Роль и место следователя в борьбе с преступностью

В условиях, когда в стране сформирована в ходе независимости концепция переустройства органов государства, особую значимость приобретает выработка законодательных мер по повышению роли и престижа органов предварительного следствия, как главного инструмента соблюдения правопорядка, который явился бы гарантией необратимости построения правового государства. Реформа следственных органов нуждается именно в кардинальных решениях, поскольку ни экономическая, ни политическая реформы не будут претворены в жизнь, если не будет такого гаранта в виде независимого органа предварительного следствия, представляющего каждому гражданину и обществу в целом реальную юридическую защиту их прав и интересов.
На современном этапе развития государства - полномочия, организация и порядок деятельности органов следствия законодательно не урегулированы. Урегулированы только вопросы оперативно-розыскной деятельности (Закон РК от 15 сентября 1994 г. N 154-ХIII «Об оперативно-розыскной деятельности»).
В 1995 году этот пробел был устранен Указом Президента РК "О государственном следственном комитете РК и его органах". Однако, введение в Государственный Следственный комитет оперативных подразделений, с целью объединить в одном органе все силы, средства и возможности следственной и оперативной работы в интересах своевременного раскрытия и расследования преступлений, не привело к эффективной деятельности предварительного следствия и не обеспечило подлинной процессуальной самостоятельности следователя. Это сращивание привело не к укреплению их взаимодействия и законности оперативно-служебной деятельности, а к серьезным отрицательным последствиям. Как это ни парадоксально, но среди всех приоритетов возобладала погоня за «успешной» статистикой, взявшей верх над законом. Маниакальная идея о возможности работы с помощью «умелой» цифровой эквилибристики, поразила почти всех руководителей Государственного Следственного комитета (в настоящее время руководителей органов внутренних дел), породив в свою очередь, массовую процентоманию.
Фактически органы предварительного следствия были поставлены «с ног на голову», что в последующем привело к упразднению этого государственного ведомства, а следственные органы были переданы в подчинение органов внутренних дел, комитета национальной безопасности и агентства финансовой полиции.
И в настоящее время эти пороки процветают. От следователей требуют не фактического разоблачения опасных преступников, а статистической фикции, скороспелых учетных данных о задержании, аресте и направлении уголовных дел в суд, и все это ради улучшения «валового показателя» раскрываемости преступлений по сравнению с предыдущим периодом. Пагубное влияние «вала» все больше проникает в общественное сознание, в том числе сознание представителей правоохранительных органов.
В конце отчетного периода следователь полностью выбит из плановой, ритмичной работы. Он лишен возможности подумать над составляемыми им документами в силу того, что с него руководство требует направления уголовных дел в суд. До тех пор, пока будет длиться такое псевдосотрудничество, у нас нет и не сможет быть четкого представления ни о структуре, ни о динамике преступности. У следователя нет никакой заинтересованности в искусственном регулировании. Он только вынужден выражать интересы того ведомства, которому он подчинен административно и где получает зарплату. Он хочет это делать сво¬бодно, используя в полном объеме полномочия, предоставленные ему законодателем.
Многие следователи, да и не только следователи, а также руководители следственных подразделений, уступившие давлению «полицейского надзора», осуждены. Вряд ли можно измерить морально-психологический и нравственный ущерб, нанесенный тысячам следственных работников под воздействием такой, с позволения сказать, практики взаимодействия с органами дознания. Не в ней ли кроются корни тенденциозности, предвзятости, незаконных задержаний, арестов и обвинительного уклона предварительного следствия, которые сейчас так остро высвечиваются средствами массовой информации.
Все эти пороки может устранить только Закон «Об органах предварительного следствия и статусе следователя». Данный Закон повысит эффективность предварительного следствия и обеспечит подлинную самостоятельность и независимость следователя при принятии им по уголовному делу всех процессуальных решений о направлении следствия и производстве следственных действий. Этот Закон позволит следователям, независимо от ведомственной принадлежности, при производстве предварительного следствия руководствоваться только нормами уголовно-процессуального законодательства без каких-либо изъянов, решать переданные им дела беспристрастно, на основе фактов и в соответствии с законом без каких-либо ограничений, неправомерного влияния, побуждения, давления, угроз или вмешательства, прямого или косвенного, с чьей бы то ни было стороны и по каким бы то ни было причинам. Освободит следователя от несвойственных ему полномочий, не связанных с осуществлением предварительного следствия по охране общественного порядка и т.д.
