Гидра, части тела или Вечерние смены

       Не все производство нашего городка ориентировалось на угледобычу углепереработку.

       Был заводик, работники которого праздновали летом не День Шахтера, а - чуть раньше, в июле, - День Металлурга. На автобусе едешь до остановки "Железобетонный завод № 4", а потом, по дороге направо, километра два пешком. По одну сторону этой дороги монотонно тянулся высокий забор из железобетонных плит, по другую - оживляло пейзаж садоводческое общество "Металлург".

       За производственным забором много котлованов, с гидроизоляцией дна и стен. В одни котлованы по трубам периодически идет жижа почти черного цвета - пульпа, другие стоят полные под жарким азиатским солнцем и испаряют влагу, третьи эту влагу уже сдали небу и стоят, заполненные сухой растрескавшейся массой - кеком. Маленький экскаватор грузит высохший кек в небольшой самосвал, который по уже знакомой нам дороге за забором везет груз на территорию завода с южной стороны. Это кековые карты нашего заводика.

       В садах слева всего двести двадцать участков, на участках типовые домики, спроектированные конструктором завода Смирновым.

       Руководители прилегающее к заводу поле засадили престижными саженцами плодовых деревьев из питомника имени Шредера под Ташкентом.

       Нашли садовника, немца по национальности, купили ему трактор, и этот человек проводил сутки в саду: пахал между деревьями, планировал территорию, протянул воду с заводской ветки, поставил линию электропередач на триста восемьдесят вольт, построил домик сторожа.

       Через восемь лет пошли фрукты, сад огородили красивым забором. А сам завод замаскировался от посторонних взглядов за роскошными кронами. Может, это и была задача руководителей? Может быть! Отлогий спуск от завода до берега реки укутался темно-зеленой листвой деревьев, украшенной цветами по весне, и сверкающей почти нереально на
сером фоне выгоревшей травы гор летом.

       Однако, судьба садовника оказалась печальной. Копали яму экскаватором под хранилище для фруктов, и трактор стал терять устойчивость, заваливаясь. Садовник, имя ему было Рейнгольд, спрыгнул с техники, но не увернулся, его раздавило и он умер.

       Столько гектаров земли в одночасье остались без надзора, без полива. Но руководство завода приняло мудрое решение. Конструкторы разделили сад на участки по шесть соток, пронумеровали. Профком сделал жеребьевку, и практически все двести двадцать участков обрели хозяев с завода.

       Вот дорога ткнулась асфальтом в металлические ворота цвета хаки. Как и на въезде с кекового хозяйства, рядом с воротами будка стрелков ВОХР. Вход по пропускам, только в дни, когда по графику смена. Кто на смене - видно из номерных жетонов, висящих на проходной, кто не вышел вовремя - тоже определяют по ним.

       Контора - справа от проходной, отдельный вход с улицы, скромная вывеска:
"Химико-металлургический завод". Через контору на завод не попасть.

       Оборона, дисциплина, режим.

       За недочеты в режиме, технологии, технике безопасности - особенно - писать приходится серьёзные объяснительные. Через много лет встретил парня из своей смены, тот перешел, наработав вредный стаж, водителем в Метрострой. Рассказал, что строго на новой работе, тоже чуть что - объяснительные. Только завгар с механиком зачитывали его объяснительные перед водителями, перед выездом, как художественные произведения, так вышколили в "ящике".

       С восточной стороны на территорию завода вползали рельсы, через так называемые железнодорожные ворота, и тоже со стрелком охраны.

       Конторских и сменных рабочих привозили и отвозили служебным автобусом.
       Зайти на завод можно было только через проходную.
       Был случай, когда мужичок из сторонней организации, ведущей монтаж металлоконструкций, прошел "буром" через железнодорожные ворота в период маневров. Старый дедушка, по кличке "Зуб" (рот его не позволял назвать деда даже двухзубиком), с карабином через плечо, догнал нарушителя:
 
- Назад! Вернитесь и зайдите через проходную!
- Батя, опоздал я, вот временный пропуск, закрой глаза.
- Еремеев все равно узнает, когда пойдете вешать пропуск или пойдете
после работы.
- Слушай, кто такой Еремеев?
- Алексей Михайлович, начальник охраны.
- Да наплевать мне на него, я не ваш.
- Вернитесь, буду стрелять.
- Да не стрельнешь!
- Стрельну!
Старик-охранник приотстал.
- Не посмеешь!

       И тут "Зуб", не снимая карабина с плеча, жмет на курок, раздается выстрел, нарушитель от неожиданности подпрыгивает и хватается за сердце. Так с сердечным приступом и увезли на скорой, не судьба была ему работать в тот день.

       А деда- охранника поощрили.

       Начальник ВОХР Еремеев Алексей Михайлович был лет пятидесяти пяти, сухощав, среднего роста. Левый глаз отсутствовал, и от этого было ощущение, что начальник всегда готов стрелять прицельно.

       На заводе эксплуатировались электропечи с ватержакетным охлаждением: из трубы, опоясывающей круглую печь в верхней части, пленкой стекала по стенкам вода и охлаждала аппарат, внутри которого было тепло, без малого пара тысяч градусов.

