Все сначала

       
       (повесть)

       1. Знакомство
       
       Мария Петровна Кашкина, миловидная женщина сорока лет, наводя порядок в комнате
сына Серёжи, обнаружила на письменном столе несколько его неучебных тетрадей, на каждой из
 которых на обложке стояла его крупная роспись. Наверное, он позабыл убрать их в стол.
       Она давно уже замечала, что сын что-то пишет по вечерам и закрывает тетрадь если входит она.
 Это её обижало, но она не спрашивала, что он там такое прячет - ладно, пусть подурачится.
 Теперь же она почему-то заинтересовалась, решила, что ничего плохого не будет если она всё-таки
 почитает; присела на стул, подвинула тетради к себе и стала их просматривать. Была суббота,
 выходной день. Помешать ей никто не мог: Сергей сдавал экзамен в техникуме, муж, Николай Иванович,
 уехал в командировку. Она открыла первую тетрадь которая оказалась дневником. Здесь было всего
две записи, сделанные недавно, 14 и 25 декабря. Вот что она прочла.
 
       14 декабря 1982 года.

 " Не знаю, что заставляет меня целый день мучится, искать ответы на тысячу вопросов, кажется,
находить их, и с чувством странного волнения, трепета, усаживаться за письменный стол и писать все,
 что надумал. Наверное, это творчество. Вот я достаю тетрадь, открываю чистую страницу, пропуская
уже десятки исписанных. Так было вчера и сегодня. Опять начинаю с самого начала.
Задумана большая повесть. Она вся в голове. Я чувствую сюжет. Мельчайшие детали и подроб-
ности, обязательные и связующие, складываются в одну логическую, завершенную нить событий.
Составлен план, выбрана форма изложения. Есть основная и побочные темы. Мысль осталась
на кончике пера. Нужно только записать её.
 Странно, вчера было то же самое. Но опять начинаю с начала. Ну да, сегодня открылось что-то
новое, неизвестное, и вчерашнее после критического анализа кажется не таким идеальным: мно-
го ошибок, просчетов, надо все исправлять. Вдохновение подхватывает, рука сама выводит
строчки. Хорошо, получается! Переворачиваю три-четыре страницы, ставлю точку. Кажется, хва-
тит на сегодня. Перечитываю заново, кое-что изменяю. Вобщем,нравится. Невольно задаю себе
вопрос: ну как, сдвинулся с места, есть начало? Завершено ли хотя бы это? Нет, пусть и кажется
хорошо, все же знаю, что через некоторое время сам увижу недостатки и от этих трех страниц
останется целой может быть одна строчка, две или три действительно нужные здесь или их
можно будет употребить в другом месте. Остальное в переработку.
 Представление о том, что моё сочинение могут прочитать другие люди, не дает покоя. Так ли я
пишу? Что я например значу рядом с другими писателями? И вправе ли я называть себя таким
высоким именем? Пусть во мне что-то бурлит, пусть я чувствую порывы высказаться, конкрет-
но и прямо - что я сделал? Ничего. Исписал страниц восемьдесят и все напрасно. Есть желание,
есть, кажется, способности, есть такое чувство что рано или поздно а все-таки я добьюсь своего,
напишу так как хочу и как это нужно. А ведь сейчас не могу, не умею. Какой я писатель? Зачем
себя мучить? Почему я так уверился в себе? Не знаю. Сколько раз бросал, думал навсегда, и
вновь находил ошибки, переделывал заново и получалось немного лучше. Я уже не брошу. Это
единственное к чему меня тянет. Может быть я не писатель. Но разве это главное? Пока я верю
что делаю что-то важное и в душе надеюсь на успех."
       Мария Петровна удивилась таким серьезным намерениям сына. Как-то раз в разговоре с ней
он сказал что будет великим писателем. Она засмеялась и подумала, какой он еще глупый. А он,
оказывается, повесть пишет. И опыт у него уже есть. Надо же! Вообще-то он способный. Учился
всегда хорошо. По русскому, по литературе получал пятерки. На собраниях учителя хвалили его
за сочинения. Наверное, возгордился. Но ведь это повесть. Совсем другое. Нужно прожить целую
жизнь, быть художником, глубоко убежденным человеком, нужно работать на задуманным, над
самим собой каждый день, каждый час. Поймет ли он это? Как-нибудь надо ему объяснить, вра-
зумить его. А то забъет себе голову разными пустяками. Писатель! Она перевернула страницу.

 25 декабря 1982 года.

" Странно как получается. Вот вроде бы спешишь, суетишься, ждешь чего-то, кажется, удается
достичь какой-то цели и вдруг раз - как будто лбом о стену: а зачем все это? Тебе ничего не нужно.
Чтобы ты не сделал - все пустяки. Ты никогда не будешь счастливым. Неужели ты этого ещё не
понял? Ведь ты урод.
 Всё. Как трудно самому себе в этом признаться. Не остается ни надежд, ни желаний, ничего.
Люди никогда не поймут меня. Я всегда останусь самим собой. Только в сказках можно полюбить
чудище и оно примет человеческий облик. В жизни - нет.
 Будь я совершенным уродом, дурачком - и то мне было бы легче. Но я ведь все понимаю, все ви-
жу, чувствую, и тело у меня здоровое. Вот только лицо. Не могу точно сказать, что в нем неправиль-
ное: обычный нос, лоб, глаза, брови, а все вместе странно несовместимо, уродливо и смешно. Сколь-
ко раз я слышал: "Смотри, смотри, вон какой идет!" и пальцем на меня показывают, и смеются. Сер-
дце как будто останавливается, молнией пронизывает. И сил уже нет ни на что. Потом бывает очень
трудно поднять голову и посмотреть людям в глаза. Кажется, что все смеются, все злые, ненавидят
меня и хотят от меня поскорее избавиться. Убегаю от них - только бы эта ненависть не вырвалась
наружу. Такое состояние - жаль не себя а людей, что я мешаю им, что они сильные, красивые, сво-
бодные, они живут, они счастливы, а я один среди них...такой, и им приходится общаться со мной
как со всеми. Очень тяжело.
 Я ненавижу себя. Если бы мне встретился человек похожий на меня, мой двойник, я бы наверное
не выдержал, ударил бы его по лицу. Только представить себя со стороны - моя внешность, мои
манеры, мысли - становится так противно. И меня ещё люди терпят! Да они сверхчеловечны!
 Почему я вдруг решил все это написать? Сегодня в техникуме на большой перемене я случайно
услышал как преподаватель литературы Ольга Николаевна Кузнецова - молодая, красивая женщи-
на - сказала про меня в кругу наших девчонок: "Вы не обижайте Сережу. У него характер такой тя-
желый. И вообще - не надо."... А я думал что нравлюсь ей. Она была ко мне так добра. Но, оказы-
вается, она только жалела меня, не хотела расстраивать. И девчонок к этому призывала: зачем вы
на него обращаете внимание? С ним надо поосторожнее. Мне хотелось заплакать. Что же я, не
человек что ли? Меня можно только жалеть? А любить нельзя? Да? А может это судьба? Сам же
говорю: ничего не изменишь. Но ведь только подумать: что же, всю жизнь мучиться? Представить:
всю жизнь! Это чудовищно. Судьба! Но я не хочу, не могу так. Мне нужно счастье. Простое, чело-
веческое счастье. Неужели я его не заслуживаю? Нет! Что это такое - судьба? Я же человек, я дол-
жен жить так как хочу. Внешность не помеха. Разве у меня нет сил, нет разума чтобы добиваться
своего? Есть! И я буду счастливым!"
       Пока она читала, комок подкатил к горлу. "Вон ты о чем, сынок. Что ж, прости мать, что роди-
ла таким на свет. Я виновата, что тебе сейчас так больно. Понял: некрасив и решил, что никому не
нужен. А мне-то? Не рано ли отчаиваться? Ведь тебе только 17 лет, жизнь еще вся впереди", - ду-
мала она.
       Тяжело подействовало на нее это откровение. Сережа, ее единственный ребенок, в самом де-
ле вышел не очень привлекательным. Среднего роста, стройный, широкоплечий, но голова у него
была как-то несоразмерна телу, казалась маленькой, и черты лица не складные. Он правильно
заметил, что вроде бы все на месте, но выглядел он удивленным и растерянным. Наверное, поэ-
тому над ним и смеялись.
       Рано или поздно он должен был осознать, что природа обделила его. Но она не думала что
он будет так страдать.
       Он рос как все обыкновенные дети, был немного капризным, своевольным, но вообщем-то
добрым мальчиком. Они с мужем оба горячо любили его, ничем особенно не утруждали и берег-
ли как это только возможно.
       Воспитывали по доброте, думали как лучше, привыкли и к капризам, и желаниям, всегда под
него подстраивались. То муж, то она говорили друг другу: "Ладно, будет тебе", - и прощали ему все
на свете. У обоих характер покладистый, мягкий, они были во всем согласны в воспитании сына.
Один раз, правда, года три назад, между ними из-за Сережи вышел крупный скандал. Муж подвы-
пил, Сережа попал ему под горячую руку, сказал что-то дерзкое. Тот не выдержал, начал возмущать-
ся: "Вот, вырос сынок! Отец ему, видите ли, стал нехорош. А все ты, мамаша, нянчишься с ним, поз-
воляешь ему всякие гадости отцу говорить. Ведь это же эгоист, деспот самый настоящий, он скоро
мне в морду плевать будет! Нет, не бил я его никогда, пальцем не трогал, а выходит зря. Выпороть
бы его как следует!" Сережа в истерику. Вспомнить страшно. Она заступалась за сына, кричала на
мужа что и он виноват, где же он был все это время, отец! Долго не могли успокоиться. Муж хлоп-
нул дверью, ушел на весь вечер из дома. Сергей закрылся в своей комнате. Она осталась между
двух огней. Подходила с Сережиной двери, прислушивалась. Все было тихо.
       Утром один на один она как следует отчитала мужа. Он раскаивался, сам не понимал, что это
с ним случилось. Оба стали думать как теперь быть. Решили сделать вид будто ничего серьезного
не произошло и дали себе зарок больше так не травмировать сына. Через несколько дней наступило
перемирие.
       
       Она ошибалась, считая, что этот инцидент прошел для Сергея безболезненно. Нет, слишком
жестокий удар был нанесен по еще не окрепшему самолюбию. И нанес его не кто-нибудь, а они,
родители, которые внушали ему что он самый хороший, самый добрый, самый правильный, такой,
каким и надо быть. И вдруг сорвали маску, оказалось, они обманывали его, на самом деле он пло-
хой. Вон какие слова: эгоист, деспот. Он не понимал всего их значения, но представил себя ужас-
ным человеком. Он разуверился в себе. Стал задумываться: какой я? Почему меня так назвали? Что
я сделал плохого? Как стать хорошим? Он был сломлен и хотел доказать всем, что он не такой, не
надо его так оскорблять. Он постарается быть лучше чем сейчас.
       Появились сомнения в своей правоте, горькие открытия, что да, он в самом деле не совершенст-
во. Да к тому же еще и урод. Он совсем запутался в себе. Искал истину, наконец, убедил себя, что
когда-нибудь он искоренит все свои пороки, станет настоящим человеком. Это в жизни самое
главное.
       Он находил в своем характере все новые и новые недостатки. Боролся с ними, выявлял причины
и последствия, строил логические цепочки, пересиливал себя и делал что-то по другому, считая
это победой над собой. Это были счастливые минуты. Жизнь представлялась простой и справед-
ливой. Все люди казались добрыми, и он среди них ничем не выделялся. Фантазия существовала
вне времени и пространства. Он забывал обо всем, находясь на вершине славы. Но вдруг через
какое-то время что-то обрывалось, появлялся какой-то новый, страшный порок., вырастал как
будто из под земли и говорил: "Что, не ожидал? Рано успокоился, ничтожество!". Грызла совесть,
замирало сердце: " Как же так? Выходит, я еще хуже чем был?..." Снова начиналась борьба, прес-
ледовали неотвязные мысли что надо что-то делать, что-то изменять в себе. Но что? Какой он,
настоящий человек? Как им стать? Идеал отдалялся, становился недосягаемым, нужно было время
и силы чтобы догнать его.

       Мария Петровна впервые задумалась о том, как они с мужем виноваты перед сыном. Не дали они
ему чего-то очень важного, не привили в нем ни стойкости, ни силы, ни способности преодоле-
вать жизненные трудности и реально оценивать ситуацию. Их доброта вышла боком, получился
мечтатель, слабый, ранимый и мнительный человек. Теперь мучается, ищет какой-то выход, живет
в своем, выдуманном мире. Никого туда не пускает и ничего вокруг, кроме себя, не видит. Занят
своими проблемами, борется сам с собой.
       Что-то ждет его впереди? Как ему помочь? Сможет ли она сделать это? Она мать. Отец всегда немного
 в стороне. Да и работа его - постоянно в командировках. Что она может сделать? Сложный вопрос и
 нет на него однозначного ответа. Но, наверное, хорошо, что она наткнулась сегодня на эти записи.
 Какое-то окошко в его мир приоткрылось, она заглянула и хочет присмотреться, понять этот мир.
       Ей самой не случилось пережить комплекс неполноценности, и у неё не было такой сверчувстви-
тельности и взрыва страстей: то высоких и упоительно-сладких, то безудержно уродливо-кошмар-
ных и угнетающих. И еще он мнит себя героем которому должно быть доступно все и не может
быть ни в чем отказа. Её единственный ребенок, сын, её маленький мальчик...
       А может, все это глупости? Обыкновенный переходный период, обыкновенная история. И может
быть, это даже хорошо, что он сомневается, ищет истину. Это не всем дано и в этом заключено раз-
витие. Найдет он ещё свое счастье. Это его жизнь и ему выпало страдать и мучиться, обретать и
терять, любить и ненавидеть.
       Наверное, тяжело это представить, что она вряд ли чем-то ему может помочь, но, кажется, это и
есть истина. Он будет выбирать свой путь сам.

       Она ещё долго сидела за столом, забыв про свои дела. Вспоминала свою жизнь, думала о буду-
ющем, мечтала о счастье сына. Её размышления оборвал телефонный звонок. Она положила тет-
ради на место и вернулась в настоящее.



       2.Поликлиника

       "19 декабря 1982г.

