Мой друг Виктор Л

       «Ты чего опаздываешь?» - и лёгкий подзатыльник сопроводил его слова. Я начал оправдываться, говоря, что автобус опоздал, и я, из-за этого, на тренировку пришёл позже.
       «Бегать нужно с автобуса и на автобус, бегом бегать, тогда будешь успевать» - и ещё один более увесистый подзатыльник сказал мне, что огрызаться нужно прекращать, иначе дело воспитания подрастающего поколения может, очень запросто, дойти до пинков, что было крайне нежелательно, учитывая силу Виктора и его тяжёлый ботинок.
       Я отмолчался, и мы неспешно направились на место постоянных наших тренировок в еловый лес, где перед началом занятий боевым самбо отыскали прекрасную полянку, всю усеянную толстым ковром старых и сухих еловых иголок, напоминавшим настоящий татами.
       Наша дружба, между совсем молодым, а скорее даже мальчишкой, и взрослым парнем, старшим лейтенантом, оперативным работником одного из Подмосковных отделов КГБ, завязалась странно и неожиданно.
       Всё началось со школы рабочей молодёжи, в которой мы с ним и встретились уже фактически на выпускных экзаменах.
       Я уже заканчивал Московский техникум, когда решил поступать дальше учиться в Качинское лётное военное училище истребительной авиации. Но, неизвестно с какого переляду, в военкомате мне было сказано, что технический диплом для поступления в училище не подойдёт, а нужен аттестат о среднем образовании союзного образца. Поэтому мне пришлось экстерном сдавать экзамены в обычной школе рабочей молодёжи. На экзаменах мы с ним и познакомились. Он тоже был вынужден получать аттестат, для того чтобы иметь возможность учиться в институте иностранных языков. Сдача экзаменов для меня не представляла особой сложности, потому что техникум дал мне хорошую подготовку и для меня экзамены были скорее милой формальностью, нежели чем-то серьёзным и основательным. А вот для Виктора это были действительно экзамены. Я помогал ему их «сдавать». После получения аттестатов Виктор, видимо посчитав себя мне чем-то обязанным, предложил в благодарность за «услуги», оказанные на экзаменах, потренировать меня.
       В то время, в 1971 году, различные школы боевых искусств были запрещены, а молодому парню (мне) было очень интересно научиться ломать руки небрежно и с усмешкой тем, кто решил протянуть их ко мне, решив, что он имеет на это полное право, а я для него всего лишь кукла для битья. Но, как оказалось позже, те драки, в которых мне довелось участвовать до этих тренировок, всего лишь весёлое развлечение непоседливых ребят, по сравнению с тем «шкуродёром», через который пропустил меня Виктор во время наших с ним занятий.
       Но я ему благодарен за тот тяжёлый труд, за те шишки и синяки, за вывернутые руки и боль в суставах, за кровь, ручьём льющуюся из носа, он, всё-таки, сделал из меня мужчину перед самой службой в Пограничных войсках, где я потом очень часто вспоминал его добрым словом. Не каждый мог в учебном отряде пробежать по песку, проваливаясь по щиколотку, с полной боевой выкладкой, километров 10 – 18. А я пробегал, и кровь, из ушей и носа, не шла. (Бывало и такое у некоторых неподготовленных к таким пробежкам ребят). И на тренировках, опять же по боевому самбо, мне уже не выворачивали суставов, и падал я на маты, как учил меня Виктор – извернувшись и сгруппировавшись, как кошка, на руки, если было возможно. До рефлексов я ещё не отработал защиту тогда, но блокировать чужие удары и захваты уже умел.
       Виктор учит меня блокировать удар ножом снизу. Даёт мне деревянный нож и говорит: «Бей». Мне страшно, а вдруг я ему этот, хоть и деревянный, воткну в живот. Но он, обозлено уже, мне повторяет: «Бей». Я осторожно бью. В ответ Виктор, разозлившись на мою нерешительность, захватывает мою руку с ножом, и с силой, но, всё же страхуя, втыкает мне нож в печень, но так, чтобы не остриё деревянного ножа воткнулось в живот, а мой собственный кулак. Я ору от боли, он меня отпускает и даёт опять мне нож: «Бей». Ну, тут уже я разозлился на него не на шутку, и со всей дури пытаюсь воткнуть эту деревяшку ему в живот, понимая при этом, что он сейчас захватит мою руку и нырнёт под неё, чтобы опять нанести ножом мне удар в живот. К этому я уже готов, поэтому страхуюсь. Но вместо этого, он блокирует удар левой рукой, бьёт (не очень сильно) ботинком в голень, я опять скручиваюсь от боли, а он спокойно выбивает из моей руки нож и выворачивает мне руку, не выворачивая совсем, но так чтобы я почувствовал сильную боль. Нога болит, рука болит, нож валяется метрах в пяти от нас, Виктор ухмыляется, я сквозь зубы ругаюсь матом на него, но сделать ничего не