Кедров о Лосеве ва НГ EX Libris
Апостол мысли
Памяти Алексея Лосева (1893–1988)
2008-09-11 / Константин Александрович Кедров - поэт, философ.
При первой же встрече с Лосевым я понял, что он смотрит на меня сквозь толстые окуляры круглых очков как бы из параллельного мира. Поскольку зрение великого тайновидца было почти утрачено в сталинском Балталаге, все тома своей «Античной эстетики» он диктовал, невольно возрождая традицию древнегреческих философов, которые не писали, а говорили.
Разговорная интонация его трудов поразила меня еще в студенческие годы при чтении первого и тогда единственного тома «Античной эстетики». И вот теперь я сидел и говорил с ним воочию. Воочию для меня, а для него скорее вослепию. Интересно, как видел мир Лосев? В подтверждение слепоты Гомера он замечает, что у автора «Илиады» и «Одиссеи» почти отсутствует цвет. Зато ему очень удается описание мира теней. Не знаю, какие цвета различали отлученные от лучей глазные рецепторы Алексея Федоровича, но одно из самых трогательных мест в легендарной многострадальной «Диалектике мифа» – это описание «неба-небушка»: вам, материалистам, черная дыра, а мне лазурное небо.
Также в разделе:
Онтология-в-себе
Новая редакция одиннадцатого тезиса о Фейербахе
Декларация прав постчеловека
Не стоит забывать, что в истории философии был прецедент проекта "Декларации прав природы"
Эстетика трансцендентного
Переход человеческого в божеское через духовное и животное
Эксцентриада познания
Памяти Георгия Гачева (1929–2008)
Диалектика в устах Лосева – это искусство обретения нового смысла в привычных понятиях. Искусство диалектики сродни воскрешению. Прямо на глазах растоптанный, поверженный в прах идеализм вдруг зацветал и раскрывался пышным цветом на древе материализма и реализма.
Лосев не был идеалистом в привычном смысле этого слова. Еще в 1974 году он поразил меня настойчивым высказыванием: «Я материалист». Дело в том, что идея и мысль для Лосева были не менее материальны, чем массивный письменный стол или плетеное кресло-качалка, на котором он сидел, диктуя свои трактаты. Материальный мир нравился ему своей эфемерностью, а мысль он ценил за ее способность к воплощению в материальность. Лосев называл это реализмом. Он считал, что реализм и есть высшая форма одухотворенности. Правда, реальным он считал не материю, не дух, не мысль, но символ и даже не образ, а Имя. «Бог не есть Имя, но Имя есть Бог». Имяславие Лосева мне было ближе близкого. Он получил эту мудрость от афонского старца и от своего наставника и учителя отца Павла Флоренского.
В самом деле, что может быть теплее и реальнее, чем имя. В поэзии имя присутствует не как надпись на обложке, а как интонация и неповторимый образ. Я сказал об этом Лосеву. «Ты думаешь, – сказал он без вопросительной интонации, и тотчас на вы: – Прочтите что-нибудь главное».
Я прочел: «Ежедневно слышу тебя/ Как-то странно звучат слова/ Закрываю глаза/ И всюду передо мной/ Эти крики рожденные тишиной/ Эти краски рожденные темнотой».
Конечно, я не помню, что я еще читал, но помню, что дальше мы говорили о Вагнере и Ницше, о Гегеле и Гуссерле, об Эйнштейне и Флоренском и о чем-то еще.
После этого прошли в гостиную, и началось знаменитое лосевское чаепитие. Лосев очень любил сладкое, особенно шоколадные конфеты. Я не знал тогда, что он был тайным схимником Алексием, монашествующим в миру. А черную шапочку на голове воспринимал как академическую, а не как символ тайного монашества.
Много лет спустя, читая переписку Алексея Федоровича с великой пианисткой Юдиной, в которую он был духовно влюблен, я обратил внимание на пассаж о конфетах. Приведу как запомнилось, не цитируя: вы отказали мне в своем общении, как барышня в церкви не дает монаху отведать сладких леденцов; вы сыты, а я голоден, как тот монашек на паперти, а вы не даете мне своих леденцов. Тут все – и монашество, и любовь его к сладкому, и влюбленность в музыку Баха, которого исполняла Юдина. И полное непонимание Юдиной, что она переписывается не только с вернувшимся из ссылки религиозным философом, но и с тайным монахом. Она и не должна была это понимать.