       Вода подавалась автоматически, с насосной станции, расположенной на горной речушке. Сдублированные насосы не допускали минуты простоя без подачи воды на охлаждение, электроконтактные манометры автоматически включали требуемое количество насосов.

       Однажды утром специалисты ТОГО ведомства расследовали диверсию. Еремеев утром пришел на насосную станцию, а она была за километр от завода, и обнаружил открытую металлическую дверь без следов взлома. Все манометры были нашпигованы пулями, словно по ним стреляли, как по мишеням. Шпионов не нашли, производство пострадало ровно на стоимость манометров, которые за час заменил киповец - работник цеха КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматика).

       Жена Еремеева, работающая в здравпункте, через два года после события поведала в узком кругу, что Алексей Михайлович накануне события выпросил спирту в лаборатории и решил расслабиться в одиночку на берегу горной речушки. Закусь водой, в которой жила рыба, способствовала хорошей усвояемости продукта, и в итоге подвигла начальника пострелять в раздражающие его стрелки манометров. Очнувшись и оценив результаты стрельбы, Еремеев пришел рано утром и протрубил об обнаружении диверсии, оставшись при этом на коне. Просто потому, что сам вел учет боеприпасов и проводил учебные стрельбы из револьверов и карабинов.


       С севера и запада к заводу прилип поселок по имени "Брикетный". Дома в поселке были дешёвые, а новых не строили. Жили здесь люди малоимущие и многодетные. Они и не подозревали, что за северной стеной, к которой примыкает их посёлок, находится кислотный склад. Кислота поступала цистернами, при сливе пары достигали деревьев, не позволяя им обвешиваться плодами, только бурыми листьями. Завод входил в хитроумный союзный главк, принадлежность к которому позволяла не допускать на свою территорию врачей санэпидемстанции.

       За забором с тремя рядами колючей проволоки расположился завод. Добротные дороги соединяли между собой производственные здания пирометаллургического и гидрометаллургического участков основного цеха. В окружении сосенок и можжевельника стояли механический и строительный цеха, небольшие здания центральной заводской лаборатории (ЦЗЛ), отдела технического контроля (ОТК), цеха контрольно-измерительных приборов и автоматики (КИП и А), здравпункта. Вдоль рельсового пути вытянулись здания котельной, работающей на угле, центрального склада, строительного цеха. Перед выходом с территории, справа, были помещения технической библиотеки, актовый зал, столовая.


       До сих пор питаюсь быстро. Шесть лет тренировался за двадцать четыре минуты дойти до столовой и поесть. Правда, готовили хорошо и обслуживали смены без очереди. Обязательным было употребление спецмолока. Как-то, за скомкованные макароны, по требованию рабочего контроля, сняли виновную общепитовскую бригаду полностью.

       В конторе сидели основные специалисты: главный инженер, главный металлург, главный механик, главный энергетик, главный конструктор. Здесь располагались плановая служба, снабжение, бухгалтерия и касса.

       Начальники цехов и отделений буквально жили на территории.

       Гидрометаллургическое отделение стояло отдельно в кирпичном одноэтажном, но высоком здании. Обвешанное трубопроводами разного цвета - для кислоты, воды, воздуха, фильтрата и пульпы - отделение снаружи выглядело нарядным. Внутри - начинка из металлических сосудов-ёмкостей, называемых "позициями" с соответствующим номером. Полы из стойкого к кислоте и щелочи материала - диабазовой плитки.
********
       В это отделение перешел после совершеннолетия, уже аппаратчиком, паренек, за девять месяцев ставший слесарем-ремонтником четвертого разряда в мехцехе.

       Мехцех! Научился сверлить, бывало, целыми сменами сверлил отверстия в тяговых цепях конвейера для удаления гранулированного шлака. Мерительный инструмент, электро- и газосварка, сварка винилпласта, устройство оборудования основных цехов, родная кувалда и метла - все освоил! Паренёк заочно учился в политехническом, был исполнительным, на
экзаменах не молчуном.
********
       Вредность. Продолжительность смены - шесть часов. Костюмы "ч / ш" (чистая шерсть). Эти костюмы остаются "живыми" при попадании на них кислых и щелочных растворов, чего не скажешь о нижнем белье, от которого зачастую остается резинка с куском перфорированной ткани.

       Все постоянно принюхиваются, на всех рабочих, как украшение, противогазы "БКФ" - от кислых и мышьяковистых газов - и цветные пластмассовые очки на половину лица, для защиты глаз от всякой "бяки", перемешивающейся в реакторах и норовящей брызнуть в лицо заглядывающему в смотровой люк аппаратчику. Перчатки по локоть, т.к. некоторые жидкости в справочниках маркируются знаком "плюс", что означает ядовитое воздействие через поры кожи.

       Несмотря на жару, аппаратчики застегнуты на все пуговицы, штаны из чистой шерсти напущены на резиновые сапоги. Кислота, понимаешь, без привычки жжет. У всех в гидрометаллургическом отделении не растут волосы на икроножных мышцах - сапоги постоянно шлифуют кожу в этих местах.

