Камень Монах

Светлой памяти
Германа Асояна,
всем жертвам
террористических атак
посвящается.


       Мы с капитаном Мироновым сидели в придорожной таверне, стоявшей в сотне метрах от пограничного блокпоста федералов. Час назад, здесь же, на границе двух провинций – Кербанкура и Ситалии, небольшой группой сопровождения, под моим командованием был встречен грузовой караван с поклажей и продовольствием, следовавший из Москвы через Ситалию, в город Семредуг – второй по величине в Кербанкуре, на заставу – пункт временной дислокации сводного отряда московской милиции.
 Караван возглавлял капитан Миронов. Этот день выпал на среду апрельского месяца, на улице, у входа в кафе, замерли два наших монстроподобных, порожних грузовика, два запряженных лошадьми пыльных белых дилижанса, зеленый микроавтобус, пятнистый бронетранспортер и робот-сапер «N-Циклоп-Педик» на гусеничном ходу - оба прикомандированные из семредугской комендатуры.
 На шоссе вереница автомашин, повозок бакалейщиков, торговцев хлебом и мясом, тарантасов с камнями медленно двигалась в сторону Ситалии для досмотра на блокпосту. Они были уверены в крупном рынке на той, обратной от войны стороне, и создавали иллюзию разматывающегося клубка бесконечности. В другую сторону, там, где в десятке километрах находился Семредуг, проезжали редкие легковые машины, поднимая клубы бело-желтой пыли, шли одинокие или группами люди, глотая эту субстанцию на завтрак.
- Ты все готовишься? – спросил меня капитан, утирая со лба пот, который упрямо проступал вновь, делая влажными его светлые короткие волосы. Он старше меня года на два, а значит мы почти ровесники. Наши «калашниковы» покоятся на пластике стульев. Таверна предварительно «зачищена» нашими ребятами. Это было необходимым условием нашей встречи. В зале, за исключением двух-трех посетителей, никого.
- Слушай меня, Миронов! – я стараюсь говорить твердо и тихо, чтобы было слышно только моему визави, - при следовании до заставы по территории Кербанкура, вся группа подчиняется мне, и вся ответственность за безопасность следования и за сохранность груза ложится на меня. Это приказ Дробышева. Ты понял все?
Он кивнул, очень даже обреченно, но понимающе. По должности он был выше меня, хоть званием и пониже, но он понимал, что в данной ситуации он находился в положении гостя, и это правило ему было известно, поскольку сам не раз бывал в командировке в Кербанкуре.
- Теперь… - продолжал я, - мною разработан план и маршрут нашего путешествия до заставы. Этот план операции, я обозначу как «Камень Монах».
- Почему ничего не происходит, Агранин? – спросил Миронов, покосившись на двух жорнаков, сидевших за столиком в углу в форме федеральной милиции.
- Это я и пытаюсь выяснить, - поймав его взгляд, не поворачивая головы, я бросил взгляд на жорнаков, - от тебя требуется информация. Если ничего не произошло до сих пор, еще не значит, что ничего не произойдет в ближайшем будущем. Необходим анализ, а агенты молчат.
Нам принесли кофе и воды.
- Может быть, дождемся био-завтрака?
Он опять кивнул. Было видно, что он устал физически и от необходимости работать головой, и быть внимательным.
Он опять посмотрел на тихо разговаривающих в конце зала, жорнаков. Мы расстегнули разгрузочные жилеты, набитые магазинами с патронами.
- Они такие же, как мы, менты. Если хакеры взломали наши коды, то партизаны уже знают о караване, как только ты пересек МКАД, - сказал я.
Жорнаки, не притрагиваясь к наполненным стаканам, не прерывали тихую свою беседу, усиливая ее жестикуляцией огрубевших рук и интонациями языкового жорнакского красноречия. Солнечный луч, преломляясь в пирамидальных гранях стекла матовых стаканов с абсентом, ударяясь об полировку стола, превращался в горящую белую звезду.
- Меня настораживает их плохо скрываемая дикость.
