Чрево лабиринта

Я впервые почувствовала, что можно устать жить вечно. Почувствовала здесь, в чреве Большого этернианского лабиринта. Но это было уже потом….
Под ногами скрипела крупная каменная пыль, словно пепел от тысяч распавшихся крыл печальных серых ангелов. Где-то там за многие Грани от сюда, на двенадцатом Перекрёстке они до сих пор заперты между Раем и Адом, заперты на Земле. Я всегда могла распознать их души…. Ну вот, опять. Чёрт, это всё из-за неё.
Я брожу по этим мрачным тоннелям уже не помню сколько дней или даже недель и снова теряю драгоценные крупицы памяти. Теряю по её воле. Дьявол! Почему она не может дотянуться, а только всё время зовёт меня далёким голосом, разбитым на бесчисленные эхо каменными рукавами Большого лабиринта. Я уже утратила ясность понимания, почему здесь, почему явилась на её зов, я даже забыла о том, ждёт ли меня кто-нибудь там, на поверхности. Нет, конечно же я помню моих Драконов - как можно позабыть части своей души?! Однако, многие составляющие моей жизни стали таять, и теперь я боюсь утратить нечто важное, то, что затерялось среди них, боюсь, что снова могу перепутать пережитое со снами и грёзами. Я знаю, что со мной было, но уже перестала различать по какую сторону грани бытия.
Остро чувствуя слабость и усталость, я решила искать выход от сюда, но сделав ещё несколько петель по каменным тоннелям, понимаю, что смогу выбраться, только когда утратиться всякий смысл моего пребывания в этом месте. А ещё я стала догадываться, что здесь только из-за неё….
- Ая,…. Ая…. – тоскливый зов, несущийся из трещин холодных стен и резонирующий где-то у меня в груди, ударяясь о диафрагму, словно она туго натянутая мембрана шаманского бубна.
Стук чужого сердца, плачь чужого голоса, зов. Постоянный, непрекращающийся зов, до краёв наполненный тоской обо мне, о моей жизни. Чтобы он прекратился и отпустил меня, я должна превратить свою память в пыль, тогда ему не о что будет биться.
Почему бы ей не сделать то же самое? Это же так просто – отдать себя, пусть даже за «просто так». А на что ещё можно сменять этот брус серебра?
Уверена, она это знает, поэтому-то я и могу слышать её зов. Но почему она медлит?
- Аааяяяя…. – кричат тугие нити звука – это сухие жилы, превращённые в струны её судьбы. Сухие жилы, некогда прежде несущие пурпурную кровь сквозь серые клапаны философского камня.
Чёрт! Как же я хочу домой…. Или этого хочет она – моё горькое эхо былого?
Стук железных колёс по железным рельсам под железным небом, оброненное желание, хлопок, спешка…. Это она, я чувствую, я хочу того же.
Я – четвёртая Королева Этернии, Дракон в Серебренной чешуе, чистая страсть. Я…. А она? Думаю, она то же самое, только там, во мраке позабытого, отколотого смертью прошедшего.

Ещё несколько дней в холодной утробе этернианских глубин, словно в плену повреждённого разума. Всё, я больше не могу.
Шаркающий звук моих шагов стал тем единственным, что разделяет мое пребывание здесь. Это грустно до боли, до бесовского веселья отчаяния.
- Каждая тварь умирает в одиночестве. – шепчу во тьму холодного нигде. – Но я не тварь, я была рождена…. – чувствую, как на моих губах расползается улыбка безумца. – Я была рождена из любви, обдуманно и желанно.
Улыбка становится шире, указательный палец чертит на сырой стене вензель имени, вписанный в бесконечность-восьмёрку.
- Зови меня, я не позволю тебе умереть как тварь, я заберу твою душу….
Прижимаюсь щекой к холодному камню стены и шепчу: «иди сюда, ко мне». Сползаю на пол, чувствуя чужую тоску и сожаление о том, что не могу умереть простой смертью конечного существа….
- Ая…. – плачет гаснущее эхо. – Зови меня, Ая….
Всё словно в чадящем мареве, в густом смоге подожженных перьев серых крыл…. Шаркающие шаги, чужая кожа, чужие горячие слёзы, чужая боль в воспалённых глазах.

Боль собственных глаз от яркого изумрудного света, сопротивление воздуха….

- Эли, детка, наконец-то ты проснулась!
Надо мной склонилась Рашель, её огненные кудри свисают экзотической бахромой.
- Что произошло? – я вижу, что нахожусь в своих апартаментах, но прочие срезы понимания словно окутаны матовым коконом амнезийной пелены.
- Это ты меня спрашиваешь? – Рашь усмехается. Она никогда не могла нормально обходиться с ослабшими и больными – не хватает той самой обходительности.
Однако, это не важно, так как меня внезапно настигает бурный поток воспоминаний двух последних недель моей жизни – недель, проведённых во мраке подземных коридоров Большого лабиринта.
Резко сев на кровати, я хватаю Рашель за руку.
- Это была она! – говорю, глядя на сестру широко распахнутыми глазами.
- Кто она? – Рашь присаживается на край ложа, в порыве участия накрывая мою руку своей ладонью.
- Моя тень, существо из прошлого. Ей плохо, она звала меня и свою смерть одновременно, но я услышала первой.
Рашель смотрит на меня так, словно я рекрут младшего уровня.
- Эли, стоит ли переживать из-за теней прошедшего?
Я возмущённо отдёргиваю руку, разозлённая тем, что она не понимает таких очевидных вещей. А должна бы….
- Тени делают нас настоящими, сестра. – кажется, я даже фыркнула и свела брови, - А она отдала мне всё лучшее, причём обдуманно, добровольно и без сожалений. – в порыве нахлынувшей горечи закрываю ладонью лицо. – Я даже не смогла до неё дотянуться, а она падает. Падает всё быстрее и быстрее….
Красный Дракон протягивает мне чашку, от которой тонкой струйкой тянется травяной аромат. Вздыхает.
- У тебя, сестра, талант находить драмы там, где их нет, и создавать врагов из подручных материалов. – она снова вздыхает.
- Как же хорошо ты меня знаешь. – я злюсь на её слова, но в чём-то Рашь всё же права.
 - Ещё бы, ведь я – это ты, один из срезов спектра духа аватары Этернии. Забыла? – она забирает у меня из рук полупустую чашку, – Уверена, - продолжает утешения, - Ты придумала эту Тень, пока бродила в поисках выхода. Она – всего лишь проекция твоих переживаний, вызванных мраком подземелья.
Глядя перед собой, словно в никуда, качаю головой.
- Нет, от неё исходили волны субстанции. Я пришла в Большой лабиринт к ней. – поднимаю голову, глядя в золотые глаза сестры. – Я велела ей умереть, и без тяжести памяти прожитой жизни снова попытаться дотянуться ко мне. Дотянуться чистой волей.
Рашель теперь смотрит на меня, как на безумную.
- Зачем она тебе, Эли?
- В спектре духа аватары не хватает серого и индиго. Если она присоединится ко мне, я стану полней, совершенней. Она естественная часть меня. – говорю, снова подумав о главной причине. Она кроется в том, что я не позволю «другой» умереть в одиночестве.

