза, согревал ладошки, бывало, дарил цветы или открытки, даже кольца, которые являлись предзнаменованием расставания, если быть суеверным. Но я не был суеверным, а разлука все же настигала, оставляя в душе хлам и боль. Уходил я, или уходили женщины из моей жизни – совершенно не имеет значения. Чувства всегда были одни и те же. Я тосковал по ним, но потом вновь мои мысли заполнял аромат цветочных духов, кружева черных трусиков и красная помада моей новой подружки.
Многие боятся любви. Я же любил любовь. За вдохновение, которое она дарила, за яркие краски, которыми наполнялись мгновения. Любовь не длится вечно, мы любим разных людей, конечно по-разному. Идеализировать ни к чему. Мои женщины не претендовали на совместное проживание, обручальное кольцо, ежедневные звонки. Но я так же не мог назвать их просто любовницами. Скорее они были нимфами. Я хранил верность, не считая ее обузой.
Но я – маленькая букашка под тяжелым ботинком слова «навсегда». Я раздавлен, курю пачку сигарет в час, гуляю в пустынной аллее берез, не замечаю луж. Я уже почти умер.


2
Единственным решением, которое я смог принять, и которое было для меня хоть на миллиметр приемлемым, было уехать. На дачу, в отпуск, в другой город, в гости – куда угодно. Удариться в бегство. А пока все пусть утихнет, уляжется.
Но пути отступления были почти отрезаны: до отпуска еще жить и жить, дачи нет, другой город пока даже не рассматривался как вариант (просто потому, что не было ни сил, ни возможностей выжить), оставались друзья. Но это мелочи жизни. Тогда я решил сменить номер телефона, как можно реже появляться дома и ходить в заведения, где никогда раньше не был.
Одним из таких заведений оказалась маленькая, но уютная кофейня «Шоколад», почти в центре города и, тем не менее, совершенно неприметная на первый взгляд. Мой ужин лишен фантазии: эспрессо и пачка сигарет. Больное сердце и рак легких обеспечены. За маленькими столиками сидят большие люди, их освещает тоненькое пламя белых свечей и пара неприметных лампочек. Рассматриваю творения концептуального искусства, развешенные по стенам цвета латте. Легкая электронная музыка расслабляет, и я уже заказываю коньяк.
Стараюсь не думать, но это выше моих сил, по вискам бьет ее «навсегда». Взгляд пытается уцепиться хоть за что-нибудь, отвлечься на самые незначительные мелочи, как например красная фольга от пачки сигарет в пепельнице очень романтичной пары, сидящей напротив. Забился в самый дальний угол, я пытаюсь даже здесь спрятаться от реальности… Но чем измеряется реальность? За столик справа от меня присаживается девушка в длинных фиолетовых перчатках, невозможно не заметить, прикуривает тонкую сигарету и ждет официанта. Роскошная женщина, холодная красота притягивает меня магнитом. Может быть, именно она сможет меня отвлечь от действительности, выдернуть из окружающих «сложившихся обстоятельств»?
Вторая порция коньяка заканчивается, девушка пьет свой кофе с отсутствующим видом. Мне до ужаса скучно, а сердце колотится в бешеном ритме – это я списал на никотин, алкоголь и кофеин. Мне нельзя сегодня возвращаться домой. Люба обязательно будет ждать, когда я вернусь. А мы так толком и не поговорили. Пара разбитых кружек, реки слез и ее «навсегда»... Она пообещала всегда меня ждать, навсегда сохранить свою любовь в сердце. Боже, это разрывает меня. Я медленно разлагаюсь, а заодно убиваю ее своим трупным ядом.
Браслет на запястье своим блеском подмигивает не мне, ах, эти перчатки… Мужчина снимает плащ, аккуратно вешает на вешалку при входе, присаживается за столик к моему предмету очарования. Мне нет смысла теперь мечтать о ней, но приходится еще минут пять просидеть за столиком, дожидаясь счета.
На улице сыро, грязно и темно, я изрядно выпивший. Хороший получается расклад, надежду вселяет, конечно, на лучшее. Главное, не упасть в яму и в лужу не сесть. Тускло светят заплеванные, мутные фонари, листья падают в липкие черные лужи, шуршат ветки от сильных порывов ветра, таксисты включили дворники – на улице дождь. На моем лице тоже дождь, только в горле снова пересохло. Брожу по узким улочкам без табличек с названиями, натянув капюшон до бровей, засунув руки в карманы черных джинс и нахмурив брови.


