Рассказы папы про первые походы

Рассказ папы про первый поход.
А акула эта как раз рисовалась к самому первому нашему с Шуриком походу. На Киржач когда мы с ним пошли. Это был са-а-амое первое, что было. По весне он так чё-то: «Как-то мы скучно живём… Очень скучно живё-о-ом... Давай куда-нибудь сгоня-а-аем… Спла-а-аваем что ли куда-нибудь на каком-нибудь плоту-у-у…» Я такой: «Ну давай! Не вопрос!».
А я как раз, по-моему, тогда на первом курсе института ещё учился. Да, было это на майские праздники. Всё. Решено. На майские праздники мы поплывём. Так, где будем плыть? Открыли карту Подмосковья. Смотрим. Надо, чтобы было где-то поближе к железной дороге. И, значит, смотрим - во Владимирской области - река Киржач - приблизительно где-то в двух-трёх километрах от железной дороги течёт, почти параллельно везде. О, подойдёт! То, что нам и надо. «Чё будем делать?» «В смысле? Давай возьмём с собой пилу, напилем там др…, этих самых… больших деревьев, сделаем полноценный плот деревянный, и мы, значит, на нём и поплывём». Я: «Давай, хорошо. Только нужны, говорю, гвозди какие-то там». «Это мы сейчас сделаем». И Шурик на какую-то старую стройку пришёл, там какой-то дом ещё царской работы то ли сгорел, то ли там что-то ещё. Короче, он таких вот квадратных гвоздей, кованых, ещё царской работы набрал пол рюкзака; и килограммов пятнадцать этих квадратных гвоздей, вот таких вот, гигантских, мощных, значит, приволок. Вот, смотри. У нас уже гвозди есть. А ещё нужны скобы…
-Слушай, сколько ему лет было?
-Тогда? Это был наш самый первый поход. Щас скажу. Это был 79 год.
- Ого!
- 79 год? Да времена какие-то совершенно…
- Почти тридцатник.
- Былинные. Да-да-да, где-то так. То ли 79-ый, то ли 80-ый. Но скорее всего 79-ый. Весна. И вот мы с ним значит… А я помню как раз какие-то там хорошие джинсы себе купил, такие, ну по тем временам. Не фирменные, конечно, но симпатичные. Тогда все в подтяжках ходили, это была мода такая. Широкие такие подтяжки. Все штаны на подтяжечках. Всё нормально. Какая-то маечка там у меня была, тоже такая, прибамбасистая. И вот, значит, с этими подтяжками, со всеми этими делами, этот рюкзак, который весит килограммов пятьдесят, не меньше… Там половина гвоздей, совсем немножко харчей, и-и-и… спальник у нас, кстати, был какой-то тонюсенький, старенький, дохленький. Ну, вообщем там… там всё было убогое, всё какое-то неизвестно откуда взятое. Где что Шурик всего накалядовал я не помню. Вообщем, все там было такое - очень левое. И мы, значит, с ним до этого Киржача доезжаем. Вечер. А дело было в субботу, в предпраздничный день. Вылезаем, эти рюкзаки там – бум-бум - на себя… и пошли. Причём у меня эти подтяжки, а здесь как раз эти железки такие на подтяжках, как раз чётко под рюкзаком. Абсолютно, абсолютно…
- Оооооо! Ой! Жесть какая.
- А я первый раз вообще в жизни и рюкзак вообще-то такой надевал. Идём. Там весь этот Киржач бухает жутко совершенно (предпраздничный день). А город какой-то такой химический, вообщем что-то там какое-то волокно производят. Потом по этому Киржачу, по реке, такие сине-зеленоватые разводы везде плыли.
- О_о Ммммм
- То есть такая река, знаешь, чистая химия просто. И потом мы как-то супчик съели с этой водичкой. Ну, это отдельная история, я не буду её рассказывать, слишком она страшная.
- Расскажите. Ну, отдельно.
- Ну, отдельно ладно, да. И вот, значит, мы идём с этими рюкзаками. На нас - местные аборигены, причём они так вдоль реки все кучкуются, по пять - по шесть человек. У всех водка. Все пьют, все уже такие… очень хорошие. И все такие: «Мужики-и-и! Идите к нам! Бросайте свои рюкзаки-и-и! Давайте сюда! У нас кла-а-ассно!» «Не-не-не, ребят, не-не-не, у нас дело есть». «Какое дело? Давайте к нам!» Вообщем, мы там удолбались отбиваться от этих местных алкоголиков. Ужас какой-то! В конце концов… Причём там получилось так, что вот вокзал… он находится как бы… Ну вот река так делает петлю, город огибает, и вокзал находится на той стороне петли, течение идёт сюда. И вот мы прошли вдоль всего берега, то есть мы фактически весь город прошли.