Азарт битвы.
Огненное чувство боя охватило меня, и я ощутила в теле тот жар, которым обычно обделена. Но очень скоро, этот жар обернулся обжигающим холодом. Мир побледнел, моргнул, стал снова чётче, линии заострились и, если бы я не трансформировала глаза человеческой формы в драконьи, моему мировосприятию пришлось бы худо.
Режим «сечь».
К сожалению, а может и к счастью, этой техникой могут овладевать существа только опредёлённой физиологии, говоря языком науки «с нестабильной ДНК». Представители чистых рас называют их уродами, полукровками, ибо именно эти персоны, как правело, вносят элемент хаоса в линии действительности, из которых соткана событийная паутина судьбы. То искажение, что порождает уродов, по сути является преодолением, нарушением правела, бунтом против, поэтому способность на поступок зашифрована в самой их сути. Широкие возможности – другая сторона сломанных правел.
Я всегда стараюсь собрать их вокруг себя как можно большим числом – из них выходят первоклассные стражи. Взять хотя бы способность к овладению техникой «сечь». Да и не пристало «плодам раздора» шляться по Этернии без присмотра.
Сейчас мы рубимся – небольшая стычка с работорговым судном у берегов Северной Эйкумены. Я сегодня в плохом настроении, точнее и честно - очень зла, поэтому решила войти в особое боевое состояние, чтобы меня никто не одёргивал.
Приземляюсь на песок, сразу припадая на одно колено, дабы уйти от удара. Ответный выпад – под ноги сыплются чьи-то пальцы. Выхватываю кинжал из сапога того, кто лежит слева от меня. Он пытается до меня дотянуться. Правой рукой, чьё продолжение мой эсток Эльбера, провожу длинную линию через его грудь и шею. Прочертив ещё одну прямую, от левой стороны шеи резко вниз, с нажимом погружаю острие клинка в его тело, опираюсь на рукоять и поднимаясь с колена.
Чёрт, Эльбера зацепилась за рёбра трупа, а мне некогда ждать – прямо, от причалившей шлюпки, на меня бегут несколько матросов вражеского судна.
Перекатываюсь через спину, избегая атаки арбалетных болтов, хватаю какой-то меч. Меня чуть задерживает обрубок руки, пристроенный к оружию в нагрузку – он сжимает рукоять мёртвой хваткой. Пока стряхиваю приставучую конечность, приходится отступить на несколько шагов.
Всё, я готова. Снова занимаю боевую стойку.
Подобранный мной клинок – корабельная сабля. Он односторонней заточки, лезвие имеет лёгкую дугу и, если бы не излишняя тяжесть из за отсутствия желоба на полотне, то был бы вполне сносным оружием. Пару раз взмахнув им, довольно улыбаюсь – можно использовать технику владения сутомийской катаной - это мой любимый тип оружия, после дорогой Эльберы, конечно.
Уход вправо и вниз – я не сильно горда, могу и колени приклонить, тем более, если этот манёвр гарантированно лишает моего противника правой руки. Теперь секущий удар через всю грудь, по диагонали, слева на право – не оставлять же его калекой на целый кусок жизни.
Разворот на сто восемьдесят градусов, снова уперев колено в песок и выставив на всякий случай щитом левую руку с кинжалом, правую заряжаю для удара в голень противника, что бежал ко мне сзади.
Удар, хруст. Он падает назад, кажется, я перестаралась и разрубила ему кости. Ладно, в этом состоянии можно силы не экономить. Поднимаюсь, разворачивая клинок, чтобы встреть атаку справа. Их трое. Что ж, пожертвую кинжалом, тем более, что этот клинок из за тяжести удобнее держать двумя руками.
Их двое – отлично. Лёгкий морской бриз доносит неприятный запах обгорелой плоти - видимо кто-то из чужаков пытался вынуть из трупа матроса мою нарядную Эльберу. Усмехаюсь, думая, что мой дивный эсток порой может сражать врага и без моей поддержки.
Несусь навстречу противникам. Первый ведётся на мой обманный выпад и сразу получает прямой укол в горло. Дьявол, ненавижу этот приём – не смотря на эффективность от него всегда столько крови. Вот и в этот раз меня обдало фонтаном красных брызг. Чтоб его!
Кажется, второй решил оставить схватку и укрыться в прибрежной роще, надеясь на подмогу – к берегу причалила ещё одна шлюпка. Преследую его, на ходу думая, что там, на вражеском судне, так задержало Питэра и Хану? Они что, решили отписать мне на заклание всю пиратскую команду?
Мысли об ученике моментально вызывают у меня новую волну ненависти, усугубляя и без того скверное настроение. Нет, ненависти не к нему, а к Клэр. Ладно, этот бред я проанализирую позже, сейчас нужно сосредоточиться на матросе, чей силуэт мелькает меж сосен, в попытке укрыться от глаз Дракона.
Конечно это наивно. Иногда я полагаю наивность очаровательной, однако это не тот случай.

Анализируя своё чувство ненависти к Клэр, я понимаю, что что-то не так, словно былое поломано кем-то и снова собранно, но уже не верно. Я вообще, не понимаю, откуда она взялась, помню, но не понимаю. Я помню, что год назад её привезли в Долину родители, помню, о том как они пытались дать Рашель денег на обучение дочери, но та оскорбилась, сказав, что по окончании программы вышвырнет их отпрыска вон. Кажется, я тогда даже за них заступилась, подумав, что здорово, когда ради блага своего чада миряне готовы отдать практически всё, что у них есть.
Потом я вообще забыла о существовании Клэр, но вспомнила, когда узнала, что мой ученик Хану начал встречаться с девушкой с таким именем. Это было где-то месяц назад, за две недели до того, как дьявол понёс меня в этот проклятый Большой лабиринт.
Итак, я ненавижу Клэр и совершенно не знаю, что с этим делать. Мало того, я даже пожаловаться на сие никому не могу, потому что мне немного стыдно. Хотя, братик Питэр всё поймёт.
Из-за этого, сжигающего меня из нутрии чувства, я стала чаще отправлять саму себя на боевые задания, встав поперёк дорожки Рашь и любителям приключений из числа нашей «золотой молодёжи», кружком которой верховодит мой братец Фалько. Правда, часто приходится брать с собой Хану, ведь он должен всегда следовать за своей наставницей, однако, последнее время он меня тоже стал порядком раздражать.
Вот и сейчас, глядя, что они с Питэром вытворяют на берегу, я чувствую, как в груди начинает бурлить вулкан злости.
Проходя мимо какого-то трупа, наклоняюсь и тщательно вытираю о его одежды саблю и руки, ставшие липкими от густого слоя свернувшейся крови, попутно наблюдаю за схваткой с пиратами моих брата и ученика. Пит как всегда на высоте, разве только чуть излишне выпендривается, Хану же меня разочаровывает – он не настолько быстр, как я рассчитывала. Странно, в тренировочном зале, сражаясь со мной, он действует лучше. Может устал, он ведь всё-таки человек, хоть и немножко модернизированный.
Ладно, пора им немного помочь.

Возвращаемся морем, на небольшой шхуне. Питэр правит парусом, Хану у руля, я сижу у кормы, время от времени окидывая их сердитым взглядом. Рана на боку стала затягиваться от чего сильно зудит, а я ненавижу расплачиваться за чужие ошибки, пусть их и совершил кто-то из моих близких. Теперь Хану долгое время будет бояться первым заговорить со мной – чувство вины из-за собственной неповоротливости, стоившей мне этой самой дырки в левом боку. Чёрт! Жутко чешется.
Всё, надоело терпеть.
Встаю и забираюсь на край кормы. Оборачиваюсь Драконом – энергия преображения в миг сотрёт все изъяны прежней формы. Ничего не говоря, подпрыгиваю и, сделав несколько мощных махов крыльями, погружаюсь в бирюзовую глубину Небесного купола.
Полёт выветривает дурные мысли и чувства, я рада тому, что я та, кто я есть.

- Мне пришлось тащить твою зверушку на себе. – с упрёком в голосе, сообщает мне Пит итог нашего морского приключения. – Представляешь, его Кали-Ёма снова отказался прилетать. – смеётся. – Они странная парочка. Я раньше с такой ерундой не сталкивался. У всех всадников драконы ведут себя прилежно. – брат улыбается и подмигивает мне. – Видимо, твой Хану сильно особенный.
- Отношения Хану и его дракона – их личное дело. Моё же дело просто превратить мальчика в то, чем ему положено быть. – говоря это Питэру, я замечаю резковатую сухость в собственном голосе.
Проницательный Морской Дракон ухмыляется.
- Как-то у вас в последнее время отношения не ладятся. Ты что, затаила на него какую-то обиду, или может, просто ревнуешь.
 Я чувствую, как начинают гореть собственные виски от жгучей волны злобы. Как он посмел предположить такое!
- Не мели чушь, брат. – мой тон стал ещё суше. – Расточать драгоценную ки на всякую ерунду – не мой стиль. И вообще, иди к себе, твой дивный Гарлин уже небось извёлся от тоски.
Питэр продолжает лыбится, хитро глядя мне в глаза.
- Да, Ваше Величество, у каждого из нас свои игрушки, да какие очаровательные….
Он направляется к дверям, так и не сняв самодовольной ухмылки, а я начинаю жалеть о последней фразе. Наверное, у Пита создалось впечатление, что с моей стороны это был ответный выпад, причём тематический. Хотя, к чёртям всё! Пусть думает всё, что заблагорассудится его избалованному, извращённому сознанию, я же буду говорить и делать то, что заблагорассудится мне – глупо чего-либо в себе стыдится. Я то, что я есть, и это мне нравится.
Возможно, мой брат думает так же.

То, что я есть….
Иногда, когда точка моего сознания замирает, временно прекращая реагировать на внешние движения, и трансцендируется, я с некоторым удивлением замечаю, сколь полно и разнообразно содержание этой личности. Будь я хоть чуточку проще, то давно бы могла захлебнуться собственными противоречиями. Но нет, тот, кто много больше меня, кто придумал и сотворил призму моего сознания в незапамятные циклы вселенной, всё рассчитал заранее. Так что меня не тревожат лобовые столкновения чудовищных грехов и священной морали, не выжигают личность дотла контрасты перепада настроений. Порой, я чувствую себя осколком космического льда, испещрённого трещинами, куда забилась звёздная пыль. Он кружит на орбите вокруг некоего пульсирующего светила, плюющегося в пустоту пространства протуберанцами огненной плазмы. Я век за веком скольжу по плавной дуге эллипса, наблюдая за безумной динамикой жизни этого раскалённого газового шара, ощетинившегося во вне колючими лучами. Я наблюдаю за ним зная, что это и есть моя душа, и будь мы слиты, давно бы вспыхнули сверхновой, разрушив этот забытый богами и космическими тропами уголок мира реальности. Бессмертный ледяной монолит моего духа не случайно трансцендентен огненному массиву души, ибо только так система личности может сохранить баланс и целостность.
Благодаря этой модели, я никогда не замёрзну и не сгорю, хотя, однажды, могу просто погаснуть, исчерпав тепло туши и истрепав рацио о бесконечные феномены мироздания. Я не знаю, что случится со мной там, за поворотом тропинки, но что бы это ни было, меня это не страшит. Наверное, поэтому я та, кто я есть – не герой, не бог, не человек, не чудовище. Так, ничего из этого, но всего понемножку – сбалансированные нестабильной формой фракталы Хаоса.
Хотя, если быть честной, это не делает меня уникальной, ведь всё существующее является симбионтом мёртвой косности формы и живительных хтонических элементов.

