Черная слизь

На улице, быстро дергая ногами и виляя хвостом, пробежал пес по кличке Цербер. Вероятно, его хозяйка любила пошутить. Сколько не смотри – в нем нет ни единого сходства с мифическим зверем. В десятиэтажном, сером, железобетонном доме, рядом с которым пробежал пес, Татьяна разместилась на старом, скрипучем промятом диване. Ее тело находилось на девятом этаже в двухкомнатной квартире № 27 и смотрела она любимое телешоу. Влад, муж ее, с которым она была в браке двадцать с лишним лет, был еще на работе. Влад – часть рабочей массы на заводе по переработке ядерных, кислотных отходов. Влад – эдакая обрусевшая версия Гомера Симпсона. Его мало что беспокоит в трудовом процессе, кроме даты, когда выдают аванс, и, конечно же – зарплату. В этот день глаза его горят словно звезды, а руки трясутся как у человека страдающего болезнью Паркинсоном. Да, и еще раз yes – в эти дни Влад гипертрофированно активен, особенно активен в противопоставлении к пассивности его рабочих будней, когда он сонно флегматичен. И последнее – Влад никогда не будет активным, если взорвется завод, на котором он работает. Все очень просто – Влад просто умрет. В этом обстоятельстве есть что-то устрашающее и убивающее. Меньшей пассивностью отличается дочь Инна. Цель жизни которой перерабатывать полученные в школе знания, но она социально пассивна (хотя, какая разница?) и кроме учебы в ее жизни больше ничего нет. Но, она бы проявляла наивысшую бдительность, работай она на заводе по переработке ядерных отходов. Неизвестно как бы поступил сын Володя. Известно только то, что он больше молчит, чем говорит, и два месяца работает водителем маршрутного такси. Даже на своем дне рождения, когда ему исполнилось двадцать лет, он, приняв огромное количество, просто молчал. Со стороны, казалось, что он просто немой. Татьяна голосила очень громко и истерично смеялась. Не менее истерично смеялась и девушка Володи – Оксана, парикмахер-универсал из задрипанной парикмахерской на краю города, но и она, представляя из себя личность с активной жизненной позицией, не думает об опасности завода по переработке ядерных отходов. А она существует. Можно даже сказать, что весь город находится под угрозой экологической катастрофы. Вот как комментирует это мэр города Григорий Соколов: «Мы, конечно, понимаем ту опасность, которая исходит от завода. Но, если его закрыть, то тысяча человек лишится работы. И я, как мэр этого города, не могу этого сделать». «Григорий Петрович, - спрашивает у него журналистка с местного ТВ, Зинаида Яблокова, - это конечно понятно, но под угрозой жизнь всего города, и не безработица какой-то тысячи!» «Дорогая моя, - отвечает мэр, бегая масляными глазками, - это очень сложный вопрос, и на него просто так не ответить!» «Но как же?» «Уведите ее, достала ей богу». И журналистку Яблокову увели два добрых мужчины крепкого телосложения. В черном.

* * *

Татьяна поправила свои объемные ягодички, издала газ изо рта и продолжала смотреть свое любимое шоу. Время с трех до пяти – ее законное время, ибо после пяти приходит муж с работы, дочь возвращается после дополнительных уроков в школе, и блаженное одиночество рушится как величие Рима после нашествия варваров. До пяти она занимается домашними делами: готовит пищу, убирается в квартире, ходит в магазин. В 16.55 Татьяна начинает нервничать, ведь ровно через пять минут ей придется прекратить свое тотальное блаженство, которым она так дорожит.

17.00.

Входная дверь в их квартиру открывается. Тихо сопит нос. Это дочь Инна. Ее голова, в настоящий момент, раскалывается. Сверлом науки в ее мозги вкачали новые знания. Знание – это единственное, чем она живет. В принципе, ее внешний вид ответит на этот вопрос как ничто, и, соответственно, никто другой: Инна невзрачна, сутула, у нее жидкие волосы. Тяжелые очки, кривые зубы. Внутри себя Инна одинока и несчастна.

- Инна, это ты? – Татьяна шевельнулась на своем диване.

- Да, мам.

«Черт, эта мелкая суки вернулась, придется вставать»: подумала Татьяна.

«Черт, эта старая сука как всегда дома, щас будет вертеться вокруг меня и имитировать материнскую любовь ко мне! Ага, так я и поверила, да в ней лицемерия больше чем целлюлита!»: подумала Инна.