       А в пироотделении, на выпуске шлака, тоже своя мода: все в валенках, и суконные брюки поверх них. Не до пижонства. Витя Неудахин (фамилия такая) росточка маленького, телосложения звонкого. По кличке "Жаботинский" поленился засучить вечно великие брюки, а просто засунул их в валенки. Кусочек шлака словно ждал: влетел в валенок тепленький, в тысячу пятьсот градусов, пока скидывал обувь, прожег ногу до кости, и инвалидности.
 
       За день несколько раз проходит дозором начальник отделения Кропачев Владимир Владимирович. Ходит, посвистывая себе мелодию, поглядывает. Увидит нарушение, на пальцах покажет, на сколько процентов премии лишает.

       Начальник цеха в "гидре" (так прозвали гидрометаллургическое отделение) практически не бывает: "висит" на циклонной плавке, в пироотделении, - самом тяжёлом участке.

       Прихрамывающим волком, ни на кого не глядя, ходит Лопатин Анатолий Алексеевич - технолог отделения. У него нет ступни, протез. Премию снимает по показателям за месяц одним росчерком пера на приказе.
********
       Технолог контролирует состояние задвижек, проверяет, сколько "убегает" в сброс металла в граммах на кубометр. Для этого на участке осаждения есть платиновый тигель, растворы, индикаторная бумага. Если металла уйдет выше технологических норм, то виновные остаются без премии.

       Что только ни делали, чтобы у смены был нормальный "сброс". Среднесменный анализ проводил ОТК, для чего под потолком, в ящике с замком, из калиброванной щели в сбросном трубопроводе в колбу капал раствор, прямо пропорционально общему объему за смену. В вечерние смены, в субботние и воскресные дни, убедившись в отсутствии технолога, наш
старший аппаратчик, бывший десантник-парашютист, лез под кровлю к заветному ящику ОТК и добавлял простой воды в колбу. Потом смотрели, как по лестнице к колбе поднимается лаборантка, открывает "секретный" замок, снимает пломбу и проверяет величину среднесменного сброса. С простоватым выражением лица спрашивали у лаборантки о результатах.
 
       Как выкручивались другие смены? Наверное, и так, и обаянием лаборанток. Работали неплохие девчата, а мужской состав "гидры" был вообще поделен на четыре молодежные бригады, охваченные соревнованием на звание "Лучшей смены". Была ещё подменная смена, которая отпускала основные на выходные. Так, возраст в "гидре" не превышал 28 лет в среднем.
********
       Технологическая дисциплина, правила внутреннего трудового распорядка - все строго. Но вечерние смены были отдушиной. Сказывалась удаленность от Москвы, жара Средней Азии.

       Когда создавался завод (а создавался он с пироотделения, циклонной плавки), собрали костяк руководителей, технологических рабочих с аналогичных производств Урала и Осетии. Так получилось, что плавильщики, шихтовщики, рабочие рукавных фильтров, дозировщики на пневмокамерных насосах были из Медногорска и Орджоникидзе (ныне Владикавказ). А аппаратчиков гидрометаллургов обучили уже на месте, из числа работников, имеющих минимум среднее образование, без судимости, а также неотягчённых судимыми
или живущими за границей родственниками.

       Работу на объекте можно разделить на три сегмента:
- дневные смены;
- смены вечерние и ночные, в субботу и воскресенье, праздничные дни;
- хлопковый период, праздники, соревнования спортивные, общественная
жизнь, отпуск.

 *********
       Каждый аппаратчик на своем месте ведет журнал, где отражает в стандартных формах отчет о проделанной работе: осадил столько-то реакторов, отфильтровал столько-то кубометров. Где брал (откуда качал) растворы, их возраст (старение, выдержка), куда откачал, сколько граммов на кубометр составили потери и т. д.

       Старшие аппаратчики ведут журнал приема-сдачи смены, заполняя его данным подчиненных.

       Даже дежурные слесари ведут журнал, где записывают, какое оборудование и на каком ремонте в течение смены использовалось. В нашей смене работал дежурным слесарем татарин Усеин Умеров. Мы в часы затишья ржали над его рапортами. Чтобы ничего не упустить, он, произведя ремонтные работы, сразу делал запись, например: "Набил сальник на осаждении растворов, насос 8 и+", потом добавлял "Замена шпильки на насосе 3к6 2 и +." Потом следовала очередная запись. Когда смена кончалась, оставалась висячая буква "и", после чего он расписывался. Роспись была из четырех первых букв фамилии с крючочком в конце.
Получалось: "набил сальник и+. Умер"
*********
       В лаборатории стояла бутыль со спиртом. В вечерние смены, двое аппаратчиков, обычно под предлогом взять индикаторной бумаги, фенила или чего другого для анализа растворов, приходили в лабораторию. Пока один отвлекал лаборантку, второй отливал спирт в бутылек. Хитрость, известная аппаратчикам, была в том, что лаборатория на пыльной бутыли делала отметку уровня. Взяв спирта, до отметки доливали воду. Потом все всплыло, когда в бутыли вместо спирта была обнаружена 15% спиртосодержащая жидкость.В вечерние смены допуск в лабораторию был закрыт приказом, а комплектация оперативного контроля химическими реактивами возложена на дневную смену.
********
       В нашей смене был один "старик", тридцативосьмилетний Леша Лужин. Широкое простоватое лицо, белая кожа,веснушки, картошкой нос, ходил, размахивая руками на всю длину, вперед и назад - того гляди - зашибет. Неженатый. Ему тяжело было ночью, не мог терпеть без сна. Наша молодежь заметила, что в ночную смену, тихо-тихо, он забирался на эстакаду внутри цеха. По эстакаде проходили трубопроводы подачи горячего дубового экстракта. Лёша стелил на них свою куртку и часик дремал. Ребята в этот момент рисовали ему сажей усы, бороду, делали из него "Бармалея".