Перевожу взгляд от пламени камина на бледный лик Габриэль. Продолжая траекторию, останавливаю внимание на Кае. Болотные огни его глаз самая суть тайны – никто никогда не знает, что таится в глубинах этого омута демонической бездны.
- Это Темпоральный танец Габи плюс твоя ослабшая на время воля, когда тебя потрепало в чреве Большого лабиринта. – тихие слова Кая звучат как приговор нынешним временам. – Волна Хаоса, прорвавшаяся из-за этого с южной зоны Щита, по всей видимости исказила реальность на уровне двух прошедших континуумов.
- И что, по-твоему, нам со всем этим делать? – спрашиваю его, заранее зная, что может посоветовать Габи.
- Я бы сосредоточился на эмоциональной реакции - это поможет отличить суть от тени. Хотя, в твоём случае Эли, сие будет несколько сложным действом.
- Ну, ты уж совсем меня в эмоциональные амёбы записал, брат. – я не думала, что и Каю удастся меня разозлить.
- Дело не в недостатке твоей душевной экспрессивности. Напротив, ты последнее время склонна к утрированию собственных эмоций. – он делает жест, останавливающий поток моего возмущения. – Я уверен, что стержень твоего духа по-прежнему неколебим, однако, тебе, как никому другому известно, что всесильных существ не бывает. Ты продолжаешь забрасывать себя в пучину новых авантюр, взяв на вооружение идиотическую неприостановленность, хотя знаешь, что твои силы далеко не бесконечны. – Кай устало пожимает плечами. – Ты что, самой себе пытаешься доказать, что живее всех живых?
Габи хмыкнула, и это ещё пуще напитало правду его слов ядом.
Я глубоко вздыхаю, понимая, что глупо с ними скандалить, тем более учитывая, что они правы.
- Да, эмоции здесь должны использоваться специфическим образом. – вступает в разговор Первая леди. – Видишь, что получилось, когда я дала собственным чувствам волю. – она смотрит на меня, и я читаю в её взгляде раскаяние. – Мой поступок только отсрочил неизбежное, параллельно ослабив ткань реальности. Знай я об этом раньше….
- Никто не знает будущего наверняка. – низкий голос Кая снова сгущает мрак и удлиняет тени от языков пляшущего за решёткой камина пламени. – Даже твоя матушка, крылатая жрица Хешке, может изрекать только наброски вероятностей. Так что нет смысла в раскаяньях о былом – надо действовать сообразно сложившейся ситуации.
- Это очевидно. – я едва слышно фыркнула – не хватало ещё выслушивать то, что и так ясно. – Пока возьмём на вооружения собственную сенсорику, а там видно будет. – вздыхаю. – Идёмте ужинать, остальные уже ждут нас.

После ужина моё семейство собралось на традиционное чаепитие. Сюда-то обычно и приходят те, кого не ждут во время основного застолья, я имею в виду, разных драконьих приятелей и фаворитов.
Сегодня мы расположились в зелёной гостиной. Она обставлена мягкой мебелью в тёмно зелёных и золотых тонах. Из-за наличия обильной позолоты, мне тут более всего нравится пол – чёрно-белый, словно укрупнённая версия шахматного поля.
Ещё меня забавляет здесь то, что из-за характерной раскраски пола все присутствующие, помимо собственной воли превратились в шахматные фигуры.
Смотрю на новую зазнобу Питэра и прячу за пальцами улыбку – прелестный Гарлин вполне может сойти за белую королеву. У него светло-золотые волосы, большие, очень красивые васильковые глаза и бледные губы, уголки которых всегда опущены вниз. Из-за этого Гарлин почти всегда выглядит грустным. Ещё он невысокий и стройный, даже хрупкий, словно девушка – как не крути, вылитая белая королева.
Черной королевой пусть, конечно же, будет Габи, а королём – Ричи. Кого же записать в белые короли? Так, блондинов больше не осталось, только рыжие: Рашель, Хану и Дункан. Приглядываюсь пристальней – нет, никто из них на эту роль не годится. Дункан, с его красно-медной шевелюрой и звериными глазами сразу отпадает, Рашь всё-таки девочка, а что до Хану…. Он пока не дорос, да и слишком часто крутится в обществе пешек. Пусть белым королём будет Пит – хоть и не совсем в масть, зато честно.
Так, теперь офицеры, конные рыцари и корабелы. Чёрными офицерами будем я и Кай, белыми – Шиа и Анжи. Далее рыцари. В роли чёрных выступят Рашель и Зор, белых – Фалько и …. так и быть Хану. Остались корабелы, и тут особо не разгуляешься, ведь и гостей то раз два…. Так, чёрная ладья – Сун, белая – Дункан. Всё.
Сижу на диване, продолжая примерять присутствующим роли – пока ещё меня это развлекает. Не сразу замечаю, как ко мне подкрался Хану. Он молчит, мешкает, потом протягивает мне розетку с мороженым, густо политым Бейлисом – точно как я люблю. Странно, от куда он узнал….
- Подлиза. – говорю, принимая дар. – Лучше бы усердней тренировался, тогда бы не пришлось вести дневник наблюдений.
- Какой дневник? – он удивлён и явно растерян. Садится рядом на пол, задевая плечом моё правое колено.
Киваю на мороженное.
- Как ты узнал, что я люблю его в таком виде, а?
Он поднимает голову, вперив в меня искренний взгляд тёмно медовых глаз. Я смотрю на его лицо, черты которого мне вдруг кажутся как-то особо знакомыми, будто я не раз касалась их…. Нет, я бы себе никогда не позволила такого, однако эти странные чувства. Что там об этом говорил Кай….?
- Я всегда знал, что Вы это любите. – Хану неуверенно пожимает плечами. – Правда, не помню от куда.

Иногда я думаю, получится ли у меня когда-нибудь быть существом без души? Как аватара, как демон-Дракон, смогу ли я преодолеть, перерасти свойственные человеческому духу срезы моральности и сострадания?
Возможно, но не до конца.

После ужина, я отложила все дела, решив уединиться в своих апартаментах, дабы предаться праздным размышлениям и фантазиям. Помница, в незапамятные времена, это было моим излюбленным занятием. Я была настолько погружена в эти состояния, что сам собой возникал конфликт с окружающим миром, и мне приходилось платить нищетой за свободу, что достигалась лишь посредствам обращения в пучины собственного сознания.
Я стою на балконе, опершись о резной мраморный парапет. Плавным, медленным движением поджигаю сигарету и…. и зову её.
- Ая. – громкий шёпот моего голоса уносит в гущу дерев Изменчивого сада старое имя. Листва резонирует моему настроению золотом и багрянцем. Если бы я не оплакивала её, а дарила надежду, сад ответил бы мне ароматом цветущих каштанов. Но я не могу лгать самой себе, ведь знаю, что с ней произойдёт.
Затягиваюсь, чувствуя, как в горле оседает горкий дым. Чёрт! Кто снова перевернул мой мир с ног на голову? Меня всегда раздражал принцип «просто жить», потому что я хотела жить не просто. Я хотела жить счастливо и, в конце концов, добилась своего, хоть и было не мало уплачено. А теперь чья-то иная воля снова пытается нарушить гармонию моей жизни. Однако, я уже не та, что была прежде, не слабая человеческая особь, жадно хватающаяся за скудные знания и нелепые, безумные надежды, вскормленные столь же нелепыми догадками. Теперь у меня есть силы и знания, и я скорее разметаю этот мир, обернув его в прах, нежели позволю чьей-либо воле довлеть над моей жизнью.
- Ая. – повторяю, вложив в голос силу своей магии. – Ещё немного, уже скоро. Главное – не потеряй себя в череде отречений.
Ухожу с балкона. Надо переодеться, а потом я заберусь на самый верх башни Силы, чтобы послушать ветры сумерек.

Стук в двери выводит меня из вдумчивого оцепенения. Поднимаюсь с кресла и уду к двери, уже зная о том, кто за ней стоит. Как не к стати….
Это куратор рекрутов старшего уровня, мастер Гедэон.
За своими ментальными брожениями я чуть было не забыла о срочности этого дела: нужно утвердить, куда именно направить группу рекрутов-разведчиков для прохождения полевых занятий. Не долго думая, ставлю жирную точку на карте, указывая на седьмой форпост – пусть ребятки вволю побегают по непроходимым чащам лесов Ниола. К тому же, сейчас за главного там генерал Этон, а я ему доверяю.
Просматривая список юных разведчиков, задерживаю взгляд на одном имени – Клэр Синис. Вот значит в чем специализируется зазноба моего Хану.
Усилием воли подавляю волну неприязни, параллельно предлагая Гедэону выпить со мной кофе – в приятном обществе быстрее забываются скверные мысли.
На предложенную мной сигарету Гедэон отрицательно качает головой. Я осторожно скрываю улыбку – ну да, он же человек, значит ему вредно….
Разливая кофе, думаю, что, наверное, Питэр прав. Смириться со своими чувствами, и действовать по обстоятельствам, будет весьма разумным решением. Значит, у меня есть долгая этернианская неделя – время полевых испытаний рекрутов-разведчиков. Его я потрачу на то, чтобы вернуть всё на свои места.

