В троллейбусе-ода обществ. транспорту в час-пик

Он уже сделал все приготовления к выходу, почистил свой шуз, рукой пригладил хэйр. Сунув в рот жевательную резинку, накинул косуху, дернул сумку, усадил лямку на плечо и выключил свет. Каждый раз, сделав сальто на пальце, звенела связка ключей, приятная своей увесистостью. Он запер дверь и пошел на остановку. Потертые как джинсы белые полосы пешеходного переход не внушали доверия. К нему на большой скорости мчалась «Девятка», а Он шел своим шагом, в полной уверенности, что водитель сбавит скорость или повернет на другую полосу, но, приближаясь, машина только добавляла обороты. Далее – скрип тормозов, опущенное вниз темное стекло и сквозь окно – небритый быдловатый фэйс, вставляя в свой спич через каждое слово ноту «ля», стремится доказать Вите, что он лучше знает правила дорожного движения. Витя в ответ сделал равнодушное лицо и показал водителю средний палец.
Остановка была переполнена, но среди ожидающих не было ни знакомых лиц, ни сколь бы то ни было интересных попутчиков, и он лишь усмехнулся, мысленно поблагодарив себя за то, что не забыл сунуть в сумку книгу. С Невы дул ледяной ветер, и люди кутались в тонкие одежды. Был еще только сентябрь, а погода уже ничем не напоминала о недавнем лете. Троллейбусы, делавшие здесь кольцо, погасив свет, вмерзли в асфальт, скучились мертвой серой массой метрах в пятидесяти от остановки. Они всегда ходили только по расписанию, чтобы выполнить план. Проезжавшие мимо маршрутки увозили с остановки платежеспособных пассажиров, оставляя кондукторам и водителям общественного транспорта шерсти клок с худой овцы льготников. Витя мерз, опаздывал и ненавидел эти троллейбусы за то, что они не идут, ненавидел себя за то, что взял с собой денег впритык, так, что только на билеты и хватит, а на маршрутку уже нет.
Наконец из темной массы выделился силуэт одной машины, загорелись фары, на лобовом стекле высветился номер «5», и толпа, словно по команде, хлынула к поребрику. Старые широкие бабки с туго набитыми грязными холщовыми рюкзаками эпохи освоения целины с невиданной для своих лет прытью ломанулись к дверям. Подвыпившие труженики средних лет тоже не отставали от них, расталкивая локтями и широкими плечами всех, кто старался им помешать занять удобное место. Визги, крики, ругань, чей-то туберкулезный кашель озвучивали эту картину. Двери закрылись с трудом. Единственный плюс такой тесноты, это то, что не надо было держаться за поручень. Витя взглянул на часы – без пятнадцати два – откуда в такое время столько народа, когда все должны работать? Кондуктор с трудом протискивалась в направлении задней площадки, но все же находила в себе силы ругаться с кем-то по пути. Неподалеку от того места, где стоял Витя, сидела девушка и читала книгу. Вокруг нее, в надежде на то, что им уступят место, столпились обделенные государством и обиженные временем. Те, кто привык обвинять в своих бедах кого угодно, только не себя. Видя, что девушка даже не обращает на них внимания, они начали ее коллективно «клевать». Кто-то не вытерпел и несмазанным голосом проскрипел: «Девушка, уступите место, не видите, тут люди пожилые стоят, а вы сидите! Как ни стыдно!». Девушка оказалась не из робкого десятка и, отстаивая свое место, была заранее готова ко встрече с рабской психологией современного гражданина «великой державы». Возмущение окружающих нарастало, послышалась ругань, какие-то бабки стали тыкать ее, но девушка по-прежнему сидела. Витя с гордостью смотрел на нее и представлял, что бы он отвечал на ее месте.
