Легенда о железном перстне

       Давным-давно на севере стоял большой город. Располагался он довольно далеко от столицы Империи, так что властитель мира за своё долгое правление ни разу не наведался туда. Оттого этот огромный город был воплощением вечной грязи и нищеты.
       Жил там один сапожник, мужчина лет тридцати. Точного возраста он и сам не знал. На деньги, оставшиеся после смерти родителей, этот сапожник выстроил небольшую мастерскую, и ему сперва казалось, что жизнь быстро наладится, но шли годы, а богатства как не было, так и нет. Таких сапожников по всему городу был не один десяток, и случалось даже, что на столе не было и куска чёрствого хлеба.
       Черноволосый, среднего роста и крепкий телом, сапожник пользовался неизменным успехом у деревенских женщин, которых он любил приводить в город на ночь, «показать мастерскую». Иногда он приглашал сразу двух, благо жил на окраине города, и звал к себе своего приятеля кузнеца или другого знакомого сапожника – товарища по большой мануфактуре, где в юности оба вкалывали подмастерьями.
       Сегодня кузнец притащил от своего шурина бутыль браги. Оба: и сапожник, и кузнец, были холостяками. Так что если первый не приводил женщин, то второй доставал выпивку. Правда, у кузнеца когда-то была жена, но она скончалась лет пять назад от свирепствовавшей тогда холеры.