могу, потому что понимаю, что, если сейчас попытаюсь разбить ему физиономию, то он придумает ещё какую-нибудь каверзу, и я опять начну орать от боли. Вот таким образом проходили наши тренировки первое время, пока я учился терпеть боль и учился, хоть как-то, элементарно, защищать себя. Через месяц я уже так вольно обращаться с собой ему не позволял. Правда этот месяц после тренировок я с большим трудом засыпал – боль не давала мне шевельнуться даже во сне. Но тренировок мы не прекращали. В выходные дни Виктор приезжал в посёлок к своим родителям и летним вечером, лета 1971 года, мы шли на наше место в лес, где Виктор учил меня мужеству и умению превозмогать себя и свои слабости. Там я становился мужчиной. В промежутках между выходными, на которые Виктор обычно приезжал навестить родных, я каждый день вечером пробегал по 10 - 15 километров по лесным тропинкам леса, в котором мы тренировались. А в выходные дни – тренировка, если её так можно назвать.
       «Хороший уличный хулиган – боец всегда сильнее хорошего боксёра и самбиста. Для него не существует правил в драке, у него цель – победить, во чтобы-то ни стало. Учись терпеть боль, не давай ярости захватить твой рассудок, контролируй течение боя всё время, не упускай инициативу, не давай времени противнику на раздумье и возможности для разумной атаки, сбивай его с цели ежесекундно, меняй тактику постоянно во время боя, не зацикливайся на чём-то одном, чтобы он не смог тебя поймать на этом, разнообразь свои удары и захваты, ищи его слабые места, не начинай драку в полную силу, оглядись, пойми, кто перед тобой. Но самая хорошая драка, это та, которая не состоялась. Учись уверенно и разумно избегать драк, но ни в коем случае не позволяй своему противнику поверить в то, что ты его боишься, всегда будь готов к психологическому давлению со стороны противника и не обращай внимания на слова, наблюдай за его движениями. Всегда видно, когда противник решит напасть на тебя, и как он это собирается осуществить» - и опять лёгкий подзатыльник, но уже дружеский и добрый. Я кое-чему научился и учитель доволен.
       Прошло много лет с тех пор, но я помню его. Наши пути разошлись, у каждого своя дорога в жизни. Потом мы не встречались с ним ни разу. Я не знаю где он и что с ним, но помню его и уже никогда не забуду.
       Уже значительно позже, после бандитской революции 1991 года, развалившей и разрушившей мою и его Родину, когда мне пришлось три мои технических диплома засунуть себе в ..., окончить школу телохранителей и податься в частную охрану, которая в девяностые годы представляла из себе скорее полубандитские формирования, а не действительно охрану, когда методы решения проблем по защите клиента носили откровенно бандитский характер, когда оружие можно было купить почти на любом блошином рынке, когда менты шарахались от бандюков, как чёрт от ладана и не хотели с ними связываться, чтобы не поймать пулю, когда за триста баксов предлагали привезти «макара» из Тулы в масле, а автомат «калаш» стоил чуть дороже, вот тогда я очень чётко и хорошо понял к чему меня готовил Виктор. Именно вот к этим беспредельным девяностым. И, может быть, благодаря тем тренировкам и службе в Погранвойсках, я научился защищать себя и других правильно, не подставляясь под удар и, тем не менее, выполнять свои функциональные обязанности, под которые я «подписался», грамотно и надёжно.
       Он научил меня терпеть боль, не обращать внимания на неё, и это мне то же пригодилось в жизни, когда врачи трижды, а друзья один раз, хоронили меня, уверенно утверждая, что я не жилец на этом свете. Я проходил через боль и выживал.

Я много боли видел в жизни,
Но не виновен в этом я,
Я, как и все, такой же нищий,
Да в общем, как и вся страна.

Но все мы нищи не деньгами,
Бумага, мусор наживной.
Мы духом нищи, не вещами
И даже не такой судьбой....

       Наш мир, в котором мы живём, не случаен. Всё, что происходит с нами сейчас, происходило раньше, и будет происходить далее, кажущееся на первый взгляд совершенно случайным, на самом деле не случайно. Все события имеют причинно – следственные связи, которых мы просто не видим или не хотим увидеть, что значительно вернее. Нет ничего случайного в этом мире, потому что мир сам не случаен и мы, каждый из нас, не случайны в нём. Мы взаимосвязаны и с миром, и со всеми живущими в этом мире. И не только с людьми, но и со всем тем, что нас окружает каждодневно и ежечасно, что вокруг нас живёт параллельно с нами сейчас, и что будет жить после нас. Нужно попытаться просто увидеть эти связи и тот, кому это удастся, тот поймёт, что мир не случаен и мы в нём тоже.