Иногда, не смотря на занятость, связанную с давлением на мои виски драгоценного обруча, я выкраиваю время, чтобы провести лекции по метафизике для рекрутов среднего уровня. Вот и сегодня я решила занять ребят своей персоной, дабы мастер Фитц смог навестить прихворнувшую родню.
Из-за вопроса о природе божественного, атмосфера занятия обрела сильный религиозный уклон. Я теперь не сильно люблю рассуждать об этом, хотя в прежние времена считала себя большой докой в данной теме. Думаю, люди и не догадываются, насколько ясно понимается бог, когда ты ему трансцендентен. Но когда приходится ни раз скрещивать оружие с подобным существом, сражаясь за собственную свободу, или вообще, право быть, то тогда все прежние определения осыпаются пеплом, ибо вы становитесь подобны, стоя на одной линии атаки. В такие минуты, я всегда вспоминаю помпезную фразу «трудно быть богом», и ухмыляюсь, отвечая себе самой «ничего подобного». Богом быть просто и, куда как труднее тем, кто старается выбраться из тени своего творца, чтобы урвать хоть один кварк света.
- Почему Вы так считаете? – спрашивает меня юноша по имени Ави, - Ведь, по сути, мы всем обязаны Лордам Полюсов и их Предтечам?
- Вы совершенно правы в том, Ави, что это я так считаю. За свою жизнь я точно уяснила одну вещь – мы действительно важны для существ, именующих себя богами. Играя нашими судьбами в шахматы, те, кто больше доказывают друг другу превосходство, а для них это вопрос жизни и смерти – власть над тканью пространства и управлением временными потоками. Чем глобальней место существа в вертикали вселенской власти, тем важней для него доминанта. Однако, безусловно, не стоит судить богов нашими мерками. Все что нам остаётся, будучи помещёнными на поле этой гига-баталии априори, это накапливать собственные силы. Только так мы можем бороться с их влиянием на наши судьбы и отвоёвывать право на собственное счастье, иначе нам не доказать миру и самим себе, что творение столь же достойно, сколь и его творец.
- Тогда, если мы поднимемся по этой самой вертикале, не ждёт ли нас участь наших создателе. Я имею в виду, не станем ли и мы столь же безразличны, и не бесконечна ли эта битва? – снова спрашивает пытливый паренёк.
- А вот это уже наша личная задача – не потерять себя в череде перерождений собственного духа. Может показаться банальным, но главное здесь – чистая воля и точное знание себя, принятие себя со всеми прелестями и скверной. Один, теперь уже древний и славный мыслитель спросил: «Какова печать достигнутой свободы», и сам же ответил: «Не стыдиться больше самого себя». И это очень важно. Ведь можно обрести целый мир, да что там, множество миров, но при этом, позабыть себя, растеряв самость по крохам, расплачиваясь драгоценными жемчужинами сути за скоростной взлёт или новые силы. Тогда, став таки богом, ты не сможешь осознать, кем стал, ибо утратишь способность рефлексии – того самого эстетико-этического понимания и оценки происходящего.
- Я так понимаю, Ваш идеал это бог-личность, или некая сверхличность, сверхиндивидуальность? – подал голос Хану, решивший от нечего делать поприсутствовать на моей лекции.
- К чему Вам знать о моих идеалах, я вовсе не ищу единомышленников. Это скучно. – я вздохнула, и перевела взгляд со своего ученика на всю аудиторию. - Лучше станьте идеалами самих себя, найдите в себе то, что великолепно и тогда, возможно, вы сможете удержать свою личность на плаву в любых вселенских штормах и водоворотах.
- А мы сможем стать такими, как вы, Драконы? – спросила девушка, которую ни так давно взял в ученицы мой брат Кай.
- Это вопрос Предназначения – соответствия в конкретном единичном существе Печати Судьбы и его личного желания, то есть внешнего и внутреннего. – снова окидываю взглядом всех сразу. – Так как тема очень обширна и неоднозначна, то, если господа-рекруты не против, мы перенесём её на следующее занятие.
Поднимаюсь, и легко поклонившись, оставляю аудиторию.
В коридоре меня нагоняет Хану.
- Это же вопрос не только Предназначения. – на ходу тараторит он, - А ещё и совершенства.
- Возможно. – цежу сквозь зубы ответ.
- Но, Вы не совершенна! – он забегает вперед меня и останавливается.
Не хватало мне ещё сцен на людях.
Беру его под локоть и тащу в боковой коридор, что ведёт наружу, к мосту-аркбутану.
- Что на этот раз? – спрашиваю, когда мы оказались на достаточном удалении от классов.
- Лож. – чуть слышно говорит он. – Раз Вы лжёте, значит несовершенны.
- Когда это я лгала. – я даже фыркаю от злости. – Лож – это трусость! Потрудись объясниться!
- Мне больно! – Хану вырывает руку, и я запоздало замечаю, что всё это время сильно сжимала его предплечье. – Дело не в том, что Вы говорите. – начинает объяснять он, растирая травмированную конечность, - А в том, что, вообще происходит. Это всё неправда! Я чувствую одно, а помню и вижу совсем другое. Это сводит меня с ума! – его голос становится выше, обретая истеричные ноты. – Вы знаете об этом, но продолжаете подыгрывать этой лжи. А я…. Я не могу сделать даже шаг….
- Почему? – меня тревожит то, о чем он решился заговорить, потому что я и сама ещё во всём этом до конца не разобралась.
- Потому что Вы сидите на троне, а я на ступенях, ведущих во дворец.
Злость – здоровая эмоция и отличный способ отгородиться от всех тревог, поэтому у меня она всегда под рукой на вооружении.
- Что, слишком долго подниматься? – спрашиваю, сердито сдвинув брови.
Смотрю, как у Хану сводит скулы, а на черты наползают штрихи надменности.
- У меня нет ни королевских амбиций, ни желания греться в сиянии венца, и Вы это прекрасно знаете. – он немного отводит взгляд. – У меня только одно желание - убедиться в том, страдаю я паранойей, излишним романтизмом или дело вовсе не в моих страданиях. – снова уперев в меня свой твёрдый взгляд, он продолжает, - Я уже несколько раз пытался с Вами поговорить об этом.
- О чём именно? – может, я всё-таки ошибаюсь?
- О том, что стало происходить после Вашего возвращения из Большого лабиринта.
Продолжаю вопросительно на него смотреть.
- Это полный бред. Мало того, Вы всё время злитесь, и я уже не понимаю, как, вообще, общаться с Вами. – он переводит дух. – Раньше, мне казалось, что Вы ничего не боитесь, что открыты всему на свете, потому что храбрая и сильная, потому что и правда не стыдитесь ничего в себе. А теперь….
- А теперь я не уверена в том, что вообще было на самом деле, а что только мои фантазии. – закончила я за него фразу.
Хану снова опустил взгляд и, спустя нескончаемо длинную секунду, молвил:
- Я тоже.


Я смотрю на то, как старик Серк бережно перебирает книги, сжимая каждую отдельно между ладонями и произнося охранное заклинание. Его руки иссечены множеством шрамов, которые не скрыть даже под увесистым широким браслетам. Всякий раз, когда Серк начинает бубнить свои волшебные слова, эти шрамы загораются, становясь багряно-фиолетовыми, мерцающими рубцами. Я смотрю на него и думаю о жертвенности, о том, как я её ненавижу.
Я всегда ненавидела то, что мир время от времени требует кого-либо на заклание, чтобы обновиться, восстановиться или улучшиться. По моему, это не честно. Почему чья-то кровь непременно должна окропить алтарь, а то пролиться до последней капли, ради чьего-то спасения? Я не раз за свои четыре жизни побывала на том алтаре, и знаю о чём говорю, знаю, что ненавижу. Эта ненависть прежде была долгом, потом переродилась в смирение, но когда я впервые обернулась и взглянула в глаза тех, ради кого умирала, то поняла, что ненавижу их, ненавижу своих подзащитных всем сердцем. Однако, это была только одна сторона медали, и я по-прежнему продолжаю их защищать, не потому, что у меня космическое чувство долга, нет. Просто, я люблю Этернию, люблю красоту.
Когда душа мира сливается с соответствующей ей душой существа, то рождается нечто новое, рождается существо-мир – идеальный страж. Именно из-за этого самого сходства душ, возникает уникальный перекрёсток объективности Предназначения и субъективности Судьбы.
Однако, все мои прежние жертвы здесь ни при чём, я уверена, что не будь их, я бы даже быстрее собрала осколки своей сути и полностью себя осознала, обретя свою истинную силу. Некоторые считают, что страданиями душа совершенствуется, я же уверена, что от них она только набирается уродства, ибо горе и страдание уродливы по определению. Так что, я ненавижу жертвы, а с теми, кто возвёл их в разряд закономерности, придав статус космических законов и принципа достижения баланса, я ещё поквитаюсь – такова другая сторона медали.
 Старик Серк зажал в ладонях ещё один томик и, когда, поколдовав, собрался ставить его на полку, я разглядела название, выцарапанное на обложке неуклюжей когтистой лапой. «Лунные тени и лабиринты» - гласило оно.
Я не верю в случайности, случай – второе имя бога. Я так же не верю в выбор – зачем выбирать, когда можно взять и то и другое.
Когда-то давно осколок моего духа поместили на маленькую голубую жемчужину, чтобы он жил там вне печали. Но, он не знал и радости.
Долгие годы, окружающие считали меня избалованной инфантильной особой, запершейся в башне собственных фантазий, а я смотрела на них с её высоты, и всё, чего удостаивала, это кривая ухмылка, скрывающая безразличие, скрывающее сонмы безрадостных, пустых дней на той очаровательной чужбине. Я смотрела в никуда и играла с пророчествами самой себе, тем временем как дух мой бродил по мрачному лабиринту и постоянные поклоны сделали его горбуном. Он нагибался и нагибался, поднимая из куч холодной пыли маленькие осколки собственной сути, чтобы однажды сложить их блестящие грани вместе, и получить узор Звезды Хаоса.
Перестав следить за движениями Серка, я встала из-за стола и вышла из зала библиотеки. Впереди меня ждал путь наверх: в начале по транспортной шахте, потом висячим лестницам-аркбутанам, и в конце, вдоль дуги коридора прямо к дверям, мрачные барельефы которых истово берегут мои тайны.