Татьяна встала с дивана, подошла к зеркалу, поправила свои волосы и вышла в коридор.
Инна сняла куртку, развязала шнурки на ботинках, и пошла в ванную, мыть руки. Их взгляды встретились около зеркала в коридоре, где рядом отразились их профили. Туманно. Мутно. Инна улыбнулась матери, та ответила ей тем же.

Потусторонний шум холодильника, слегка приглушенный звук радио и от того доносящий не голоса, а кокой-то, неведомый, возможно даже инопланетный промышленный шум; щелк-щелк – зажигается газовая плита, выпуская из маленьких дырочек синие огоньки. Татьяна ставит на плиту желтый суп.

Гиенный звук крана, скользкое мыло, заляпанное зеркало – все это видит Инна.

На кухне их взгляды соприкасаются вновь. Мать ставит дочке тарелку супа, а рядом кладет неровно отрезанный ломоть хлеба, имеющий кисловатый привкус. Татьяна садится рядом, опирается на локоть, и спрашивает у дочери:

- Как дела?

Инна ненавидит этот вопрос, и от ненависти давится супом. Его желтая жидкость течет у нее по подбородку, и глаза слезятся.

- Ешь аккуратней!


17.15.

Входная дверь, оббитая со стороны площадки, и там же сливающаяся с каскадом граффити и индивидуальных характеристик отдельных личностей, открывается. Входит муж. Влад. Когда входит Влад, то, первое время, малость тормозит, потом выдыхает из двух волосатых ноздрей две порции горячего воздуха, и только потом соображает, что нужно снять обувь и куртку.
Влад входит на кухню, и его там уже ждут жена и дочка. Татьяна пододвигает ему тарелку с желтым супом. Две с половиной поварешки, ведь он кормит семью (Татьяна почему-то постоянно забывает, что ее сын Володя тоже работает, но он зарабатывает меньше, и поэтому недостоин двух с половиной поварешек желтого супа).

Раньше, еще на закате своей молодости, Татьяна работала. Ни то, чтобы работа доставляла ей какое-то удовольствие, нет. Дело в том, что работа предоставила ей ощущение самозначимости. Ощущение того, что она делает что-то важное, что-то полезное. Но когда Татьяна ходила брюхатой, и два года была в декрете, лень овладела ее душой, и Татьяна перетрансформировалась в домохозяйку, по принципу: моя жизнь – мой дом/дети/муж/мой дом/дети/муж. И никакой альтернативы не представилось.

Возможно, у патриархата есть свои прелести, однако, они настолько тают под натиском недостатков, что весь уклад среднестатистического человека, делает из его жизни сплошной ад.

22.36.

Возвращается сын Володя после работы. Уставший, злой, голодный. Он выуживает из холодильника остатки желтого супа и запихивает все это в микроволновую печь. В его глазах взорвались сосуды, он смертельно хочет спать. Ничего, кроме сна сейчас не существует. Володя заходит в комнату. Инна уже спит под стопкой книг. «Бедная», - думает он, и ложится спать.

23.45

Татьяна сильно нервничает.

01.17.

Татьяна лежала зубами к стене, на левом боку. Она все никак не могла заснуть. Бессонница овладела ей настолько, что даже закрывая глаза, она не могла успокоиться. Неизвестно, что было причиной татьяниного беспокойства, но известно было то, что оно возрастало с каждой минутой.
Татьяну что-то сильно беспокоило, но беспокойство это было нейтрально-причастным, не таким, когда ты переживаешь неудачу или сопереживаешь предстоящей трагедии, нет... это было беспокойство ощущения чего-то непонятного, что лезет в лабиринты души, полностью ее выворачивая.
Это было что-то ИЗВНЕ.

Татьяна встала, осмотрелась: Влад тихо посапывал, лежа на животе. Одна его рука опустилась на пол, и указывала на середину раскрытой книги, детектива, которые он так любил, и под которые так хорошо засыпал.

Татьяна направилась на кухню, там она налила себе целую чашку воды, и залпом ее выпила, потом нашла свои спрятанные сигареты, и, выйдя на лестничную площадку, со всей силы втянула в свои легкий табачный дым.

03.21.

Татьяна до сих пор не спала…

05.42.