       Леша скрывал свою слабость и ночной сон. Часа в четыре ночи он энергично проходил по цеху, чтобы аппаратчики всей технологической цепочки его видели. С каждым перекидывался парой слов, мол, я - вот он, не искал ли ты меня? И возвращался на свой участок фильтрации. Все улыбались до утра, глядя на разрисованную физиономию.

       Была у Леши пассия - лаборантка химводоочистки котельной - Зоя Птицына. Щупленькая, несимпатичная, в вечной косынке, повязанной по-старушечьи под подбородком, с Вологодчины, и соответствующим выговором слов.
       Если совпадали смены, а котельная работала по другому, не "вредному" графику, то они встречались возле "гидры" и сидели немного влюбленной парой.

       О чем говорили? О любви, наверное. Но однажды они "ворковали" недалеко от места, где прилег на траву Махаров Дзанбулат, осетин, паренек из нашей смены. Невольно он стал свидетелем разговора Леши и Зои.

 - Зоя, вот поженимся. Ты хочешь?
- Да, Леня!
- Зоя, дети у нас пойдут.
- Да, Леня!
- Я, Зоя, член партии, ты - нет, как дитя воспитывать будем?
Давай, Зоя, заявление в партию подавай, я дам рекомендацию.
Мы улыбались.
********

       Старший аппаратчик Петров Евгений Павлович. Тоже "старик", 32 года, женат. Физически безупречный, можно сказать, его никогда не видели уставшим, жалующимся на трудности. Если смена была некомплектной, замещал отсутствующих, успевал делать и свою работу. Разве только быстрее двигался. Но немного допинга допускал. С Лешей Лужиным в вечерние и ночные смены ходили в лабораторию "доливать" бутыль.
 
       Когда запретили эти походы в лабораторию, стали искать спирт в цехе. Покоя не давали двери начальника отделения и технолога цеха. Взламывать нельзя! Было собрано и принесено из дома с полсотни ключей. И вот таинственное "сим-сим" сработало.

       Спирта не нашли. В кабинете начальника отделения были только бумаги, урна, да пустой стакан. А вот у технолога в столе обнаружился сверток, тщательно упакованный. Когда его развернули, то увидели протез ступни. Стало неудобно.

 Петров сказал:

- У меня однорукий тесть, есть несколько запасных протезов руки. Давайте, я её принесу, и заменим рукой ступню. Вот Анатолий Алексеевич "обрадуется"!!
Конечно, ничего не сделали. Поувольняли бы с треском.
********
       Спирт делал чудеса.
       Забилась технологическая канализация. Вязкая масса перекрыла стокам дорогу, цех встал. На чистку канализации требовались добровольцы. Это в туннеле, под цехом, в противогазах, со страховкой, нужно было грузить технологический "холодец" в ведра и вытаскивать в контейнеры.
 
       Добровольцы нашлись за аккордную оплату труда и, конечно, спирт до
упора.
 
       Вечером разрывается телефон, половина двенадцатого! Где Женя? Нет Гены!
Нет Толика!
       Как понимаете, добровольцы!
       Ушли с завода в десять вечера.
       Помчались искать. Автобусы не ходят. Надо до города идти через поселок Брикетный, пересечь железную дорогу Ангрен - Ташкент, потом четыре километра пешком.
 
       На поле три точки через каждые пятьдесят метров, мужики калачиком спят. Выносили аппаратчиков, КАК раненных с поля боя. Да и почему - КАК? Спирт, господа, почище пули!
Все обошлось.
***********
       Приобрел завод лодку моторную, наверное, правильно назвать её катер, в виду габаритов, лобового стекла и руля. Подобралась и первая команда, которая решила сплавиться по Сырдарье от города Бекабада в сторону Аральского моря. Это были: главный механик завода Костин Дмитрий Яковлевич, старший плавильщик пироотделения Сударев Николай Федорович, начальник лаборатории Верхов Владимир Тимофеевич и шихтовщик Гавриков Володя. Лодку, до плотины в Бекабаде, решили доставить на грузовой машине.

       Несколько слов о членах экипажа.
       Костин - лет сорока пяти, суховатый высокий мужчина, охотник и рыболов, авторитет на заводе, уделявшей внимание женскому полу в лице технического библиотекаря, иногда этой чести удостаивалась и жена.