- А меня эта дикость уже раздражает. Если ты хочешь скандала, в виде бестолковой и нудной стрельбы, то знай – это начало локального конфликта, который постараются продолжить до бесконечного максимума и всем будет уже наплевать, что начали его те, два очень умных осла из Москвы, один из которых, кстати, из милицейского главка…
- Ты же знаешь, Агранин, что скандалом иной раз можно продемонстрировать свое место и резюме в этой стае. Конечно, не хочется кидаться гранатами, но старейшинам необходим правильный твой поступок, который достоин охотника.
- Единственное , чем мы должны быть озабочены – это возвращение, наконец, в прозрачную тишь предрассветного Замоскворечья, когда шелест колес черного бумера отдается в твоей спине мелкой дрожью…
-…и на плечи тебе падают кудри пышногрудой шлюшки и от нее отдает сиренью! – вставил Миронов, усмехнувшись. Мы оба рисовали картины фиолетового далека, неуместного на этот час.
Немного помолчав, я продолжил:
- Меня тревожит эта тишина. Думаю, в Москве насторожены также. Тут не все гладко происходит, так тебе скажу…
- Что? – Миронов посмотрел на меня и чуть наклонился ко мне, его правое веко чуть дернулось вверх.
- Недели две назад наши устроили ночную засаду на трассе, это в сторону Сент-Лучано, за 24-м блокпостом, если ты знаешь. Так вот…
- …Перевозчиков хры пасли?
- …За ними. Ты же знаешь, что здесь большие деньги замешаны, это их бизнес, а он контролируется партизанами…
- …А должен нами…Что за дела?
- Утром их привезли на заставу в наручниках с завязанными глазами. Грубейшая ошибка в тактике и в месте… не по-милицейски сработано. Правда их держали на базе недолго, потом повезли в комендатуру, где они там благополучно пропали, как и их хра…эти последствия лишь усугубили случившейся.
- Какая нелепость военных из-за отсутствия разума, а ты где был?
- ….Как всегда в разъездах. И еще – я не влияю на события. Ты знаешь, я об этом узнал постфактум. Я не знаю, почему так произошло… Они засветили весь отряд и комендатуру.
- Черт! А чей приказ был?
- Комендант приказал лично и секретно, а ему ребятки из управления безопасности наводку дали, я потом об этом узнал, но это теперь не важно…
- Ты знаешь, что теперь будет?
- Они не оставят это без ответа, вот я теперь, как на иголках последний месяц, а остальным похуй…, - я очень хотел выговориться, очень.
- Много хры жорнаки потеряли?
- Тонну не меньше…
- Бляяяя! Это сколько ж можно пры из этого выгнать! – Миронов сжал кулаки.
Зачем этот день, как и то утро, врезались в мою память? Это был день, когда мое таинственное «я» перестало быть частью этого мира, и превратилось в эфирную частичку Кербанкура, в весенний дым Сокольников, в воск пречистенских рождественских свечей, искру любви Нескучного сада, в потемневший, скрюченный смертью листик ветлы, который, упав на воды Городни, вдруг захотел стать бабочкой, и в сговоре с ветром захлопал мертвыми крыльями и закружился; когда моя карьера перестала быть ничтожным проявлением моего образа – моего эго, который всегда был со мной и вдруг стал причиной затяжного смущения моих коллег милиционеров; когда мой ветер, мой свет остался в душе той, кто владеет навсегда моим сердцем, и того, кто щурится в колыбели от упавшего на глаза белого лучика, и чуть не плачет от восторга, от печали и радости, возникновение которых сокровенно и зависимо от предварительного априорного знания о времени. Этот день стал неожиданным моментом истины, который в отражении зеркала, вдруг стал эпохой, раскрывшей все карты и многим, многим потом стало известно имя, разложившего пасьянс, и никому, никому не стало обидно от слова «было», от блестящей спланированной мною операции по обеспечению безопасности каравана.
- Мы ждем неприятностей, и у меня складывается впечатление, что я одинок в своем ожидании.