3

Веста, твой образ никогда не покидал моих мыслей. Ты смотришь в мои стеклянные глаза и еще больше захлебываешься слезами. Как мы могли встретиться в безлюдных дворах промокшего города после полуночи? Твои руки дрожат, я не могу ответить на вопрос: зачем целую тебя. Ты веришь мне, хотя для этого нет ни единого повода, но только сейчас и здесь я не лгу. Люблю, люблю самого лучшего друга, люблю тебя, Веста. Прикуриваешь сигарету, роняешь и прикуриваешь снова, успокойся, дорогая. Я умоляю тебя, не плачь. Смеешься и кричишь, ссылаешься на дождь, ругаешь себя за слабости, которые я всегда считал твоей силой. Кричишь и снова плачешь. Я сжимаю тебя сильнее, не плачь, Веста, не плачь. Мы любим разных людей. Мы любим друг друга. Ты понимаешь это лучше, чем я. Как мне успокоить тебя? Нам не нужно быть вместе, нам не нужно видеть друг друга, нам ничего не нужно… Любовь – черная кошка. Ты не жилец, если она перебежала тебе дорогу. Она сама по себе, она любит свободу почти так же, как и ты, только сильней. Горячее дыхание на моих губах, не плачь, родная. Отчаяние пробирается под кожу мерзким холодом, я готов выть волком, потому что знаю, что смысла нет, мы разрываем вновь вены и кипятим кровь признаниями, пролистываем страницы памяти, желая найти подсказки на вопрос: как быть дальше? Может быть еще стоит быть и встретить следующее утро… Доживи до утра, может быть я что-нибудь придумаю. Не плачь, Веста, не плачь. Но ты вырываешься из моих рук и уходишь прочь, ссылаясь на позднее время и множество других обстоятельств. Ни тебе, ни мне они не нужны, но так нужно кому-то. Молчу, ты знаешь все сама.

4

Холодно, безумно холодно, хочется пить. Еле-еле открываю глаза, ничего не изменилось. То же серое небо, те же лужи, те же вечно спешащие прохожие. Я промок, замерз и охрип. Ночевать на лавке явно не лучший вариант. Хочется уйти, просто уйти. В никуда и навсегда. Но ты любишь меня, тебя люблю я и кто-то другой, кто-то неизвестный так же любит меня, все мы связаны по рукам и ногам. Хоть на мгновение пересечешь тень души или, что еще хуже, зацепишься хоть краешком, хоть на мгновение… И тебе придется жить. Вот она реальность, в наших сердцах, а не перед глазами.
Как и вчера совершенно нет желания что-либо делать. Замерзший, насупившийся, голодный и уставший сижу на той же самой лавке, где и проснулся. Все бегут на работу, детей ведут в школы и садики. Краски смешиваются, система упорядочивается, элементы занимают места, вещи раскладываются по полкам.
Люба, не кричи, я знаю, какой я козел и подонок, я знаю как тебе больно. Ты тоже плачешь. Вы все плачете. Я сбежал от тебя, но мы все равно нашлись, так скоро. Кажется, я все еще пьян. Черные кожаные перчатки, ты замерзла? Тебе холодно? Не бойся, я что-нибудь придумаю. На нас смотрят, я чувствую. Мы стоим на тротуаре и мешаем прохожим, которые все так же спешат. Ты сегодня необычная, да я, наверное, тоже другой. Я хочу благодарить тебя за то, что всегда была рядом, за то, что пыталась понять меня… Прости, я трус. Прости, я удрал, поджав хвост, не имея на то права. Мне больно говорить, мне сложно говорить, я молчу, ты кричишь. Я обнимаю легонько за плечи, ты запрещаешь. Кричишь, кричишь… Резкая пощечина обожгла мою щеку, прости, Любимая! Я изо всех сил пытаюсь тебя обнять, впечататься в тебя! Держись! И ты толкаешь меня, в твоих глазах ненависть и обида, нежность и трепет… Мне не удержаться, Любимая… Запинаясь о бордюр, я падаю на дорогу, по которой в секундах от моего взгляда едет красный автомобиль.