Красная роза Моретти

Ксении Беленковой – любимой и любящей, вдохновляющей и вдохновенной



Спасибо огромное за чудесный рисунок, Ксюшенька!

 
       

Она воплощала здесь самые прекрасные свои мечты. И никакие сады, фонтаны, виллы и каналы не могли сравниться с её островом – ни по волшебству на душу, ни по радужному сиянию, ни по радости. Вера Моретти – имя маэстро, но островитяне звали её Примавера. Во-первых, потому что – первая из первых. Во-вторых, её цветущая женственность олицетворяла для них саму весну.

Многие поколения Моретти копили свои секреты и шлифовали дар, чтобы передать его Примавере – хрупкой и бесценной, как те сокровища, что она творила своим дыханием. Вера стала последней попыткой Джованни и Катарины Моретти произвести на свет мальчика. Двенадцать детей, из которых выжили семеро – и все дочери. И сестрам Моретти Господь не послал сыновей.

Примавере едва исполнилось тринадцать, как её дед, испросив разрешение у Совета, потребовал, чтобы Джованни взял ученика. И тогда девушка, которая ещё выдувая молочные пузыри, впитывала в себя жар творчества, на глазах старого Паоло произвела своё пробное чудо. Это была неподражаемая роза Моретти. Состав такого насыщенного уникального оттенка был одной из профессиональных тайн династии. Сколько золотого порошка добавлялось в стеклянную смесь, сколько оксида меди, чтобы лепестки переливались огнём, Вера тогда не могла знать точно, но её чувство цвета и талант доказали Моретти, что лучшей ученицы им не найти.

С тех пор прошло более 10 лет. Умер Паоло. Джованни потерял зрение и только его обожженные руки, лаская едва застывшие творения дочери, безошибочно чувствовали мастерство, несовершенство и вспышки новых красок, форм, идей. Примавера виртуозно использовала множество знаменитых техник, изобретала новые, усложняя, преображая, варьируя... Ей удавались портретные статуэтки и ювелирные украшения, вазы с цветами, фигуры животных, шахматы, посуда, всевозможные подвески, подсвечники и всё, что рождала её неиссякаемая фантазия.

Двадцать пятой её весной Венецию и острова Венецианской лагуны захватила армия Наполеона. Все дороги и дорожки острова ещё годы спустя нет-нет да и вспыхивали в лучах солнца рубинами, изумрудами, сапфирами и бриллиантовыми гранями кристалло, втоптанными в землю после разгрома всех стеклодувных мастерских.

Мастерская Примаверы была уничтожена одной из первых. То утро Вера Моретти и её отец, как обычно, проводили у печей. Туда редко добирались слухи и шумы, даже самые громкие.

Маэстро остановилась, лишь когда солдаты Дюфера ворвались в цех, сметая ружьями и саблями готовые изделия, опрокидывая глиняные горшки с жидким стеклом. Один из них вырвал из её рук трубку и ножницы. Слепой Джованни, обезумев от грохота, чуть не сшиб с ног французского лейтенанта, который даже не пытался утихомирить своих подчиненных.

– Забирайте скорее девушку – и бегите отсюда пока целы! – крикнул он Джованни, который сначала вцепился Дюферу в плечо – и тут же пальцами свободной руки пробежал по его лицу.
 
– Вы – хороший человек. Помогите!

Вера выхватила раскаленную кочергу, которой недавно ворошила поленья, и в смертельном отчаянии отмахивалась от мужчин. Солдаты разглядели под рабочей одеждой красивую женщину – и не собирались упускать такой роскошный трофей.

– Поздно...

– Моя дочь – великий маэстро. В этом бьющемся стекле – её мир, понимаете?

Кочерга была отброшена в сторону, девушку повалили на пол. Двое держали Веру, а двое, стоя на коленях, спорили и отпихивали друг друга. Остальные рылись в сундуках и на полках, швыряя в печь всё, что не могли утащить... Девушка после нескольких ударов по голове уже не боролась, не кричала и не плакала.

Дюфер шепнул Джованни:

– Есть выход, кроме двери?

Старик кивнул.

– Тогда пожар, тут нужно сейчас же поджечь!

Джованни быстро нащупал бочонок с маслом, вышиб пробку и, расплескивая вокруг тяжелые капли, швырнул в пылающую печь. Огонь полетел по полу, захватывая и пожирая... Солдаты в панике бросились из мастерской.
 
Дюфер подхватил Примаверу на руки:

– Куда бежать, синьор? Куда нам теперь?

– Сюда! – Джованни Моретти откуда-то снизу уже теребил сапог задыхающегося в дыму Дюфера. – Скорей, скорей, передайте мне дочь!