- Черт, ты стал подозрительным!
- В не меньшей степени, чем ты, подонок. Я поймал себя на мысли, что не верю здесь, в Кербанкуре, уже никому, даже своим.
       Я устремляю свой взор в сторону света, обрамленного квадратом окна, которое больше напоминает бойницу в толстых стенах крепости (и зачем жорнаки делают такие маленькие окна?) и моё «я» выходит на улицу, в ощущение мягкости весеннего разогнавшегося утра, где за холмами невидимые костры хры рисуют на дымчатом небосклоне черные курящие линии, чья неподвижность на небосклоне страшна и некрасива; где первые лучи светила встретились с темнотой у порога глубокой пещеры, где скрываются от глаз адепты секты Эмбрионов Луны;
где полусонный пастух в мягкой рваной шляпе и с багровым лицом гонит стадо буйволов по пыльному серпантину от незыблемого содержания предисловия навстречу легкомысленному по форме окончанию; где горбатый и сварливый философ Флой уже отправился по песчаной дороге в горы, чтобы передать знание, полученное от Сагуфа, которого он не видел; когда влажность в ущелье консервировала сон виноградников, туманом подползая к серпантину, у подножья горного редколесья, в тени разросшей смоковы, еле заметный в пожухлых, истлевших одеждах фавн предстаёт перед собственной мечтой и внимает лирический дуэт флейты трамонтаны с благоразумным импрессионистским вздором растений; где на зеленых холмах уже взошел порей, в чьих листьях венозные артерии наполнялись подземным нектаром земли, а у руин высокогорного монастыря звездами сверкают капельки влаги, и два взъерошенных грифа клевали череп неизвестного существа; где светотени обточили контуры каменного исполина, стоявшего на склоне хребта, и стали видны окружающим полированная, гладкая выпуклость, и кое-где острые, каменные зубья-частоколы, что проступали на лбу шишкоподобного монстра. Одинокий и невидимый в тени заката и восхода, вследствие визуального слияния с зелено-бурой поверхностью склона, камень-выступ, был известен всем древнейшем своим прозванием – Камень Монах, давший такое же имя блокпосту и таверне.
       - Когда мы двигались по дороге после ситалийского села Урзу, дорога уходила в расщелины гор, и мало было пешеходов, и вдруг перестал попадаться встречный транспорт, тогда мы ожидали засады, как никогда в пути. Для нас это было испытание, но только не для Лодейникова, - рассказывал Миронов, - в дилижансе сержант рассказывал басни и это расслабляло. Мы смеялись, не переставая, хотя были предельно внимательны. Хорошо, что ты прислал его нам на встречу. Сержант рассказал свой сон, увиденный им накануне…
       - Дай мне список груза, - приказал я.
Миронов передал мне черный планшет, на котором мерцал голубым прямоугольником плоский монитор. Караван состоял из двух десятков ослов навьюченных тюками с продовольствием в виде консервов, посылками от московских родственников, письмами от фанатов, невест и жен; двух грузовых дилижансов с вооружением: переносными ракетами лазерного, спутникого и теплого наведения, резиновыми палками, свистками, полосатыми и светящимися жезлами, тяжелыми и средними бронежилетами, ящиками с патронами, сигнальными ракетами, лекарством от геморроя, от выхода из запоя, от преждевременной эрекции и старения, от боязни открытых пространств и открытых канализационных люков на дорогах. Я нажал на плоскую кнопку большим пальцем и мой виртуальный приказ стал долгожданным облегчением для ослов, кучкой ждавших в кошаре, груженые грузом на заднем дворе, куда подогнали грузовики для погрузки товара. Я не знал, что делать в этот день с этим стадом: в каждом глазе осла вмонтированы видеокамеры, которые передавали сигнал на бортовой компьютер дилижанса, а у головного осла над головой маленькая параболическая антенна для поддержания связи со спутником. Лучший подарок для партизан и моя головная боль, ведь группа Миронова должна возвратиться из Кербанкура на вертолете. Сейчас, самое главное обеспечить скрытность выгрузки и погрузки товара и благополучно доставить его на заставу на грузовиках.