- Я не могу больше, Вы двигаетесь слишком быстро. – взвыл Хану, едва увернувшись от нашей с Каем атаки. Он тяжело дышит, шаря по сторонам взглядом затравленного зверя.
- Либо ты будешь лучшим, либо тебя не будет вовсе – таков принцип настоящего боя. – говорю я, медленно обходя его справа и готовясь к новой атаке. Движения Кая – моё зеркальное отражение.
- Да что с вами всеми такое. – продолжает возмущаться мой ученик, снова заняв оборонительную позицию. – С чего Вы вдруг решили, что я должен превзойти во владении клинком лорда Питэра? Это же и Вам, леди, не под силу, он лучший!
Мы с Каем одновременно нападаем на него, проводя молниеносную атаку, состоящую из череды выпадов, практически не различимых взглядом. Хану держит оборону, сражаясь саблями-близнецами. Я включаю эмпатию на максимум, чтобы прочесть все тонкости его чувств. Он зол от усталости настолько, что начал подпитывать своё тело энергией отчаяния, а я именно этого и добивалась. Заметив брешь в его обороне, Кай бьёт юношу в висок. Удар приходится плашмя – это явное издевательство. Хану отлетает на несколько метров, катится по полу кубарем, но в процессе ухитряется перегруппироваться и приземлиться весьма достойным образом. От злости его взгляд становится прозрачней: уже не тёмный мёд, а кипящее масло.
- Вы все ненормальные. – рычит он. – да что вам от меня надо!
- Чтобы ты был лучшим, иного я не приемлю. – усмехаюсь я, начав снова наступать на него, попутно доставая из ножен второй клинок – короткий викидзаси.
Хану разгоняется и прыгает на меня, предприняв контратаку. Заметив, как он на миг завис в воздухе, я понимаю, что он не оставил без внимания и Кая – мой брат-демон получает увесистый пинок по левому виску. Это явная месть, значит, мой ученик разошёлся не на шутку. Когда он достигает со мной боевой дистанции, мне уже не до размышлений.
- Я Вам не вещь. – басовитым шёпотом говорит он, приставив острие сабли к моему подбородку.
Лёжа на полу, я смотрю на него снизу вверх и снова усмехаюсь. Скрещиваю ноги, делая ему подсечку и, пока Хану пытается восстановить баланс, кувыркнувшись назад, поднимаюсь.
Тем временем, его настигает Кай. Оборона Хану разбивается носферитом за четверть минуты, теперь он распластавшись лежит полу, а огромный но-дачи Кая касается его горла.
- Нельзя давать волю эмоциям, мальчик. – холодно говорит мой брат. – Они никому не интересны, кроме тебя, а в бою попросту нелепы.
Убрав Сапфиру в заплечные ножны, Кай коротко кланяется мне и уходит, видимо, ему надоели эти игры в солдатики.
Я подхожу к Хану и сажусь рядом с ним на колени.
- Вы не шутили? – спрашивает он, всё ещё тяжело дыша.
- Нет. Я не потерплю рядом с собой слабака. Если хочешь оставаться со мной, мы должны сравняться в силе. – протягиваю ему руку, помогая подняться.
 Когда наши глаза оказываются на одном уровне, внимательно вглядываюсь, как медленно гаснет золотистое пламя его взгляда.
- Но в идеале, - говорю, смахивая бисеринку пота ему со лба, - Ты должен меня превзойти.
- А если я не смогу, что тогда? – голос Хану тих и приглушён усталостью.
- Тогда мне будет неинтересно.
Я поднимаюсь и ухожу, чувствуя на спине его обиженный взгляд. Жаль, что Хану не понимает меня так, как мои Драконы. Питэр, например, сразу бы догадался, что этот тренинг - типичная месть, и тут же потрудился бы напрячь извилины и понять, что является её причиной.
Собирая брошенные на кровать вещи, усмехаюсь самой себе. Нет, в этот раз Клэр совершенно не причем, да и вообще, последнее время факт её существования перестал меня беспокоить. Дело в самом Хану, в его отношении к тому, кто я. Хотя, он ещё слишком молод, чтобы понять, то, что существуют ситуации, когда становятся совершенно прозрачными и неважными все статусы, расы и ранги, когда важны только «ты» и «я». Это можно сравнить разве что с ощущением вечности в мире беспрерывно текущего времени, той самой вечности, которая обретает статус истины и бурлящем потоке неважных, сиюминутных суетных явлений. Жаль, что пока он не видит истины в чистых «я» и «ты».

Зной, сильно нагретый воздух, насквозь пропитанный влагой, липкий, обволакивающий.
Мы прибыли в Сальвию летним полднем, на дворе был конец месяца нигор – самое жаркое в этих краях время. Я никого не хотела с собой брать: Питэр истерил, Рашель сказала, что я чокнулась, Кай угрюмо пожал плечами, Шиа вздохнула, а Габриэль, собственно, никуда не собиралась – это она рассказала мне и том, что Кастора видели в Сальвии. Хану стоял в углу моей гостиной, у камина, молча наблюдая за нашими спорами, видимо уже тогда решив для себя, что в любом случае не примет моего «нет».
Приземлившись в полумили от постоялого двора, который расположен на окраине Сальвы – самого крупного города этой страны, мы прогулялись пешком и, приобретя у хозяина корчмы пару лошадей, уверено двинулись в сторону портовых кварталов.
Однако, поиски оказались процессом совершенно невыносимым - полуденный зной буквально уничтожал, так что я развернула свою серую лошадку, и прорычав что-то рассеянному из-за жары Хану, направилась к гостевым дворам, укрывшимся в тени собственных массивных стен.
Пока мы пережидали светлое время в скромном номере, я всё время размышляла о поиске Кастора. Стоя рядом с узким зарешетчатым окном, вид из которого даровал сад с плакучими ивами и неизвестными мне деревьями, сплошь увитыми кудрявыми лианами, я кляла свою былую доверчивость и желание верить людям. И ещё я задавалась вопросом, где, в этом расплывающемся, словно нагретый воск свечи, городе нашёл себе приют этот мерзавец.
О том, что он в Сальве, Габи рассказал заезжий купец, задолжавший моей сестре крупную денежную сумму и благодарный за то, что в незапамятные времена она вылечила его любимого файра. Он сказал, что пока три дня разыскивал здесь, кому всучить крупную партию батиста, Кастор несколько раз попадался ему на глаза, то прогуливаясь в районе доков, то наслаждаясь уличным представлением вместе с толпой зевак.
Я не могла проигнорировать эту новость, и отложив все намеченные дела, решила оказать чародею-экспериментатору честь, лично изловив его или, на худой конец, прикончив. Это было моим сокровенным желанием с тех самых пор, как Кастор исчез из Долины, прихватив с собой записи некроманта Такахаши. До этого он больше года проходил у нас обучение в области магии иллюзии и преображения материи, весьма неплохо себя зарекомендовав, а памятуя о его достижения в боевых дисциплинах, Рашель и сказала, что я чокнулась, раз решила поохотиться на него в одиночку.
«Пожалуйста, я не одна», - подумала я, оглянувшись на Хану, который тихо посапывал, устроившись на низкой софе.
 Осознав, наконец, что мой мозг вот-вот закипит от напряжённых раздумий и жары, я решила последовать его примеру. Кинув последний взгляд на подвыгоревшую, голубую листву сада, я ушла от окна и, сбросив обувь, растянулась на кровати. Засыпая, я улыбнулась – на мне и Хану были одежды из тонкого батиста, возможно сшитые из той самой ткани, которую давеча продавал здесь знакомец Габриэль.

