Антиаборт. Он был бы мальчиком

(отредактировано)
       I

       Некрасивая женщина лежала в известной позе в известном кресле и плакала. Врач-гинеколог сельской районной больницы, тоже женщина, делала свое дело. Равнодушно звякали металлические инструменты, время от времени включался вакуум-экстрактор, а попросту отсос – из матки, выдержавшей уже трое родов и два аборта, в третий раз выскабливали непокорную человечью породу.
       -Наташа, да что ж ты плачешь? Неужели так больно? – спросила гинеколог, не выдержав укоренившейся в сердце жалости к пациентке. – Ведь обезболивание сделали!
       Та не отвечала и продолжала плакать.
       Врач несколько раз повторила свой вопрос, и женщина, в конце концов, отрицательно покачала головой. И без того рябоватое, рыжее лицо ее теперь было красно, чуть припухло.
       -Ну, вот и всё, - наконец, облегченно сказала врач и, держа на весу усталые руки в перчатках, поднялась с крутящегося табурета.
       Пациентка все еще всхлипывала. Две медсестры, сочувственно переглянувшись, помогли ей сойти на пол.
       -Наташа, - снова не выдержала врач. – Так почему плакала – больно было или его жалко?
       Женщина, ни на кого не глядя, ответила тихо, вытирая слезы:
       -Жалко…
       -Зачем же тогда…аборт?
       Та вскинула, наконец, свое обезображенное лицо:
       -А как мне его прокормить-то? Сами знаете, денег в колхозе нет, мой пьет, - она как-то по-старчески, бессильно взмахнула рукой.
       Тут уж потупились медработники.
       -Ты утрись, Наташа, пойди, умойся, - посоветовала гинеколог. – А то в палату войдешь, другие увидят – испугаются, что мы тут с вами делаем, подумают – очень больно.
       Наташа молча кивала головой и глотала вновь подступавшие непослушные слезы.

       II

       -Следующий!
       Обновив резиновые перчатки и набор инструментов, гинеколог заняла свой табурет.
       -Много сегодня. Отсосы закончились, теперь придется вручную. Ох, вот уж крику не оберешься. Обезболить толком нечем. Совсем беда, - скорее для себя, чем двум присутствовавшим молоденьким медсестрам, сказала врач.
       В маленький кабинет вошла новая пациентка. На вид этому худенькому, измученному существу можно было дать лет тридцать пять. Но в «Карте прерывания беременности» было записано – двадцать пять лет, двое родов, восемь абортов. Двадцать пять лет! Кем же она станет при таком ритме, когда ей, действительно, исполнится тридцать пять? Старухой?
       -Галя, Галя, - врач качала головой. – Что же это, а? Сколько можно? А презервативы на что?
       -А на что их покупать-то? Да и когда успеешь…, - она вздохнула, представив перед собой набычившуюся, нетерпеливую физиономию мужа.
       Ей ввели в вену анестетик.
       -Терпи, терпи, Галя! – настойчиво повторяла гинеколог, быстро орудуя блестящими инструментами. – Что же ты так дотянула – двенадцать недель! Вот как тяжело теперь! – с укоризной говорила она.
       Галя металась головой по креслу, руки ее, сдерживаемые одной из медсестер – вторая ассистировала доктору, - тянулись к месту, где жгла почти нестерпимая боль. Как будто и не было никакого анестетика.
       -Ой, ой-ооо-ой! О-ё-ооой!..
       -Ну-у, дыши, дыши, как при родах, помнишь? Вдо-ох, - командовала гинеколог.
       -Ой-ооой!
       -…и выдох… Что за нервы у больных пошли! Глубже, глубже дыши! Вдох носом, выдох ртом!
       Галя старалась. Но сознание упорно переключалось только на боль. Боль, а не «вдох и выдох».
       Но и плохое когда-нибудь кончается. Прекратилась и боль. Пациентка еще никак не могла отдышаться в кресле, а доктор, вытянув из таза с использованными, обильно смоченными кровью инструментами, тампонами, салфетками, положила на ладонь, туго обтянутую резиной перчатки, маленький, розовый, кровавый студень.
       -Вот и он, - задумчиво произнесла гинеколог, кивнув медсестрам. – Такой большой срок. Смотрите, девочки, показательный аборт. Это плод двенадцати недель. У него уже формируются органы. Вот, только ему головку оторвали, - она показала пинцетом. - Ой, и ножку тоже…, - тихо добавила доктор, разглядывая студень, медсестры обступили ее. – А вот пуповина. Может, сейчас даже узнаем…, - гинеколог еще внимательнее присмотрелась к мертвому бесформенному комочку, тронула его пальцем. – Да! Так и есть! Видите? – сестры приблизились к ней. – Он был бы мальчиком…, - врач немного покачала его на ладони, и от этого он, как сказочный мальчик-с-пальчик, словно ожил ненадолго и зашевелился.
       -Господи! Что же мы делаем! – вырвалось у доктора, и она тихо прибавила то ли о себе и коллегах, то ли еще о ком-то. - Садисты…
       -У тебя был бы мальчик, - громко сказала она пациентке, когда та уже выходила из кабинета.
       -Спасибо, - пробормотала Галя, быстро выскальзывая за дверь, словно спрятаться хотела от этих настигших ее слов.
       -Преступление, - прошептала гинеколог. – Не только против одного человека, а против всего человечества, у которого, помимо войн, катастроф и болезней, мы отнимаем еще одну неповторимую личность, - она помолчала, искоса взглянула на загрустивших медсестер. – Но, правда и то, девочки, что личности рождаются разные. Бывают пьяницы, убийцы. Не убитые в утробе убийцы. Такие, как мы, - врач запнулась, потом набрала в грудь побольше воздуха и крикнула в дверь:
       -Следующий!

Июль-август 1995 года, электронная версия – сентябрь 2008 года