Понять Лосева вообще невозможно. Ему запретили быть философом, но разрешили исследовать античность. Но античность для схимника Алексия была воплощенной гомосексуальностью. Он нещадно критикует Платона за телопоклонничество. Платон вовсе не был идеалистом. Его эйдосы всегда материальны. Их идеальность только в симметрии и геометрии. Зато в последних томах «Эстетики» восторженный гимн неоплатонизму и Плотину за обретение чистой духовности, Платону неведомой.
Помню звонок Лосева на Пасху. И о чем, вы думаете, мы говорили, зная прекрасно, что разговоры наши прослушиваются? «Вы не знаете такого поэта Ф.Сияльского?» – «Нет, не знаю, а зачем он вам понадобился?» Не помню, что ответил Алексей Федорович, но подозреваю сегодня, не о себе ли он спрашивал и не печатал ли он когда-то свои стихи под таким псевдонимом.
Лосев человек закрытый на все створки даже для себя самого. Я же слишком распахнут во все пространства. Лосев прошел сквозь меня, как сквозной ветерок сквозь летнюю дачу. Или как призрак отца Гамлета, по некоторым преданиям, прошел сквозь Гамлета, растворяясь в звездном небе. От него исходил какой-то сумрак мысли. А в сумраке часто можно увидеть то, чего не увидишь и не различишь в самый слепящий полдень.
Сегодня я счастлив, что книга воспоминаний об Алексее Федоровиче заканчивается моим палиндромическим памятником последнему религиозному мыслителю, а может быть, и святому ХХ века – «Сойди Эйдос»:
Вес о Лосев
Логика аки гол
И диалектика так и
ткала иди
Или символ лов мысли
Арт с утра Заратустра
Ешь циник Ницше
Вея дребадан над о Бердяев
И икс не роль Флоренский
Ни топ Плотин
Плотин ни толп
Но Фавор им миров Афон
Отправить почтой
Версия для печати
В закладки
Обсудить на форуме
Разместить в LiveJournalПалиндром – символ полноты времен. Движение строки туда и обратно, из прошлого в будущее и из будущего в прошлое. Своеобразная машина времени, увлекшая меня в будущее и прошлое к Лосеву. В его фамилии сразу три апостольских символа: лов, соль и сев. Ловец душ, соль земли и сеятель слова. .11.2007 День философа <<<
http://www.izmaylovo.ru/wiki/phi/detail.php?ID=4943
Что такое философия? Наука о смысле жизни? Но разве смысл жизни может быть наукой?! Не ее ума это дело. Я бы сузил определение: философия - это поиски новых смыслов. Сократ нашел новый смысл в постоянном познании самого себя. Это было ново и неожиданно. Первый вопрос, заданный Сократу после посвящения в сан бессмертных тогдашними корреспондентами, был, конечно, о смысле жизни. В ответ услышали: "Я знаю то, что ничего не знаю".
Ученик Сократа Платон был уверен, что разгадал тайну. Он сообщил нам, что весь наш мир только тень реальности и потому подвержен смерти и разрушению. Не только тень исчезнет, но и солнце когда-то погаснет. А вот эйдос - идея солнца - неразрушим. Эйдос человека - его душа, она бессмертна. А сам эйдос состоит из трех элементов: истина, красота и добродетель.
Ученик и приятель Платона Аристотель резко не согласился с этим. "Платон мне друг, но истина дороже". Истина, по мнению философа, воспитавшего Александра Македонского, подчиняется логике. И он создал свою, разумную и безупречную логику, повязав весь мир цепью причинно-следственных связей. "Греки выдумали следствие, причину, / Чтоб не видеть эту чертовщину". Кроме "Физики" Аристотель написал еще "Поэтику" и "Этику". Сравнение художника с обезьяной, передразнивающей свое отражение, конечно, великолепно. Учение о катарсисе - очищении страданием - в искусстве ничуть не устарело. Учение о причине причин, которая первая привела в движение все причины и следствия, и сегодня веселит душу. Но мы прекрасно понимаем, что мир Аристотеля слишком разумен и логичен. В нем нет хаоса и безумия.