- У тебя есть, что еще для меня? – спросил я.
- Меня сначала насторожили люди стоявшие на обочине дороги, когда мы приближались к развилкам дорог, - сказал Миронов, отпивая из чашки кофе.
- Что за люди? Их было много?
- Местные аборигены-одиночки. Я пробил по картотеке: в их биографиях много интересного, но для нас они не представляют интереса, поэтому я успокоился и ты успокойся.
- Покажи по карте, где они стояли!
Миронов взял свой планшет, который я ему вернул и на его лице отразился слабый блик от монитора.
- Вот…вот здесь ..и здесь. Они стояли по одному на каждом перекрестке дорог, причем дорог - второстепенных, местных и в их поведении не было ничего настораживающего, они даже не смотрели нам в глаза и не делали этого даже нам в след.
- Их имена?
- Кавео Лакуна…Сагуф…и еще Петр Алаф. Это ничего не дало: картотека безопасности молчит…
- Что же они делали на перекрестке?
- Один просто стоял, наблюдал за полетом птиц, другой стоял на голове, балансируя, а третий глотал молча камни…
- В самом деле, ничего необычного…
       Я долго смотрю в прямоугольник монитора, где карта реалистична в деталях панорамы местности, она похожа на игрушку в руках ребенка, а глазу очень приятно на нее смотреть и любоваться. Я почувствовал, будто я приоткрыл завесу некоего мира, глубоко естественного по своей природе и само это обстоятельство внушает спокойную уверенность: с этой окружающей средой ничего страшного не произошло и не произойдет, и приходил к уверенности, что теория вероятности встречи верна в своей правдивости, достоверности и главное, в неизбежности.
- Тебе не показалось подозрительным, что люди стоят на каждом из трех перекрестке дорог, на каждом десятке километров! – воскликнул я с упреком.
- Агранин, я тщетно пытаюсь разобраться в источниках новизны и разнообразия природы, - ответил капитан, - когда произошел сбой, приведший к мутации вечных ценностей и их трансформации. Обыденным стало доминирование страха и подозрительности над другими чувствами в нашем обществе, которое перестало быть таковым, поскольку утратило свой природный объединяющий стержень! Почему чувство гуманизма нам необходимо только время от времени, между войнами, когда мы слабы и беспомощны и нуждаемся в помощи сами?
- Миронов, ты посмотри на карту, ты видишь, куда ведут дороги от тех перекрестков, на которых стояли люди? Все три дороги сливаются в одну у селения Намбо, а за тем эта дорога ведет к границе Кербанкура, пересекает ее и ведет дальше в Семредуг, все дороги ведут туда. На пути, правда, полно блокпостов, в том числе и наш 24-й. Идет война, Миронов, и тебе должно быть понятно, откуда берутся силы для восполнения утраченного, и является ли ньютоновская механика виртуальным мотором для заполнения смысла того, чья суть не поддается словесному выражению! Нас убивает, как на войне, то, к чему мы так стремились, и что являлось движущим фактором прогресса – знание! Знание – вот, что стало нашим беспощадным убийцей, наряду с тем же временем.
- Ты хочешь сказать, что все они наблюдали за нами? Свернем ли мы в одну из этих трех дорог? А разве мы поменяемся, когда обнаруживаем новый пласт познания?
- Мы уже боимся и не поменяемся… Боимся выйти на улицу, боимся улыбаться встречному и делать добро своим детям, да детям, а это уже больше, чем страх. А когда существует великое давление страхом, когда родоплеменные отношения вытеснили наш гуманизм природа нас уничтожит, как не выдержавших испытание знанием. Но самое интересное, нам ничего более не остается, и ты об этом знаешь!
- Ты хочешь сказать, что на этой объездной дороге они не сделают никакой пакости в виде теракта, поскольку мы по ней не поедем?
- Испытание – это долгий процесс…Достаточно долгий, чтобы успеть накуриться и прикончить кружку абсента.