Закон «Об органах предварительного следствия и статусе следователя» определит статус, полномочия, организацию и порядок деятельности органов предварительного следствия, и, самое главное, определит «статус следователя» в системе того или иного ведомства. Статус следователя не регламенти¬рован в Законе «Об органах внутренних дел». Следователь в этом Законе обезличен, находится на одном уровне с другими сотрудниками органов внутренних дел, несмотря на то, что выполняет более сложные задачи по привлечению граждан к уголовной ответственности (задержания, аресты, направление уголовных дел в суд). Статус, полномочия, порядок и организация деятельности органов предварительного следствия также не регламентированы Законом «Об органах внутренних дел». Отсюда все перекосы в деятельности органов предварительного следствия по привлечению граждан к уголовной ответственности.
Общеизвестно, что чем полнее регламентирована деятельность следователей и органов предварительного следствия в целом, тем больше уверенности в законности их действий и в ограниченности возможностей для волеизъявления, не соответствующего требованиям закона. Правовая регламентация не может быть беспредельной. Она подчиняется задаче, связанной с принятием следователем решений, соответствующих убеждению всех или большинству следователей. Основанная на этом убеждении оценка доказательств производится ими не по предустановленным критериям, а по их внутреннему убеждению, когда ни одно из доказательств не имеет заранее установленной силы, а следователи способны принимать решения путем свободного выбора одного варианта из нескольких альтернативных.
В условиях правового государства деятельность органов следствия должна стать одним из элементов структуры государственной власти. Это означает, во-первых, независимость и самостоятельность следователя по отношению к иным органам государства и, во-вторых, обеспечение государством условий для их независимого и самостоятельного положения. Для принятия важных и авторитетных решений от имени государства следователи должны быть ограждены от внешнего влияния и принуждения с тем, чтобы они привлекали граждан к уголовной ответственности на основе закона и в соответствии со своим убеждением.
Статус следователя не может быть ниже статуса судьи, так как следователь выполняет те же задачи, что и судья, но по объему работы деятельность следователя превышает деятельность судьи. Следователь собирает доказательства виновности обвиняемого, а судья только оценивает эти доказательства и принимает решение. Закон о статусе судей принят. А закона, регламентирующего деятельность следователя, не говоря уже о «статусе следователя», нет, хотя он и предусмотрен Конституцией Республики Казахстан. Почему такое противоречие.
В нашей истории настал момент, когда не существует альтернативы обеспечения законности и конституционных прав и свобод граждан, как принятие предлагаемого закона.
Как известно, в последнее время выявлено немало нарушений закона, допущенных при расследовании преступлений, которые повлекли тяжкие последствия, и, прежде всего, незаконное лишение свободы.
Только за 12 месяцев 2007 года, по республике в ходе расследования уголовных дел допущено нарушение прав 145 граждан, в том числе 78 фактов необоснованного привлечения граждан к уголовной ответственности, 48 оправдания судом и 19 – незаконного задержания в порядке ст. 132 УПК РК.
Одной из причин необоснованного привлечения к уголовной ответственности, как уже было сказано выше и о чем свидетельствует практика, является недостаточная процессуальная самостоятельность следователя. Особенно это касается следователей ОВД, которые фактически зависят от руководителей оперативных аппаратов. А те в погоне за высоким процентом раскрываемости преступлений нередко побуждают следователей принимать преждевременные, необоснованные решения.
Какие же меры принимаются для ликвидации создавшегося положения, для освобождения следователя от «гнета» незаконных влияний на него?
Программой совершенствования деятельности МВД РК на 2003-2005 годы было предусмотрено создание Следственного комитета при МВД, т.е. выведение следователя органов внутренних дел из подчинения начальнику этого органа, с тем, чтобы он подчинялся только по «вертикали», т.е. вышестоящему следственному начальнику до уровня Следственного комитета МВД РК включительно.