Шоу привлекло внимание всего троллейбуса, даже мужики, сосавшие пиво на задней площадке, оторвались от своих бутылок и стали с интересом наблюдать за происходящим. Хлеба и зрелищ плебсу! К счастью, нашлись те, кто заступился за девушку и утихомирил негодующих. Вообще люди, видя чье-то преимущество по отношению к тебе, нежелание уступать и перенимать навязываемую точку зрения, часто скатываются на хамство и грубость, которые, вскоре, если из тебя не «выходит дурь», превращаются в агрессию. Витя не раз сталкивался с этим, но уверенный строгий вид, каменное выражение лица, жесткий взгляд из под густых бровей, широкие плечи и белые костяшки, далеко выдававшиеся из камня кулака, заставляли других очень хорошо задуматься, прежде, чем посылать в его адрес негативные и агрессивные волны. Теперь ему, кажется, было все равно, что происходит вокруг, но легкое брюзгливое подергивание ноздрей и плотно сжатые тонкие губы свидетельствовали о потере гармонии с окружающим его пространством и присутствии в модели поведения защитной рефлекторной маски. Свежий воздух быстро стал несвежим, удельная доля кислорода к углекислому газу и прочим отравляющим веществам составила катастрофически низкий уровень. Наглухо закрытые форточки не поддавались всяческим попыткам их открыть, по троллейбусу быстро распространялся запах перегара, дешевых духов, немытого тела и продуктов пищеварения. С каждой секундой омерзение распространялось по телу, несло в мозг желание сойти на следующей остановке. В ответ второй голос внутри твердил: «Что за брезгливость, что за снобизм в тебе?! Будь выше всего этого!» Троллейбус сделал очередную остановку. Стоявшие в томительном ожидании люди, клином устремились в глубь салона, сминая и спрессовывая тех, кто там уже находился. Через открытые двери проникло небольшое количество свежего воздуха, но и он был весь выдышан очень быстро. Становилось дурно, начинало подташнивать, в глазах появлялись темные пятна. Троллейбус сделал поворот на Невский проспект и встал в пробку. До метро машина тащилась еще минут десять, но на канале Грибоедова многие сошли и продолжили свое путешествие в других консервных банках. Несколько опустевший салон и свежий воздух восстановили равновесие внутри Вити. Он «ожил», стал озираться по сторонам, пытаясь в прорезях, между телами, куртками, сумками увидеть чистоту окна и то, что скрывалось за ним. Купола соборов, дорогие иномарки, узкие петлицы улиц, топорщащиеся в разные стороны от парадного лощеного мундира Невского и прихорошившуюся толпу, точь-в-точь повторяющую закон фасадов Петербурга: чем дальше от центра, тем обшарпаннее стены и скромнее реклама. Вот дама лет тридцати, вылезает из блестящего Мерседеса и пытается делать это элегантно, но в ее движениях сквозят фальшивые нотки. Из противоположной двери вылезает мальчик лет двадцати трех, узкоплечий, в больших черных очках и курточке с мехом. Манеры его женственны. Рядом с машиной с папиросой в зубах увлеченно ковыряется веником в мостовой «специалист из средней Азии» в оранжевом жилете. Чуть поодаль виднеются огни дорогого ресторана, и машины напротив припаркованы в два ряда. Через пару кварталов Макдональдс, где можно воспользоваться бесплатным туалетом. На улице перед этой забегаловкой стоят дешевые металлические столики, за которыми, жадно поглощая фастфуд, сидит такой же пипл, с которыми Витя ехал в троллейбусе. Для того, чтобы проглотить гамбургер, молоденькая девушка открывает рот так широко, как никогда не смогла бы на приеме у стоматолога. За соседним столом сидят два подростка, в руках у каждого по сигарете и коктейлю. Это дети того пипла, с которыми он ехал в троллейбусе.