- …Уничтожение – достаточно, быстрый. По твоей логике выходит, что они готовят что-то по этой дороге, по федеральной трассе, по которой мы собираемся сейчас добраться до заставы?
- А по твоей? Поэтому, торопится не будем. Время работает на нас. Как имя того, что стоял на последнем на твоем пути перекрестке?
- Сагуф…
- Вот, он – последний наблюдатель в этой цепи, который знает, что до заставы мы будем двигаться только по федеральной трассе, поскольку больше развилок на пути не предвидится!
- Знать бы, за кем они охотятся?
- Правильно мыслишь! Караван вместе с грузом им ни к чему. Им нужно уничтожить живую силу или взять в заложники и лучше офицеров, за это неплохо заплатят, но самое главное они отыграются на нас рано или поздно, чтобы кровью смыть наши огрехи.
- Ты сказал «наши»? То есть твои и мои?
- Каждого в отдельности…
       Я молча кивнул и почувствовал панику Миронова, который понял: в какую западню он попал. Но был очень короткий промежуток времени, когда это происходило. Мы устали от всего, даже от страха.
- Эти трое – наблюдатели партизан и их активные агенты и помощники. Они удостоверились, что мы поедем основной дорогой - этой федеральной трассой до самого Семредуга и теперь отстаивают свою версию на дискуссии, результатом которой будут неизбежные неприятности для нашего отряда.
- Захват заложников?
- Фантазии хватит на все! Закажем водки!
Я распорядился, и нам принесли графин, наполненный прозрачной жидкостью и тарелки с салатами.
- Это лучший выход! За встречу! – Миронов поднял налитую до краев рюмку, чтобы чокнуться со мной.
- Я не собираюсь пить, Миронов! На худой конец мы можем заночевать здесь же, на ситалийском рынке есть прекрасный отель.
- Заночевать? Я согласен, но на рынке очень опасно, ты же знаешь. Ночью могут придти незваные гости, - сказал Миронов и посмотрел на тарелку с прозрачными кубиками.
- Не пей, Миронов! Сделай только вид! Если они увидят, что мы пьем, в Семредуге будут уверены, что караван с Москвы придет на заставу не раньше завтрашнего утра или даже полуденного ланча! Это расслабит их …
- Если честно первое время я успокоился, когда проверил этих людей на перекрестках по федеральному каталогу, считая, что это твои агенты, присланные тобою, чтобы мы благополучно доехали до Камня Монаха.
- Теперь нам ясно, что караван лучше пустить в объезд, по другой дороге. Тебя пугает тишина? Меня тоже…


Мы вышли на улицу. Бойцы держали на прицеле свои автоматы с приборами психотона и сканировали окружающее, в их позе проступало трагическое естествоиспытание мира, его объектов – как аргументов непримиримого спора между креационистами и эволюционистами - ставшем древней причиной этой войны.
       Я увидел Лодейникова, облокотившегося на крыло бронетранспортера, на правом борту которого было написано:
«…..Над садом
Шел смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.»*


Когда Хартс протянул мне свой планшет с закодированным электронным сообщением, адресованным мне, которое предписывало по пути следования нашего каравана забрать с 24-го блокпоста некую группу офицеров на заставу. Список офицеров отсутствовал из соображения безопасности, и никто не придавал значения тому обстоятельству, что в одном месте скопилось очень много начальников, что создавало латентную угрозу террористического свойства, и в тот момент, я не замечал необходимость в той освобожденной силе ритма лирикоматематического механизма, исходящей от левой стороны бронетранспортера, где написанные строки не были замечены тогда, и не прочтены мною:
«Когда дубов зеленый лист
среди росы,
Когда в ушах мы слышим свист
Кривой косы,
Когда земля трещит в длину
И пополам,
Тогда мы смотрим на луну
И страшно нам.
Но лишь в ответ ударит в пень
Стальной топор –
Умчится ночь, настанет день,
И грядет хор,
Тогда во мне, открыв глаза
Проснется вновь
Волна морей, небес гроза,
Моя любовь.»**
Мне внезапно пришла идея, толчком которой послужил электронный приказ.