Как сказал философ конца ХХ века Мераб Мамардашвили, человек разумный разумным никогда не был. Если разум всесилен и безграничен, то еще более безгранично человеческое безумие. После Освенцима и ГУЛАГа философия стала совсем другой. Сартр и Камю пытались понять не столько смысл, сколько бессмыслицу бытия. Герой "Чумы" Камю подолгу стоит в очередях, но, подходя к кассе, ничего не покупает. Постоял бы он в наших советских очередях, мигом бы обрел смысл и купил все, что можно купить.
Так получилось, что с русской философией мир познакомился, прочитав романы Толстого и Достоевского. Нет ни одного крупного европейского мыслителя, который не испытал на себе влияние этих гигантов. Ницше прочитал "Записки из подполья" и заявил, что сверхчеловек родился в России. "Посторонний" того же Камю - ответ на "Преступление и наказание". Если Раскольников пытается понять, почему он убил, то Посторонний просто убивает и всё, без всякого смысла.
Учение Толстого до глубины души затронуло Альберта Эйнштейна, автора теории относительности. Он неоднократно перечитывал притчу Толстого "Много ли человеку земли надо" и находил в ней бездонный смысл. Надо ли говорить, какое влияние оказал Толстой на Ганди, на Мартина Лютера Кинга, на Альберта Швейцера с его этикой "благоговения перед жизнью".
Сейчас в России и в мире отнюдь не толстовские времена, но "благоговение перед жизнью" из отвлеченной философии переходит просто в стратегию выживания. Если первая половина ХХ века прошла под мичуринским лозунгом "мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача", то XXI век все чаще повторяет диссидентскую шутку советских времен: "мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали". От марксистского покорения природы и космоса мы окончательно переходим к толстовскому и швейцеровскому благоговению перед природой и космосом.
Дважды побывавший в космосе Юрий Батурин произнес сокровенную фразу: "В космосе самое интересное - экипаж". Земля тоже в космосе, и на ней тоже самое интересное - экипаж. Не будет людей - все исчезнет.
Новый гуманизм завоевывает все большее число сторонников в современной философии. Философия была и остается хранительницей и создательницей смысла. Остальное бессмыслица.
В Институте философии РАН на Волхонке, напротив восстановленного храма Христа Спасителя, бесчисленное множество отделов, и среди них - сектор истины и кафедра этики. Поначалу это вызывает улыбку. Но мне нравится, что истину и этику можно познавать в свете разума.
Когда-то Декарт сказал: "Мыслю - следовательно, существую". Русская философия этим довольствоваться не может. Мыслящее сердце и чувствующий разум или то, что Достоевский назвал "Исповедь горячего сердца". Русский спор о Боге и смысле жизни в главе "За коньячком" - это приметы нашего повседневного быта. Сектор истины и кафедра этики у нас в каждом вагоне, у каждого костерка на рыбалке и на охоте. Мы по-прежнему вместе с Раскольниковым и братьями Карамазовыми то хватаемся за топор, то размышляем о смысле жизни. Часто и то, и другое одновременно.
Что такое истина, спрашивает Салтыков-Щедрин и отвечает: "Идет чумазый и на вопрос "что есть истина?" твердо и неукоснительно отвечает: распивочно и навынос". Вряд ли здесь что-нибудь устарело. Кстати, в секторе истины, как и в других отделах, тоже любят выпить и закусить. В этом есть какая-то теплота.
Алексей Федорович Лосев любил погулять в арбатском дворике возле своего дома, там, где нынче его гранитный бюст. Однажды увидел две фигуры. Спрашивают: "Мужик, третьим будешь?" - "Не откажусь". - "Тогда неси стаканы". Лосев вернулся в дом за стаканами. "Вы что же, понесете им стаканы?" - удивилась супруга философа Аза Алибековна Тахо-Годи. - "Конечно. Не из идеи же им пить".
А из XIX века ему вторит Пушкин: "Подымем стаканы, содвинем их разом! / Да здравствуют музы, да здравствует разум!" Вот она - русская поэзия и русская философия.
Константин Кедров
Источник - "Известия.ру"
Свидетельство о публикации №208091700001