Однако, как показывает практика настоящего, указанные меры к желаемому результату не привели. Следователь так и не освободился от вредных для укрепления законности влияний? Ис¬тория нас так ничему не научила. Добились ли мы улучшения, если как и прежде подчинение следователя осталось только по «вертикали»? Ведь все это уже было. И не в столь уж далеком прошлом. С 1963 г., когда вновь после некоторого перерыва (с 1958 г.) воссоздали следственный аппарат в органах охраны общественного порядка (как тогда именовались органы внутренних дел) и до 1970 г. следователи на местах не подчинялись началь¬нику органа внутренних дел. И что же? В 1970 г. наряду с «вертикалью» в подчиненности следователя появилась «горизонталь» — организационное подчинение начальнику органа дознания (он же начальник органа внутренних дел на уровне городского и районного отдела внутренних дел). На него одно¬временно возлагалась ответственность за осуществление взаимодействия между следователем и оперуполномоченными УР и БХСС, в том числе при выезде на место происшествия. Мера эта была вынужденной, поскольку семилетняя независимость следователей от местной ведомственной власти обернулась для них не только порой отсутствием жилья и телефонов, но часто элементарных условий для труда и выездов на место происшествия. После установления двойной подчиненности все это появилось, включая диктофонные кабинеты, очень облегчавшие труд следователя. За полученные блага, от которых не так уж много и сохранилось, следователь органов внутренних дел на местах расплатился остатками своей процессуальной самостоятельности, которая и до того была больше на бумаге.
Не идем ли мы и сейчас к тому же результату, т.е. не останется ли независимый следователь без надлежащей организационной поддержки на местах? Ведь до Следственного комитета МВД РК далеко, и не по каждому случаю поедешь туда с жалобой.
Для того, чтобы нормализовать взаимоотношения между следователем и руководством органа внутренних дел, необходимо устранить причину, влекущую нарушение процессуальной самостоятельности следователя. А причина эта давно известна: оказание незаконных давлений на следователя с целью получения от него в пределах отчетного периода «карточки на раскрываемость» преступления. Отсюда гонка за высоким, часто нереальным процентом раскрываемости, независимо от того, обеспечена ли эта деятельность всем необходимым. Между тем, всем ясно, что далеко не всегда есть возможность раскрыть каждое преступление, к тому же преимущественно с помощью авторучки и напутствия: «давай-давай».
Чтобы расследование преступления было успешным, мало благих побуждений, нужны еще высокий профессионализм, успешно взаимодействующих следователя и оперативных работников, оптимальная обеспеченность их научно-техническими средствами современного уровня, участие во всех осмотрах места происшествия криминалистов и многое другое.
Не будем забывать также и о том, что преступление — это событие прошлого, следы которого нередко утрачены, что затрудняет его расследование, которое производится в условиях хронического дефицита времени, при сопротивлении заинтересованных лиц, порой фальсифицирующих доказательства, запугивающих либо подкупающих свидетелей и потерпевших. Трудности возникают не только у следователей, но и у представителей других взаи¬модействующих с ними служб, обеспечивающих раскрываемость преступлений. В погоне за ростом количественных показателей постоянно находятся работники уголовного розыска. Здесь процентомания на всех уровнях иной раз прямо понуждает на действия, мягко говоря, неэтичные с точки зрения закона. А происходит это потому, что реальных возможностей раскрыть каждое преступление у службы уголовного розыска в районном звене, да и не только в районном, нет, и это нужно откровенно признать. Техническая оснащенность крайне слабая, сокращенные сроки проверок заявлений о преступлениях, недопустимость проведения экс¬пертиз без возбуждения уголовных дел, масса противоречивых и субъективных суждений о наличии или отсутствии состава преступления — все это ставит их в тупик.
Проблема не в том, кому в организационном отношении подчинить следователя, а не в соответствии между требованиями и возможностями, что и приводит к вредным последствиям.
Но в таком случае процессуальную самостоятельность следователя, может быть, укрепят новые изменения в критериях оценки деятельности правоохранительных органов? Надо заметить, что этим критериям уделялось немало внимания. Достаточно сказать, что за пять последних лет они менялись неоднократно. Не все в них одинаково важно с позиции устранения причин давления на следователя в угоду «валу». Так, изменение понятия нераскрытого преступления, в соответствии с которым к случаям приостановления предварительного следствия ввиду неустановления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, прибавили случаи приостановления дел по пунктам 2, 5, 7 части 1 статьи 50 УПК, а также приравняли к нераскрытым преступлениям при оценки раскрываемости, в случаях если уголовное дело приостановлено по пунктам 3, 4, 6, 8, 9 ч.1 ст. 50 УПК, что вряд ли может существенно укрепить процессуальную самостоятельность следователя. К этом следует добавить, что нераскрытыми являются и преступления, дела о которых находятся в производстве свыше 2-х месяцев по делам следствия и свыше 1-го месяца по делам дознания, но по которым не принято решение о направлении в суд в порядке ст. ст. 284, 289, 514 УПК либо о прекращении по нереабилитирующим основаниям либо, не поступили статистические карточки на принятое решение.