       Попробую описать вчерашний день как он мне запомнился. Все-таки он не был похож на пре-
дыдущие и принес какие-то результаты.
       Я вошел в поликлинику, разделся в гардеробе, в регистратуре взял талончик к хирургу, поднял-
ся на второй этаж, прошел по длинному коридору к 28 кабинету, спросил у очереди: "Кто послед-
ний?" и сел на диван у окна. Народу было немного: напротив сидели две женщины, одна лет соро-
ка, полная, в очках, с хозяйственной сумкой у ног, с книгой в руках. Она посмотрела на меня сквозь
толстые очки, долго не изучала, опять занялась чтением. Вторая женщина помоложе, худенькая,
симпатичная, с короткой стрижкой, слегка накрашенная, какая-то уставшая, болезненная: она сло-
жила руки на груди, чуть повернула голову влево и смотрела в никуда. Рядом со мной сидел широко-
плечий старик опираясь на палочку, седой, в морщинах, в сером не новом костюме с орденскими
планками.
       Я давно уже собирался прийти сюда да все откладывал. Останавливал себя вопросом: а нужно
ли мне это? У меня было сложное и очень щекотливое дело, я долго обдумывал его, взвешивал
все "за" и "против" и наконец решился. Мне наверняка должны были помочь, я очень на это расчи-
тывал.
       Выдался хороший день. Я прекрасно выспался, проснулся бодрым, и ещё с утра мелькнула
мысль: может быть сходить сегодня? В техникуме настроение мое не испортилось, наоборот, я по-
лучил по истории пятерку, на физкультуре играли в волейбол и я несколько раз выручал свою ко-
манду. После занятий не стал прогуливаться по магазинам как я это часто делаю, а сразу поехал до-
мой. Дома переоделся, поел, выучил уроки, посидел немного ничего не делая и собрался в полик-
линику. И время у меня было сходить туда и вернуться до прихода мамы. Все выходило как нельзя
лучше. И чего я так долго сомневался? Вот сейчас войду в кабинет к доктору, сяду напротив, расс-
кажу ему своё дело, он внимательно выслушает меня и даст направление на операцию. И все. Это
направление можно будет показать маме. Она все поймет. Она знает, что операция мне необходима.
Я не могу больше так жить.
       Из кабинета вышел мужчина, над дверью загорелась надпись "Войдите". Старик посмотрел на
дверь, на женщин, медленно поднялся и, тяжело переступая, опираясь на палку, направился к ка-
бинету. Он не прикрыл за собой дверь и оттуда послышался голос врача: "А, Степан Федорович!
Какими судьбами?" Женщина постарше встала, закрыла дверь, вернулась на свое место и сказала
соседке:
 - Это из нашего дома дядька, этажом ниже меня. Ветеран войны, больной весь. И старый. Живет
один, дочь с внуками часто приходит. Хочет забрать к себе, а он не соглашается; боится, что надо-
ест.
       Молодая женщина повернулась к говорившей и спросила:
 - А сколько ему лет?
 - Семьдесят два. Мы, соседи, его не обижаем. То я, то еще одна соседка покупаем ему продукты.
Он сам-то еле ходит. Иногда целыми днями лежит, встать не может. Дочь уж от его квартиры нам
ключ дала. Мало ли что. Все присмотрим. Ей самой тяжело: уже под сорок а дети небольшие, по
десять лет, двое. Муж пьет, несколько работ сменил, нигде не задерживается, со всеми скандалит,
денег домой не приносит. Мучается она с ним а живет. Приходит к нам - все рассказывает.
 - Отец зятя, наверное, не любит?
 - Какой любит? Он помоложе был - ругался с ним, чуть не до драки дело доходило, теперь не вме-
шивается, не может.
 - А что же дочь не разведется? Выгнала бы его в три шеи. Зачем он такой нужен? Я бы не стала
терпеть.
 - Дети держат. Да и слабовольная она. Прощает ему все. Медсестрой в больнице работает, на пол-
торы ставки. Старается для детей - обуть, одеть, накормить. Они у нее ухоженные. И дома порядок.
А он все-таки какой-никакой а мужик в доме, отец. А где хорошего найдешь?
       Женщины разговаривали негромко. Я слушал их а сам думал о своем и робел. Как это - пойти
сейчас к врачу, незнакомому человеку, и говорить с ним о самом сокровенном. Да он и не один
там, там медсестра, может быть молодая женщина, она тоже все услышит, будет изучать меня.
Кошмар! Но на это он и врач, он должен знать твою болезнь чтобы помочь тебе, - переубеждал
я сам себя, - какое здесь может быть стеснение? Для врача это обычное дело, он, наверное, тыся-
чи людей до меня выслушал, ему не диковинка мои проблемы. В самом деле! И все-таки было
страшно. Жаль, что я не взял книгу чтобы отвлечься.
       Подошла моя очередь за молодой женщиной. Я вошел в кабинет. первые несколько секунд ни-
чего не видел - очень волновался. Сел на стул напротив доктора, подавил вздох и после этого под-
нял на него глаза. В сторону медсестры я боялся смотреть. А врач немолодой, лет пятидесяти. Поч-
ти весь лысый, полный. Он мне показался добрым, открытым, излучающим тепло.
 - Кашкин Сергей Николаевич, - сказал он, прочитав и отложив мою карточку. - Раньше ко мне
не обращались?
 - Нет.
 - Что вас беспокоит?
       Я молчал. Потребовалось какое-то время чтобы собраться с мыслями. Я заговорил очень тихо:
 - Понимаете, мне нужно направление в институт лицевой хирургии. Я хочу сделать операцию.
 - Какую?
 - С лицом.
 - А что у Вас с ним?
 - У меня форма головы, лицо - я показал руками - неправильные.
 - Я Вас не понимаю. Откройте рот. Закройте, покажите зубы. Нормальный прикус, ровные зуб-
ки. Поверните голову вправо, влево. Так. Улыбнитесь. Хорошо. Видите ли, молодой человек,
Сережа, я не вижу никакой необходимости делать Вам операцию. Как врач Вам говорю и как че-
ловек. У Вас обычные формы. Ничего страшного нет.
 - Но как же?
 - Вы нормальный, здоровый человек. Понимаете? Вы сами себе внушили что не красавец. Ну что ж,
бывает. Вы ошибаетесь, - он помолчал. - Красота исходит из души, а внешность только оболочка.
У Вас есть друзья?
 - Есть.
 - Вы учитесь?
 - Да.
 - Где?
 - В техникуме, в финансовом.
 - Вот как? Экономистом будете?
 - Да.
 - Наверное, девушек у вас большинство?
 - Да.
 - Есть которые нравятся?
 - Есть.
 - А Вы их стесняетесь? Не бойтесь, ну что Вы! Они такие же люди как и мы, - он кивнул медсес-
тре, как я заметил, привлекательной женщине. Она улыбнулась. Они смотрели на меня дружелюб-
но, как бы не понимая, почему я так сильно огорчаюсь по пустякам.
 - Учитесь, Сережа. Влюбляйтесь в девушек. Это ведь тоже нужно. Не замыкайтесь в себе, имейте
побольше друзей. Читайте книги, из книг много нового узнаете. Не нужна Вам операция. Вы меня
поняли?
 - Да.
 - Не болейте, всего Вам хорошего.
 - Спасибо, до свидания.
 - До свидания.

       Что я испытывал выйдя из кабинета? Мне казалось, я стал другим человеком. Разрозненные мысли
сделались ясными и четкими. Я увидел смысл жизни. В голове осталось одно: "Я нормальный че-
ловек! Такой, как все!" Как хорошо!
       Я спешил домой. Радость меня переполняла. У подъезда поздоровался с бабулями, что случалось
со мной не часто. Не дождался лифта, поднялся пешком по лестнице на пятый этаж. Поймал себя
на мысли что наверное, у меня всегда был мрачный вид: ходил с опущенной головой, хмурый, ре-
шающий какие-то неразрешенные проблемы; я чего-то всегда боялся, мне не хотелось стеснять
людей своим присутствием; я был робок с девушками потому что думал что не могу понравиться;
я доверял только друзьям и в их кругу чувствовал себя раскрепощенным. Но теперь все будет по-
другому! Теперь я знаю чего хочу и что могу сделать!
       Дома я включил магнитофон на полную мощность - слушайте все! Решил приготовить ужин - яич-
ницу. Достал из холодильника молоко, яйца, колбасу, масло. В дверь позвонили. Я пошел откры-
вать. Это была мама. С двумя сумками. Хмурая. Я взял у нее сумки, отнес на кухню. Уменьши звук
магнитофона. Мама сняла пальто, сапоги. Сказала мне:
 - Сереж, я полежу. Что-то плохо себя чувствую. Сердце болит. Думала, не дойду.
 Она прошла в свою комнату, села на диван. Попросила:
 - Налей мне валокордин.
 Я взял стаканчик из которого она всегда пила, накапал 30 капель, разбавил водой из чайника, отнес
ей. Она выпила лекарство, прилегла на подушку.
 - Ты там поешь чего-нибудь, сынок. Сумки разбери. Там колбаса, курица, сыр.
 Я выключил магнитофон. Вернулся к ней.
 - Может, врача вызвать?
 - Нет, не надо. Сейчас пройдет.
 Настроение пропало. Я пожарил яичницу, подогрел чайник. Разложил ужин на две тарелки, одну
понес маме. Она, кажется, спала. Поужинал один, помыл посуду. Сел у себя за письменный стол
не зная, чем заняться. Было восемь часов вечера. За окном темно. Я подумал, что хорошо бы сейчас
выйти погулять, просто пройтись по улице.
 - Сынок, Сережа! - позвала мама.
       Я пошел к ней.
 - Ты поел?
 - Да. А ты хочешь?
 - Нет, не хочу. Вроде полегче стало. Разбери мне постель, я лягу.
       Я снял с кровати покрывало, свернул его, достал из шкафа подушку.
 - Спасибо, Сереж.
 - Спокойной ночи, мам.
       Я снова сел за стол. На улицу идти расхотелось. Да и к тому же мама могла позвать - мало ли что?"


       
       3.Дорога

       После экзаменов на зимние каникулы Сергей поехал в деревню к своей бабушке. Перед этим
закупил продукты, бабушке в подарок выбрал красивые варежки и цветастый платок. Для себя в
сумку положил две общие тетради: в одной наброски повести, другая для стихотворений.
       До вокзала его проводила мама, давая различные наказы. Когда электричка тронулась, он пома-
хал матери и почувствовал себя свободным. Впереди предстояли целые две недели беззаботного
отдыха. Конечно, он будет помогать бабушке по хозяйству и сделает все, что она попросит, да и
сам проявит инициативу. Но все-таки две недели не учиться, пробыть в деревне, на свежем воз-
духе, навестить приятелей, погулять в лесу на лыжах, покататься на коньках, поиграть в
хоккей - как хорошо! А может быть с переменой места придет в голову интересная мысль для по-
вести или получится стихотворение - как знать? Хорошо бы.
       Он представил как бабушка обрадуется ему. Он подарит ей варежки и платок, она поблагодарит
его, засуетится, будет угощать самой вкусной на свете жареной картошкой, солеными грибами и
чаем с малиновым вареньем. Потом его подарки она обязательно покажет соседкам и не устанет
хвалить своего любимого внука за заботу о ней, неученой старухе. Она всегда гордилась, что внук
учится в техникуме и надеялась что потом он будет учиться и в институте. Соседки, ворчливая и
постоянно ссорившаяся с бабушкой баба Лена и тихая, робкая баба Марина, придут посмотреть на
Сергея, скажут, как он вырос, распросят о родителях, об учебе, угостятся московскими продуктами.
Баба Лена с громким задорным голосом, полная, словоохотливая, лет семидесяти пяти, но еще креп-
кая и расторопная, поинтересуется, что нового в Москве, что есть в магазинах и правду ли говорят
что скоро все подорожает. Сама расскажет о своих детях и внуках, тоже живущих в Москве и не
навещающих свою бабушку: только письма пишут, да и то редко.
       Баба Марина, маленькая, худенькая, помоложе бабы Лены но слабее и тише ее, станет украдкой
смотреть на Сергея, почти ни о чем не спросит, посмотрит и уйдет, - бабушка сама ей все потом
расскажет. Сергею всегда было жалко бабу Марину что она такая беззащитная, робкая, хотя она жи-
ла в семье у дочери и он знал от бабушки что ее никто не обижает.
       С внуком бабы Марины Максимом в детстве Сергей дружил, но сейчас Максим сильно изменился:
заканчивал десятый класс, вовсю гулял с девушками, курил, выпивал и относился к Сергею чуть
насмешливо и снисходительно, не понимая его скромности и замкнутости. Сестру Максима Галю
которая была на год старше брата и чуть младше Сергея, прочили Сергею в невесты. Она была бо-
евой и настырной девушкой, довольно симпатичной : темноволосая, курносенькая, стройная, злая
на язык но не сварливая, имевшая множество поклонников. При воспоминании о ней, о намеках
бабы Лены насчет ее хозяйственности и соблазнительной походки, Сергей чувствовал себя растерянно.
 Галя привлекала его и он не прочь был подружиться с ней, узнать ее получше, но для этого
считал себя слишком некрасивым и робким в сравнении с парнями которые ее окружали. А в дет-
стве они как-то не сошлись, у них был разные интересы и друзья.
       Теперь Сергей размышлял, стоит ли ему пойти в гости к Максиму. Вроде бы они не ругались и
он просто не мог не встретиться со старым приятелем. И в то же время их уже почти ничего не
объединяло. Разве что магнитофонные записи которые оба собирали и интересовались друг у друга
новинками. Можно конечно прийти под этим предлогом. Посмотреть на Галю, какая она стала
(бабушка писала, что она устроилась работать продавцом в книжном магазине), поболтать с Макси-
мом о том, о сем, может быть сходить с ними на дискотеку а потом к друзьям - Валерке и Мишке,
купить бутылку вина, распить ее, посидеть, в карты поиграть.
       Прошлым летом они с Максимом виделись редко. Максим работал в колхозе, собирал деньги на
мотоцикл, а по вечерам пропадал с незнакомыми Сергею парнями. Галю Сергей встречал на улице,
они здоровались и почти не разговаривали.
       Прошлое лето было скучное. Сергей изредка навещал знакомых ребят, но с ними дружба не вяза-
лась: простоватые, скучные, они не знали, чем заняться; гоняли весь день на мопедах или играли в
карты на речке. Один-два дня можно было посидеть с ними, наговориться, а потом интерес к обще-
нию пропадал. Чтобы растормошить их на что-то новое, нужно было приложить слишком много усилий.
       Родители приезжали в июле, и с ними Сергей ходил в лес за грибами, с отцом они ловили рыбу
в пруду, купались, загорали, а по вечерам играли в бадминтон. С родителями было веселее, но
иногда вдруг нападала тоска, и ни у кого не спросясь Сергей садился на велосипед и уезжал катать-
ся в лес, в луга, в дальние незнакомые деревни, или, облюбовав на берегу неприметной речушки
местечко, он бросал велосипед и подолгу лежал в траве, наслаждаясь одиночеством. Вверху пели
птицы, в траве стрекотали кузнечики, жужжали пчелы, ветер разносил запахи трав и цветов, небо
было близким, а земля была теплой и мягкой. В такие минуты он ни о чем не думал, забывал обо
всем. И только когда в природе происходила какая-нибудь неясная перемена: на солнце наползало
серое облако, поднимался ветер или издалека он замечал присутствие людей; гармония наруша-
лась и приходилось уезжать, возвращаться домой. Летом он думал, что хорошо бы побывать в этих
же местах зимой, на лыжах, каждый год собирался это сделать, и все откладывал. Может быть бо-
ялся не найти ту самую гармонию которая была здесь летом.
       Он размечтался. Москва давно осталась позади, электричка набрала скорость, пропуская полу-
станки, останавливаясь только на крупных станциях.
       В дальней дороге всегда легче думается. Решаются накопившиеся проблемы пускай пока только
в голове и все встает на свои места. Сергею было немного скучно в дороге, но потом дорога
захватила его, хотелось ехать и ехать без конца, думая о своем.
       Народ в вагоне подобрался неинтересный, не характерный. В поле своего зрения Сергей не уви-
дел ни одной привлекательной женщины. А так хотелось бы время от времени посматривать на
выбранную тобой особу, любоваться ею, пытаться распознать её характер, помечтать о ней и о се-
бе. Он любил изучать людей. В дороге люди как-то раскрепощаются, становятся проще, пообщи-
тельнее чем, например, на улице или в магазинах в постоянной сутолоке и неразберихе. Живее
проявляются черты характера и кажется возможным познакомиться с понравившейся тебе девуш-
кой.
       Однажды он испытал невероятное блаженство при общении со случайной попутчицей. Он вспо-
минал это событие часто, особенно когда снова ехал в электричке, мечтательно улыбался при
этом и надеялся что все у него с девушками будет хорошо: ведь та незнакомка не отвергла его, она
была рада ему. А все случилось так. Позапрошлым летом он ехал к бабушке. Только что закончил
школу, сдал экзамены в техникум и был зачислен. Настроение было приподнятым. Он читал, ка-
жется, "Графиню Де Монсоро", иногда отрывался от книги искал глазами красивых женщин -
тогда их было много. И вот на какой-то станции уже далеко от Москвы в вагон вошли и сели
напротив него две девушки лет по двадцать с небольшим. Одна, у окна, перед ним, была очень
хорошенькой: блондинка с короткой стрижкой, большеглазая, со вздернутым носиком, в белой коф-
точке и короткой серой юбке. Её лицо было приветливым и спокойным. Глаза, казалось, все пони-
мали и проявляли ко всему живой интерес. Руки её то соприкасались на юбке, то поправляли сзади
и без того послушные волосы, то взмахивали в ответ на слова её подружки: "Да ладно!". Ножки она
то прижимала одну к другой, то левую клала на правую и наоборот; при этом юбочка приподни-
малась и у Сергея замирало сердце. Между прочим, она поглядывала и на него и вроде бы он пон-
равился ей. Говорила она негромко, и в её разговоре не было пустых слов. Её подруга показалась
Сергею скучной и занудливой: прямая, рыжеволосая, с веснушками, ничем не привлекательная но
и не отталкивающая, обычная. Она что-то рассказывала, Сергей не вслушивался в разговор. Она
называла свою подружку Татьяной. "Таня, Танечка, Танюша, Татьяна", - Сергей перебирал её имя
 на разные лады. Он отложил книгу, стал смотреть в окно, боковым зрением наблюдая за Таней.
       Они говорили недолго. Видимо обсудив все темы, рыжеволосая достала журнал "Работница",
стала читать. Татьяна повернулась к окну. Теперь он видел её профиль. Наскучившись видом из
окна, она закрыла глаза, сложила руки на груди и вытянула ножки вперед, положила их между но-
гами Сергея, касаясь его ног. Он замер, съежился, подумал, что она сейчас уберет свои ножки по-
чувствовав соприкосновение с ним, но она не собиралась менять своего положения; ей, видимо,
так было удобно. Ее лицо стало безмятежно-трогательным, а ножки были ровные, белые, такие
близкие...
       Он ошалел. Все мысли, все чувства ощущали её. Он не знал, что отражается на его лице. Рыжево-
лосая соседка с любопытством посмотрела на него, оценивая. То ли он понравился ей, то ли нет, -
Сергей не понял, сейчас он не мог и не хотел этого понимать. Он не закрыл от удовольствия гла-
за только потому, что боялся не видеть лица Татьяны; боялся, что она посмотрит на него в это
время и подумает что он спит: какое пренебрежение! Ему представилось, что если бы место рядом с
ней освободилось, он пересел бы туда, заговорил с ней, она положила бы свою головку на его пле-
чо и отдыхала, безошибочно и навсегда доверившись ему.
       Блаженство продолжалось целую вечность. Когда соседки собрались выходить и Татьяна убрала
ножки, встала, ему показалось, что она с сожалением покидает вагон и не глядя на него она как-то
грустно улыбнулась.