       Верхов- научная мысль, эксперименты, принятие технологических
решений. Всегда под шофе. Лицо постоянно красное. Попадание в экипаж
обусловлено взносом в десять литров спирта. Уже через пару дней, после
включения в экипаж, Верхов бегал по конторе и показывал пистолет,
приговаривая:

- Мы не все оттуда вернемся! Уж Сударев - точно.

       Сударев - очень говорливый плавильщик, отслужил во флоте, но,
похоже, сразу на всех видах плавсредств: от подлодки до крейсера. Говорил, не останавливаясь, перебивал собеседника, не реагировал на реплики.
Достал он всех своими подвигами типа: "когда я служил на атомной подлодке!" (а также: на ракетном крейсере, авианесущем корабле, ледоколе, в морском спецназе, в штабах черноморского, дальневосточного, северного округов). Общения с ним избегали.

       Поэтому где-то верили Верхову.

       Гавриков - это охотник, рыболов, но второго плана. Его брали для выполнения черных работ: развести костер, носить, тащить. Это было понятно всем.

       Гавриков был из нашей смены, но с шихтового отделения. Настал день, когда на машине директора, и с его разрешения, экипаж выдвинулся в город Бекабад, к плотине. Туда же привезли и разгрузили катер.

       Герои известной книги Джерома К. Джерома, все вместе, не получили той дозы
адреналина от своего лодочного путешествия, какая поджидала наших отдыхающих.

       Начать следует с дозы спирта, полученной каждым участником ещё на берегу. Пили за равноправие всех членов экипажа - "долой должности"! За успех мероприятия, за воды, принимающей их Сырдарьи и за встречу с Аральским морем, за тонны рыбы, которая не ведает пока, что будет поймана мастерами забрасывания спиннингов и копчения в полевых условиях. За тех, которые никогда не пьянеют.

       Ужин длился до поздней ночи.
 
       Камыши на берегу убаюкивающе шуршали.
 
       Лунная дорожка через реку умиляла.

       Плотина находилась выше места стоянки, до неё было несколько километров.

       Ничто не нарушало сон попадавших на свои одеяла путешественников.
Утром всем без исключения приснилось купание в реке, при сильной
засухе во рту. Река обмывала им ноги, как служанка, она подбиралась и к собственно
телам. Оказалось, что ночью был произведен сброс воды из водохранилища, вода поднялась в реке, дотянулась до места стоянки и намочила пожитки. Но это были мелочи!

       Катер исчез!

       Ошалевший, ещё не протрезвевший экипаж искал катер.
 
       Нет нигде!

       Наверное, смыло вместе с колышком, к которому привязал плавсредство двойным морским Сударев, оттеснивший всех остальных от этой работы.

       Верхов решил проблему просто: он похмелился лошадиной дозой спирта и
сказал, что будет охранять лагерь.

       Должности вновь были вынуты на свет божий.

       Главный механик, на которого возложили материальную ответственность за заводской катер, послал Гаврикова переплыть Сырдарью и искать лодку по правобережью, а сам помчался по левому берегу. Судареву поручили нанять лодку у местных рыбаков и плыть вниз, обследуя острова.

       Гавриков, двухметровый, сухой, как богомол, переплыл реку в несколько гребков и помчался он по берегу, сквозь таловые кусты и камыш. На ходу он пытался подсчитать, сколько лет нужно будет работать без зарплаты, отдавая деньги за уворованную или просто пропавшую технику.

       Костин бежал трусцой, осматривая прибрежный камыш, забираясь на холмы и осматривая горизонт в бинокль, который через пару километров превратился в "чемодан без ручки" - и таскать тяжело, а бросить жалко".

       Комарье, за беспокойство, причиненное скороходами, искусало их от затылка до пяток каждого. Камыш посек ноги, солнце вскипятило остатки мозгов. Водяные змеи, в ужасе от их вида, топились в реке.

       Пройдя километров десять,Костин услышал выстрелы, огляделся и увидел, что по центру реки на лодке плывет Сударев. Периодически он стрелял вверх из пистолета Верхова, того самого, пулю из которого пророчили ему.

       Сударев, одолжив за деньги лодку у рыбаков, стоящих у плотины, поплыл вниз, и на первом же "острове сокровищ", через восемьсот метров, обнаружил веревку с морским узлом, колышком и привязанную к ним потерю. Закрепив катер, Сударев бросился собирать собутыльников - членов экипажа.

       Дольше всех ловили Гаврикова, пробежавшего тридцать пять километров по территориям двух республик.

       Мат-перемат стоял целый час, искали крайнего. Прозвучал призыв закончить отдых.
 
       Зализав раны, не похмеляясь, упаковали малоподвижного Верхова и отправились на
автовокзал. Прямым автобусом вернулись домой все, кроме Сударева, который на другой день дождался грузовую машину и прибыл на ней с катером домой.