Конечно, это шаг вперед, поскольку повышается надежность вывода органа расследования и усиливается надзор прокурора. Но этим преимущества нововведения исчерпываются, поскольку все последующее, на наш взгляд, противоречит стремлению привести показатели раскрываемости в соответствии с действительностью.
Неоднократное повторение во всех новых документах фразы о том, что «основным критерием оценки раскрываемости преступлений является количество преступлений, оставшихся нераскрытыми» не должно вводить в заблуждение, поскольку от перестановки слагаемых, как известно, сумма не меняется.
Отмеченное приводит к выводу о необходимости исключить вообще показатель раскрываемости из критериев оценки деятельности правоохранительных органов. Легко представить себе возражения: как можно отказаться от показателя, который, казалось бы, прежде всего, характеризует результативность борьбы с преступностью? Однако, именно такой, существующий показатель раскрываемости, не позволяет правильно судить о состоянии борьбы с преступностью. «Не потонет» ли в общем, количестве «раскрытых» дел и материалов, которые и раскрывать-то не было нужды, действи¬тельно нераскрытое дело об убийстве или разбойном нападении? Ответ на этот вопрос более чем проблематичен.
Между тем, именно с показателем раскрываемости всегда были и будут связаны незаконные отказы в возбуждении уголовного дела, давление на следователя и прочие грубые нарушения закона. Так не лучше ли вообще отказаться от этого сомнительного показателя, заменив его иными, уже действующими, но почему-то только применительно к деятельности следственного аппарата: прекращено ли дело (по каким основаниям), направлено ли в суд (в какой форме), подсудимые осуждены, оправданы (по каким основаниям), дело возвращено судом для производства дополнительного расследования. Именно так, а не иначе, думается, должны отчитываться не только следователь, но и уголовный розыск, и другие взаимодействующие со следователем службы органов внутренних дел.
Единые и реальные критерии оценки деятельности правоохранительных органов по конечному результату, не побуждающие к манипуляциям с раскрываемостью, будут не только более правильно отражать действительное состояние борьбы с преступностью, но и сделают просто беспредметным давление на следователя, а также другие нарушения законности во имя «вала», по которому сейчас нередко судят о состоянии преступности и «активности правоохранительных органов».
Конечно, совершенствованием только показателей в отчетности проблему защиты следователя от негативных воздействий не решить. Справедливо отмечалось, что «статистика, обладая большими возможностями, все же не всесильна и часто даже не самостоятельна в решении вопросов о критериях оценки...». Поэтому главное не в том, как считать, а в том, сколько «насчитать». До тех пор, пока сохраняется процент раскрываемости, процессуальную самостоятельность следователя никоим образом не укрепить, со всеми вытекающими отсюда для состояния законности последствиями.
И в конце три цитаты: «...факты неправильного рассмотрения заявлений и сообщений о преступлениях еще встречаются.»; «...издано немало при¬казов, указаний, и, тем не менее, живуче такое позорное явление, как укрытие преступлений от учета.»; «…Продолжают иметь место факты укрытия преступлений от учета. Непосредственно следователями и дознавателями принято 707 незаконных решений об отказе в возбуждении уголовного дела, из которых почти одна третья часть – (29,3% или 207) направлена в суд…».
Между двумя первыми цитатами — 8 лет. Первая – из статьи Н. Трубина («Социалистическая законность, 1980, № 11), вторая — М. Бурмистрова (1988, № 7). Между второй и третьей – 20 лет (решение оперативного совещания при Вице-Министре внутренних дел РК «О результатах деятельности подразделений следствия и дознания органов внутренних дел за 2007 год).
Воистину живучее явление. Факты вынесения заведомо незаконных постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, фантастических домыслов в постановлениях, фальсификации документов имеют свои причины. Они, как уже отмечалось выше, в существующей системе оценки работы правоохранительных органов по так называемой раскрываемости преступлений, а образ мышления и действий работников полиции — уже следствие, а не причина. Мы будем еще долго иронизировать над фантастическими домыслами, обречем себя на многие взыскания, если всемогущий процент раскрываемости не отомрет. Мы не сможем обеспечить укрепление законности, если и дальше будем искусственно сеять распри на почве раскрываемости между работниками следствия и оперативных служб.
Пока же начальникам органов внутренних дел счет за раскрываемость продолжает предъявляться.
Если борьба с каким-то негативным явлением идет длительное время безрезультатно, значит, выбраны не те средства. И само «совершенствование» негодных средств все равно положения не изменит.