       А еще в дороге был просто кошмарный случай, вспоминать который не хотелось. Сергей тоже
ехал к бабушке прошлой весной, на майские праздники. До его станции оставалось около часа
езды и в полупустой вагон вошел мужчина и почему-то сразу направился к лавке где сидел Сергей.
Чем он его привлек? Мужчина сел, поставил между собой и Сергеем большую спортивную сумку.
Что-то его тревожило, он недоверчиво оглядывался по сторонам, смотрел на Сергея. Вроде бы ус-
покоился и достал из сумки бутылку водки, открыл ее, сделал большой глоток. Порылся в сумке,
отыскал там бутерброт с колбасой и с сыром, вареные яйца. Все это выложил и минут за десять
выпил бутылку и закусил. Убрал остатки обратно в сумку, встал, поставил сумку на верхнюю полку.
Сел, посмотрел на Сергея, подвинулся к нему, хитровато улыбаясь, ища собеседника. Как бы невз-
начай толкнул его плечом. Сергей повернулся, сделал удивленное лицо, но промолчал. Мужчина
заговорил сам.
 - Куда едешь, браток?
 Сергею очень не хотелось разговаривать с ним, но молчание выглядело бы глупым и вызывающим.
Он ответил:
 - В деревню, к бабушке.
 - Ах, к бабушке. А сам москвич?
 - Да.
 - А я в Москву к сестре езжу, на Таганке живет. Знаешь? Хорошая баба. Всегда меня накормит, на-
поит, спать уложит. Я тот район весь облазил, в вытрезвитель сколько раз попадал. Меня местные
мужики знают. Как приеду к ним с воблой, со своей, сам солю, - так в бар идем пиво пить. Потом
куда-нибудь поедем в парк или на ВДНХ баб искать. И что ты думаешь? Пятнадцать минут - все ба-
бы наши. Я мужик видный. Это сейчас не одет. А то у меня и джинсы, и рубашка белая, нейлоновая.
Постригусь, побреюсь - и вперед. Отдохнуть маленько от этой работы.
 Возникла пауза. Мужчина собирался с мыслями.
 - Спортом занимаешься? - спросил он.
 - Немного.
 Мужчина опустил тяжелую руку на колено Сергея.
 - Да, жидковат парень. Все учишься небось? Я в твои годы как бык работал в совхозе, а по вечерам
по девкам бегал. Сил до утра хватало. И сейчас вон какой здоровый. А ты, хиляк, в столице живешь,
вонью дышишь, штаны просиживаешь...
 Мужчина расходился. Постепенно его взгляд отвердевал, улыбка становилась зловещей. Водка де-
лала свое дело. Сергей еще не боялся, он верил, что ничего плохого этот тип с ним не сделает. Да
и за что? Люди вокруг, видимо, слышавшие их разговор, не обращали на них внимания. Значит, все
в порядке.
 - Я таких как ты, - продолжал мужчина, - в молодости одной рукой ушибал, они у меня на коленях
ползали, прощения просили. Да я и сейчас ушибу кто мне не понравится. Понял? Смотри у меня!
Таких вот интеллигентиков я сразу вижу. Проживешь всю жизнь в городе, по театрам будешь хо-
дить, а я за тебя вкалывать должен? Проучить, проучить надо!
 Он похлопал себя по карманам куртки, нашел пачку папирос, сказал:
 - Подожди, мы с тобой еще поговорим.
       Встал, чуть покачиваясь пошел в тамбур. С силой задвинул за собой дверь.
       Сергея била дрожь. Уйти отсюда? Что у него, у пьяного, на уме? А он подумает: струсил. Надо вы-
держать до конца. А если драться полезет, Ну его, лучше уйти подобру-поздорову.
       Сергей взял свои сумки и перешел в следующий вагон. Сел к двум пожилым женщинам. Прошло
 минут пятнадцать - мужчина его не искал. Наверное, забыл о нем, переключился на что-то другое,
или подумал, что Сергей вышел на своей станции. Но все же он вздрагивал когда открывалась дверь
из того вагона: вдруг мужчина все же ищет его?
 
       Он приехал в свою деревню когда уже совсем стемнело. Было морозно и безветренно. Он не стал
дожидаться сельского автобуса, который мог и не пойти, взвесил в руках сумки и пошел пешком.
Бабушка жила недалеко от станции, всего минут сорок хотьбы.
       Фонари горели редко, и после Москвы деревня показалась страшным захолустьем. Хорошо сейчас
было много снега, прикрывшего бездорожье и грязь А осенью приедешь - вообще кошмар: распути-
ца, ухабы, темнота, дождь и по сравнению с Москвой здесь всегда холоднее, хотя от Москвы на юг
и всего двести километров.
       Прямая от станции дорога вывела на освещенную площадь. В исполкоме, в универмаге, в Доме
Культуры горел свет. Площадь была расчищена от снега и посередине еще стояла большая наряжен-
ная елка. На афише у Дома Культуры висело объявление о том, что завтра, 13 января, последний
Новогодний бал. "Надо бы сходить, - подумал Сергей. - Уговорить Максима или еще кого-то
из приятелей. Повеселиться немного".
       Опять улицы утонули в темноте. Пока он шел, ему встретилось всего четверо прохожих. И на ба-
бушкиной улице из-за него подняла шум выскочившая откуда-то со двора маленькая собачонка:
она залилась визгливым лаем, рвалась из-под калитки с явным намерением покусать неизвест-
ного путника или хотя бы напугать его как возможного вора.
       Бабушкин дом не выделялся среди соседских домов: та же невысокая изгородь с калиткой, малень-
кий палисадник под окнами, застекленная терраса, шест антены с металлическим стержнем. Вот
только снег перед домом не разметен и калитка приоткрыта чтобы не замело совсем.
       Свет горел на кухне. Сергей прошел к террасе, остановился перевести дух. Он почему-то всегда
волновался перед встречей с бабушкой. Что-то заставляло замереть сердце и вдруг бешено заколотиться
 когда бабушка появлялась в дверях.
       Он поставил сумки на ступеньки и постучал по стеклу. Бабушка, видимо, не услышала. Он стук-
нул сильнее, постоял, послушал, хотел обойти дом со двора, но бабушка открыла дверь, вышла на
террасу, пригляделась, отодвинула задвижку.
 - Сережа? Ты? Приехал? Что же вы ничего не написали? А я уж и не ждала, думала, что каникулы
кончились, - она заговорила торопливо, немного испуганно и обрадованно, тянула к нему руки, но
не стала обнимать и целовать его, зная, что он этого не любит, пропустила вперед в дом.
 - Вот и хорошо, проходи, проходи, да не разувайся, у меня здесь грязно.
       Он сам был расстроган, не мог сразу говорить; войдя в дом разулся, разделся, включил в обеих
комнатах свет, убедился, что ничего не изменилось. За диваном нашел свои тапочки и вышел во
двор. Бабушка что-то говорила без конца. Он отдышался на воздухе, постоял немного и вошел в
дом.
       Бабушка ставила на газ чайник, сковородку, наверное, с картошкой. Спросила:
 - Сдал экзамены?
 - Сдал, - ответил он и начал разбирать сумки.
 - И на сколько?
 - Три четверки и тройка.
 - А тройка по какому предмету?
 - По алгебре.
 - Ну, алгебра сложная. Ничего.
       Он достал платок и варежки и протянул ей.
 - На, это тебе.
       У нее опустились руки. Она долго вытирала их о фартук, видимо, не зная, как выразить свою
признательность. Подошла к нему, взяла подарки и ни слова ни говоря направилась в комнату, к
зеркалу. Оттуда послышалось:
 - Мне идет. Сам выбирал? Все старухи будут завидовать. Спасибо, Сережа.
       Она показалась в дверях в платке и варежках. Хлопала руками, улыбалась, не находя уместных
слов. На плите заскворчала картошка. Это отвлекло их внимание. Бабушка сказала:
 - Ладно, сниму, а то измажу.
       Повернулась, заспешила чтобы помешать картошку. Вышла опять в своем темно-синем в белый
горошек платке, засуетилась у плиты, достала из холодильника соленые огурцы и капусту. Сергей
порезал колбасы и сыра. Они сели ужинать.
 - Может выпьешь? - спросила бабушка. - У меня есть красное вино.
 - Нет, не хочу.
       Она смотрела на него искренне обрадованная его приездом. Он от этого смущался и опускал глаза.
 - Как отец с матерью? - спрашивала она.
 - Нормально.
 - Не болеют?
 - Нет, ничего.
 - А каникулы у тебя до какого числа?
 - До двадцать первого.
 - Хорошо. Побудешь, отдохнешь. У нас в этом году снегу много: на лыжах покатаешься. Ребята на
пруду лед расчищают, в хоккей играют. Коньки твои я недавно под кроватью видела, тебя сразу
вспомнила, думала приехал бы, покатался, - она почти не ела, ей было приятно говорить с внуком.
 - А у меня тоже все нормально. Подруги не болеют, ходят ко мне. Недавно день рождения Лены
отмечали - семьдесят лет. Из Москвы только открытки получила. А мы старухи собрались, посиде-
ли, выпили, песен попели. Она о детях и не вспомнила. В себе таит. Конечно, обидно. Да что по-
делаешь? У них семья, работа, так просто не вырвешься. Ты ешь, ешь. Вкусные огурцы? Я тебе с со-
бой баночку дам. И варенья вишневого. Картошка-то дома есть? В магазинах небось гнилая. Сумо-
чку наберу. Куры стали нестись. По пять, по шесть яиц снимаю каждый день. Помнишь летом
одинадцать цыплят вывелось? Мы еще думали сколько петушков и курочек? Вышло четыре пету-
шка. Их я зарубила, одного все берегла, думала, ты приедешь, заберешь. А они со старым дрались,
тот молодого все клевал, пришлось и его в суп.
       " Про кур она писала, - подумал Сергей. - Надо же, забывать стала. Раньше такого не было. А
вообще она молодец. Не жалуется на здоровье, бодрая, веселая, опрятная. В доме всегда порядок.
И внешне она не изменилась: такой, какая она сейчас, я помню её давным-давно."
       Они попили чаю с вареньем, посмотрели телевизор и где-то в одинадцатом часу Сергей пошел
спать. Бабушка постелила ему постель на кровати. Он разделся и лег на свежую, кажется, пахну-
щую еще морозом, простыню, укрылся теплым легким одеялом. Подушка была большой и мягкой.
Бабушка еще ходила по дрму, шаркая тапочками. Он засыпал, и в полудреме почувствовал как
она подошла к нему, наверное, перекрестила, вздохнула, постояла над ним. Он повернулся к сте-
не и провалился в спокойный, глубокий сон.