- О-о-о-о-о-о!
- Обогнули, а если бы мы пошли вдоль дорожки, мы бы там, ну не знаю, в десять раз короче бы прошли бы в то же самое место, в которое мы в конце концов пришли. И вот мы вдоль всего этого города, значит, пришли. Я смотрю, здесь у меня уже влажно стало. Смотрю, у меня уже так вот кровь течёт: и здесь, и здесь – везде. Протёр до крови этими подтяжками своими всё - напрочь. Вот. Вообщем, от алкоголиков отбились. Когда пришли уже к месту более-менее такому, где людей не было, помню, Шурик там что-то упал вниз головою, ноги на какую-то берёзу забросил, так: «Ура! Кажется, мы пришли!» Я, естественно, уже ноги на берёзу забросить не мог, я просто так тупо на рюкзак завалился: «Да, мы пришли! Это хорошо! » В таком стиле. Там ещё, чуть в стороне, какая-то разрушенная церковь, над ней вороньё тучами летает… и закатное солнце… красные разводы по небу… это вороньё чё-о-орное, его много, каркающее… Разрушенная церковь. Ужас, просто, у-у-ужас! Триллер стопроцентный. У меня майка вся в кровищи; там, Шурик там такой, лежащий вниз головой… Мы пришли, всё нормально.
Палатку, значит, поставили. На следующее утро проснулись. Коснулись весенние заморозки. Я вылезаю. Хрустящая трава, с ледком такая вся. Правда, день был очень солнечный, хороший. Мы что-то ещё чуть дальше прошли, смотрим, там такая из ив… роща из ив, таких мощных. Часто в этих… на подмосковных реках такие огромные ивища растут. Причём есть сухие ветки, довольно здоровые, но достаточно кривые. У нас была какая-то старая пила, совершенно тупая. Он так: «Ну чё, начинаем делать плот». «Ну, давай, начинаем делать плот». Я беру пилу, эти ветки пилю, каждую ветку, ну не знаю, часа по полтора приблизительно. Короче, потом у меня кровь и здесь, везде потекла, с этих самых… До кровавых мозолей руки уже натёрты. Вжих-вжих-вжих: то ли четыре, то ли пять я вот таких вот спилил брёвен. Ну там, Шурик мне тоже время от времени помогал что-то... А он ещё набрал с собою каких-то снастей, тоже на рыбу; причём тоже никогда ещё не ловил тогда, и ничего тоже не знал, сидел химичил, какие-то крючки вешал, вязал там. «Мы сейчас наловим таки-и-их больших рыб». Что-то там… А я там тупо пилил. А он эти снасти готовил… он эти снасти готовил. Потом мы так это, эти пять брёвен связали какими-то верёвками, две палки этими гигантскими гвоздями начали забивать, а из-за того, что они побывали в огне, они очень мягкие стали. То есть их забиваешь, они гнуться в одну сторону; их выправляешь, опять бьёшь, они не забиваются... давай их как-то уже загибать что-то там. Это была целая история, как мы этот плот лабали. В конце концов мы его сделали. Сделали. Шурик там этик своих жерлиц на щуку понаделал. Их туда – шмяк - в канчик такой у нас был маленький, сложил. Все шмотки туда. Зашли на этот плот, оттолкнули его, он так – ! - на пол метра в воду ушел. Ну, он не выдержал двух человек, явно был слабоват для таких… Опа! Да-а-а, на этом мы далеко не уплывём. Ясно. Так, что будем делать? Опять к берегу выскакиваем. А мы причём на нём сделали такую… ну там ещё два брёвнышка положили, чтоб было на палубе повыше. Шмотки… чтобы не замочить их. Давай опять к берегу. Смотрим, там такой мостик через овраг, деревянный, весь такой досками, что ли, покрытый. А там бабушка через пол километра идёт, по тропиночке к этому мостику. Мы с Шуриком – та-а-ак, бабушка далеко. «Быстро?» «Быстро». И мы подбегаем. А там просто два бревна, доски, и все это лежит на земле. Мы как носилки его оттуда – вжих – с этого овражка; туда к плоту, к реке подтащили, что-то там, ещё какое-то бревно нашли, всё это дело привязали, гвоздями немного подбили. А бабушка подходит к этому овражку: «У-у-у-у!» Я там из кустов смотрю: «У-у-у-у!». Ну, вообщем, пошла обходить овражек конечно же.