       На заводе не заметили происшествия, но наша смена выслушала от Гаврикова всю историю.
********

       Гавриков отличался и на работе.
       Под руководством мастера Мальцева Николая Александровича, мы, однажды, заняли первое место в соревновании между сменами. Прилагалась денежная премия, которую решили на сменном собрании поделить поровну. Гидроотделению досталось сорок рублей на восемь человек. Наде Корнеевой (тогда еще женщины допускались во вредные производства) отдали десятку, остальное скопом пошли пропивать после ночной смены в кафе "Лола" (оно же "Ляля" и "Бабьи слезы").
       Вышло по двести граммов водки, по котлетке и по два кусочка хлеба. Выпили, и по домам - следующая смена опять в ночь.

       Но два человека не явились на работу: Гавриков Володя и Чуйков Валера. Не вышли они и в следующую ночь. Потом следовали выходные.

       В дневную смену они появились. Гавриков имел бледный вид, лицо его было исцарапано, под левым глазом красовался добротный синяк. Валера Чуйков носил очки. Сейчас эти очки были с треснутыми стеклами, подклеенные лейкопластырем. Под обоими глазами светились фонари.

       После смены мастер собрал всех:

- Ребята, спасибо, что хорошо поработали в прошлом месяце и получили премию. Неплохо идёт выполнение плана в этом месяце, но вот два человека не вышли дважды на смену, оправдательных документов нет, т. е. у нас четыре прогула. Из соревнования выкидывают даже за один. Покрывать их не собираюсь. Расскажите, что произошло товарищам по смене.

       Валера и Володя солидарно цедили из себя:

- Перепили, заболели, простите.

       Тут не выдержала Надя Корнеева:
 
- Пижоны, чего в партизан играете?.. Да они у меня с утра в тот день два раза по червонцу заняли. Говорите правду, я домой хочу, у меня дел полно, чем вас допрашивать. Гады вы - и все! Я только спать после ночной настроилась - звонок в дверь.
Открываю - они! Мало им было выпитого, а деньги тю-тю. Попросили червонец - дала премиальный.

       Глянула с балкона, куда пошла эта парочка, а у них односторонний бокс. Валерка на коленях на ощупь ищет очки, а Гавриков с остервенением бьёт его ногами.

       Я выскочила из дому и к ребятам, Вы что?! Выясняю, что они потеряли десять рублей, только что у меня занятых. Прошли-то всего тридцать метров от подъезда. Поискали вместе - нет! Народ стал собираться. Я тоже хороша, вынесла им еще денег: все-таки, наша смена, думала, отоспятся до вечера.

       Валера Чуйков проскрипел:

- Мы помирились, решили, что с зарплаты каждый вернет Наде по червонцу. Потом пошли в "Лолу", где основательно выпили.

       Мастер Мальцев вставил реплику:

- Кто же вас, чумазых, туда пустил?
- А там все такие!
Короче, Николай Александрович, вечером очнулся, а на мне - сплошь синяки, и кости болят. Живу один, телефона нет, а по подъезду в синяках постеснялся. Вот только очухался к дневной смене. Прошу простить меня, больше не повторится.


- У тебя, Гавриков, семья, дети, жена. Тоже нельзя было предупредить, поменяться сменами с кем-либо? Мы ведь работали за вас, а если бы несчастный случай или авария? С меня бы шкуру сняли! Ту, что осталась.

       Мастер намекал на то, что несколько лет назад, вследствие пожара на участке выпуска шлака, у него был ожог тридцати процентов кожи. Левая часть лица и шея, спина представляли сплошные рубцы. Это знали все, так как мылись в одной душевой.

- Николай Александрович, я живу на улице Чикрызова, есть там два дома, абсолютно похожие, первые этажи - магазины "Дилором" и "Детский мир". Между ними кафе "Мороженое", чуть в стороне от улицы. Мы с Валерой расстались друзьями, по дороге я зашел в кафе "Мороженое", выпил фужер шампанского, купил мороженого детям, и домой.

- Молодец, конечно, прямо идеальный отец. Почему не вышел на работу?

- Я пришел домой, второй подъезд, второй этаж, звоню. Выходит мужик незнакомый, оглядел меня и говорит:
 
- Эй, алкаш, что здесь забыл?

- Да живу здесь я.

- Я живу здесь, и всегда, как дом сдали в эксплуатацию. Иди, по-хорошему, своей дорогой. Будешь здесь мутиться, спущу с лестницы.

       Короче, вышел я на улицу, мороженое тает, жизнь не складывается. Съел я мороженое, правда, заляпался слегка. Посчитал мелочь по карманам - хватает на портвейн.

       Это я лишнее сделал после литра водки и шампанского. Посидел возле дома своего, выпил вино, погулял. Помню, что на смену. Протрезвел. Пошел домой, звоню. Вышел опять этот мужик, ругаться начал матом!

- Что, забулдыга, словами не понял, что я здесь живу?

- Мужик, ты что, везде живешь, а я нигде?