       4.Дискотека.

       Кукушка прокуковала девять раз. Он уже не спал, но только теперь открыл глаза. В комнате было
тепло и полутемно. Все та же старая, с детства знакомая, никогда не переставляемая мебель окружа-
ла его. Высокий комод и на нем радиола, буфет с резными стеклянными дверцами и кофейным сер-
визом за ними, книжная этажерка, диван с деревянными подлокотниками, полированный, непо-
крытый скатертью стол и вокруг него стулья с высокими полукруглыми спинками. Бабушкина кро-
вать в небольшой нише, как будто каморке, занавешанной шторами. На стене между окнами часы с
кукушкой. Эти часы, когда их только купили, лет десять тому назад, причиняли Сергею страшное
беспокойство. Кукушка нарушала его сон каждые полчаса. Что он только не делал чтобы избавить-
ся от неё! Затыкал уши пальцами и прятался под одеяло, торопясь уснуть до следующего боя. Но так
было неудобно и душно. Днем, когда не было взрослых, он подставлял по часы стул, влезал на него,
открывал в часах окошечко, ковырялся в нем отверткой, пытаясь понять, какая пружина управляет
кукушкой чтобы ее отключить. Ничего не получалось. Гирю которая отвечала за бой кукушки он
прятал несколько раз, объясняя бабушке, что занимается с гирей гимнастикой и забывает её на ули-
це, где именно - он не помнит. Но потом, как-то незаметно, он привык к кукушке и уже совсем не
слышал её ночью. А когда однажды часы сломались и их отнесли в мастерскую на неделю, ему
было не по себе если он случайно просыпался ночью а часы молчали и от этого не спалось.
       Он хотел полежать до следующего боя, но встал, оделся, убрал свою постель. " Чего я буду лежать?
- думалось ему. - Приехал бабушке помочь, напланировал разных дел, а время уже девять часов. И
перед бабушкой неудобно - буду валяться в постели."
       Бабушка закрыла с кухни в комнаты дверь чтобы не тревожить внука и удивилась когда он вышел
на кухню.
 - Что это ты так рано? - спросила она. - Поспал бы еще. В Москве небось не поспишь, ты же отдо-
хнуть приехал.
 - Да нормально. Дай полотенце. Вода горячая есть?
 - Есть конечно. На печке, в кастрюле. Сейчас принесу полотенце.
 Она бросила веник, пошла копаться в комоде.
 - Ты уже и постель убрал? - говорила она из комнаты. - А я-то на что? Убрала бы сама. Ты же у
меня гость.
       Принесла ему полотенце - махровое, зеленое с красными цветами. Он подумал, что, наверное, она
сама им еще ни разу не пользовалась.
 - На, умывайся. А хочешь - баню истоплю, вечером попаришься?
 - Да не надо. Потом как нибудь.
       Он почерпнул ковшом воды из кастрюли, разбавил холодной из под крана и бабушка полила
ему на руки, над раковиной. Утерся полотенцем, пушистым и пахнущим чем-то цветочным. Почис-
тил зубы и сел к столу. Они позавтракали и попили чаю. Бабушка стала мыть посуду, а он нашел
свое старое пальто, кроличью шапку, надел рукавицы и валенки.
 - Пойду снег почищу, - сказал он бабушке.
 - Отдохнул бы. Что ты, работать сюда приехал?
       Он улыбнулся и вышел во двор.
       Солнце сегодня решило не показываться на землю, на небе было пасмурно а мороз градусов восемь.
       Он взял в сарае деревянный скребок и стал расчищать снег во дворе.
       Собачья конура непривычно пустела. Бабушкину собаку, Джека, в начале зимы сбило машиной.
Кто это сделал - бабушка так и не узнала. Она нашла собаку недалеко от дома выброшенной с
дороги на снег с раздробленными ногами и рваным брюхом. По улице почти никто не ездил. На-
верное, какой-нибудь залетный пьяный шофер вечером когда бабушка отпускала собаку на ночь
побегать. Она попросила соседа дядю Пашу закопать Джека, хотя Андреевы - Семен Алексеич и
его жена - предлагали ей отдать собаку им, даже за деньги, чтобы ободрать с неё шкуру, рыжую,
лохматую, на шапку. Когда в Москву пришло от неё письмо что собаки не стало, вся их семья пере-
живала как потерю близкого друга. Мама даже всплакнула. Теперь бабушке обещали дать щенка от
крупной лобастой полукровки Найды с соседней улицы, злой и умной. Но, наверное, вряд ли дру-
гая собака будет также дорога Сергею как Джек, проживший у бабушки девять лет. Может быть, он
был не такой умный и большой, но ужасно озорной, симпатичный и добрый. Сейчас бы он вылетел
пулей из конуры, встал на задние лапы, завилял хвостом, доводя сам себя до судорог от желания
прижаться к Сергею. Сергей отпустил бы его с цепи, но он сразу не убежал бы, почуяв волю, а все-
таки насладился встречей с другом, а потом, как бы извиняясь, помахав хвостом, опрометью бро-
сился бы в подворотню. Теперь цепь лежала на конуре. Обычно её бросали на землю. И это озна-
чало что Джек не убежал, а уже просто никогда не вернется.
       Двор был большим, снег глубоким, и Сергей с непривычки устал, раскидывая снег к забору. Но
бабушка была на кухне, могла посмотроеть в окно, и он решил передохнуть потом, расчищая дорож-
ку в сад.
       Он почистил снег везде где только мог: в саду чтобы бабушка вешала белье, около дома, у калит-
ки - и калитка стала широко открываться, отбил снег со ступенек на крыльцо и размел метлой ос-
татки снега перед домом. Передохнув, пошел в сарай наколоть дров. Это ему больше нравилось.
Поленья так и разлетались в разные стороны, доказывая его молодецкую удаль.
       Бабушка позвала его обедать. Она не похвалила его как обычно: какой он хороший, сколько всего
сделал, спасибо, помог бабушке, но выразила все это молча, дала почувствовать ему что он мужчи-
на взглядом, торопливостью и желанием не угодить, а уважить его за работу. Он понял это, и ему
захотелось обнять бабушку и сказать ей что-то теплое, от сердца. Но конечно же, он никогда такого
не сделает. Слишком трудно показать свои истинные чувства.
       Энергия в нем бурлила, и после обеда он нашел в сарае лыжи, смазал их мазями, оделся в спор-
тивную куртку и сказал бабушке что пойдет покататься. Она отговаривала его что уже поздно, ско-
ро стемнеет; он успокоил её что поедет недалеко, к пруду, на горку, покатается часок и вернется.
Во дворе встал на лыжи, опираясь на палки, поскользил взад-вперед, убедился, что мази подобрал
верно. Давно он уже не катался на этих лыжах. В прошлом году собирался но была оттепель, мок-
рый снег. Выехал на улицу, приноравливаясь к лыжам, через три дома свернул направо в заулок
к пруду. Лыжни здесь не было, но снег не проваливался глубоко, вполне прилично можно было
двигаться, а за прудом, наверное, есть лыжня к лесу. На горке он покатается в другой раз.
       На пруду была расчищена большая хоккейная площадка. Видно, её поддерживали в хорошем сос
 тоянии с начала зимы: борта из снега вокруг были высокими и крепкими, а лед замерз, наверное,
со снегом - не зеркально-чистый и скользкий, а как будто весь в волдырях, тусклый и изрезанный
коньками. Надо бы и вправду прийти сюда покататься, клюшку найти, шайбу побросать.
       Обойдя пруд слева, он нашел лыжню. На незащищенном деревьями пространстве она была зане-
сена снегом, а уже у посадки, что тянулась вдоль пруда к лесу, лыжня стала глубокой, ровной и
скользкой. Одно удовольствие катиться с горки на горку. В Москве он так не катался. Вставал на лы-
жи толко на физкультуре, в парке недалеко от техникума. И лыжи там выдавались напрокат с бо-
тинками. Иногда ботинки были сырые или не подходили к креплениям. И там нужен был резуль-
тат на дистанции. А так как в группе среди девушек он был один мужчина, ему приходилось бежать
всегда первым и стараться изо всех сил чтобы никто не обогнал его. Некоторые девушки были вовсе
не слабыми и могли посоревноваться с кем угодно.
 Он поднимался все выше и выше. Пруд кончился и внизу осталась узкая ложбинка где протекала
речка. Отсюда, сверху, можно было на большой скорости скатиться вниз и вылететь на другой, та-
кой же крутой, берег. Может попробовать? Один раз - и потом в лес. Почему бы нет? Он встал на
лыжню, покатился, набирая скорость, замирая с непривычки от стремительного спуска. Не упал на
небольшом трамплине, проскочил через речку и остановился на подъеме на другом берегу. Здорово!
И не надо возвращаться назад. Он поднялся на гору, спустился еще раз, потом еще. Ему понравилось.
Он нашел лыжню с высоким трамплином, попрыгал с него, несколько раз упал, и уже забыл про лес,
отложив эту поездку на завтра.
       Раскрасневшийся, довольный, он вернулся домой около четырех часов дня. Бабушка поставила на
плиту чайник и ушла в магазин. Он попил чаю, вспомнил, что сегодня дискотека. Настроение было
такое что можно бы и сходить. Он помыл голову, погладил брюки, рубашку, почистил сапоги. Достал
из сумки привезенный из Москвы белый свитер, разложил одежду на кровати. Пришла бабу-
шка слегка огорченная что не было в магазине ни конфет, ни пряников чтобы угостить внука. Уви-
дела приготовленную одежду, спросила, куда это он собрался. Обрадовалась, что в ДК, мысленно
пожелав ему познакомиться там с красивой девушкой.
 Перед дискотекой он решил сходить к Максиму и может быть договориться с ним и пойти вместе.
Он немного робел: как они встретятся, о чем будут говорить? Но все-таки они были хорошими дру-
зьями, им есть что вспомнить и чем поделиться друг с другом. Хотя конечно, теперь уже не то, что
три-четыре года назад когда Максим еще был привязан к своей улице и старым друзьям.
       Максим жил в большом кирпичном доме на другой стороне улице. Отец у него был мастер на все
руки. Он сам построил этот дом шесть лет тому назад и еще постоянно что-то достраивал: то баню,
то сарай, то погреб, а теперь гараж под "Жигули".
       Дверь на террасу была закрыта. Сергей нажал на кнопку звонка и к нему вышел Максим. Подал ру-
ку и пропустил вперед.
 - А, заходи. Как дела?
 - Нормально.
 - Давно приехал?
 - Вчера.
 Они прошли в большую комнату где на столе в разобранном виде лежал катушечный магнитофон.
Сели за стол и Максим принялся что-то паять. Завязался разговор об учебе, о Москве, о музыке и
новых записях, об общих знакомых. Максим спрашивал больше, но как-то нехотя, как будто они виделись
каждый день и уже надоели друг другу.
       Максим был чуть повыше Сергея. Черноволосый, кудрявый, крепкого сложения, немного просто-
ватый на вид, не очень разговорчивый, даже скучный если постоянно с ним общаться. Почему он
так нравился девушкам? Они были для него не проблема. Сергей хорошо помнил как однажды теп-
лой ночью на сеновале лет пять тому назад Максим рассказывал, что его первой женщиной была
подруга его сестры, что она сама совратила его когда они остались одни дома и потом это повто-
рялось несколько раз. Сергей видел эту девушку. Она ему не нравилась: слишком развязная, не очень
умная, блудливая, никем серьезно не увлекающаяся. Но и Максим не питал к ней любви. Они ходи-
ли в обнимку, целовались при Сергее, но все это было просто так, от нечего делать. На следующее
лето Максим гулял с другой, а эта девушка перестала ходить к Гале.
       Сергей всегда думал, что если он встретит девушку и будет с ней гулять, они обязательно должны
любить друг друга и от этого он станет более серьезным, мужественным, счастливым наконец. А
для Максима все прошло как само собой разумеющееся, не оставив следа. Может, он так никого и
не полюбил? Или любовь для него ничего не значит?
       Вошла Галя в халатике и тапочках. Непричесанная и хмурая. Она поздоровалась с Сергеем и как
будто бы даже обрадовалась ему. Открыла шкаф и стала там что-то искать. Спросила Сергея, соби-
рается ли он на дискотеку. Он ответил, что пойдет, потанцует, чего дома-то сидеть, скучать. Когда
Галя вышла, Сергей спросил у Максима, пойдет ли на дискотеку он. Максим передернул плечами:
 - Не знаю. Что там делать? Все время одно и тоже. Надоело уже.
       Они поговорили еще о том, о сем, и Сергей пошел домой собираться и идти на дискотеку одному.
 Он переоделся, осмотрел себя в зеркале и остался доволен одеждой и своим видом. Бабушка про-
водила его до калитки. Он шел с легким сердцем, напевая про себя "Миллион алых роз". Он совер-
шенно не представлял, как будет вести себя на дискотеке. Конечно, там будет много народу, празд-
дничная атмосфера, музыка. А что он там будет делать? Он ожидал чего-то необычного, нового, на-
деялся получить удовольствие. Но от чего? Он был неуверен в себе, знал, что вряд ли пойдет тан-
цевать в общем кругу, конечно же, не пригласит девушку на танец и девушки не пригласят его.
Странное чувство. Он шел к людям и он боялся людей. Он не мог быть один, ему нужно было с
кем-то общаться и он был твердо уверен что из этого вряд ли что получится. Но все-таки ничего
плохого он не ожидал. Вечере кончится и все останется как и было: одиночество, надежда, мечты
о будущем и время чтобы что-то понять, что-то изменить в себе и став немного другим, может
быть приблизиться к людям.
       Клуб как и вчера светился огнями. Перед входом Сергей зябко поежился и прошел внутрь. Женщи-
на за столиком взяла с него 3 рубля за вход и дала билет Он прошел к гардеробу, сдал свою куртку
и шапку, взял номерок. Не стал оглядывать себя в большое зеркало тут же в холле, а прошел в туа-
лет. Там никого не было. Он достал из кармана брюк расческу, причесался. Лицо его горело. Глаза
были возбуждены. Что-то будет? Он попытался успокоить себя, придать лицу приветливое выра-
жение. Наконец вышел из туалета, прошел через холл к закрытой двери в танцевальный зал отку-
да неслась сумашедшая музыка. Дверь перед ним открылась, выбежали две симпатичные девушки.
Он пропустил их, вошел в зал и растерялся. Народу было действительно много. Все в красивой одеж
де - ходили по залу, стояли кружками, сидели на стульях, расставленных вдоль стен. Вспыхивали
разноцветные лампы, вверху кружился зеркальный шар. Свет горел в глубине сцены и над дверью.
На Сергея посмотрели с некоторым вниманием, не зло и не удивленно. Это его немного успокоило.
Он заметил свободный стул у окна, направился к нему и сел. Слева сидели два парня в очках и ко-
ричневых свитерах. Они упорно что-то доказывали друг другу. И зачем они сюда пришли? Справа
сидела девушка в светло-синем платье, белых туфлях, с роскошными длинными черными волосами.
К ней подошел парень высокого роста в черном костюме с галстуком, с кольцом на правой руке.
Она убрала сумочку со стула, освобождая ему место. Они о чем-то заговорили.
       Сергей нервничал. Хотя здесь, в уголке, в полутемном зале, ему должно было быть уютно и спо-
койно. Так как его приняли вполне сносно, он мог надеяться, что посидит подольше, послушает му-
зыку, посмотрит на тацующих. Ведь он не так часто, точнее, почти совсем не ходил на такие ме-
роприятия и ему это было интересно.
       Громкая заводная музыка казалось, могла закружить в танце любого, но пока никто не танцевал.
Приходили все новые и новые лица. Некоторые девушки - скромные, одетые не слишком вызыва-
юще, без лишней косметики, симпатичные - Сергею нравились. Он выбирал, с какой бы хотел поз-
накомиться, пытался запомнить внешность если посчастливится встретиться в другом месте, при
меньшем стечении народа и благоприятных условиях. Но почему-то ему хотелось, чтобы например,
 вот та девушка в белой блузке и черной юбочке с короткой стрижкой была бы более нежной,
спокойной, а не такой настороженной, пугливой, озирающейся по сторонам. А другая всем
хороша: красивая, стройная, с крупными глазами, но только надменна и кажется, не очень умная:
в кругу подружек смеётся без стеснения, щурит глаза, как-то презрительно улыбается, словно её
суждения самые верные.
       Он поймал себя на мысли, что если бы они были такими, как он хотел их видеть, то и он бы им
понравился. Он выбирал их для себя и они не должны были выходить за те рамки которые он им
установил. Он решил на досуге как-нибудь поразмыслить над тем, что же он, собственно, ожидает
от девушек и могут ли они быть всегда такими, какими он хочет их видеть. И что лучше - любить
или быть любимым? И может ли он любить?
       Музыку убавили. На сцену вышел ведущий - широкоплечий, среднего роста, с небольшой бородкой,
лет двадцати пяти, парень. Он поприветствовал молодежь, поговорил минут пять о хорошей пого-
де, о видах на урожай, о новой программе, которую он подготовил. Объявил старую песню "Erap-
hen" и все запрыгали под знакомую мелодию. Образовалось несколько больших и маленьких круж-
ков. Лица перемешались. Сразу стало как-то веселее.
       Сергей любил танцевать. Однажды на школьном вечере подвыпив перед этим с ребятами красно-
го вина, он так разошелся, стал выделывать такие невероятные фигуры, что все удивились. И глав-
ное, у него неплохо получалось: он не просто скакал в такт музыки, а что-то изображал свое, ори-
гинальное, что ему подсказывала интуиция. Все расступились, и он танцевал один в кругу. На него
приятно было смотреть, его вдохновение захватывало и передавалось зрителям. После того вечера
его авторитет в школе резко поднялся. Его стали считать артистом.
       И сейчас, когда все распалились после нескольких быстрых танцев, ему тоже захотелось встать в
круг и показать класс. На его танец обратили бы внимание. Стали бы спрашивать друг у друга: кто
это? откуда он? Что-то раньше его здесь не было.
       Может, правда попробовать? Он пропустил одну мелодию, вторую, третью, и собрался уже точ-
но выйти в круг, но зазвучала медленная музыка и он остался сидеть. Пара рядом с ним пошла тан-
цевать. Ребята слева уже не спорили, а как-то без интереса смотрели на танцующих.
       Во время медленного танца Сергей чувствовал себя неловко. Много девушек было свободно. И
можно бы подойти, пригласить одну из них. Ему казалось, что он поступает неправильно, сидя
здесь. Ведь девушки ждут приглашения, им хочется потанцевать. Но пойдет ли девушка танцевать
с ним? То, что ему могли отказать, несмотря на приятную атмосферу, на то, что у него было хоро-
шее настроение и он выказывал самые добрые намерения, - не могли, а точно бы отказали, - эта
увереность заставляла его не предпринимать никаких решительных действий. Хотя все-таки в нем
теплилась надежда, что на Белый танец может быть кто-нибудь выберет его. Вдруг он все-таки, нес-
мотря ни на что, кому-то понравился?
       Ведущий, которого теперь из-за пульта в левом углу сцены не было видно, стал рассказывать о но-
востях в музыке. Кто-то из танцующих сел, кто-то вышел из зала. Многие остались стоять группками
по несколько человек там, где танцевали. Промелькнула Галя - красивая, в сиреневом платье, раск-
расневшаяся, ничего не замечающая. На противоположном конце зала Сергей увидел Максима. Тот
стоял с друзьями вполоборота к нему. Сергей хотел уже встать и подойти к Максиму, познакомиться
с ребятами, он он заметил, как один парень из окружения Максима смотрит на него так, словно уви-
дел нечто невероятно уродливое и смешное. Его взгляд как бы говорил: неужели такое может быть?
Он совершенно не скрывал своего удивления, подошел к Максиму, стал, наверное, убеждать его,
чтобы он посмотрел и увидел неправдоподобное создание, не отрывая взгляд от Сергея. Сергей
сжался. Максим повернул голову в его сторону, заинтересованный словами парня, но увидев Сергея,
 опустил глаза, отвернулся, встряхнул головой. Сергей должен был отвести от всего этого глаза, но
 выдержал до конца. Парень, заметивший его, словно почувствовал одобрение, скорчил Сергею
презрительную рожу.
       Это было как нож под сердце. Исподтишка, по самую рукоять. И воткнул его не этот подонок ко-
торого Сергей не знал, а Максим, друг. За что? Стало нечем дышать. К горлу подкатил комок. Все
поплыло перед глазами. Он с трудом сдерживал себя чтобы на лице не отразилось отчаяние и бес-
помощность. Чтобы не разрыдаться. Тело обмякло. Он не чувствовал себя.
       Заиграла спасительная музыка. Все стали танцевать. Подождав еще минуту, Сергей встал, и ни на
кого не глядя, пошел к двери. В гардеробе взял пальто, одел шапку и попытался улыбнуться гарде-
робщице, отвечая на ее вопрос, что это он так рано уходит.
 - Домой надо.
       Голос был совсем чужой.
       Он шел быстро, не оборачиваясь, стараясь уйти как можно дальше от этого злосчастного места.
 Свернул на боковую улицу, выбирая самую дальнюю дорогу к дому. Он ни о чем не думал. Боль бы-
ла такой сильной что заглушала все мысли. Он начал приходить в себя когда увидел еще издалека
парня и девушку, шедших навстречу. Он провел рукой по лицу, пытаясь снять напряжение. Очень
хотелось чтобы они не заметили его и прошли мимо, но когда они поравнялись, Сергей узнал Игоря
Малинина с соседней улицы. Тот тоже узнал его.
 - Привет. Ты откуда? - спросил Игорь.
 - Да так. Гуляю.
 - Как у тебя дела? Все учишься?
 - Учусь.
 - На каникулы приехал?
 - Да.
 - А я два месяца как из армии. Еще не работаю. Может тоже пойти учиться? А то только и знаю что
машину водить.
 - Смотри сам.
 - Не знаю. Вот может женюсь, - он посмотрел на девушку, прижал её к себе. Она улыбалась, давая
понять, что вроде бы и не против. - Ну ладно, мы пойдем на дискотеку. Не хочешь с нами?
 - Нет.
 - Время будет - заходи. Поболтаем.
 - Ладно.
 - Ну пока.
 - Пока.
       Они пожали друг другу руки и разошлись. А Сергею стало полегче. Вот ведь Игорь не смеялся над
ним, общался как с обычным человеком и вполне искренно. И девушка его теперь вряд ли расспра-
шивает Игоря, что это за такой некрасивый парень с которым они встретились. Игорь, наверное,
говорит ей, что Сергей москвич, учится в техникуме, умный, серьезный человек.
       А Максим оказался подлецом и трусом. Честно говоря, Сергей надеялся, что Максим выбежит за
ним на улицу, остановит, попросит прощения за себя и того парня. Но, видимо, авторитет среди ребят
ему дороже. И он вряд ли признается им, что Сергей был его другом. Ну не другом, хотя бы
знакомым.