- А, пёсий хвост, хороша брага!
       Сапожник не ответил, даже не взглянул на приятеля, а с сосредоточенностью пропойцы отхлебнул из своего стакана. Стакан этот, сказать по правде, больше смахивал на бочонок: высотой в два кулака и сколоченный из дощечек, скреплённых двумя ржавыми обручами. Из щелей сочилась брага, но сапожник этого не замечал.
- Хм! У твоего шурина другой и не бывало никогда, - пробормотал он наконец. – Я тебе говорю.
- Хороший человек, - заявил кузнец, отставляя глиняную кружку.
       Хозяин взял большую бутыль из тёмного стекла, служившую в этот вечер главным украшением грязного дощатого стола и, не скупясь, подлил кузнецу.
       Тот кивнул в знак благодарности и припал к кружке.
       На столе мерцал чадящий светильник. Сапожник рыгнул и потянулся к старому глиняному блюду с отколотыми краями – там лежало несколько кусков тёмного хлеба и шесть соломинок зелёного лука.
       Проглотив кусок хлеба, хозяин поморщился.
- В этом дерьме больше глины, чем муки! – злобно выговорил он, хватая стебель лука.
- Угу, - донеслось из кружки кузнеца.
- Да нет, - сапожник несильно стукнул собутыльника по плечу, - ты послушай, что я тебе скажу.
- А, - издал странный звук его товарищ.
- А то, что жизнь у честных работяг хуже, чем у свиней. Тьфу! – хозяин смачно сплюнул в сторону, попав под лавку, стоявшую у стены.
- Что? – буркнул кузнец, стукнув кружкой о дерево столешницы.
- Живём, говорю тебе, хуже свиней, - распалялся сапожник.
- Ну да, - бессмысленно протянул собутыльник, вытирая вспотевший лоб рукавом рубахи.
       Комнатка, в которой проживал сапожник, была раза в два меньше его мастерской. Кроме одного перекосившегося окна, затянутого бычьим пузырём, здесь стояла пара лавок, стол, три колоды, служившие стульями, полка для маслёнки и большой ящик, в котором хозяин хранил свой нехитрый скарб: зимние валенки, старую шубу из волчьей шкуры, Святейшую Книгу, несколько кусков соли в тряпице и большой нож, купленный у кузнеца год назад. Деньги сапожник обычно держал в мастерской, в шкафу для свежих выделок.
       Даже из-за запертой двери просачивался горький запах полыни, которую хозяин развешивал по углам мастерской, чтобы уберечь свои кожи от червня.
       Сам сапожник ходил в вечно грязной рубахе и мешковатых пятнистых штанах. Только сапоги на ногах были безукоризненны – того требовала, по его мнению, профессия.
       Кузнец был высоким человеком одного возраста с хозяином, с неровно подрезанными волосами рыжей масти и такими же рыжими усами, за что сапожник за глаза называл его Тараканом.
- Нет, ты послушай, что я говорю, - доверительно бурчал хозяин, упрямо желая донести до приятеля шальную мысль, на которую случайно натолкнулся.
- Что? – красное одутловатое лицо кузнеца повернулось к нему.
- Знаешь, сколько стоит серый хлеб?
- Не…
- А белый?
- Не знаю, - шмыгнул носом кузнец. – Только нам его вовек не есть.
- Вот, - захмелевший сапожник поднял вверх указательный палец. - А разве это правильно?
       И он поболтал в воздухе бутылкой, определяя, сколько ещё осталось браги.
- Что «правильно»? - кузнец уставился на приятеля осоловевшими глазами, задумчиво жуя стебелёк зелёного лука.
- Что всё забирают себе богачи, - охотно разъяснил хозяин.
- Так тому и быть, - философски смирился собутыльник. - Наливай!
- Уже, - сказал сапожник, вылив всё содержимое бутылки в глиняную кружку.
- По последней, - крякнул приятель, комкая в зубах кусок чёрного хлеба.
- По последней, - охрипшим голосом сказал хозяин.
- За что? - кузнец поднял свою кружку.
- За баб, - недолго думая, сапожник стукнул своим стаканом о его кружку.
       За мгновенье последняя брага была допита, и собутыльники быстро расправились с хлебом и луком.
- Мой сосед сыростник подхватил, - пробурчал кузнец, вытирая руки о рубаху.
- А так ему и надо, - отмахнулся сапожник.
       Приятель опрокинул бутылку себе в рот и допил последние капли этого божественного нектара. Хозяин объяснил:
- Потому что бумажная крыса.
       Мелкий чиновник, проживавший рядом с кузнецом, стал объектом интереснейшей беседы двух пьяных ремесленников.
- Вот почему он может есть серый хлеб, а мы нет?
- Почему? - спросил кузнец.
- Потому что бумажная крыса, - развёл руками сапожник.
- Знаешь, как он меня давеча кликнул?
- Как? - участливо поинтересовался хозяин.
- Молоторылом!
- Вот птичий хрен! - выругался сапожник.
- И сказал, если я буду по ночам стучать и мешать ему спать, он подаст на меня жалобу в имперское полицейство.
- Выдрать ему ноздри! - отозвался его товарищ, кровожадно вращая глазами.
- Почему разной падали хорошо живётся, а нам, толковым людям, нет, - опять взялся за своё сапожник.
- Так повелось, - пожал плечами кузнец и зевнул.
- Это несправедливо, неправильно! - зарычал его приятель.
- В Святейшей Книге сказано: «да буде каждому из людства отведено под Сотворителем своё место и да буде каждый оным доволен и Сотворителя за то да восхваляет».
       Кузнец пытался удержать в голове последние крохи сознания и тряс головой.
- Хвала Сотворителю! - оба пьянчуг подняли головы к потолку и сделали правой рукой благоговейный жест.
- Это верно, конечно, - не мог не согласиться с заповедью сапожник. - Но ведь в Святейшей Книге ещё сказано: «и пусть Слову Сотворителеву следует людская паства, ибо только оное да и является одинственно верным среди многосотен да иных прегреховных. А который люд не желает следовать Слову Сотворителеву и сим прегрешит перед ним, того смиренный люд, и всякий, немедлимо должен вернуть Сотворителю, аки смиренный пастырь возвращает в отару да заблудшую овцу».
- Хвала Сотворителю! - снова поднялись руки.
- Вернуть в Веру Сотворителеву, - промычал кузнец.
- Нет. Вернуть Сотворителю, то есть умертвить, как бешеного пса.
- Тебе виднее, - сдался собутыльник.
- Надо убить эту падаль, зарезать!
- Это моего соседа, что ли? - спросил кузнец, подавляя икоту.
- Кого, как не его! - рявкнул сапожник. - Его, собаку!
- Надо, - согласился забулдыга.
- Я один это сделаю. А ты пойдешь спать к себе домой.
       Тусклое пламя плошки блеснуло на железном перстне кузнеца с его собственным гербовым оттиском - раскрытыми ножницами.
- Поспать надо, это ты прав, - проговорил кузнец.
- Нет. Мне за эту крысу ничего не будет, а тебе да, потому что ты его сосед. А я живу в другой части города. Иди давай.
       Нехитрая логика успокоила кузнеца окончательно. Они попрощались, и он, пошатываясь, побрёл домой, невнятно напевая под нос скабрезные песенки. Когда кузнец в изнеможении улёгся на свою кровать, его хмельной разум уже напрочь забыл обо всём этом.
       А хозяин полез в свой ящик и достал с самого дна длинный и острый, как бритва, нож.