Витя закрыл глаза, потому что заметил, как вновь стал пропитываться негативом. Надо было срочно растворить это мироощущение в отвлеченных мыслях, к тому же, как нельзя кстати, подоспело время выходить. Он уже встал у дверей и лишь ждал, когда троллейбус проедет последний перекресток, как кто-то тронул его за плечо. Витя обернулся, и увидел перед собой папика с потрепанным жизнью лицом, одетого в кожаную куртку и синие джинсы. Человек без особых церемоний сразу перешел к делу, взмахнув какой-то корочкой и произнеся «ваши документы». Времени попросить снова показать его документы и объяснить по какому поводу идет проверка у Вити не было - ему надо было вскоре выходить. Он достал из кармана свою карточку и показал его папику. Тот повертел ее в руках, но не торопился отдавать проездной документ его владельцу. «А на ученический или студенческий, позвольте взглянуть», - с ложной деликатностью обратился он к нашему герою. Витя знал, что студенческий у него еще не продлен, но, сделав уверенный вид, протянул мужчине корочку. «У вас просрочено», - послышался ответ. Троллейбус тем временем подъехал к остановке и открыл двери. «Выйдем на улицу», - настойчиво сказал контролер, и подтолкнул его к выходу. Витя не сопротивлялся, поскольку собирался здесь выйти, а вот перспектива общения с этим типом его не прельщала, но что уж поделать, надо было вернуть документ.
Троллейбус отъезжал, на остановке остались Витя и два контролера. «У вас документ просрочен», - дерзким тоном повторил тот, что попросил его выйти. Второй, чуть полноватый, коренастый, в серой матерчатой куртке, с широким покрытым сыпью лицом, свидетельствовавшим о полном моральном и умственном вырождении, стоял рядом и нагло пялился на него. Витя сразу понял, чего от него хотят и как надо действовать. Два фраера пытаются развести его, только сцена задрапирована в красивые декорации, а спектакль называется «контролеры и безбилетник». Витя ухмыльнулся, он все знает. Он долго увещевал этой парочке относительно того, что он еще не успел продлить документ, а денег нет, и штраф платить нечем. Контролеры, разозленные тем, что не удастся урвать куска, еще агрессивнее стали напирать, но Витя уже начал ловить кайф от общения с этими субъектами. Сделав понимающе-сочувствующий вид, говорил, что плохо ездить без билетов и не продлевать документы. Контролеры, кажется, догадались, что он держит их за дураков и предложили зайти в пункт милиции до «выяснения обстоятельств», на что Витя ответил, что знает свои права и никуда не пойдет. «Тогда плати штраф», - хором ему ответили эти двое. Помямлили еще что-то, а когда наконец поняли, что от него ничего не добиться, решили напоследок отомстить дерзкому «безбилетнику». «Мы вам заблокируем карту, разблокировать вы ее сможете в … центре, который находится на … Там же и штраф уплатите, триста рублей», - сказал один из папиков и протянул Вите документы. Толстый, который очень хорохорился, и все время подзадоривал «да я б его, да таких как он надо и т.д.», напоследок хотел сказать нашему герою что-то зверское, но спокойствие и суровый взгляд Вити остановили его. Он что-то пробормотал себе под нос и пошел догонять длинного.
Двое субъектов стекали вместе с толпой вниз по улице, а он, выпуская синий дым, смотрел на небо и карнизы. «Красиво», - думал Витя. Когда тонкая палочка почти истлела в его руках, он направился в ближайшую театральную кассу, где спросил два билета на концерт … Заветные квиточки еще были в продаже, душа и кровь пустились в языческий пляс, появлявшийся всякий раз, когда он шел на концерт. Отдав кассиру несколько сотен, он довольный двинулся в клуб, думая, каков должен быть вечер после такого дрянного утра. У входа стояли дымящиеся урны, в одну из которых и отправился проездной билет. Он открыл дверь и нырнул в глубину прокуренного и полутемного помещения, пытаясь найти ту, с которой договаривался здесь встретиться. Громкая речь смешивалась со стуком стаканов, воздух сотрясал мощный фузз, так что он не сразу услышал, как внутри него кто-то потихоньку, но с каждый разом все громче и громче стал зажигать чужие слова:

...А в моем окне люди да машины
И кто из них кто пес их разберет
Поженилась в них кровь живая с нефтью
Да все судьба их дура носит в сердце лед...