       Когда он пришел домой, бабушка, смотревшая телевизор, поднялась с дивана и пошла разогревать
ему ужин. Она не спросила его как прошел вечер, весело ли было, встретил ли он кого-нибудь из
знакомых. Если бы он захотел, рассказал бы ей обо всем сам. Личные темы она с ним не обсуждала.
И ничего необычного она в его поведении не заметила. Они поужинали, поговорили о каких-то
пустяках, сели смотреть телевизор. Он стал зевать, спросил, будет ли что-нибудь вечером интерес-
ное, сам посмотрел программу, и сказал, что лучше пойдет спать. Она пожелала ему спокойной но-
чи и велела завтра так рано не вставать, итак уже он все дела переделал.
       В постели, засыпая, он представил, как однажды пойдет на эту же дискотеку с красивой девушкой,
как он будет танцевать с ней и совершенно не бояться что кто-то на него покажет пальцем, поизде-
вается над его внешностью. Внешность он вряд ли изменит, просто будет чувствовать себя нормаль-
ным человеком среди нормальных людей. Наверное, потому что он всех и всего боится, на него и
обращают внимание.


       5. Гадальщик


       Он перемешал в руках четыре туза, загадав на каждого определенное желание, положил их
"рубашками" вверх. Остальную колоду разложил у тузов. Открывал карты и клал на туза сверху
шесть, семь, восемь - и до короля, если конечно так совпадало. После пяти раскладов на левом тузе
сверху оказался король, на следующем восьмерка, потом валет и десятка. Вытащил туза, оказавше-
гося под королем. Пиковый. Это означало, что Надя согласится пойти с ним на концерт. Но только
вряд ли он поговорит с ней об этом завтра - червоный туз прикрывала лишь восьмерка. И она не
пригласит его к себе в гости - десятка не имела больших шансов на крестовом тузе. А вот валет на
бубновом все-таки давал надежду что может быть не сейчас, но в скором будущем она приедет
в гости к нему.
       Он сомневался, что сбудется то, что показал туз. Потому что не всегда получалось так, что ис-
полнялось то, что выпадало, и король мог его подвести. Но восьмерка и десятка говорили точ-
но: исполнение этих желаний откладывается.
       Иногда случались поразительные вещи. Например, он захотел бы все-таки именно завтра пого-
ворить с Надей и пригласить её на концерт. Вопреки раскладу карт. Почему бы нет? Подумаешь -
карты. Он моделировал эту ситуацию: как заговорит с ней, какие скажет слова, чем прельстит её
чтобы она согласилась. Но то ли она будет не в настроении, то ли он не подберет нужных слов, то
ли совсем не начнет разговор или она вообще завтра не придет в техникум - прогуляет, заболеет,
- но обязательно что-нибудь случится и он не поговорит с ней. Обязательно! И не верь после это-
го картам!
       Теперь он стал раскладывать карты по шесть в ряд и в шесть рядов, убирая, если совпадали, пар-
ные карты одного ранга наискосок. Ряды сокращались после каждого расклада на одну карту спра-
ва пока не осталось две в первом ряду и вниз еще восемь карт. Всего десять, а это означало, что она
думает о нем. Могло быть и лучше: четыре карты. Любит. Или восемь: тоскует. Но хорошо, что не
двенадцать: изменяет. И не четырнадцать: не вспоминает совсем. Как-то недавно осталось всего две
карты: хочет замуж. Это было прекрасно, но вряд ли правдоподобно. При всем её хорошем отноше-
нии к нему, пр всей его привязанности к ней, на это он мог вряд ли надеяться. Даже мечтал он об
этом усмехаясь про себя. Может, она и любит его; может быть, она думает о нем и тоскует, но никогда
они не будут вместе. Это противоречило всей его природе.
       Он познакомился с ней в первый день после зимних каникул. Она первый раз вошла в аудиторию,
постояла в дверях, выбирая себе место, и села к нему за второй стол в ряду у окна. Он оторопел, не
зная, что делать. Она посмотрела на него и сказала:
 - Привет. Меня зовут Надя. А тебя?
 - Сергей, - ответил он.
 - Очень приятно, - сказала она, открывая на коленях сумочку и вытаскивая оттуда тетрадь и ручку.
Тут прозвенел звонок, вошла преподавательница Ольга Алексеевна и представила соседку Сергея
- Новикову Надежду, переведенную из Ленинградского техникума в связи с переездом её родителей
в Москву.
 Сейчас он уже не помнил подробностей первых дней с Надей. Его растерянность, страх перед ней,
боязнь выглядеть глупым и неинтересным как-то сами собой рассеялись. Он почувствовал её ис-
кренность, дружелюбие, интерес к его рассуждениям. Было странно и ново встретить человека, де-
вушку, с которой легко общаться, которой можно доверять и которая воспринимала его таким, какой
он есть.
 Если честно, она совсем не была похожа на его идеал женщины. Ему нравились очень красивые,
неприступные, на которых можно было любоваться до бесконечности и считать за счастье их вни-
мание к себе. А на Надю - чуть повыше его ростом, с короткой стрижкой, совсем не женственную,
не жеманную, не кокетливую, без утонченности и лукавого обояния, почти без косметики и не лю-
бящую модно и красиво одеваться, а носящую какую-нибудь удобную и не броскую одежду, он не
обратил бы внимания никогда. И вела она себя просто, естественно, не вкладывая в слова какого-
то загадочного смысла. А он привязался к ней, сравнивая себя с улиткой, вылезающей из своего до-
мика на свет божий.
       До Нади в группе он выделял Катю Ефремову. Скромная, худенькая, вроде бы и не такая заметная
и красивая, но очень привлекательная своей детской непосредственностью и открытостью. Он счи-
тал её ангелом, боялся чем-то и как-то обидеть её, мечтал о ней как о доброй и ласковой фее, кото-
рая могла бы внести в его душу покой и счастье. Они почти не общались, он оказывал ей знаки
внимания на расстоянии и замечал, что она улыбается ему, опускает в смущении глаза если он дол-
го смотрит на неё, как-то ненароком сама взглядывает на него - и он принимал это если не за лю-
бовь, то за симпатию к нему, дарящую надежду.
       С появлением Нади все это пропало, как будто и не было. Надя разрушала его идеал, называя кра-
соту уродством и скромность глупостью, смеялась над его высокопарностью и желанием показать
себя с лучшей стороны. Он обижался на неё и злился, защищая себя, но все больше и больше сбли-
жался с ней, никак не объясняя себе своего состояния.
       Девушки в группе сначала, кажется, удивлявшиеся, что Надя выбрала его, с некоторых пор стали
говорить ему "твоя Надежда", а ей "твой Сергей". Их привыкли видеть вместе, неразлучными, мо-
жет быть подозревая между ними более близкие отношения. Но они не думали об этом.
       Вдвоем после занятий они стали ездить гулять по Москве, ходили в кино и на выставку, встре-
чались в выходные и тоже куда-нибудь отправлялись. Без неё он скучал и ему было обидно когда
она отказывалась от какого-нибудь совместного мероприятия. Тогда он пытался не разговаривать
с ней долгое время, и всем было заметна их размолвка. Они мирились, чаще всего первый шаг де-
лала она, но как-то раз они поругались очень сильно из-за какого-то пустяка и при этом вылили
свою обиду друг на друга очень злыми и грубыми словами. Им казалось, что они больше никогда
не сблизятся, они злились друг на друга целую неделю и она даже пересела от него за другой стол,
а помирились как-то естественно и просто, не сказав друг другу "прости": встретились перед заня-
тиями, посмотрели друг другу в глаза и сели рядом. Обоим казалось, что в этот день из-за туч на-
конец-то выглянуло солнце. После этого случая он начал понимать, что она действительно дорога
ему и их связывает нечто большее чем студенческая дружба.