       Не успел я это проговорить, как полетел по лестнице, пинками он меня проводил до дверей в подъезд, физически обидел, плащ болоньевый порвал. Видать, боксер, потому что я очнулся в каких-то кустах, когда было уже темно. Вышел на свою улицу. Она рядом. Зашел к себе в подъезд, подкрался к двери, слушаю. Вроде как детские голоса - моих детей.
Позвонил. А сам переживаю: что же случилось с семьей, квартирой? Готов к старту.

       Открыла моя жена, втянула в комнату, вся в переживаниях. Нет с ночной смены мужа, думала, отравился или травмировался. Напсиховалась. Стал я раздеваться, а у меня живого места нет на теле. Сколько ступеней, столько синяков, и челюсть набок: говорить не могу. Два дня меня жена растирала, компрессы ставила.

       Не дал ей сообщать на работу, ведь мы же передовая смена, думал, расскажу - вы поймете.

- Прогулы покрывать не стану. Вы лишены премии за месяц, тринадцатой зарплаты, т.е. вознаграждения по итогам года, отпуск у вас зимой. Это автоматические меры за прогул. Ещё раз отличитесь, поработаете разнорабочими.

       Всем мыться, а вы, "отличившиеся", пишите объяснения, приложу к протоколу
собрания.
********

       Сучилин Николай пришел в гидрометаллургическое отделение после работы на мясокомбинате, где был мастером. Ему был сорок один год.

       Когда курс молодого бойца, точнее аппаратчика, был пройден, этому "молодому"
рабочему доверили пять реакторов осаждения, емкости старения раствора, сгустители и пару позиций буферных емкостей. Реакторы стояли на отметке, которая была на высоте два метра двадцать сантиметров. Эта площадка была основной для аппаратчика осаждения.

       Некоторые металлы осаждались сульфидом натрия. Сухой сульфид подавался в люк на конической крышке реактора. Люк требовалось немедленно закрыть. Но Николай попытался посмотреть, что же там происходит, нельзя ли извлечь пользу лично для себя.

 А происходила там реакция осаждения. Продуктом реакции, кроме сгустка комплексной соли, был газ сероводород, ну тот, что с запахом тухлых яиц. Газ вырвался из несвоевременно закрытого люка и "обнял" Сучилина. Отскочив от люка, Николай спиной ударился об перильное ограждение, перекувыркнулся в воздухе и упал на кислотостойкий пол участка. Бог был к нему милостив, он не поломал и не стряс ничего.
Однако, последствие было: Сучилин потерял обоняние. Проболев неделю, вышел на работу, и здесь в смене заметили, что он не надевает противогаз при явных признаках угрозы. Угроза - это появление газа с резким чесночным запахом, признаком мышьяковистого водорода или чего-либо с мышьяком, того же сероводорода или аммиака.

       Его немедленно вывели из "гидры", перевели в шихтовщики. В пару к
Гаврикову Володе.

       Сучилин потом бравировал, что может пить любую "сивуху", как воду. Гавриков
это подтверждал прилюдно.
********

       Обоняние! Без него никак нельзя! Был случай, когда послали двух человек почистить сгуститель. Сгуститель - емкость на пятьсот кубических метров, обложенная кислотостойкой плиткой, внутри две пары лопастей мешалки, внизу конус для полноты опорожнения и чистки. Стояли сгустители на улице, из цеха к ним тянулись трубопроводы.
       Обесточили мешалки, заглушили подающую раствор линию, сдвинули с помощью механизма крышку, т. е. работа под открытым воздухом, правда, зимой. Аппаратчики в резиновых сапогах, руки и глаза защищены. На плече противогазы марки "БКФ", от кислых и мышьяковистых газов.
       На первую и вторую отметку обслуживания аппарата ведут металлические
лестницы. Один спускается в сгуститель, на нем монтажный пояс, страховочная
веревка. Второй наблюдает, конец страховочной веревки у него в руках.

       Вроде все, как всегда, и по инструкции, быстро закончим: сгустка совсем мало, подмерз за ночь. Вдруг исполнитель зашатался, как пьяный, схватился за живот, ноги подкосились. "Что-то с сердцем!", - подумал наблюдающий аппаратчик, метнулся к нему вовнутрь. И тоже упал в жижу на дне емкости. Мастер, в порядке контроля, вышел из помещения и залез на сгуститель.
       Боже! Они же не в шланговых противогазах с принудительной подачей воздуха. Растоптав ледок, несчастные аппаратчики вызвали джинна из остатков сгустка. Имя ему - сероводород, он тяжелее воздуха, он скопился, он поднялся до уровня органов дыхания и вызвал паралич легких. Летальный исход.

       Хоронили ребят всем заводом. Оба были семейные и с детьми.

       Всех в отделении проинструктировали и организовали экзамен по технике
безопасности.
********
       Сейчас точно знаю, что травмируются рабочие высших разрядов или ученики в первые дни работы.
 