Татьяне снится сон, где она молодая и очень хорошенькая девушка. И время какое-то древнее, то ли средневековье, то ли варварские века. Все сидят за столом. Жрут как свиньи, пьют неведомый алкогольный напиток, видимо, празднуя победу одного господина над другим. Шуты, одетые как современные трансвеститы поют низкими голосами песенки (видимо) про врага, над которым как раз и одержали победу. Играют на вистлах и барабанах. Кто-то, отвернувшись в сторону, сильно и обильно блюет. Кто-то очень громко смеется, даже не боясь порвать свои голосовые связки. Только Влад, обличенный в военные доспехи, сидит хмурый, и ни слова не говорит. А когда все успокаиваются, и уходят восвояси, он, нагнувшись к Татьяниному уху, говорит: «Смерть. Смерть – самое естественное состояние какой-либо действительности. Все, что происходит с нами, крутится вокруг смерти. Смерть лежит в основе бытия. Даже рождение человека – есть медленный путь к смерти».


09.11.

Динамики кухонного радио передают, что городская администрация ввела (как иглу в вену), новый закон, по которому все будут жить лучше. Это комментирует сам мэр, временами немного заикаясь, видимо он в это и сам с трудом верит. Мэра можно понять, ведь ему нужно постоянно имитировать бурную деятельность, чтобы все видели, что российская машина демократического развития идет только вперед, а не стоит на месте.

В душе Татьяны мрачно и неопределенно. Возвратившись в комнату, она видит, что в верхнем правом углу их с мужем комнаты образовалось темное пятно, но, под обоями. Оно отдаленно напоминает смесь крови и нефти.
Татьяна решает подождать мужа, ибо без него она не принимает никаких серьезных решений.

09.11. СРЕДНЯЯ ШКОЛА №***

Инна сидела, сгорбившись, на третьей парте, и слушала урок. Их учительница, дама среднего возраста, неописуемой внешности, читала историю. Именно читала. За двадцать лет работы в школе. Ей так надоело рассказывать, да еще при этом сверхэмоционально жестикулировать, да еще и размер зарплаты, отнял какой бы то ни было энтузиазм, так что она просто тупо перечитывала материал, полностью растворяя себя в печатных буквах. Детям также параллельно, они занимаются чем угодно, только не слушают историю.

В своем классе Инна изгой. Изгой по банальности. Изгой, потому что она ботаник. А ботаник она по одной простой причине – уделение всей своей жизни всеполощающему процессу познания. Такому глобальному, что не остается времени ни для чего, кроме уроков.
А что стоит за этим?
За ЭТИМ стоит непроглядное одиночество. Отсутствие друзей, внутренняя и внешняя замкнутость как следствие одиночества. С тобой разговаривают, только если надо списать задачку по физике, узнать, когда умер Ньютон, или содержание «Путешествия» Радищева. А так, просто чтобы узнать КАК У ТЕБЯ ДЕЛА? такого в жизни Инны нет, и, возможно, никогда не будет, если только что-то не изменится в сознании людей.

09.11. УЛИЦА 50-ЛЕТИЯ ОКТЯБРЯ (ПЛЫВЕТ) МАРШРУТНОЕ ТАКСИ №13

Маршрутка переполнена. Это странно, это страшно. Час пик давно прошел, но люди (кому позже надо на работу или на учебу) всасываются в тела друг друга. Упираются носами в подмышки, выгибают неестественно руки, и в разных концах маршрутки астматически кашляют, выхаркивая в соседние сумки свою гортанную слизь. Кто-то дышит перегаром, «кто-то борется с твердостью камня». Но самое главное, что больше всего раздражает Володю – это то, что людям свойственно высаживаться через каждые 3-5 метров и постоянно качать права. От этого нервная система Володи накаляется как чугунная печь…

10.00.

 Татьяна разговаривает по телефону. Где-то там, в отдалении домовых перегородок, с ней так же, сидя в кресле и кушая семечки, разговаривает ее подруга Тамара. Только у Тамары есть кошка – серо-коричневое существо, находящееся в «весеннем настроении»; периодически кошка подходит к тамариной тапке, и начинает вальяжно жеманится перед ним, Тамара поднимает конец тапки и трет им в кошкиной промежности, трет-трет, трет пока кошку не начинает трясти от удовольствия, а потом со всей силы ударяет ее, да так что та летит, словно спутник вокруг Земли.
У Татьяны же нет кошки, и поэтому ей некого пинать тапкой. Раньше у их семьи была собака, но она скончалась, в младенчестве. Дети долго плакали, говорили, что они так одиноки, больше чем Адам и Ева, изгнанные из рая, и ничто и никто в этом жестоком мире не успокоит их. Так оно и было на самом деле. Но когда отец вручил им по киндер-сюрпризу, они моментально улыбнулись, и нервно раскрывали его, гадая, что внутри.