- Слушай меня, Миронов! Вы едете колонной обратно в Ситалию той же дорогой, что и ехали сюда, свернете на том перекрестке, где стоял последний наблюдатель, там дорога будет узкой и будьте осторожнее, доберетесь до Намбо, от нее дорога, уже получше и единственная выведет к границе с Кербанкуром. Будьте осторожны: на том блокпосту вас не ждет никто, зато потом до 24-го блокпоста вы доедете без проблем: там посты все в пределах видимости друг от друга. Я с Лодейниковым поеду по федеральной трассе, сверну на 24-й, буду вас там ждать. Когда вы увидите меня на блокпосту, то, не останавливаясь, проследуете мимо и будете уверены, что впереди дорога чиста.
- Может, ты с караваном, с нами?
- Нет! Нужно принимать решение. Встретимся на заставе. Я проследую за вами от 24-го, соблюдая дистанцию. Мы расстались тогда, и наша дистанция с ним, с тех пор стала сокращаться. Все прошло, так как задумано мною: я наблюдал караван, проследовавший мимо 24-го блокпоста, когда солнце скрылось за туманностью на западном небосклоне. Я рисковал, однако в прекрасную комбинацию были внесены коррективы…Теперь уже известно кем…
Миронов, будучи уже на заставе получил на свой компьютер сообщение от меня:
 « Я оказался в той точке мира, когда теория вероятности встречи не нуждается в доказательствах своих постулатов.
 Мне нужно срочно вылетать в Москву.
Жаль, что не полетим вместе.
Встреча с Сагуфом состоялась, можешь меня поздравить.
 До скорой встречи!»

 День был побежден сумерками и ушел далеко-далеко, тогда мое тело было молодым и красивым, тогда мечта вдруг стала супрематической реальностью... в тот самый 93-й весенний день...в тот осмотический год 2101-й…




ОБРЫВОК СНА ЛОДЕЙНИКОВА, ПОДХВАЧЕННЫЙ МОИМ ПОДСОЗНАНЬЕМ.





Микроавтобус……………………………………………………………………………………………………………………….
………………………………………………………………………………………………………………………………………..
…………. ……….. ……….. …………. ………………………………………………………………………….
…………. . .. . ………………………………………………………………………….
…………. . .. . ………………………………………………………………………….
…………. ……………… …………………………………………………………………………..
…………. .. …………………………………………………………………………..
…………. .. …………………………………………………………………………..
…………. .. …………………………………………………………………………..
…………. .. …………………………………………………………………………..
…………. .. ………………………………………………………………………......
…………. ………………… …………………………………………………………………………..
…………. . .. . ………………………………………………………………………...
…………. . .. . …………………………………………………………......................
…………. ………. ……….. …………………………………………………………………………..
………………. ехал уже далеко от блокпоста, который скрылся из вида, но говорят, в бинокль еще видели нас. Я за рулем, рядом Хартс - в кавалерийских бриджах, во рту трубка. Боковые окна кабины прикрыты пятнистыми бронежилетами. В салоне много офицеров и они увлечены разговором и не замечают большой камень, нелепо лежащий на полу. Колея серпантином кидает нас вдоль разбитого шоссе от одного кювета к другому, пока не прислонила к подножью насыпного вала глинистой почвы, чья гряда заслоняла от обзора поле…………………………………………
…….еще немного…………………………………………………………………………………………………………………
………………………..вздрогнули…………………………………………………………………………………………………
……………………………………………. но проснулся….один Агранин………………………………………………………
……потом и я……………………………………………………………………………………………………………………..













Примечания:
       *) Н. Заболоцкий «Столбцы и поэмы. Стихотворения» М.,1989г.
       **) Стихи Д. Хармса, не вошедшие в поэму «Гвидон». А. Кобринский «Даниил Хармс» М. 2008г.