       Сам был травмирован через семь дней после начала работы. Здоровенный слесарь Володя Гордиенко, с животом, куда можно спрятать бочку карбида, по кличке "Малокровный", и я, приданный ему в помощь, поднимали рабочее колесо вентилятора высокого давления на
балансировочный стенд. ДЯДЯ приподнял колесо синхронно со мной, на уровень пояса, и с возгласом: "Тяжело", - бросил его.
       Приданный в помощь балбес держал железяку без рукавиц. Та по всем правилам выскользнула, ученик не удержал этот вес. Кромка металла подстрогала фалангу пальца до кости, кусочек мясца пал на землю, но хирургу он не пригодился. Само колесо пало на ноги, но ничего не сломало.
********
       Железной дорогой приходили вагоны с углем, аргелитом, прочим сырьем. Разгружали их в подземные бункера - через решетки на уровне рельс. Разгрузив один вагон, следующий на бункер протягивали лебедкой. Чтобы тросом не прибило лебедчика, тот прятался за щитом - лафетом. Лебедчик Юлчибай, таджик по национальности, жил рядом, в поселке Брикетный. При поступлении грузов выходил на работу.

       Во избежание штрафов за простой вагонов, на разгрузку привлекали силы даже из основных цехов. В одну из вечерних смен трос запутался. Юлчибай, при включенной лебедке, выскочил из-за лафета и пытался поправить трос, зацепился за него рукавом, руку затянуло на барабан лебедки и отрезало тросом по плечо. Место несчастного случая сохранили до приезда инженера по охране труда. Мы ходили и смотрели на часть Юлчибаевского тела, лежащую в угольной пыли и еще долго крючившую пальцы.
 
       Юлчибай полностью поседел в эту ночь.

********
       В дневной бригаде слесарей работал Алексей Ли - кореец. В гражданском браке жил он с немкой Краузе Лилией. Позволили Лилии вернуться на историческую родину и устроили они банкет в честь отъезда. Мы из "гидры" пришли к ним по приглашению, а по двору - куча собачек.

- Леша, зачем тебе столько собачек?
- Да это мелочь, одноразовые. Однопорционные.

       Гена Шабалин скрючился в позыве рвоты.
 
       Странный парень этот Шабалин! Брезгливый человек, до фанатизма. Его тошнило от разных мыслей и неосторожно сказанных при нем фраз. Бывало, этим злоупотребляли. Так, в столовой был свидетелем, как специально при Геннадии было сказано о лапше:

- Да это не курятина! Лягушачьи лапки, и только.

       Маленький, с пузиком, абсолютно лысый, как многие медногорские, он выскочил из-за стола в кусты и больше не вернулся за стол.

       Однажды после Дня металлургов, Петров Евгений, давясь от смеха, рассказал, как они с Шабалиным взяли шашлыка, пару бутылочек и на лавочке решили отметить праздник. Но пошло хорошо. Деньги были. Вскоре в их компании появился, неизвестно откуда взявшийся, нечесаный мужчина. За выпивкой перезнакомились. Мужчина оказался скульптор, которому очень понравилась фигура Шабалина.

       Гена поплыл от комплиментов, набрал еще выпивки и позвал к себе домой Петрова и скульптора. Скульптор порывался дома у Шабалина начать делать эскизы к будущему изваянию.

       Геннадий Шабалин, ошалевший от водки и воспитания, уговаривал не делать с него скульптуры, мол, это нескромно.

- Сделай дружок просто бюст, лучше два: один на территории завода поставим, другой дома.
 
       В скором времени, допив свою долю водки, скульптур изъявил желание сбегать за добавкой. Ему дали денег, но он не вернулся. Наверное, встретил более подходящий художественный объект.
********

       В "гидре" отработаны шесть лет, совмещенные с учебой в "заушном" институте, игрой в футбол, шахматы и настольный теннис за этот завод.

       Причем мы были финалистами кубка города по футболу. В дополнительное время проиграли чемпиону города, родной команде шахты 9.

       Компания с завода была на моей свадьбе.

       Администрация завода подарила мне однокомнатную квартиру, откуда я "выкуривал" перед свадьбой самовольно вселившихся работников фирмы ритуальных услуг.

       После рождения сына мне дали двухкомнатную квартиру.

       Многовато для одного?

       Я старался.

       В 22 года - старший аппаратчик, спортсмен, хороший хлопкороб.

       В меру скромен, в меру настырный.

       Здесь получил опыт и узнал труд и людей с различных сторон.

       После защиты дипломного проекта пошёл на приём к директору:

- Юрий Андреевич, прошу перевести меня на инженерную должность.

- Мне доложили, что ты отлично защитился и в срок. За получение высшего образования без отрыва от производства я подписал приказ о твоем премировании.

- Спасибо большое! Как с моей просьбой?

- Ты у меня в 22 года - старший аппаратчик, и получаешь больше рядового
инженера. Зачем тебе, семейному, идти на ухудшение материального положения семьи?

- Зачем я тогда учился?

- Пойми правильно, у нас маленький завод, вакантных должностей нет. Обещаю, что если кто-нибудь уволится или умрет, то поставим тебя.

- Я благодарен заводу, Вам лично, но прошу меня правильно сейчас понять: мне обидно. Я начинаю искать работу инженера в пределах города.

- Жаль, но это Ваше право, Эдвард. Не найдете, продолжайте трудиться в смене. Удачи!

       Я нашел, и это уже другая история.