 Она, наверное, уже и забыла, что научила его гадать. Это было какое-то поветрие в техникуме, и
она - полушутя, полусерьезно - показала ему несколько видов гадания, не подозревая, каким важ-
ным делом это станет для него. Он купил себе карты, хранил их в тайне от всех, и было удивитель-
но, эти карты не врали. Сходилось или не сходилось все именно так, как показал расклад. Когда
что-то не устраивало его, он пытался по-другому формулировать вопрос или повторить прежний,
надеясь на лучшее, но почему-то если уж карты один раз говорили "нет", второй раз повторялось
то же самое. И это все больше убеждало его в тайном и неизбежном стечении обстоятельств.
       Сначала у него были простые желания: когда они пойдут в кино, пригласит ли она его к себе до-
мой, встретятся ли они в метро. Потом он стал загадывать, кем она будет для него: женой, любов-
ницей или подружкой. А может быть, он познакомится с другой девушкой. Но такие далекие жела-
ния карты показывали каждый раз по-разному: то одно, то другое, то даря надежду, то погружая в
тоску. Сходились конкретные, завтрашние. Он объяснял это тем, что "завтрашнее" желание уже
предрешено там, на небесах, а что будет не скоро, того карты показать не могут. Но знать хотя бы
то, что случится с тобой завтра, тоже было хорошо. Приятно думать, что желание твое исполнит-
ся. Ну а то что не исполнится в этот раз, можно загадать завтра, послезавтра. К этому времени
что-нибудь изменится и может быть сбудется.
 После карт он достал свои заветные три монеты по пять копеек, потряс их в кулаке, загадывая
желание и определяя по Книге Перемен то, что его ждет в зависимости от того, как упадет монета,
орлом или решкой. Если из трех монет выпадало два "орла", он чертил сплошную линию, если две
"решки" - прерывистую. И так шесть раз снизу вверх. Это было серьезней и неотвратимей чем кар-
ты. Уж если выпадала одна из четырех наихудших комбинаций - все его усилия, все желания по
предотвращению выпавшего Зла, были напрасны. Какое-то время ему чудовищно не везло: могла
заболеть Надя, учебный материал не усваивался, он забывал что-то существенное и получал наго-
няй от мамы; он как бы выпадал из жизни и окружающие были с ним жестоки словно только теперь
обнаруживая в нем массу недостатков и наказывая за это.
       Зато при выпадении счастливого варианта у него все получалось, везение было полным и оше-
ломляюще красивым.

       Сегодня, как впрочем, чаще всего, он спрашивал у книги о том, что произойдет с ним в ближай-
шие дни. Выпала пятьдесят третья гексаграмма, предначертавшая: "Если вы будете продвигаться
вперед, тщательно продумывая каждый шаг, успехи и удача не изменят вам и в дальнейшем. Счастье
и впредь останется вашим спутником, если, не поддаваясь на доводы, вы не будете опережать собы-
тия. У черепахи не меньше шансов прийти к финишу первой, чем у зайца. Вы в начале долгого пути.
Желание в конце концов исполнится. Финансовые дела существенно поправятся."
       Это было совсем не плохо, хотя и не означало существенных и скорых перемен в жизни в лучшую
сторону, но тем не менее давало надежду, что все еще впереди и надо спокойно ждать. Конечно, в
первую очередь это касалось отношений с Надей. Все у них будет хорошо, все постепенно сложится.
       Да, мог быть и худший вариант, а этот не нужно перезагадывать заново.
 Зазвонил телефон. Он не сразу поднялся с места, подошел к третьему звонку.
 - Алле, я слушаю.
 - Здравствуй, Сереж, - это была Надя! - Извини, что позвонила. Отвлекла от чего-нибудь?
 - Нет, все нормально.
 - Я завтра не приду в техникум. Кое-какие семейные проблемы. Ты уж не пропускай занятия. Лад-
но? Потом у тебя спишу.
 - Хорошо, конечно.
 - Извини, тут у нас гости. Ну все, пока.
 - До свидания.
       Надо же! Она всего лишь четвертый или пятый раз за время их знакомства позвонила ему. Вспом-
нила. Решила предупредить. А он думает, что она к нему плохо относится и совсем не вспоминает
о нем. Конечно, это её нужда заставила. Просто так не позвонила бы. Но все-таки как приятно! Зна-
чит, она не придет завтра. Обидно. Но если обстоятельства...
       Она не слишком распространялась про свою семью. О матери ничего не говорила, считая себя
вполне самостоятельной девушкой, а про отца как-то вырвалось у неё нечаянно-пренебрежительно:
"Папашка".
       Её звонок опустил его на землю. Пообщался с ней, почувствовал её настроение. Она, кажется, от-
влекла себя звонком ему, ей, видимо, все равно было кому позвонить. Может, гости там не совсем
приятные. Она как будто защиты просила. Или ему так показалось? Набрать что ли её номер, при-
думать какой-нибудь повод. Что она ответит от неожиданности? Сорвется, скажет "Зачем звонишь?"
или "Я перезвоню" и не перезвонит потому что не о чем говорить. Или родители её подойдут, по их
реакции можно будет определить, что там происходит. Нет, зачем ему это нужно? Какое он имеет
на это право - вмешиваться в чужую жизнь? Кто он ей?
 "Не спеши, черепаха!" - подумал он про себя. - "Не зря тебе выпало именно это. Прислушайся и
успокойся. Все будет хорошо."


       6. Сомнения

       Шла весна, в этом году невозможно переменчивая: на Восьмое марта уже почти растаял снег и
 было очень тепло и солнечно, потом похолодало, температура опустилась до минус десяти граду-
сов, стало неуютно-ветренно. Повалил снег и машины не успевали его убирать. Теперь, в середине
апреля, наконец-то выдались ясные, погожие дни, солнце согревало землю, и пришла уверенность,
что теперь эта весна по-настоящему.
       В один из выходных дней Сергей поехал погулять по Москве. Один, так как Надя болела уже две
недели. Звонила три раза, спрашивала об учебе. Он хотел предложить приехать к ней и позаниматься
 вместе, но как-то постеснялся, побоялся показаться навязчивым.
       Ему было невесело одному, он не знал, чем заняться, а вот выдался хороший денек, настроение
с утра было какое-то приподнятое, и он не пожалел, что поехал в центр, на Калининский проспект.
Пошел от метро "Площадь революции" к Александровскому саду, дальше до Боровицких ворот, по
подземному переходу к Библиотеке имени Ленина, мимо Военторга, перешел на сторону к почтам-
ту и вниз к "Октябрю". Прохожих было немало, все уже перешли на демисезонную одежду, многие
без головных уборов. Он, конечно же, смотрел на женщин, выбирая красивых и с открытыми нож-
ками, ища хоть сколько-нибудь доброжелательный взгляд в свою сторону. Многие женщины ему
нравились, и как приятно было замечать их внимание к себе. Он не думал с кем-нибудь познако-
миться, а вот пройти мимо, заглянув в глаза и поймать ответный взгляд - это все, что было нужно,
что волновало и обжигало огнем.
       В книжном магазине у него были любимые отделы: русская проза и зарубежная литература. Прос-
матривая книги на прилавке, он невзначай поглядывал на продавщиц и на молоденьких покупа-
тельниц, запоминая их лица, жесты, наслаждаясь их красотой. Сегодня выбросили в продажу "Алые
паруса" Александра Грина, он встал в огромную очередь, кстати, за симпатичной девушкой, и взял
две книги - себе и Наде в подарок. От этого настроение только улучшилось, после он обошел весь
магазин, надеясь купить ещё что-нибудь; не купил, но и не расстроился из-за этого.
       В "Мелодии" ему очень нравилась одна продавщица, женщина лет тридцати пяти, полненькая, с
короткими светлыми волосами, большеглазая, красивая какой-то строгой и задумчивой красотой,
 кажется, вполне счастливая и наслаждающаяся жизнью. Он считал за счастье если что-нибудь
покупал в её отделе и она сама давала ему в руки пластинку. Она смотрела как-то отстранённо,
 из глубины себя, спокойно и доброжелательно. Так хотелось утонуть в её глазах, почувствовать ее
мудрость и доброту.
 И здесь ему повезло: в продаже был диск Высоцкого. Очередь стояла в две кассы, кто-то сказал,
что на втором этаже тоже продают и там меньше народу, люди отреагировали и пошли туда, а Сер-
гей остался чтобы попасть к "своей" продавщице. Сегодня все брали только Высоцкого и она даже
не спрашивала у покупателей что давать; забирала чеки, просматривала их и подавала пластинки.
Она было сосредоточена и нахмурена, но все равно было приятно хотя бы взглянуть на неё. Плас-
тинка поместилась в фирменный черный пакет с двумя девушками в баре, который, кстати, дос-
тала ему за три рубля Надя. Не у всех были такие пакеты, и Сергей немного гордился этим.
       С покупками он перешел на другую сторону проспекта к "Юпитеру" и направился обратно к мет-
ро. В "Юпитере" он прошлым летом купил фотоувеличитель "Юность", отец через знакомых достал
к нему объектив от "Зенита". Теперь не надо было спрашивать у соседей этот аппарат, пользуясь
по необходимости своим. Сегодня вроде бы незачем было заходить туда: он давно не фотографи-
ровал, вроде бы повода не было.
 И вдруг у киоска театральных касс он увидел - Надю, не Надю, - но очень похожую на неё девуш-
ку: тот же рост, фигура, пальто, волосы. "Откуда она здесь?" - мелькнуло в голове, - "Она ли это?"
Он подошел поближе как бы к окошку кассы, заглянул в лицо - нет, не она, совсем другая, в очках,
с яркими губами, очень сосредоточенно выбирающая билеты. Отлегло от сердца. И он почувст-
вовал разочарование: почему не Надя? Как бы с Надей сейчас хорошо было бы встретиться! Побол-
тали бы, обрадовались друг другу, погуляли бы вместе, куда-нибудь зашли бы кофе попить...
 Он отошел от касс и теперь непроизвольно стал высматривать Надю. А вдруг она все-таки здесь?
 А если бы все случилось по-другому - подумал он - если бы он увидел её не одну, а с мужчиной,
что тогда было бы? Он конечно постарался не попасть ей на глаза, отошел куда-нибудь назад к
киоску. Или прошел мимо не замечая их. Но как было бы обидно что она с другим! А заметила бы,
окликнула, подошла и представила его как "другана из техникума" а больше и никак. Как ему стало
бы больно! А если так оно и есть? Кто он для неё? Всего лишь однокурсник, приятель, палочка-
выручалочка если надо. Почему он думает что нужен ей как друг, мужчина, человек? Она разве
говорила что-нибудь об этом? На что он расчитывает - себялюбивый, робкий, некрасивый, не очень
-то и интересный. Зачем он ей нужен? И почему бы у неё не может быть знакомого парня - высо-
кого, красивого, модно одетого, без всяких комплексов, под которые не надо подстраиваться, с ко-
торым легко и надежно. Рядом с ним Сергей наверняка будет выглядеть ничтожным. Она просто
жалеет его и извлекает из дружбы с ним какую-то выгоду в виде знаний, помощи в трудную минуту,
развевает скуку. Она давно уже изучила его, подстраивается под него, а ему кажется, что она ис-
кренна и надежна.
 Он шел опустив голову, размышляя, не замечая никого вокруг, один на улице, в городе; смотрел
на себя со стороны, представляя различные ситуации. Он думал о ней и отчетливо представлял,
что получает удовольствие от общения с ней, она как точка опоры, все вертится вокруг неё. Но они
только дружат, он никогда не думал о любовных отношениях между ними. Это виделось не скоро,
не сейчас, когда нибудь. Ему не хотелось поцеловать её, не говоря уже о постели. Почему? Нет,
другие девушки были более желанны, он обращал внимание на многих, и хотел бы со многими
быть мужчиной. Почему же не с ней? Её он боялся, её он как-то знал и у них были другие интере-
сы, отведенные границы общения. Предложить ей побыть вдвоем, поцеловать её казалось ему
беспримерным подвигом. Да она и откажет ему вне всяких сомнений. Один раз, на 23 февраля,
она вручила ему бокал с блюдцем и дотронулась губами до его лба, а потом, на 8 марта после того
как он подарил ей цветы и книгу, она хихикнула: "Ну что, целоваться будем?", подставила щеку
как ребенку, на что он покраснел, нахмурился и перевел разговор на другую тему. Тогда он точно
хотел её поцеловать чтобы выразить свою любовь, а она над ним посмеялась.
 Да, другой бы на его месте давно бы вступил с ней в любовные отношения, а он стесняется как
мальчишка. И почему бы не быть с ней рядом такому человеку? Она же молодая красивая женщина,
ей это нужно по природе своей. Это она с ним, с Сергеем нянчится, а другого любит по-настоящему.
       Может быть не мучиться, а спросить её, как она к нему относится. Что она чувствует к нему? При-
знаться в любви. А что потом? Что будет дальше? Если она ответит "нет" - тогда все ясно, так и
должно быть. А если "да"? Искренни ли его чувства к ней? И что изменится в их отношениях?
       Он очень часто представлял себе, что однажды произойдет какое-то событие которое перевернет
его жизнь. И после этого все станет просто и легко. Все беды, все страхи останутся позади. Надо
перейти какую-то невидимую черту. Может быть так оно и случится, если она любит его
 О перемене в жизни он думал и тогда когда ходил в поликлинику насчет пластической операции
лица. Он и сейчас верил что ему стало бы намного легче. А в отношениях с Надей он столкнулся
с другой проблемой когда важно стало не как он выглядит, а то, что он из себя представляет как
человек, нужна не его внешность, а то, что он может сделать, на что он способен по жизни и чего
он собирается достичь. Операция с лицом была бы в этом случае не так необходима, нужен какой-
то внутренний стержень на который все нанизывается.
       И на гадание он расчитывал как на судьбоносное пророчество которое невозможно изменить, и
это пророчество однажды будет чертовски благоприятным, настолько радостным что лучше и не
бывает.
       Только сейчас у него что-то ничего не получается. А может на самом деле ему и не надо ждать
никакого события, может стоит жить так, как живется, набирая опыт, что-то предпринимая, не
боясь завтрашнего дня? Может не стоит гадать, заглядывать наперед? Ведь если так сильно пола-
гаться на гадание, самому проявить себя очень трудно; зная будущие события, зачем пытаться
их изменить?
       Если он признается в своих чувствах, все встанет на свои места. Многое прояснится. Ему будет
легче. Он поймет для себя что-то новое. И в конце концов разве он не мужчина? Надо проявить
себя. Пусть это может выглядеть глупо и бесполезно. Но все-таки, что будет?
 Он не заметил как оказался уже на улице Горького. Здесь было больше машин и людей, больше
шума и нависаюшие над головой здания. Это немного угнетало. Он прибавил шагу чтобы побыс-
трее добраться до метро Пушкинская.
       У кафе "Космос" как всегда стояла очередь. Несколько парней и девушек из одной компании в хво-
сте очереди бесцеремонно разглядывали прохожих и видимо, ещё кого-то поджидали. Они уже бы-
ли навеселе и старались отличиться друг перед другом развязными жестами и громким смехом.
Сергей сразу почувствовал свою беззащитность перед ними и молил Бога чтобы они не обратили
на него внимания, чтобы отвлеклись на что-нибудь другое. Лучше бы он пошел по той стороне ули-
цы. Но ему не повезло. На него посмотрел один парень, толкнул другого, все повернулись к нему
лицом. В их глазах было удивление и смех. Что же это за чудо такое? Сергей не дыша прошел мимо,
и сзади смех прорвался наружу, кажется, на всю улицу, разрывая сердце на куски.
       Вот и все. Конец всем сомнениям. Формулы, варианты решения задачи, разные ситуации и по-
ложения, а в итоге все равно "0". Как бы он не старался заменить неизвестные величины правиль-
ными ответами. Оказалось, ничего изменить нельзя. Результат всегда один и тот же - 0.


