Отпущение... Часть II. Карт-бланш. Глава 24

Пока я наводил лоск на свою физиономию, из ружинского номера раздались два вопля, явно вырвавшиеся из глотки пленного ментика. И это было только то, что я расслышал. Мой напарничек, как я понял, не зря интересовался, можно ли портить пленника. Конечно, международная гаагская конвенция обязала воюющие стороны проявлять гуманизм и прочие составляющие человеческой слабости. Я уважал решения этой конференции, хоть ей и исполняется сто лет в обед, но бежать в номер к Ружину и читать ему лекции на эту тему не собирался - в конце концов, мы войну не объявляли, войну объявили нам. Исходя из этого получалось, что воюющая сторона - сектанты, а мы вроде и не очень воюющая. Так что гаагские установки на нас не действовали.
Добрившись и вытерев лицо полотенцем, я придирчиво осмотрел свое отражение. В принципе, неплохо, если учесть, что со мной за последние два дня приключилось столько неприятностей - слишком уж напряженно выглядел тип, уставившийся на меня из зазеркалья. Но тип был гладко выбрит, порез на скуле уже не кровоточил, - такие ранки довольно быстро перестают сочиться, - и, в принципе, опять был готов на многое.
- Салют! - я подмигнул товарищу, торчавшему с той стороны зеркала, и он подмигнул мне в ответ. Дружелюбный такой товарищ попался.
Я бросил полотенце на крюк и направился к Ружину. Я собирался присоединиться к веселью - не все ему в одиночку сливки подметать. Пусть поделится с напарником, хоть этот напарник ему и не очень по душе. Мне-то что за дело до его пристрастий? Тем более, что это я поймал клоуна, который в данный момент забавлял Ружина и очень скоро будет забавлять меня. Так что мое желание было вполне законным.
Я пару раз стукнул в дверь согнутым указательным пальцем и толкнул ее. Но она оказалась заперта. Ну, с этим все понятно - вряд ли Ружин изнывал от желания, чтобы какой-нибудь коридорный или горничная застали его за таким неблаговидным занятием, как попытка вытрясти из человека сведения, с которыми тот не хочет расставаться. Занятие это было почти напрочь лишено внешней привлекательности, и Ружин берег слабые сердца гостиничных служащих, которые могли бы и не выдержать такого душераздирающего зрелища.
Как бы сильно не был увлечен Ружин, но на мой стук он откликнулся на удивление быстро. Хлопок двери, шаги и его полный подозрительности голос, спросивший:
- Кто?
- Свои, - успокоил я. - В доску свои.
Ружин гостеприимно распахнул дверь и я вошел. Он выглянул в коридор, повел туда-сюда головой и, убедившись, что никого нет, закрылся. Потом уставился на меня и строго спросил:
- Ты почему так долго?
- Ты чо, Ружин, головой ударился? - удивился я. - Ты чего такой заполошенный?
- Головой ударился, да, - согласился он. - О взрывную волну. Черт его знает, как еще живой остался. Они под лестницу бомбу подложили. Пластик, наверное. Прилепили к плашке, закидали мусором - ни одна зараза не догадается, что там бомба спрятана. Если, конечно, специально искать не станет. Грохнуло буквально в метре от меня. Аж с крыльца смело. Во-от таким камнем, - он развел в стороны руки, показывая, каких размеров был камень, при этом правая рука поднялась только до пояса. Главную роль в показе играла левая. - Видишь, до сих пор рукой пошевелить не могу - прямо по плечу шандарахнуло. Думаю, еще долго ей расписываться не смогу. В общем, полный абзац. Кажется, еще и сотрясение мозга на халяву получил. Башка трещит и подташнивает. А ты, говоришь, Засульского убил? Ну, ты, Чубчик, в своем репертуаре. Что, теперь очередь Сотникова? - и, видя, что я пожал плечами, хмыкнул: - Может, еще и моего Катаева прихватишь?
- Что это значит? - не понял я. - Мы тоже объявляем им войну? А мне казалось, что мавр сделал свое дело и мавр может отваливать. Ты с ГБ связывался?
- Связывался, - сказал Ружин. - И документы им передал. Я как раз туда шел, когда эти псы, - он кивнул в сторону ванной, - попытались меня подорвать. В общем и целом все в порядке, но нам пока только большое спасибо и просьба подождать до полудня завтрашнего дня. Тогда они дадут окончательный ответ, нужны мы им еще или они своими силами обойдутся.
- Ясно, - кивнул я. - А пока мы будем у них на подхвате. Ты мне тогда вот какую вещь поясни, а то я, глупы, не совсем ее понимаю: завтра уже воскресенье, в полночь "Белые дети" собрались давать салют, так какого черта? ФСБ самой нужно брать жопу в горсть и устранять подложенные заряды. И совсем не факт, что они успеют это сделать. Но тогда зачем они до сих пор держат нас на привязи?