Тихо всхлипнув, я распахиваю глаза, пока ещё мутно, но уже начиная понимать, что это был сон. Мне неуютно и холодно – промозглый страх отогнал липкие щупальца зноя. «Я не хочу быть одна, сейчас не хочу», - чеканит мой разум мысли, следуя ритму пульса, громко бьющемуся в висках.
- Иди сюда. – произношу я не глядя, чувствуя, что Хану не спит.
Тихие шаги рождают сухой звук – резонанс дощатого пола.
 - Вот, возьмите. – говорит он, протягивая мне стакан с водой.
Я приподнимаюсь на локтях, щуря глаза от света, что прямыми лучами льётся в узкий проём окна.
- Я не хочу пить, иди сюда. – хлопаю ладонью, указывая на место рядом с собой.
Когда Хану устроился, на высоких подушках, я положила голову ему на грудь и обняла.
- Мне приснился плохой сон, послевкусие которого – болезненное чувство одиночества. – я вздыхаю, - А мне его хватило в прошлом.
Хану обнимает меня в ответ.
- Расскажите, о чём он. – тихо говорит он.
- О том, что когда тебе хуже всего, это никто разделить не в силах, и о том, что когда ты вырастаешь, прощаясь с детством, такое знание становится клеймом на твоей судьбе. Клеймом, которое не способна стереть даже самая глубокая и горячая привязанность. – я закрываю глаза, погружаясь во вновь пережитые эмоции детских лет. – Было время, когда я не была готова ко всему этому, вначале испугавшись, потом сильно озлобившись на саму жизнь. Я поклялась, что всё исправлю, и ни я, ни те, кто мне дорог, никогда не испытают подобного. Я поняла, что презираю того, согласно чьей воле так устроено человеческой бытие. Мне тогда отчётливо и ясно стало то, что я не желаю быть человеком, что я ненавижу человека в себе – слабое, дрожащее, уязвимое существо. Я дала себе обещание, что не утрачу в себе ребёнка, какой силы бы судьба не отвешивала мне затрещины, и что обрету достаточно мудрости и силы, чтобы переродится в того, кто сможет всё выдержать и обрести свободу.
- У Вас всё получилось. – по-прежнему тихо произнёс Хану. – И теперь я, кажется, понимаю, чему Вы меня учите.
Его искренность и прямота снова вызвают у меня улыбку. Мне захотелось сказать ему: «никогда не вырастай», но я промолчала, решив, что сделаю всё, чтобы у него были силы защитить себя. Тогда мне будет за него спокойно, тогда я смогу его отпустить.
Устраиваясь, чтобы продолжить спать, я заметила, что ему пришлось лечь пониже ради моего удобства.
- Спасибо. – говорю улыбнувшись, услышав в ответ тихое «не за что».

И снова поиски, блуждание по кривым переулкам Сальвы. С заходом Элидары улицы и площади стали заметно многолюднее, длинные тени обрели своих постояльцев в лице торговцев сувенирами и готовой едой. Кое-где стихийно образовались балаганы, и вот уже протянут корабельный трос меж жердями, укреплёнными на плоских крышах, и разодевшись в пёстрые перья, по нему вышагивает канатный танцор.
Подняв голову, я провожаю его долгим взглядом.
- Давайте посмотрим? – заметив это, предлагает Хану.
Яркие янтарные сполохи вечерней зори раскрасили небо, ставшее чудной декорацией артисту, пляшущему на струне, разрезавшей золотисто-изумрудный купол надвое.
- Я прежде очень любила этот образ. – говорю, продолжая следить за представлением, и чувствуя, как мне в душу пробрались настроения эха Большого лабиринта.
- Прежде? – с улыбкой спрашивает Хану. – Это когда? Сколько Вам лет?
- Имя, которое я тогда носила, истрепалось в лохмотья так, что его было не узнать. – я вздыхаю, не в силах отвести взгляд от красного плюмажа головного убора танцора. – Я сбросила эти обноски у Северных этернианских врат. Надеюсь, их останки склевали вороны.
- Вы говорите загадками, от которых становится грустно. – он берёт меня за руку. – Пойдёмте.
Мы спускаемся вниз, к причалам. Они похожи на пальцы разной длины, старательно тянущиеся прочь из сальвийской гавани, чтобы хоть самым кончиком коснуться далёкой дуги горизонта. Звук ударяющейся о борта кораблей воды, так похожий на всхлип, ни с чем не возможно спутать. Редкие пока огни, в которых нет нужды ранним вечером, подсвечивают тёмные бока деревянных гигантов, мерно пошатывающихся скрипя кольцами сходней. Я всё ещё держу Хану за руку, мы бредём вдоль пирса, наблюдая, как матросы и портовые рабочие спешно грузят какой-то товар, отправляя его в тёмное чрево корабля. Их суета кажется сюрреальной в умиротворённости сумеречных настроений.
- Его нигде нет.- говорю упавшим голосом. – Чёрт бы побрал этого ублюдка!
- Давайте поднимемся с восточной стороны и, обогнув площадь Бакур, осмотрим ту часть гостевых дворов, куда давеча не заглянули. – предлагает Хану.
Кивнув в знак согласия, я провожаю взглядом ялик, медленно отчаливший от соседнего пирса.

Чтобы избавится от раздражения, вызванного пустыми поисками Кастора, я решила проанализировать то, почему я, мини-вариация Этернии, не могу почувствовать присутствие одного из своих подданных. Это был весьма интересный феномен. Следуя логике поставленной проблемы, я не могла его ощутить, потому что он уже не являлся частью меня-мира. Видимо, чародей-авантюрист уже успел воспользоваться тем разделом дневников некроманта, где описывались методы приращивания и мутации с использованием альтернативных источников энергии. Если всё это действительно так, то нас ждали большие трудности, чем я рассчитывала.
Однако, у меня было вооружение и на этот случай: ещё из стародавнего увлечения мистикой я знала, что то, что нельзя увидеть прямо, направленным зрением, можно заметить зрением боковым. Поэтому, мне нужно отвлечься, тогда мой периферийный магический обзор сможет уловить измененную материю, что проходит по касательной, вне спектра моей прямой власти.
- Расскажи что-нибудь интересное. – обращаюсь с просьбой к Хану, дабы послушать о каком-либо из его мальчишеских похождений и переместить центр внимания.
- А что? – недоуменно уточняет он.
- Ну, например, как ты ладишь с Кали-Ёмой, куда вы летаете, чем развлекаетесь?
- Мммм…. Да мы последнее время мало видимся, он на меня в обиде. Хотя… - Хану замедляет шаг, видимо погрузившись таки в эту проблему. – Хотя, на самом деле, должен был обидеться я.
- И что он исполнил? – меня почему-то вдруг неподдельно заинтриговала тема.
- Он, видите ли, меня ревнует к друзьям и к Вам. – с издёвкой в голосе произносит мой ученик. – Представьте, этот олух решил наложить на меня заклятье, ограждающее от долинских привязанностей. Он долго готовился, пыхтел над ним, а когда активировал, случился облом – оно стекло с меня, как вода с селезня. – Хану рассмеялся. – Тогда Кали обозлился и выложил мне всё на чистоту. Ну, я сказал, что он дурень, и мы разругались. Собственно, с тех пор он и не прилетает в Долину, только изредка интересуется как у меня дела через ментальную связь.
Я расплываюсь в довольной улыбке.
- А знаешь, почему так получилось? – обращаюсь я к нему.
- Видать, Кали в магии профан. – Хану снова хихикает.
- Не-а. – я качаю головой. – Просто оказалось, что твои чувства истины, а чистота сама по себе сила, способная отразить любой заговор и навет. Словом, - я тоже рассмеялась, - Сердечный ты парень, повезло твоим друзьям.
Хану усмехается, правда как-то грустно.
- Сильно. Они меня так за это ценят, что Зор от восторга свистнул подаренный Вами сапожный стилет и продул его в карты, Дункан издевается по поводу цвета волос, особенно буйствуя при девицах, а Клэр не выдержала счастья и сбежала, прельстившись зрелым мужчиной.
Я не выдерживаю и начинаю смеяться в голос – это единственная адекватная реакция, чтобы завуалировать удовольствие от последней новости. «Маленькая дрянь самоликвидировалась», - проноситься в моём сознании ликующая мысль, и от её экспрессии мне даже становиться немного противно.
- Не кручинься, - говорю я, беря его под руку, - Если эти истинные чувства относятся к моей персоне, то, надеюсь, у тебя нет разочарований.
- Нет. – он вздыхает. – Если бы только Вы меня так не мучили на тренировках.
- Это я любя. – говорю, и снова смеюсь.