       7. Душа

       
 "Щенячья робость и беспомощность - как бы не заметили, как бы не дали пинка, как бы не заулю-
люкали вслед. Я больше не могу терпеть этого. Я хочу чтобы все кончилось раз и навсегда. Мне
ужасно больно и никто не может мне помочь. Зачем жить и мучиться? Мне не под силу этот груз.
Я не пожелал бы никому испытать всего этого. Даже тем, кто ненавидит меня. Не надо, я не желаю
вам такого проклятия.
 И не у кого спросить: за что мне это? Почему Бог выбрал в мученики меня? Почему? Что я сделал,
в чем я виноват?
 А как хочется жить! Любить и быть любимым. Радоваться каждому дню. Чтобы была семья, дети.
Поехать с ними к морю и взявшись за руки с любимой женщиной, стоять на берегу, встречая рас-
свет.
       Прости меня, Господи. Хоть немного смилуйся надо мной. Дай мне капельку счастья. Если нельзя
надолго, намного, дай хоть на несколько дней. А потом я умру."


       8. Признание

       Тогда, в апреле, Надя пришла в техникум через неделю. Он все это время мучился, хотел позво-
нить ей, несколько раз набирал номер и опускал трубку на последней цифре. Она не позвонила
сама даже перед тем как выйти. Он присматривался к ней: какая она, искренна или нет? - но вроде
бы не заметил в ней ничего наигранного и лживого. И в их отношениях ничего не изменилось.
 Она пришла немного похудевшая, бледная, еще не совсем выздоровевшая. Он укорял себя за неле-
пые мысли об её измене, считал себя глупым эгоистом, стал выражать ей всевозможными знака-
ми внимания своё сочувствие и предлагал помощь в освоении материала. Помощь она приняла,
да так, как он и не мечтал: она приезжала заниматься к нему домой. Это было очень важное событие
в его жизни. Он не был подготовлен, не раскладывал этот вариант на картах, а она после занятий
как-то между прочим сказала:
 - Сейчас у меня есть свободное время, поехали к тебе, экономику надо наверстать, а то я ничего не
понимаю.
 - Поехали, - тут же согласился он, быстро соображая, как его встретят с девушкой родители и чем
бы вкусным её угостить. Он страшно заволновался, был счастлив, и она заметила это, не подавая вида.
       Приехали к нему, дома никого не оказалось. Она осмотрела комнаты, сказала, что все очень уютно
и красиво; они попили чай с пряниками, потом пошли в его комнату и он стал объяснять пропу-
щенный ею материал.
 Через полтора часа пришли родители, несколько опешив, увидев её; познакомились с ней, закрыли
дверь в комнату. Когда они закончили заниматься, мама пригласила их к столу поужинать, причем
она как бы невзначай оказалась в светлом новом костюме. Но Надя отказалась, сославшись на то,
что ей далеко ехать, а в следующий раз она обязательно покушает. Сергей проводил её до автобуса,
по дороге она благодарила его, сказала, какие добрые и хорошие у него родители.
 В следующий раз она приехала в воскресенье, договорившись заранее, на целый день. Мама к
этому дню испекла пирогов, приготовила по специальному рецепту мясо, купила свежие фрукты,
сделала салаты и вечером они сели за стол как на праздник, разговорились, найдя между собой
общий язык, словно знали Надю давным-давно. Мама положила ей с собой пирожков, приглашала
ещё в гости даже и без повода, и, наверное, думала про неё, какая бы она жена хорошая Сергею
была.
 Потом начались экзамены, нервотрепка, они оба сдали все предметы на "четверки", а по Диамату
она получила "пять". Отметить сдачу экзамена они поехали в центр, на Калининский, и там в кафе
заказали шампанское и мороженое, после чего ему захотелось обнять весь мир. Он проводил её до
дома, они болтали всю дорогу, у подъезда она поцеловала его в щеку и ушла, помахав рукой. На
лето она собиралась с родителями на юг, а он в деревню. Делясь своими планами, он пригласил
её в оставшееся от юга время приехать к нему в деревню, она отказалась, сославшись на другие
дела, на еще не определенность планов и т.п. Он ожидал отказа и не очень сильно расстроился.
       Лето выдалось теплым, без резких перемен погоды. Дожди не приносили прохлады, но и солнце
не особенно пекло землю, как будто ленилось и отдыхало себе на небе.
       Первые две недели Сергей очень усердно старался что-то поделать около дома, в огороде и саду.
Потом настрой на работу как-то пропал, он увлекся чтением, рыбалкой, ходил купаться на пруд и
катался на велосипеде. Случайно на рынке встретил старого знакомого Кольку Медведева который
скучал от безделья, и они договорились собрать ребят и поиграть на лугу в футбол. Игра получилась,
всем понравилось, вечером купили вина и разожгли на краю луга костер. Изрядно подвыпили, и
Сергей пришел домой под утро. Хорошо, что он спал на террасе и не побеспокоил бабушку. Но про-
снулся поздно и с головной болью. Пришлось выпить две таблетки анальгина и весь день загорать
в саду на постеленом одеяле. Но отдых показался веселее.
 Футбол и выпивки стали повторяться. На костер приходили девушки и ребята вызывались прово-
жать их домой. Сергей мог только догадываться, стесняясь спросить ребят, что там между ними
происходило; он сам никого не провожал, при девушках старался вести себя прилично и держался
особняком, отталкивая девушек своей непонятностью. Но и девушки которые приходили к ним
ему не очень-то нравились: не особенно красивые, нагловатые, кажется, легко доступные и не очень
привязанные к кому-либо конкретно.
       Через месяц компания распалась, стало неинтересно вместе: каждый день одно и тоже. Сергей
снова увлекся работой, пробовал записать что-нибудь в дневник, и когда бабушки не было дома или
поздним вечером когда она уже спала, он гадал.
       Раскладывал карты сначала как бы нехотя, от нечего делать, потом увлекался, хотелось чего-то
ещё и ещё, прокручивались разные ситуации, одно истекало из другого, и как у игрока замирало сер-
дце: что будет? Иногда он гадал до самозабвения, до боли в глазах и путаясь в картах, не замечал
ничего вокруг и только в последний момент пряча карта от бабушки - когда она приходила из ма-
газина или просыпалась ночью посмотреть, что же не спится внуку. И после гадания он долго не
мог успокоиться: как получилось в целом, нет ли противоречий между раскладами? Что-то за-
бывалось, голова шла кругом, и утешало одно, что завтра можно будет все еще раз повторить.
       В дневнике он писал о своих чувствах к Наде. Представлял, что она приехала к нему, он встретил
её на вокзале и они шли до дома , весело болтая. Он показывал ей знакомые с детства места, говорил
о том, что с ним было без неё, как он мучился и страдал, что она его избавление от бед и неудач. И
она как бы отвечала ему, на его призвания в любви она не отказывала и тоже любила его и наконец
счастлива с ним.
       Два раза он звонил ей в Москву по междугородному телефону. Один раз никого не было дома, во
второй подошел её отец, с которым Сергей не стал разговаривать. Но после звонков он чувствовал
себя уверенно словно говорил с ней; выдумывал предполагаемый разговор, в котором она обрадо-
валась ему и никак не могла первой положить трубку, выспрашивая у него, как ему отдыхается и
рассказывая про себя различные как будто ничего для других не значащие мелочи, но для них очень
интересные и нужные.
       Несколько раз Сергей видел Максима, им даже пришлось в магазине столкнуться лицом к лицу, но
Сергей быстро взял себя в руки и прошел мимо, не замечая его, с высоко поднятой головой. А
Максим, кажется, не обратил на это внимания, занятый своими мыслями.
       На две недели приезжала мама. Они с Сергеем решили освежить дом: купили зеленой краски на
стены, коричневой для рам и белой на окна. Покрасили два раза, и дом действительно похорошел,
обновился, привлекая взгляды прохожих. Воодушевленные результатом работы, они покрасили
ещё изгородь и починили калитку. Бабушка была очень довольна.
Как-то вечером Сергей услышал разговор между бабушкой и мамой. Они сидели на террасе и не
видели его, выходящим сзади со двора. Мама говорила о Наде. Что Сергей дружит с ней, что она
приезжала к ним в гости и он ей, кажется, нравится. Только он не понимает этого. Наверное, не
созрел ещё. И мягкий он. Сам не знает, чего хочет. На что бабушка ответила:
 - Куда ему спешить? Все у него ещё будет. И любовь, и девушки, да не одна. Все придет со време-
нем. Еще правнуков успею покачать.
 Сергей повернул назад, во двор, расчувствованый услышанным о себе.
       И вот прошло лето и они с Надей шли по Александровскому саду и молчали, за три недели уже
наговорившись о лете.
       Она отдыхала в Ялте, ей очень понравилось. Они с мамой объехали все южное побережье, но
все равно не хватило времени побывать в нескольких замечательных местах, например, в Бахчи-
сарае. Сергей не понимал этого, предпочитая отдых на пляже и две-три экскурсии для разнообра-
зия. Но не каждый же день накручивать на автобусе километры! Она уверяла его, что на пляже
можно и в Подмосковье у речки полежать, а на юге так много всего интересного.
       У неё вроде бы ничего не изменилось в жизни и важного не произошло. Он не спросил её что
может быть она на юге с кем-нибудь познакомилась и проводила время, и она его о знакомствах
не спросила, а только хмыкнула и покачала головой на его рассказы о деревенской жизни, считая
такое времяпровождение скучным.
       Сейчас он шел рядом с ней и не знал, как начать разговор о главном, как признаться ей в любви.
Перед этим подбирал какие-то нужные слова, а сейчас заробел и все-таки решил не отступать, ска-
зав сразу что-то существеное, потом разговор сам завяжется.
 - Надь, скажи, как ты ко мне относишься?
 - Нормально. Хорошо. А что это ты вдруг спросил?
 - Я не могу больше без тебя. Ты мне очень нравишься, Надя.
       Она молчала, кажется, минуту. Он не выдержал:
 - Что ты молчишь? Скажи что-нибудь. Я все время думаю о тебе. Я измучился, понимаешь? Мне
тяжело без тебя.
 - Сереж, мы с тобой очень хорошие друзья. Я к тебе очень хорошо отношусь. Пойми меня правиль-
но. Но о том, что ты говоришь, я не думала. Мне с тобой интересно, ты помогаешь мне, - я это очень
ценю. Давай не будем разрушать наших отношений. Я не могу сказать тебе ни "да" ни "нет" хотя бы
потому, что в самом деле не думала об этом. Ты меня понимаешь?
       Он молчал. Мысли завертелись с огромной скоростью.
 - Хорошо, Надь. Прости меня, я наверное, глупость сказал. Не обижайся на меня.
 - За что на тебя обижаться? И ты особенно не расстраивайся. Давай мороженое купим, а то я рас-
чувствовалась.
 - Давай.
       У него как-то отлегло от сердца. И хотя он вроде бы ничего не добился, что-то изменилось в их
отношениях, произошло что-то важное, повлиявшее на них обоих. Ему не хотелось бросится под
машину как он представлял себе в случае её отказа, он как будто опустился на землю, увидев себя
и её другими глазами.
 - Ты какое мороженное будешь? - спросила она.
 - Эскимо.
 - А я лакомку.
       Они подошли к продавщице, он отсчитал деньги, взял протянутое мороженое и они сели на ска-
мейку, думая друг о друге и наслаждаясь холодом и шоколадом мороженного.