- Бедная бабушка.
- Куда денис-ся? Два романтика появились и поэтому… и, вообщем, жизнь резко нарушилась в этой области. Вот когда только мы этот мостик привязали, прибили, тогда нас плот уже начал что-то как-то немножко держать уже, да. Вот эта верхняя часть была над водою, а так мы были в сапогах, где-то по щиколотку в воде. Вообщем-то так это… по щиколотку всё-таки вода на нём была, но это уже фигня. Можно было на этот мостик залезть, там вещи лежали. Ну вот, всё ОК, всё как надо, мы всё сделали, что хотели. И поплыли. Километра полтора мы проплыли, а там был какой-то, то ли старый мост, то ли, там, какая-то мельница раньше была, ну, вообщем, короче… это самое… из воды торчат, значит, здоровенные сваи, эти самые, деревянные. Ну а так как этот деревянный плот он практически неуправляем, и весит там вообще… а у нас были просто с собой шесты, причём мы естественно их сделали из сухого дерева, которое легко ломается; и, конечно, когда мы увидели этот мост, мы так – кха! - и конечно наши оба шеста тут же сломались… моментально. И мы такие: «А-а-а-а-а-а!» И нас на одну из этих свай – бабах! Сзади такая накатная волна – фьюх - накрыла нас, когда мы ударились; и все эти жерлицы, которые он всё утро делал, пока я там пилил, вместе с этим котелком, там, по течению – у-у-у-у-у – и всё, и ушёл на дно, и ещё какие-то шмотки там… ну такие… Но нам почему-то больше всего было жалко этих самых… потому что рыбалка наша накрылась… конкретно. Мы надеялись на больших щук, а тут – фьюх - всё это ушло. Сапоги, по-моему, какие-то уплыли, вообщем у нас там всё уплыло, какие-то миски тоже. У нас в конце концов осталась одна миска и даже… а, ну котелок у нас уплыл, это понятно. Мы потом консервную банку искали большую из-под селёдки, в ней там что-то готовили. Нашли на берегу просто, отмыли.
Но зато мы такие гордые, у меня там как раз флаг чёрный… зубастая акула развевалась гордо на этом плоту, жестоко-деревянном, из которого гвозди вот на столько торчали, мы об них всё время спотыкались, и вот там… Да, как раз это история про сине-голубую воду. Это уже под самый конец, мы уже вымотались… Естественно, еды мы брали мало, очень быстро она у нас закончилась, и, вообщем-то, мы хотели дойти до Орехово- Зуево, там тоже находится этот Киржач. Приблизительно где-то километров 80 получается, по реке может 100. Ну, естественно, мы где-то километров 50-60 прошли, не больше, потому что мы плыли жутко медленно, ну, то есть как течение тащит, и не быстрее этого никак… всё это – палками – это бесполезно, не работает. И, вообщем, в какой-то момент… а там ещё дожди зарядили, и мы пристали к бережку. «Да, наверно надо сматывать уже. Всё, хорош». Получили свою, так сказать, порцию удовольствия… и еда заканчивается… и вообще… А в принципе там железная дорога, она везде, её слышно, там поезда ходят. То есть - на другой берег реки переправиться, а там пешком пройти, ну, где-то с километр, может полтора. Вот. Думаем, значит ладно, последнюю ночёвку – и хорош; и завтра уходим.
- Сколько дней вы там?
- Три. Три дня.
- Ну, так нормально.