- Ты за них не переживай, - отмахнулся Ружин. - Разминировать они успеют, думаю. Еще до завтрашнего полудня. Ты даже не представляешь себе всех их возможностей. А вот зачем они нас держат... Может быть, как раз для того и держат, чтобы мы шестерку главарей по рукам и ногам вязали. Тем более что благодаря тебе их осталось всего четверо.
- Значит, все-таки война, - задумчиво протянул я. Это было уже не совсем то, на что я шел. Я-то рассчитывал, что выполню миссию диверсанта, нанесу с пяток точечных ударов и удалюсь по-английски – во всяком случае, именно таким я уяснил для себя положение вещей после первого разговора с Ружиным. Ни слова о крупномасштабных военных действиях он тогда не сказал. Если бы сказал, я бы еще подумал, соглашаться или нет. Выходить в чисто поле лицом к лицу с тремя тысячами свихнувшихся богомольцев? Нет уж, увольте. Я не такой осел. Только вся загвоздка была в том, что я незаметно для самого себя уже оказался в чистом поле, в руках у меня торчал невесть откуда взявшийся меч, а на голову чья-то заботливая рука нахлобучила шишак. Дерись, родной! Противник ожидается с минуты на минуту. Я бы, конечно, еще мог бросить и меч, и шишак и слинять куда подальше, пока битва не началась, но, во-первых, если я убегу сейчас, то те, от кого я убежал, все равно будут преследовать меня и рано или поздно мне придется принять бой, и я не уверен, что в тот момент буду готов к нему так же хорошо, как сейчас. А во-вторых, мне мешала ретироваться моя гипертрофированная гордость. И, честно говоря, возможность получить прощение за все, совершенное ранее. Последнее, наверное, давило сильнее всего - погибну я или выживу, прошлое все равно будет предано забвению.
Да, ФСБ умела делать дела. Я и сам не заметил, как она меня подставила, но сумел подавить раздражение. Что ж, раз надо заплатить эту цену, я ее заплачу. Никто и никогда не сможет сказать, что Чубчик не платил по счетам. И, вместо того, чтобы возмущаться, я спросил у Ружина, кивнув в сторону ванной комнаты:
- А с этим как успехи? Сильно успел попортить?
- Да нет, не очень, - он покачал головой. - Молчит, как Зоя Космодемьянская.
- Я слышал, - я саркастически усмехнулся.
- А что, снаружи сильно слышно? - с тревогой спросил Ружин.
- Нет, - я отрицательно покачал головой и пояснил: - Я тоже в ванной комнате был - брился. Там стены тоньше.
- Да? - удивился он. - Не знал. Спасибо за информацию. И хорошо, что у нас ванные смежные. Ну что, пойдем, продолжим?
- Пойдем, - согласился я. - Допрос с пристрастием. Третьей степени. Проводит святая инквизиция. Слушай, а почему он молчит?
- Фанатик, - Ружин пожал плечами.
- Да не вообще, - отмахнулся я. - Именно сейчас - почему?
- А я ему рот заткнул, - пояснил Ружин и, открыв дверь в ванную комнату, приглашающе мотнул головой: - Вот он, красавчик.
Я вошел первым. Раз хозяин приглашает, почему бы не войти?
Ментик сидел на полу. Руки его были вывернуты за спину и привязаны к батарее. Глаза дико вытаращены. При виде побритого меня он вытаращился еще сильнее, хотя я бы ни за что не поверил, что такое возможно, если бы сам не видел. Но я видел и поверить пришлось. Серая ментовская форма, делавшая его похожим на тень у городского управления автоинспекции, в результате многочисленных пертурбаций измялась и местами испачкалась, от чего он стал больше смахивать на бомжа, вывалявшегося в угольной пыли. Изо рта у него торчала буйная ружинская фантазия. Понимаю, что кляпа у моего напарника под рукой не было и готов оправдать что попало, даже грязные носки. Но не кусок мыла, который Ружин загнал ментику в рот целиком. Даже на мой, неискушенный в вопросах человеколюбия, взгляд, это было верхом садизма.
Я засунул ментику в рот два пальца, вырвал начавший активно растворяться обмылок и едва успел отскочить в сторону, чтобы не испачкаться. Хорошо, что струю он направил не прицельно, а то мои единственные приличные брюки выглядели бы не так прилично. В мыльной пене и остатках ментовского завтрака-то.