       Пьяный сапожник, пошатываясь, шёл по ночному городу. Здесь, в одном из беднейших кварталов, даже не было ночных фонарей. Лишь кое-где разбитую мостовую выхватывали из тьмы светящиеся окна ближайших домов.
       Ужасная мысль так и не оставила в ту ночь хмельной разум сапожника. Он изрыгал проклятья и упрямо шёл вперёд, спотыкаясь на неровных улицах. Нож, небрежно обмотанный грязной мешковиной, торчал за поясом острием вверх. Если бы сапожник упал, тут ему и конец.
       Он множество раз бывал у приятеля и даже ночью знал, куда сворачивать. Пройдя три или четыре улицы, он добрался до нужного места. Редкие прохожие не обращали внимания на пьяного сапожника - здесь это считалось нормальным делом.
       Несколько домов, среди которых был и дом чиновника, стояли тёмные - хозяева давно спали. Сапожник с шумом помочился под чьим-то забором, отрывисто залаяла собака. Он взглянул на небо. Ясные звёзды перемигивались между собой, далёкие от всех горестей этого мира. По краю небосклона скатилась искорка. Затем вторая.
       Вот и дом негодяя. Эта крыса ещё не ведает, что кара Сотворителева уже настигает его. Сапожник удивился тому, какими одинаковыми кажутся все здешние дома ночью. Но он был абсолютно уверен, что посчитал правильно.
       Кряхтя и тихо бранясь, сапожник перебрался через невысокий деревянный забор. Пройдя по запущенным клумбам, он очутился у дверей дома.
       Он прошёл вдоль стены вправо, к окну. Хоть он никогда здесь не был, всё представлялось знакомым. Дюжий ремесленник посильнее толкнул ставни и они со скрипом ушли внутрь. Тяжёлым мешком сапожник ввалился внутрь, уже стиснув нож в руке. В углу большой, но явно единственной комнаты, храпел человек. Уже совсем ничего не соображая, сапожник на ватных ногах подошёл к кровати и поднял нож.
- Получи, скотина!
       Со злобным рычанием сапожник погрузил лезвие ножа в плоть чиновника.
       Что-то булькнуло, руку обдало тёплой кровью. Человек застонал.
- А! Ты живой ещё, поганая крыса!
       Кажется, на этот раз сапожник угодил прямо в шею. Во всяком случае, больше чиновник не подавал никаких признаков жизни.
       Только что поднялась луна. Её лучи проникли в окно, через которое сапожник забрался в дом. Свет упал на грязную грубую руку мертвеца. Убийца удивился - он считал, что даже у мелких чиновников должны быть холёные и тонкие руки, которыми только и можно, что держать бумагу и перо. И вдруг луна осветила железный перстень на руке трупа. На нём отчётливо виднелись раскрытые ножницы…
       Вся кровь отлила от головы похолодевшего сапожника, он грохнулся на пол. Обморок плавно перешёл в хмельной сон. Утром некий пекарь, зашедший к кузнецу забрать долг, вызвал стражу, увидев жуткую картину из открытого окна.
       Сапожник очнулся с жестоким похмельем, только когда суровые легионеры уже заковывали его в кандалы. Он взглянул на лужу крови под кроватью. Труп кузнеца уже унесли.
- Это не я, - всхлипнул сапожник. - Не я.
       Старый легионер жёстко усмехнулся в седые усы.
- Эта мразь ещё и лжёт пред очами Сотворителя! Нет таким пощады!
       Сапожник дёрнулся и зацепил носком сапога железный перстень кузнеца, валявшийся на полу.
       Он скрючился от беззвучных рыданий. Жали кандалы…

       Сапожника повесили на заре следующего дня за городом, у перекрёстка. Железный перстень выклюнул из окоченевшей длани убийцы большой старый ворон и унёс в гнездо, на потеху птенцам.


Рецензии
Очень хороший рассказ,жизненый,напоминает жизнь во всех её "прикрасах"

Алексей Бут   01.10.2010 01:22     Заявить о нарушении
Спасибо =) Да, "чернуха" и есть по стилю. Только в средневековой форме.
С уважением,

Макс Артур   01.10.2010 01:29   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.