       9.Драка

       Чем-то ему понравилась эта девушка. Невысокая, хрупкая, миловидная, сдержанная и обаятель-
ная. Он увидел её в ГУМе. Она была с подружкой - какой-то нагловатой беспардонной девицей
с длинными светлыми волосами, вертящая головой направо и налево и привлекающая внимание
громким смехом и резкими движениями. Но как-то они быстро расстались, чмокнув друг друга в
щеку и разойдясь в разные стороны. А Сергей пошел за Незнакомкой, не отпуская её далеко от се-
бя. Сначала это была как бы игра, он не хотел уйти просто так, и пошел за ней из ГУМа в метро
сам не зная, зачем. Она казалась ему идеальной, неповторимой, такой он больше никогда не встре-
тит; у него был единственный шанс не потерять её. Он решил если получится проводить её до дома,
 конечно, не знакомясь с ней, а запомнить адрес и потом найти способ попасться ей на глаза, чем-то
понравиться и ...там видно будет.
       Они ехали в одном выгоне метро, он стоял сзади, и видел её бежевый плащ и роскошные темно-
каштановые волосы.
       Она вышла на Белорусской, пошла быстрее и он побежал за ней, ненароком отстав. Она вышла на
платформу где стояла электричка, вбежала в ближнюю дверь вагона, он заскочил следом, и двери
 закрылись.
       Это уже было настоящее приключение. Он ехал непонятно куда, зачем, за незнакомой девушкой,
в шесть часов вечера. Может она до Можайска едет. Как он потом оттуда доберется? Выйти что ли
на следующей остановке, достаточно уже на сегодня? Но что-то подсказывало,что живет она неда-
леко от Москвы, выглядит она вполне по-московски, студентка, наверное, часто здесь бывает и у
него есть возможность все-таки не упустить своё счастье.
 Свободных мест в вагоне было немного, и он не по своей инициативе, имея полноценное алиби,
сел напротив неё, чему был несказанно рад. Вряд ли она запомнила его в ГУМе и в метро и не уди-
вилась, посмотрев на него как на обыкновенного пассажира. При этом взгляде его сердце сжалось,
боясь что он не понравится ей. Но она опустила глаза, никак не выразив своих чувств. Достала жур-
нал из сумочки и принялась читать. Он стал смотреть в окно.
       Вот так, рядом, она притягивала к себе с неимоверной силой. Лицо было открытым и добрым.
Глаза темные, живые и искренне любопытные. Когда она читала и находила для себя что-то новое,
её брови то хмурились, то вздрагивали. Реснички по детски прикрывали глаза, а губки улыбались.
Она не казалась недоступной и неземной, вполне реальная молодая незакомплексованная девушка.
На неё очень приятно было смотреть и любоваться её. Он всеми силами старался не обратить на
себя её внимание и не поддаться искушению не отрывать от её лица влюбленного взгляда.
       Невольно он сравнивал эту девушку с Надей. Незнакомка была красивее и женственнее. И если
бы между нею и Сергеем возникли какие-то отношения, - наверное, ему было бы легче с ней чем
с Надей. Он вел бы себя по-другому, раскованнее, показал бы ей свои лучшие стороны, завоевал
бы симпатию к себе как к мужчине а не другу. Все-таки с Надей он не может себя вести иначе, она
привыкла к нему такому, каким он до сих пор был с ней, и не поймет перемен. И может быть не
поняв, отдалится от него. Хотя она совсем недавно показала себя такой непривычной и непредска-
зуемой, что он никак не мог как-то объяснить её поведение исходя из своего предыдущего опыта.

       Несколько групп из техникума решили послать в подшефный совхоз на уборку моркови. Объявили
заранее за два дня, и все обсуждали, хорошо это или плохо. Вроде бы не учиться хорошо, но какая там
будет погода, трудно или нет придется в поле, во что надо одеваться? Сергей обрадовался: все-
таки перемена обстановки, поработать на воздухе одно удовольствие, да и вряд ли им дадут очень
большие нормы. Надя сначала нахмурилась и сказала:
 - Вот еще! Поеду в земле ковыряться. Справку в поликлинике возьму.
 Потом вроде бы смирилась, и они с Сергеем распределили, кто чего возьмет с собой перекусить и
в день отъезда назначили встречу в метро "Павелецкая-радиальная" у первого вагона. Совхоз находился
недалеко от Москвы, пятьдесят минут на электричке. Собрались все на перроне, доехали до
нужной станции, где их ждали два автобуса. Вся щебечущая компания еле уместилась в них, поругав
встречающую сторону за неорганизованность, поехали через деревню, на краю поля остановились.
Погода выдалась чудесная, светило солнце, было по-летнему тепло, и все находились в хорошем
настроении. Любая работа казалась пустяковой и радостной. Их распределили по грядкам, дав зада-
ние пройти по три грядки длинной метров в триста. И все. До обеда должны были справиться.
       На шестьдесят девушек из трех групп оказалось четверо парней, и они должны были носить пол-
ные корзины моркови до тракторных тележек, на которые морковь сваливали и возвращали корзины
девушкам. Работа шла споро. То отсюда, то оттуда доносились голоса:
 - Саш, забери у нас.
 - Сереж, иди к нам, к нам ближе
 - Давай быстрей, чего нам стоять.
       Сергею было очень приятно поспевать во все стороны. Его звали и свои, и чужие девушки, они
улыбались ему и подбадривали. Он посматривал на Надю. Она работала как все, ничуть не отстава-
ла и не выделяла его среди других парней.
       По три грядки они прошли до половины первого и уже праздновали победу. Но бригадир совхоза -
высокий плотный мужчина в длинном черном плаще, кепке и резиновых сапогах, - слезно по
пройти еще четыре на всех так как они что-то там не расчитали с людьми. Девушки поворчали нем-
ного но делать нечего, - встали на грядки и одолели их минут за сорок.
       На тракторе подкатили бочку с водой, все помыли руки, а еще бригадир сказал про озеро неподалеку,
за посадкой, там, говорит, можно и искупаться, вода еще теплая. Это приняли за шутку, а
Надя предложила Сергею прогуляться до озера после еды раз уж выпала возможность выехать на
природу, а дорогу до станции они сами найдут. Сергей конечно же согласился. Они перекусили,
попрощались со своими, и пошли по дорожке как показал бригадир. При этом их не смущало что
девушки пожелали им хорошо провести время и посмеялись между собой.
       Озеро располагалось в низине, было довольно большим и примерно круглой формы. Наверное, ле-
том здесь часто купались: вдали от жилья, оно было ухоженое и чистое, берега у воды пологие
и утоптанные. Вода цвела кое-где по берегам, широкий и удобный мостик с низкими перилами вда-
вался в озеро метра на три. Под ним было глубоко.
       Они встали на мостик, оглядывая местность. Надя нагнулась, зачерпнула в руку воды и брызнула
на Сергея. Тут же побежала на берег, смеясь и крича:
 - Не догонишь, не догонишь!
       Он и не побежал за ней, а только предупредил:
 - Попробуй подойди к воде, обрызгаю с головы до ног!
       Она остановилась и сказала:
 - Отвернись, мне надо переодеться.
 Он стал смотреть на озеро.
 Она сняла свитер и спортивные брюки, осталась в футболке и одела черную короткую юбку.
 - Все, можешь смотреть.
       Он повернулся к ней, увидев её первый раз одетую так просто. Невольно обратил внимание на
грудь, соблазнительно округлившую футболку, на ноги, прикрытые чуть выше колен. В нем шевель-
нулось робкое открытие что они остались одни и она оделась так специально для него. Она улыба-
лась ему, закинула руки за голову поправить волосы и получше показать свое тело, как бы от укуса
комаров потерла левую ногу, приподняв юбку. Сказала:
 - Ну что ты смотришь на меня? Раздевайся, я твоя!
       Он оробел, понимая, что она шутит, и в то же время дает пример как-то по другому вести себя, сде-
лать что-то необычное и не стесняться её.
       Он сделал вид, что растегивает ремень и хочет снять брюки, а она закричала:
 - Хватит, хватит, горячий мужчина!, - и побежала вдоль озера, размахивая руками во все стороны.
Он побежал за ней, напевая на ходу:
 - Надежда, мой компас земной!...
       Хорошо, что вокруг никого не было; их, наверное, приняли бы за сумасшедших.
       Внезапно непонятно откуда пошел дождик - теплый, грибной, солнечный. Они схватили остав-
шиеся на берегу вещи и бросились к посадке. Выбрали самое большое дерево, прислонились к нему
спинами: разгоряченные, успевшие намокнуть. Она взяла его за руку, разделяя с ним эти счастливые
минуты.
       Потом они вернулись в Москву, опять пошли учиться и все встало на свои места. Напрасно он ис-
кал в её глазах тот неожиданно вспыхнувший свет: она стала как всегда сдержанной, немного под-
трунивающей над ним, не имеющей ничего общего с той веселой и безрассудной девчонкой.
       
       Девушка, сидящая напротив, стала собираться к выходу когда объявили следующей остановкой
Одинцово. Сергей раздумывал: продолжать идти за ней или вернуться в Москву. Вышел в тамбур
впереди неё, она следом, встала рядом. Смотрела вперед, дышала ровно, а ведь они могли бы так
ехать вместе, и в следующую секунду она могла сказать, посмотрев на него обворожительными
глазами:
 - Ну что, теперь сразу домой?
       Будь что будет! - решился он. А вдруг все получится?
       Двери открылись, он пропустил её вперед, она быстро пошла к автобусной остановке. На его счас-
тье нужный ей автобус уже стоял, она заторопилась к нему, не обращая внимания, что он, её слу-
чайный попутчик от самого ГУМа, идет следом, боясь отстать, в тот же автобус, к той же задней
двери.
       Автобус был полон. Сергей встал недалеко от неё, заплатил за билет, узнав только внутри номер
автобуса: женщина, запыхавшись, залезла перед самым отправлением, переспросив, в какой же
автобус она все-таки попала? Ей ответили: шестой. Оказалось, тот, который ей нужен.
       Незнакомка стала пробираться к выходу остановок через семь. До этого автобус несколько раз по-
вернул направо и налево так что Сергей не сумел запомнить маршрут. Они вышли вдвоем. Сердце
у него бешено заколотилось. Наступали самые ответственные минуты. Теперь уже некуда прятаться,
нужно идти почти рядом с ней, и она вряд ли назовет случайностью его появление здесь, если толь-
ко обратит на него внимание. Она шла быстро, стуча каблучками, не оглядываясь и не проявляя к нему
 какого либо интереса, но наверное, зная, что кто-то идет за ней. Он все-таки решил не знакомиться сейчас
• вечером, на безлюдной улице - а запомнить её дом, хорошо бы квартиру, и отложив дальнейшие
• действия на потом, как следует все обдумав.
       А на улице заметно темнело. Зажглись фонари. Она свернула во двор между домами, пересекла
его, вышла на другую улицу, более темную, прошла еще немного направо и повернула к киртпич-
ной двенадцатиэтажке. Как ему быть? Он остановился в нерешительности и пошел за ней. Сердце
вырывалось из груди, он ни о чем не думал, и ему было все равно, заметит ли она его или нет. В
подъезде она открыла почтовый ящик с номером 24, взяла газету и вызвала лифт. При этом опять
не посмотрела в его сторону! Он прошел мимо неё на лестницу и стал подниматься на второй этаж.
Кабина приехала, дверь открылась и закрылась, увозя её. Он подождал немного и спустился вниз,
понемногу успокаиваясь. Названия улицы и номер дома он почему-то не увидел, но вроде бы и так
запомнил, где это находится. Пошел обратно к остановке, чувствуя себя намного увереннее. Ему было
приятно что он это сделал, дошел до конца, не струсил. Вернется он сюда или нет - дело второе.
Главное, что сейчас ему было хорошо и легко. Он добился своего, и его переполняла энергия.
       Он не заметил как доехал до станции, как пришла электричка и много ли там было народа. Он что-
то мурлыкал про себя всю дорогу и дорога показалась легкой и радостной. Правда на мгновение
мелькнула здравая мысль что девушка все-таки могла узнать его, своего попутчика от Москвы, когда
 он прошел мимо неё у лифта и она посмотрела бы ему вслед.
       В Москве, сойдя со своего автобуса, он шел до дома в двадцати метрах за другой девушкой, тоже,
наверное, красивой; удивляясь про себя, как ему сегодня с этим везет. Дорога шла мимо гаражей
и посадки и Сергей невольно вздрогнул когда навстречу показалась группа из шести-семи ребят.
Поравнявшись с девушкой, они не пропустили её: окружив кольцом, стали говорить с ней, кто-то
вырвал у неё сумочку. Сергею можно было повернуть налево, на другую дорожку или назад, но он
пошел прямо, как совсем недавно в Одинцово, ничего не боясь.
       Девушка, видимо, не чувствуя опасности, не кричала, а просила пропустить её и отдать сумочку.
Ребята не смеялись, не шутили, а заметив Сергея, расступились и один из них сказал:
 - Проходи парень, ты нам не нужен. Только не вздумай никого звать сюда. Тебе же хуже будет.
 Сергей остановился. Лица ребят были не очень приветливыми. Они смотрели нагло и самоуве-
ренно и собрались вовсю поиздеваться над девушкой. Она стояла, удерживаемая двумя парнями
за руки в расстегнутом пальто. Она смотрела на него, и если он сделал бы шаг в сторону чтобы уйти,
 она бы закричала и ей тут же закрыли бы рот.
 - Иди, не мешай нам, - еще раз предложили ему.
 Он подобрался и с ненавистью бросился на ближайшего парня, кажется, успев попасть кулаком ему
в лицо. Тот охнул и согнулся. На Сергея тут же набросились все, не ожидавшие такого выпада. Они
долго били его сначала руками, потом повалив на землю, ногами. Девушка стала кричать - и ей тоже
досталось.
       Сергей как будто провалился в яму и летел куда-то вниз, ощущая боль в голове и кровь во рту. По-
том боль исчезла.
       Он очнулся в палате, обрывками помня крики, лица людей, машину, в которой он лежал, яркий
свет больницы и беспорядочное движение вокруг. Приоткрыл глаз - маленькую щелочку. Было
темно. Свет проникал через окно от фонаря на улице. В голове стоял звон. Тело не болело пока
он не шевельнулся: тут же резкая боль в груди заставила охнуть. Вошла медсестра. Заметив, что
он не спит, она подошла к нему, нагнулась над ним.
 - Бедненький. Как же они тебя измолотили, звери. И ни за что наверное. Хорошо люди близко
были - они разбежались. Ничего, жить будешь. До свадьбы все заживет. Девушка твоя о тебе бес-
покоилась. Ей тоже досталось - сумку забрали, пальто порвали все, синяк поставили. Обещала
завтра зайти к тебе, проведать. А мама с отцом скоро приедут. Ты отдыхай пока, поспи. Все кон-
чилось.
       Она погладила его по голове и вышла. Он подумал, что его телефон узнали из записной книжки.
Хорошо, что он носил её с собой.
       Несмотря на пережитое, ему второй раз за сегодня стало легко и спокойно.Он попал в переделку
и наверное, все могло закончиться более плачевно для него. Бросаясь в драку, он знал об опасности
и им двигало желание защитить девушку и наказать зло. Он не смог пройти мимо и в тот момент не
думал о себе, не делал выбора, нужно это ему или нет.
       Надо же, девушка завтра придет к нему. Он не боялся встретив её не понравиться ей. Он не строил
никаких планов, ведь жизнь ещё вся впереди, много ещё всего в ней будет.
 Он заснул и летал во сне, отталкиваясь от земли, и целуя в воздухе множество красивых девушек.



       21 04 02.