- Вкусно? - грозно поинтересовался Ружин, грозно надвинувшись на пленника. Тот что-то булькнул неразборчиво, и я удивился, почему из его рта не вылетело десятка два разноцветных мыльных пузырей. - Молчишь? Вот что я тебе скажу, говносос: каждый раз, как ты будешь кусать меня за ногу, я буду скармливать тебе по доброму куску мыла. Если у меня мыло закончится - а оно не закончится, потому что у меня в сумке еще два куска лежит, один из которых - хозяйственное - мы сходим к нему, - ружинский палец уткнулся мне в ширинку, но он не обратил на это внимания, - то мы сходим к нему и возьмем его кусок. Так что я обещаю, что твой желудок простирается лучше, чем простыня в прачечной. Сечешь?
- Секу, - пробормотал обалдевший вконец ментик.
- Вот и хорошо, - кивнул Ружин. - А говорить будешь?
Ментик отрицательно покачал головой, и Ружин пнул его в голень. Нога в серой штанине отдернулась, и ботинок моего напарника, воспользовавшись этим, проворно пробрался в пах пленника и придавил все его мужское достоинство к полу. Ментик широко распахнул рот и заорал хриплым голосом. На сей раз мыльная пена все-таки полетела из его рта.
- Я тебе, сволочь, к концу дня омлет обещаю! - зловеще пообещал Ружин.
- Погоди, - я оттащил его в сторону. - Ты почто животину зря мучаешь? С ним надо не так. Теплом, ласкою - он и оттает. Что ты хочешь узнать?
- Какая тварь под крыльцо бомбу подложила, - буркнул Ружин.
- Если точнее, то ты хочешь узнать, кто тебя подорвать хотел? – для верности переспросил я. Ружин согласно кивнул, и я широко ухмыльнулся. - Ну, на этот вопрос и я тебе ответить могу. Тебя хотели подорвать Катаев, Иванов, Засульский, Сотников, Козодой и еще примерно три тысячи человек, в чей храм ты без спроса проник давеча ночью. Тебя такой ответ удовлетворяет?
- Ни разу, - возразил Ружин. - Мне нужно конкретное имя.
- Э-э! - я покачал головой. - Это попахивает самосудом и использованием служебного положения в личных целях. И совершенно против правил нашей гуманной социалистической законности.
- Плевал я на законность! - зло сказал Ружин и ментик вздрогнул, потому что это уже была серьезная заявка на его инвалидность. - Я не бронепоезд, чтобы под меня бомбы подкладывать. Вот! - и он сунул под нос ментику аккуратно скрученную фигу.
- Не глупи, - мягко сказал я, стараясь придерживаться старинного сценария о двух следователях - добром и злом. - Он же обыкновенная шестерка, просто участвовал в операции вместе с Засульским. Вряд ли он знает, кто проводил параллельную операцию. Лучше спроси что-нибудь еще, и он ответит. Правда, бобик? - и я ласково посмотрел на ментика. Он тоже посмотрел на меня круглыми от страха глазами, но ничем не выдал своего согласия. Упертый тип. Готов быть разрезанным на части, не открыв при этом рот. Правда, малообразованный в плане медицины. Иначе бы знал, что быть разрезанным на части - это еще не самое страшное. Бывает, что куда большую боль причиняет простое выдирание зуба.
- Да что ты с ним рассусоливаешь?! - взорвался Ружин. - Ты его хоть в жопу поцелуй - он тебе ни на один вопрос не ответит. Думаешь, я у него на другие вопросы ответов не спрашивал? Молчит, стервец, как тюлень!
- Да? - это была информация к размышлению. Из размышлений вытекало, что, раз он все равно молчит, пора переходить к более радикальным действиям. Потому что в противном случае он так и промолчит вплоть до второго пришествия. А такой вариант ни меня, ни Ружина не устраивал. И все-таки я решил, что еще одна попытка напугать ментика не повредит, а потому повернулся к Ружину и спросил: - Послушай, а если мы его тут до смерти замучаем, куда труп денем?
- Делов куча, - буркнул Ружин, принимая мою игру. - В окно выкинем. В ванной пол помоем, никто и не заподозрит.
На мой взгляд, последняя фраза была лишней, можно было обойтись и без нее, но сообщать об этом ментику я не стал. Вместо этого, приняв задумчивый вид, проговорил:
- Ну хорошо. От трупа легко избавиться. А если изувечим сильно? Слушай, есть нехилая идея - вызвать тогда ФСБ и сдать его с рук на руки. А спросят, что с ним случилось, скажу, что я его таким из машины Засульского достал. Ну, сам понимаешь - скорость была офигенная, автомобиль в дерево врезался, потом загорелся... Хорошо, что вообще жив остался. А я, его спасая, буквально чудеса героизма проявил. Может, и медаль дадут. Что-нибудь вроде "За отвагу на пожаре". А? Как считаешь?
- Не, - Ружин отрицательно покачал головой. - Медаль не дадут. У нас за такое говно медалей не дают. Но поверить - поверят.
- Ну, вот и хорошо, - умиротворенно согласился я. - Мне, собственно, больше ничего и не надо. Теперь за работу.