Падаю на колени, чувствуя, как кровь обильными струями заливает всю правую сторону груди. Рядом, на полу, лежит Хану. Сжав рукой левый бок, он жадно хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. У его ног валяется уродливая щупальца, с острым, как кинжал, когтем на конце. Оторванная конечность мутировавшего мага уже начала утопать в луже крови, растекающейся неровными контурами вокруг моего ученика.
Нас застали врасплох – с кем не бывает.
Весь вечер кружа по сальвийским улочкам, вдоль светлых, мощных стен, стерегущих коренастые дома, мы постепенно сужали круги, неукоснительно возвращаясь к своей гостинице. Замерев против её заднего входа, всё, что я могла сказать, это: «вот почему я его не нашла, он был слишком близко». Да, такое расстояние не предполагало ни магического резонанса, ни штриха на периферии.
Хоть я и была уверена в своих силах, мы всё же решили подготовиться, и вернулись в свой номер. Когда Кастор влетел к нам словно вихрь, напрочь снеся двустворчатые двери, я поняла, что моё магическое чутьё либо затуманено, либо дало серьёзную течь. Не замороченный на магии Хану среагировал как боец и, пока я наполняла Силой свои руки, он был уже в разгаре битвы.
 Как я ранее предположила, Кастор успел испробовать на себе половину науки Такахаши, так что если сначала Хану приходилось сражаться с одной парой конечностей мага, то в течение нескольких минут их было уже три. На гибких змеевидных щупальцах мутанта красовались костные наросты-клинки и огромные когти, сверкающие в неверном свете сумерек, как слюда.
У меня наготове было и Погибельное пламя, и Огненный шторм, однако сражение оказалось столь динамичным, что мне было трудно прицелиться. Мало того, всё-таки хотелось захватить Кастора живым.
Хану успел уже несколько раз ранить мага, нанеся ему длинные тонкие порезы своим гравированным но-дачи, однако тот, по всей видимости, не сильно от этого страдал, параллельно бою выращивая на спине и груди защитный панцирь. Улучив момент, я полоснула Кастора по спине огненной плазмой, что явно разозлило его. Забыв про Хану, он бросился на меня.
Бой перешёл на новый уровень. Теперь, оказавшись на вторых ролях, моему ученику оставалось только кружить вокруг нас, просчитывая прорехи обороны мутанта, и нанося ему мелкие уколы и порезы. В центре сражения бились мы – чудовища-уродцы, маги-воины. От наших боевых заклинаний воздух в комнате накалился и начал дрожать, а шторы занялись пламенем.
Я прокричала Хану, чтобы он бежал, и это было большой ошибкой – осознавший, что ему не выиграть Кастор, решил сыграть на объекте моей заботы. Резко вырастив новую конечность прямо из центра спины, он стремительно метнул её в сторону Хану, пронзив юноше левый бок насквозь и отшвырнув его к тлеющей стене. Я подпрыгнула, на лету срубая левую щупальцу мага, параллельно сублимируя припасённую для схватки энергию огня в лёд.
Комнату заволокло густым туманом, температура резко упала. Зачерпывая новый фрактал Силы от Звезды Хаоса, я поняла, что могу не успеть – скорости битвы всё возрастали. Из мути влажного марева на меня уже летел костяной клинок Кастора, но мгновенная чёрная вспышка перехватила его, и маг снова сцепился с моим учеником. Однако Хану уже не был так быстр, как прежде, и я врезалась между ними, чтобы взять инициативу боя на себя.
Получив таки укол щупальца в правую часть груди, я решила больше не тянуть и кончать Кастора. Столп Погибельного пламени вышиб его во внутренний двор, унося в гущу кудрявых лиан вместе с узкой оконной решёткой и частью стены.
 Моя беда в том, что я постоянно не рассчитываю резервы собственного тела, потому что это трудно, когда оно не совсем стабильно. Так и в этот раз, стараясь побыстрей остановить кровь, ливанувшую из раны Хану после извлечения слюдовидного когтя, я забыла о том, что с моим туловом тоже не всё ладно. Опомнившись, я поняла, что оно потрёпано настолько, что не способно ни к трансформации, ни к спонтанной регенерации. Оставалось дождаться Мерцающего Момента, энергия которого всё восстановит в раз, но я не могла оставить Хану, вяло шевелящегося в луже собственной крови.
Встав над ним на колени, я убрала его руку от раны, положив на неё свою, и став ментально руководить процессом формирования тромбоцитов.
- Зови помощь. – прохрипел он. – Мы не справимся.
- Ладно тебе, этого ещё не хватало. – одними губами ответила я, подозревая, что возможно, он и прав.
Резкое потемнение в глазах утвердило меня в правильности слов ученика, и, падая поперёк него, я послала мощный Зов с чередой образов, адресовав его Шиа.
Тупо глядя, как смешивается в багряной луже наша кровь, я продолжала кукловодить тромбоцитами.

Всё происходящее было завуалировано матовой пеленой: сполох света, две фигуры появившиеся из него, отдалённые голоса.
«Я займусь мальчиком», - словно эхо прозвучал голос Шиа. – «А ты возьми у меня кровь и введи леди Электре…. Не тупи, Дункан, конечно сначала закрой рану».
«Так», - снова произнесло эхо голосом моей сестры, - «Что тут у нас…. Давай-ка всё починим».

Вытекшая кровь растворила часть времени, стерев грани понимая «где и когда», и теперь я снова брела по гнутым коридорам Большого лабиринта. Но, кажется, это было задолго до того, как бездонные этернианские недра ранили мой разум последний раз.
 Чувствуя непомерную тяжесть в груди, я сильно сгорбилась, опираясь правой рукой о влажные шершавые стены. Я знала почему мне так тяжело – моё сердце перерождалось. Бордово-сизый кусок продырявленной протоками мышцы превратился в зародыш существа с когтистыми лапками и острыми перепончатыми крылами. Когда оно подрастёт, и, набравшись сил, сможет пробить толстую серебряную скорлупу, в которой до времени дремлет, я позволю ему пожрать меня из нутрии. Я хочу чтобы оно меня пожрало.
Однако, как же мне сейчас тяжело…. Ну ничего, я вытерплю все, и позволю зверю внутри себя вызреть. Я оживлю всех монстров, что прячутся в тёмных закоулках моего нутра, и заставлю их служить мне, истово охраняя того, кто растет в моём сердце.
Спотыкаюсь, падая на колени. Поднимаюсь с усмешкой и мыслью «не впервой». Из чёрных лабиринтов рукавов коридора резким порывом ветра проносится эхо. «Эли, ….Эли…. Зови меня….», - прикасаясь холодом, кричит оно. Я снова падаю, испытав трепет желания и ненависть к собственной немощи.
«Кажется», - шепчу самой себе, - «Мне надо вложить в крылья душу, чтоб побыстрее росли». Сотворяю кривую усмешку, - «И чтобы не так пригибало к земле….».
Под ногами скрипит толстый слой пыли и каменной крошки, впереди – только мрак. Всё, что я чувствую, это лишь скрежущий звук собственных шагов, сообщающий, что меня никто не спасёт.
«Я сама….» - шепчу на ушко пустоте.

Резко открыв глаза, я уставилась в темноту, попадая под власть иллюзии, что здесь по-прежнему ничего нет. Однако, это не так, я чувствую это кожей.
 Не получив данных от зрения, втягиваю носом воздух – всё как обычно: пыль, листва, благовония, которыми здесь сдабривают постельное бельё и сухое дерево половых досок. Стоп, ещё что-то знакомое настолько, что я поначалу не обратила на это внимания. Точно, это слабый запах состава, которым полируют клинки.
Пошарив рукой, я натыкаюсь на нечто, укутанное в тонкий батист.
Облегчённо вздыхаю, чувствуя, что могу зажечь световую сферу.
Небольшой шафрановый шар поплыл вверх, зависнув в полутора метрах надо мной. Поднимаюсь на локтях, ощущая отдалённую слабость, которая покидает моё тело уверено и быстро. Слева от меня спит Хану, его рубашка расстёгнута, обнажая перемотанный до груди толстым слоем бинтов живот. Дышит он ровно и глубоко – это окончательно утешает меня.
Сев, я опускаю ноги вниз, пытаясь нашарить свои сандалии. Хмыкнув самой себе, зажигаю ещё одну сферу – золотисто-коричневую.
В комнате всё по-прежнему: маленький коврик в центре, у противоположной стены низкая софа, рядом с моей кроватью небольшой круглый стол, на котором покоится графин и два стакана. Через узкое окно льётся слабый свет Рады, выводя на полу рисунок, соответствующий медному плетенью решётки.
- Всё в порядке.- говорю, ещё раз обведя взглядом убранство комнаты. – Теперь всё в порядке. – эти слова адресую себе, осознав, что былое чувство искажённости исчезло.
Спать мне не хочется, но и занять себя не чем. Можно было бы прогуляться во внутреннем дворике, и узнать о том, что скрывает занавес ивовых ветвей, но мне не хочется оставлять спящего Хану одного.
Подойдя к овалу зеркала, висящему на стене, я оттягиваю ворот рубашки. На месте былой раны осталась лишь небольшая лиловая линия полумесяца.
- Умница Шиа. – шепчу своему отраженью.