- Тамар, представляешь, а у меня какое-то странное пятно под обоями образовалось!

- Ты что, а так оно под, а не на самих обоях!

- А что там может потечь, это же стены, а не кусок мяса!
- Да я не строю дуру… страшно мне! – и с этих слов Татьяна посмотрела в область пятна, которое становилось все больше и больше.

11.00.

 Влад никогда не задумывается об опасности ядерных отходов, которые он утилизирует. Это просто работа, которую нужно тупо выполнять. За нее платят деньги. А то, что она на бочках есть пометка с радиацией, это Влада совершенно не волнует. Сейчас у него перерыв, и он, вместе с коллегами курит в спецпомещении с надписью «Место для курения». Вокруг него много людей. Они, так же как и Влад, совершенно не задумываются об опасности их труда, об опасности, прежде всего для них самих. Им просто наплевать.

11.09.

Татьяна содрогается в нервном напряжении. Из пятна потекло.


11.23.


Татьяна волнуется. Бегает из угла в угол и постоянно кричит, оттягивает веки и выдирает себе волосы. Жидкая масса уже плещется у ее тапок. В бешенстве она бежит к телефону, и набирает номер Тамары:

- Алло, алло милая… тут это пятно потекло!

 - Да куда звонить? Кому звонить?

- Хорошо!

Как только Татьяна это договорила, она сразу же присела на корточки. Масса уже касалась ее колен, и щекотала кончики пальцев. Татьяна осмотрела все вокруг усталыми глазами, и вздохнула. Хотела, было, встать, но масса загустела, и не пускала Татьяну. Она, наверное, страдала от одиночества, и хотела воссоединиться с ней навсегда… густела, и временами стонала дикая черная слизь, кричала и накрывала Татьянин живот, булькала и сонно шептала…


17.00.


Уставшая Инна пришла домой и хотела кого-нибудь придушить.

- Мам, - крикнула Инна, ожидая, что из-за угла выбежит тучная фигура ее матери.

Но ответа не последовало.

- Мам, - повторила Инна, - странно. Ушла что ль куда? На нее это не похоже. Эта старая дура так вросла в дом, что эпидемией СПИДа не выгонишь!

- Мам! – крикнула Инна во все горло. Забеспокоилась.

Инна вошла в комнату, глаза Инны расширились как у хентайной девицы во время оргазма. Тело ее матери сидело на полу, покрытое черной слизью, наподобие нефти.

- Что за хренотень! Не догоняю, у меня че глюки?!

Инна подошла к матери и попыталась тронуть ее. Движение ее руки обратно сопроводили нитяные расстройства слизи. Инна отбежала к двери. Направилась на кухню, наполнила себе полный стакан воды и махом его опрокинула.

Медленное движение слизи настигало Инну. Слизь в гневе. Инна стоит на табурете и не знает, что ей делать, у нее два пути: не сопротивляться, или прыгать в окно. Инна не знает, что ей делать…

17.15.

Влад вернулся с работы. Он голодный как зверь. Уставший он идет на кухню, и что он там видит – фигура его дочери стоит на стуле вся покрытая каким-то дерьмом, притом таким черным, черным дерьмом. В состоянии неосмысленной деятельности, Влад выбегает из квартиры, заходит в лифт…

Перемещаясь с третьего этажа на второй, черная слизь настигает его, она входит в лифт сквозь вентиляционные щели и заполняет всю кабину.

Все кончено, Влад зря сопротивлялся, теперь он весь черный без признаков жизни…


22.36.

А почему так трясется маршрутное такси №13. правильно: это Володя с Оксаной на задних сидениях. Оксана кричит как раненая волчица, а у Володи выражение недоделанного дауна. Они делают это не потому что любят друг друга, а потому что давно не делали это. Оксана запускает свои пальцы под рубашку Володи, смотрит на него типа: «Я самая сексуальная сучка в этом мире!». Володя, подчиняясь ее напастям, испускает в ее лоно белую слизь, радуясь и отключая разум, но он не подозревает о том, что дома его ждет слизь противоположного цвета…