Я повернулся к ментику. Тот выглядел совершенно запуганным. Между ног у него разросталось темное пятно мокроты. И от него несло, как из выгребной ямы. Но никакой готовности говорить в нем по-прежнему не наблюдалось.
- Э-э, да он обделался, - сообщил я Ружину. - Причем с обеих сторон. С таким вонючим и работать противно.
Тот вдруг хлопнул меня по спине и плотоядно хохотнул:
- Слушай, а может, заставить его вылизать собственные подштанники?
- А если он не захочет? - возразил я.
- А он и мыло в рот брать не хотел, - сообщил Ружин. - А когда я ему на яйца наступил - взял. И подштанники вылижет. Знаешь, как можно заставить кошку сожрать сырую картофелину? Наступить ей на кончик хвоста. Будет орать, но все равно сожрет.
- Да ты изверг! - я нервно хохотнул.
- Не замечал, - спокойно возразил он. - Просто в пацанятах разной гадостью занимался. И этой - в том числе. Пацаны - жестокий народ.
- Знаю, - кивнул я. - Мы вот тоже, бывало, коту яйца веревкой обвяжем, веревку - к перилам, кота - в лифт и - на кнопку первого этажа. Кастрация по-американски называлась.
- А что? - встрепенулся Ружин. - Тоже неплохо. Надо взять на вооружение.
- Не стоит, - возразил я. - Ты ему и так уже все там оттоптал, так что он вряд ли что почувствует, если мы с его мудью еще какие-нибудь фокусы устраивать начнем. Почувствует, конечно, но эффект будет уже совсем не тот.
- Ты прав, - согласился Ружин. - Нужно еще подумать.
И эта его фраза стала последней каплей, переполнившей чашу терпения ментика. Он вдруг принялся колотиться башкой о батарею и дергаться из стороны в сторону. Примерно после третьего удара из головы потекла кровь, а после четвертого он заголосил дурным голосом.
Ружин отпихнул меня в сторону, схватил с пола обмылок и ловким движением запихнул его в широко распахнутый рот впавшего в истерику пленника. Тот заткнулся, но башкой колотиться не перестал, и Ружину пришлось схватить его пятерней за горло и прижать к батарее. Глаза ментика медленно полезли из орбит, и Ружин, заведя руку за спину, коротко бросил мне:
- Полотенце!
Я протянул ему то, что он требовал и стал с увлечением и не без зависти наблюдать за ловкими движениями его рук, которые с неожиданной сноровкой приторочили дергающуюся голову к батарее, пропустив полотенце у нее под подбородком.
Совершив этот маленький подвиг, Ружин поднялся, помыл руки под краном и, за неимением полотенца вытерев их о собственный наряд, сказал:
- Порядок. Так он себе башку не разобьет, да и дергаться тоже не будет. Задавиться не получится - амплитуды не хватит. Пойдем пока поужинаем. Все равно мы ничего от него не добьемся, пока истерика не закончится, - и он ушел в комнату.
Я еще немного посидел на корточках рассматривая ментика. Заговорит или не заговорит? Было похоже, что заговорит. Сломался. Жрать собственное дерьмо - это его добило.
Поднявшись, я тоже сполоснул руки - мало приятного ощущать на них присутствие чужой мыльной слюны. Но из ванной мне пришлось выходить с мокрыми руками - следовать примеру Ружина и вытирать их о себя я не стал. Ментик все еще что-то стонал, поблескивая мылом во рту, но о его форму я теперь даже ноги вытереть побрезговал бы - обоссаная, обосраная и облеваная. Полный букет.
Ружин в комнате как раз клал телефонную трубку на рычаги.
- Пожрать заказал, - пояснил он. - Что-то проголодался. Нудного ты какого-то типа загарпунил, Чубчик. У меня от общения с такими всегда чувство голода возникает.
- Ты что-то жрешь, жрешь, а толку не видать, - проворчал я. - Не в коня корм, что ли?
- Ну, так я же не овес жру, - оскорбился он.
- Так ты и не конь, - возразил я.
- А-а! Иди застрелись, - отмахнулся он. - Из шестиствольного пулемета, что в кровати валяется.
- Сам из такого стреляйся, - начал было я, но меня прервал затрещавший вдруг - он всегда трещит вдруг - телефон. Ружин поднял трубку, прижал ее к уху и отрывисто бросил:
- Да! - Потом послушал немного и выдал на-гора еще один перл: - Фью-ить! - При этом глаза у него вылезли из орбит не хуже, чем у ментика в ванной. Я с интересом наблюдал за ним, но в это время дверь постучали. Ужин прибыл. Ружин замахал на меня рукой и я, поднявшись с дивана, подошел к двери и отпер ее. И только в этот момент понял, что он орет мне благим матом: - Не открывай!!!