Частичка три

3.
Когда мне было 8 лет, я мечтала выйти на сцену.
Я ужасно завидовала всем своим однокашникам, которые уже побывали в лучах славы, читали стишки и поздравления с 8 марта, с Днем Учителя, с Новым Годом. Я не прочла со сцены ни одной строчки. Даже на свое 1-е сентября.
Я была некрасивым ребенком. Мне не шла школьная форма, не шли белые банты. Я выглядела гадким утенком. И не превратилась с годами в прекрасного лебедя. Я становилась все гаже и гаже. Я превращалась в мерзкую ощипанную утку.
Я жаждала и алкала сцены. Я заучивала самые длинные стихи, я знала все ответы на все загадки во всех школьных конкурсах. Я тянула руку, требуя к себе внимания, на всех утренниках и КВНах. Но меня всегда игнорировали. Меня не замечали. Меня не хотели видеть в одном ряду с красивыми детьми, с девочками в красивых бантах и лаковых туфельках, с мальчиками с отглаженными воротничками и в отутюженных брючках. Меня не хотели уже тогда. Но я хотела. И мое чувство здорового эгоизма, чувство самоуважения и любви к себе еще не было замочено в сортире появившимися с годами комплексами. И я продолжала тянуть руку.
Со временем я поняла, что мне надо выделиться. Мне надо стать выдающейся хоть в чем-нибудь, чтобы меня заметили и выпустили на этот чертов помост, в мечтах о котором протекало мое детство. И я нашла способ. Я стала отличницей.
Вы заметили, что всех отличниц, какими бы обезьянами они не были, всегда выпускают на сцену. Им всегда дают большие отрывки стихотворений. Они всегда первыми кладут цветы к памятникам погибшим воинам. Они всегда поздравляют всех и вся и преподносят подарки. Потому что они – гордость класса, гордость своих учителей, наивно полагающих, что благодаря их усилиям дети достигают таких успехов в учебе.
Я стала такой обезьянкой. И мой триумф не заставил себя ждать. Правда, вопреки моим ожиданиям, мне дали лишь небольшой отрывок из какого-то стихотворения Маяковского. Но мне было все равно. Я учила его. Я повторяла его каждый вечер перед сном, как отче наш. Я репетировала перед зеркалом. Я продумала каждую фразу, каждую паузу, выражение лица для каждого слова. Я бредила этим днем. И вот он настал.
Я не знала тогда, что так бывает. Что нервное перенапряжение может заставить человека забыть все на свете, даже имя своей матери, даже год своего рождения. Что уж говорить про стихотворение Маяковского.
И я забыла.
Я забыла все, что учила на протяжении нескольких недель. Я не могла вспомнить ни единого слова. Я стояла около минуты в полной тишине, ничего не соображая, под слепящим светом прожекторов, не видя ни одного лица в зале, не реагируя на исступленный шепот учительницы, подсказывающей мне начальные строки. Я стояла так пока не почувствовала что-то теплое, стекающее по моим ногам. В гробовой тишине я слышала, как капли моей мочи ударяются о деревянный пол, и не могла заставить себя сдвинуться с места.
Сначала раздался чей-то одинокий смешок. Потом прыснул кто-то еще. Потом уже весь зал еле сдерживал истеричное стыдливое хихиканье.
Я убежала со сцены. Убежала из школы и больше в нее не вернулась. Родители находились в зале. Они никогда не заговаривали со мной об этом. Они сделали вид, что ничего не произошло. Но я-то знала, что произошло. Я знала, ЧТО произошло! Меня перевели в другое место. На другом конце города. На сцену я больше не выходила. Но по инерции училась так же прилежно и самоотверженно.
Сейчас я заканчиваю институт в другом городе. Очень далеко от родных мест. Если сопоставить расстояния, то можно сказать, что я учусь на другой планете. И мне популярно объяснили, что если я хочу этот гребаный красный диплом, то я ДОЛЖНА участвовать в выпускном спектакле. Вы, конечно, спросите, на хрена ж он тебе сдался, этот диплом? А я отвечу, что мне он, в общем-то, и не сильно нужен, но я слишком долго пахала на него и, кроме того, главная мужская роль в этом говенном спектакле предназначалась Вадиму. А я люблю Вадима.