- Нормально, да. Три дня вполне полноценных. Пристали к берегу. Идёт мелкий противный дождик. Поставили палаточку. Залезаем в неё. Всюду у нас харчи, там какие-то морковки, причём такие явно подгнившие, одна картофелина, тоже вообщем-то не первой… не первой свежести; и… то ли лучок, то ли чесночок какой-то, такая, совершенная фигня, и, по-моему, какая-то банка консервов у нас была, чуть ли не кильки в томате… ну самое дешёвое из того, что в советские времена было. Что-то такое, мерзкое ужасно. Ну так, надо супчик сделать. Давай. И тут как раз, значит, мы сидим в палатке, подъезжает уазик, из него вываливается человек пять пьяных в дупелину каких-то аборигенов, все что-то орут. Причём там текстовки такие идут: «Вот, я ему морду набил, поедем щас в какую-то Игруновку, там щас всех замочим». «Да!» «А помнишь, позавчера мы там кого-то отмолотили?» Мы такие вдвоём с ним сидим, а они вот – в 50 метрах от нас, и тексты только такие, как кого-то они там замочили, как кого-то надо отдолбить, и явно у ребят кулаки чешутся. Такие молодые бодрые, очень хочется кого-то… Ну смотрю, Шурик что-то из палатки вылез, какую-то счастливую дубину там – фьить – в палатку, поближе её. Я так: «Понял». Тоже там - раз, топорик какой-то. Лежим. Ждём. Но они, благо, нас, по-моему, не заметили, они в низинке были, а мы чуть повыше. Они там что-то поорали, видимо бутылочку- другую выпили, и потом, значит, куда-то смотались. Я подошёл к реке, а по ней такие сине-зелёные разводы текут, причём не то, что там - еле-еле видно, а, то есть, конкретные такие, хорошо выраженного цвета. Я водички зачерпну-у-ул, притащил на костёр. Стрёмное дело, конечно, но ничего другого нету. Ну, мы туда полутухленькую морковку, три штуки. (Кстати, я до сих пор варёную морковь не могу есть. Прошло 30 лет – не могу. Абсолютно). Эту картошину, даже не чистя, туда её – фьить; этот лучёк; и туда в конце концов банку консервов. Такая бурда получилась, это вообще. Цвета неопределённого, сине-зелёно-красноватого какого-то. И вот мы, значит, с ним из этой… А! Всё это варилось в банке из-под селёдки. И мы ложечками оттуда – фьють. А я так - то, что извлекается… а вобщем-то лучше всего извлекалась, конечно, картошка, но её Шурик тут же смолотил… и вот эти морковки там ещё извлекались. Причём жую и чувствую: тухляк полный! Полная тухлятина! И вода противная, и всё мерзкое. Мы, кстати, так и не съели всё это дело, ну так, перекусили. А на утро, конечно, началось… Там просто началось бегание по кустам какое-то стремительное совершенно, причём: то я, то Шурик, то я, то Шурик - тж-тж-тж-тж. Мы снялись, переплыли на тот берег, и пока шли к этой станции, километра два где-то… То есть так прямо идём, вдруг один резко – тыжжж – побежал куда-то в сторону, другой –тыжжж - в другую помчался точно так же. Это был ужас, да. Варёную морковку до сих пор не перевариваю. Это ужас был, я не знаю.
- А эту воду вы как? Вообще, вы эту воду хоть вскипятили-то сначала? Вот так вот.
- А, ну да, мы, конечно, кипятили, но там химкомбинаты эти…
- Ну, оно не выкипячивается
- Но оно, видимо не помогает.
- Микроорганизмы только убиваются, а вещества остаются.
- Я потом, да, почитал про этот Киржач, там химический шёлк что ли производят. Вообщем, химкомбинаты такие, довольно серьёзные. Отборнейшее дерьмо там. Причём в советские времена никто особенно не следил за экологией, они там видно сбрасывали всё подряд. Я говорю, вот по реке просто сине-зелёные разводы. Яркого цвета такого. Не то, что так, чуть-чуть – бензин - гораздо ярче. Такая гадость просто.
- Да, на самом деле изумительная история просто.
- Вот, вот это… вот это был мой самый первый поход. Самый первый.
- Слушай, сколько тебе было лет?
-Ну, если 79 год, то да, первый курс… мне было 18. Мне было 18 лет.


Записано 20 августа 2008 г.

Папа о втором походе.
И в тот же год, кстати, по осени, мы тоже, с Шуриком опять-таки: «Что-то скучно! Давай, куда-нибудь съездим?» «Ну, давай». Вот. А он, значит, до этого был на даче у своего друга… река такая Северка есть, она по южному направлению, по Варшавке если ехать, не далеко от Москвы, километров пятьдесят-шестьдесят. Вот. Но на седьмое ноября всё это происходило, т.е. когда…
- Совсем осень.
- Совсем осень, да. И вот, значит, мы – давай, тоже съездим. Он как раз тогда увлекался подводным плаванием. «Ну чё? Чё берём-то?» «Ну, конечно, берём аквала-а-анг, берём этот самый… гидрокостю-у-ум. Так, что ещё берём? Берём этот… кинобокс…» Ну, это всё для подводной съёмки. Вот такие хреновины в те времена были, совершенно гигантских размеров, железные. Туда фотоаппарат вставлялся, кинокамера вставляется, и всё это вот такое вот… весило безумно просто.