- Как это в саду тела не было? – спрашиваю, удивлённо глядя на сестру. – Я уверена, что прикончила его. Сама посуди, кто может выжить, получив по полной удар Погибельно пламени?
- Я тебе говорю как есть. – разводит Шиа руками. – Когда мы с Дунканом пошли прибираться в сад, там не было ничего, кроме строительного мусора и палой листвы.
- Ну щупальцу то вы в комнате нашли?
- Щупальцу нашли. Её сейчас Габи и Кай исследуют – патологоанатомия не входит в сферу моих интересов. – Шиа пожимает плечами.
- Ладно. Чёрт! Видимо, эта сволочь выжил.
Шиа снова пожимает плечами, демонстрируя, что её это не сильно взволновало.
- Ты говорила с учеником? – спрашивает меня она.
- О чём?
Сестра отводит взгляд, наблюдая за чем-то неясным, что твориться за прозрачной плоскостью стекла.
- Этот Кастор какой-то странный. – немного отстранённо говорит она. – Он мог с лёгкостью прикончить твоего Хану, но почему-то только ранил.
- Тогда бы он умирал долгой, мучительной смертью, а так умрёт достаточно сносно и быстро. – так же отстранённо как она, говорю я.
Шиа опять пожимает плечами.

- Леди Шиа у себя не было. – начинает объяснять он, - А в башню Целительства мне идти не хотелось.
Кинув на него укоризненный взгляд, я вздыхаю.
- Ладно, садись на стол, я посмотрю.
Хану с напускной ленцой взгромоздился на мой письменный стол, и с явной неохотой начал расстёгивать рубашку. К моему удивлению, под ней обнаружилось, что его живот по-прежнему туго перетянут несколькими слоями бинта.
- Давай-ка я всё это сниму. – говорю ему зацепив липучку, держащую край светлой ленты.
- Не надо. – Хану резко отклоняется назад. – Мне так легче.
- Шиа что, применила заклинание ускоренной регенерации? – спрашиваю я, зная, что побочка его действия достаточны сильные боли.
Хану кивает, всё ещё сторонясь мох рук.
- Больно? – спрашиваю, жестом показывая, что не трону его.
- Офигительно больно. – усмехаясь, отвечает он.
Со словами «я только посмотрю», заношу ладонь прямо против перевязанной раны. Середина живота, ближе к левому боку…. Чувствую, как пульсируют в этой области ткани, чьи восстановительные процессы ускорены магией Преображения где-то в пять-шесть раз.
- Ну всё? – с нетерпением в голосе спрашивает мой пациент.
- Подожди…. Так…. – вспомнив принцип Обмена «Поделись со мной», я сосредотачиваю сенсоры ладони на режим приёма болевых волн. У меня в левом боку начинает противно зудеть и пульсировать так, будто туда подключены электрические клеммы, испускающие разряд средней мощности.
- О, полегчало. – говорит Хану с удивлением. – Просто волшебно.
- Ага. – отвечаю ему, инстинктивно начав тереть свой ноющий бок.
Опомнившись, я одёргиваю руку, однако поздно – он уже заметил этот жест. Мне остаётся только приготовиться выслушивать его возмущения.
- Ну зачем, это было терпимо! Что мне теперь делать? – голос Хану обретает истеричные нотки. - Вы же знаете, что я так не могу!
Понимая, что с этим надо срочно что-то делать, я спрашиваю:
- А что ты можешь?
Хану облокачивается о стол, опустив голову.
- Мне невыносимо быть рядом с Вами, потому что нечего Вам дать. – понуро говорит он. – Отпустите меня.
Его слова заставляют меня занервничать.
- Нечего? – подчёркиваю свой тон высокими нотками. – Ты что, забыл, что я сильный эмпат? – я даже фыркаю от возмущения его недогадливостью. – Когда я ощущаю твои чувства…. Знаешь, чувствовать, как тебя любят, это самое ценное для меня, что может быть. – чуть приподняв пальцами его подбородок, я устремляю внимательный взгляд в тёмно-медовые глаза. – Источать собственные чувства вполне естественно. Иногда приятно, порой не очень, но вот ощущать чужие…. Обожание и любовь, обнимающие тебя уютной тёплой воной, от которой даже воздух становится сладким…. Разве можно переоценить такое?
На скулах Хану выступает яркий румянец, и мне это доставляет такое удовольствие, что в пору упасть в обморок. Он молчит, а я могу думать только о том, как мне хочется обнять его. Обнять так крепко, чтобы даже наши сути перемешались.

Мы с Питэром сидели у дремлющего камина и пили кофе.
Часом раньше, он сообщил мне, что скучает, и тут же объявился в гостиной собственной персоной, сжимая в руках какой-то пёстрый пакет. Это было ассорти из разного сорта конфет.
Мы рассуждали о чувствах, которые нам с ним довелось пережить. Братик мог говорить об этом вечно, перебирая многочисленные истории, фонтанирующие красочными подробностями. Однако, я не могла похвастать подобным.
- Но согласись, - снова взял он соло, - Мы чувствуем всё совершенно иначе, чем они. – последовал короткий, томный вздох, - И в этом вся соль!
- Вполне возможно. – спокойно согласилась я, отхлебнув немного горько-сладкого напитка.
- Мне сейчас жутко трудно. – снова немного опечаленно заявил он, - Я не могу объяснить Гарлину, то, что к нему испытываю. Он не поймёт. – Пит вздохнул. – Можно конечно, просто сказать «люблю», и все будут рады, но я не хочу обманывать его, не хочу быть неточным.
- Попробуй сказать, как есть. – советую я, пожимая плечами.
Питэр фыркнул, словно озлившийся кот, сверкнув своими чудесными глазами.
- Попробуй объяснить, как видят мир звёздные очи Анжель. – парировал он. – Как, вообще, объяснить, что такое бесконечность, если не всем дано её ощущение. – он обессилено уронил голову на руки. – А я не знаю меньших масштабов.
- Я тоже, поэтому и молчу. – я отвела взгляд в сторону. – Мне проще казаться вовсе лишённой чувств, чем расточать заранее обречённые объяснения.
Брат резко качнул головой, взметнув тёмно-пепельные локоны.
- Я так не могу, я хочу, чтобы он понял, насколько дорог мне.
Я снова пожала плечами хмыкнув.
- Можно дать понять это действием. Кто умен, тот поймет, а кто нет, тот не заслуживает и объяснений.
Сотворив хитрый прищур, Питэр рассмеялся.
- А тебе это удалось? Есть успехи?
Я снова устремила на него спокойный взгляд.
- По твоему, у меня есть повод к этим действиями?
- А то нет. – рассмеялся мой брат пуще прежнего.
       
Послеполуденная истома, сплетённая многоцветьем лучей Элидары, блестящие световые нитки, словно тысячи тончайших паутинок парят в разогретом воздухе. Кажется, что из них сплетено все на свете: и яркая зелень неба, и белые облака, подкрашенные снизу лаймом, и даже пейзажи окружающих гор. Я кручу пальцами обёрнутую золотистой фольгой сладость, ещё не зная, хочу её съесть или нет. Мой ученик перегнулся через мраморный парапет и смотрит куда-то вниз. Не знаю, зачем. Его яркие волосы и стройный, вытянутый силуэт почему-то напомнили мне крылатых насекомых.
- Знаешь, - говорю, глядя на его спину, - У бабочек самые сильные плечевые мышцы в мире. Даже мы, Драконы, им не ровня.
Хану поворачивается и, прислонившись к парапету, устремляет на меня внимательный взгляд, в котором отражено желание слушать дальше.
- Их крылья гораздо тяжелее маленьких тонких тел, и поэтому, чтобы взлететь, крохотные чешуйки, которыми покрыты эти крылья, образуют вакуум вдоль всей поверхности. Только это и позволяет бабочкам подниматься в воздух.
- Я слышал, - вступает в разговор Хану, - Что у каждой бабочки, не смотря на то, что их миллиарды, есть только одна другая, предназначенная ей судьбой. Они находят друг друга, распознав уникальное свечение, что окутывает их тельце. – он улыбается, чуть наивно и от этого, очень искренне.
Смотрю на него и киваю. Из за жары и разлитых в воздухе светящихся пылинок, превращённых зноем в колышущееся марево, мне кажется, что мир вокруг не до конца реален.
- Иногда, ко мне закрадывается мысль, что я всего лишь бабочка, которой снится сон, что она королева. – роняю слова, словно в никуда, едва касаясь его взглядом.
В глазах Хану появляется оживлённый блеск.
- Я знаю эту притчу, лорд Кай рассказывал нам её, и то, что она из древней страны под названием Чукоку, из другого мира. – сказав это, он опускает взгляд и несколько минут молчит. Тёплый недвижный воздух фиксирует мгновения, и у меня создаётся чувство, что они…. засахариваются.
Хану снова поворачивается, устремив взгляд в гущу деревьев Изменчивого сада. Вздыхает.
- А может я тоже всего лишь бабочка, - снова говорит он, но голос его много тише, с пряной семечкой грусти, - Которой снится сон, что она полюбила королеву.
Тихая радость и бархатный покой окутывают моё сердце, и кажется, что всё в мире стало на порядок тише, словно те, кто больше затаили дыхание. Я подхожу к нему, и обняв, прижимаю голову к спине, чувствуя, как она вздымается от дыхания. Ворсинки тёмно-серого велюра приятно касаются моей щеки.
- Нет, это всего лишь сон про грустную бабочку, Хану. - говорю так же тихо, как до этого он, - Пора просыпаться.