Короче, когда мы там всё это дело подбили, собрали, у нас что-то получилось… я не знаю… нас было двое… э-э-э… короче там что-то… во-о-от такая куча!!! Шурик: «Не вопрос, ща я схожу к Саше… этому, Кононову - за тележкой! Приволок тележку. Короче, у нас эта тележка была битком забита, у каждого было ещё по огромному рюкзаку… во-о-от… причём, ещё какая-то сумка в руке. Это мы отправились в поход! На речку Северку. «Я сейчас с аквалангом поплаваю, рыб поснимаю». Что-то такое… Ну там, добираться не долго, конечно, на электричке час где-то - полтора часа ехать до этой Северки. Во-о-от. Но там оказалось какое-то поле огромное вспаханное… свежевспаханное под осень, и мы с этой телегой по этим перепаханным колеям еле как-то просочились к реке, доползли. Но, естественно, всё это дело было уже под вечер, только палаточку поставили, всё нормально, легли спать. С утра просыпаюсь – у меня палатка над лицом вот так вот висит, ну и тоже самое у Шурика. Не понял. И явным холодом оттуда веет. Вылезаю, а там вот такой вот слой снега выпал, то есть палатку, её просто снегом задавило вот так вот, фактически на нас уже. Я так: ни фига себе, нормально… с аквалангом плавать ещё… нормально… Я так: «Шу-у-урик, вылезай». Он так: «Да-а-а, снег – это всё фигня!» Давай, там что-то маску одел, свой резиновый костюм, акваланг - нырь туда. Через минуту вылезает: «Вода такая мутная, ничего не видно! Нэаверное тут полная гадость, ни одной рыбки нет, вообще ничего нету. Ладно, дай мне всё равно фотобокс, может что-нибудь сниму там». Нырьк опять туда, полазил: «Нет, ну во-о-обще ничего не видно. Не, ладно, всё, хорош!» Типа, это самое: «Ладно, всё, домой едем!»
И вот мы опять всё это барахлище, там тонна была, не меньше, вообщем – до Москвы… одну ночь мы там переночевали. Потом опять по этому полю вспаханному всё это тащить. Акваланг, он весит, кстати, тридцать килограмм, это - только акваланг; резиновый костюм там где-то килограммов шесть-семь, эти фотобоксы, там, килограмма по три – по четыре каждый. И, вообщем, одного там этого барахла… а! – ласты, трубка, маска там… всё вот это вот… там было очень много всего, не считая, естественно тёплых вещей и прочего.
Но самое интересное было, когда мы наконец в Москву уже вернулись, доехали до Новослободской… а тогда, значит, метро этого ещё не было, серой ветки, и туда к Савёловскому… я жил тогда на Башиловской улице, во-о-от… и там ходил 72-ой автобус от Новослободской. Причём эта стоянка… там, на этом месте, сейчас дом построили торговый, а раньше там была такая большая стоянка для автобусов. И вот на этой конечной туча народу, у нас телега огромная, на ней куча барахла, мы злые, как собаки, естественно, голодные, холодные… и этот 72-ой забивается народом там так – очень плотно, и нас явно не хотят пускать… явно не хотят пускать; а у нас шмотья на целую эту саму… И Шурик там такой: «Побереги-и-ись!» Берёт какой-то рюкзак – и туда! Народ уворачиваться стал. Акваланг туда – дыдыдж! Начал метать на эту заднюю клетку: «Расходись, разбегайся народ!» И вообщем мы как-то сумели ужать; толпа продавилась, мы их там… почти всю эту заднюю клетку заняли своими шмотками, и ничего, и уехали в конце концов. Но там, конечно, ор стоял хороший! Ругали, орали, но Шурик там да… Я тогда ещё был молодой совсем, не умел тогда ругаться как следует, а Шурик нормально там всех покрывал. Он там: «Что, вам одним что-ли тут ездить!» Потом ещё эту телегу на двух колёсах здоровенную… какую-то тётку случайно зацепили…
 -А сколько Шурику лет тогда было?
- Ну, он меня на пять лет старше…
- О-о-о! Понятно, 25 значит.
- 25, да. Но он уже такой, институт закончил, в колхозе успел поработать, то есть… у него уже был какой-то опыт… притом, что он совершенно был ни наглым никаким, ни хамом, был совершенно приличный человек, но вот в каких-то таких экстремальных ситуациях мог, конечно, показать такой, симпатичный совершенно выпендрёж. Не, а просто там было как? Один автобус пропустили, второй пропустили, а толпа не уменьшается… и вот уже на третий, там всё, как бы, закончился запас терпения, и там уже всё, давай проминать просто толпу эту.
Записано 20 августа 2008 г.