Дюфер сбежал по скользким ступеням, захлопнул за собой люк и опять взял Веру на руки, а затем сделал ещё несколько шагов – и оказался в полнейшей темноте.

– Идите за мной, я хорошо знаю этот путь. Ещё несколько поворотов – и мы попадём в катакомбы.
 
Вскоре Вера попыталась встать на землю:

– Мне уже лучше, синьор. Благодарю вас! Я могу идти, дайте мне вашу руку.

Дюфер бережно отпустил девушку.

– Я почти не пострадала – только несколько ссадин.

Её сильная ладонь доверчиво сжала большой палец Дюфера.

– Столько раз в детстве терялась в этом лабиринте, что сейчас могу смело заблудиться – и найти выход!

«Надо же, она смеётся. После всего пережитого...» – Дюфер всматривался в пространство рядом, пытаясь уловить отблеск её улыбки.

– Меня зовут Вера Моретти. А вас?

Дюфер помедлил с ответом:

– Моё имя стёрла революция. Я пожертвовал честью, чтобы сохранить жизнь себе и близким. Сейчас меня зовут лейтенант Дюфер. Я один из тех, кто принёс вам войну...

Девушка почувствовала, как трудно даются её спасителю слова, но она не собиралась обращаться к нему «лейтенант Дюфер».

– Как вас называют ваши друзья, синьор?

– Жан Франсуа. Если короче – Жанфра.

Ещё долго их соединенные руки говорили друг с другом – катакомбы пронизывали почти всю подземную территорию острова. Вдруг впереди мелькнули искры света. Морской воздух волнами омывал их лица... Они перешли в короткий сырой туннель, который вёл к побережью.

– Тут неподалеку домик Лючии, моей старшей дочери. – сказал Джованни. – Мы сможем укрыться и пережить тяжелое время. Спасибо, что спасли Веру, синьор.

Девушка смахнула слезы отца и её улыбка солнцем озарила Дюфера.

– А я вот тоже что-то спас! – Джованни нащупал у себя за пазухой кожаный мешочек, с которым не расставался больше десяти лет. – Помнишь, девочка, твоя первая роза Моретти? Раскрывающийся бутон... Я её все годы храню и буду хранить пока не умру. А там и твои дети подрастут...

Старик протянул Вере семейную реликвию.

– Можно взглянуть? – Дюфер, казалось, только сейчас вспомнил, при каких обстоятельствах их свела судьба. В мастерской он ничего толком не рассмотрел, он успел лишь понять, что эта девушка в одно мгновение может быть сломана, как и всё, что крушили и жгли вокруг.

Вера положила на его раскрытую руку свою стеклянную розу – и опустила голову. «Кто знает, когда она снова возьмётся за трубку, когда снова подарит жизнь раскаленным облакам...»

Дюфер не мог отвести глаз от цветка.

– Это ваша работа?
 
– Да.
 
– Вы – волшебница.

– Моя дочь – маэстро.

– Если только мне удастся вернуться на родину, если только удастся... Я построю для вас новую мастерскую – и заберу вас с собой. Вы... Вы позволите мне мечтать об этом?

Лючия и Джузеппе, чьи девочки заметили деда, Примаверу и француза, уже спешили к ним. Они засыпали родных вопросами и поцелуями. Их настороженность по отношению к Дюферу вскоре сменилась восторгами и благодарностями. Джузеппе, в прошлом сам воин, ветеран, отговорил Дюфера, которого сочли погибшим при пожаре в мастерской Моретти, восставать из мёртвых.

– Это может вызвать сильные подозрения. Тем более, вы – аристократ. Умрите сегодня для тех, кто считает, что вы умерли. А завтра на рассвете я на своей шхуне отвезу вас в Венецию – и вы начнёте сначала. Кто знает, может, ваше благородство и доблесть заметят и оценят по заслугам.
 
– Джузеппе, вы правы. Но я не хочу подвергать вас риску. Остров наводнён солдатами...

– А я хочу сделать для вас всё, что в моих силах. Это – единственное, чем наша семья может отплатить вам за спасение Примаверы.
 

Вера попрощалась с Жаном Франсуа более сдержанно, чем собиралась, смущенная его высказанной мечтой. Она не представляла себя без творчества, но пока и не представляла себя в любви.

Девушка долго не могла уснуть, что-то тревожило её, обжигая блаженством и болью... Вера непрерывно слышала в себе голос Жана Франсуа, ощущала его долгие взгляды и легкие касания. Она вскочила, когда раздались тяжелые шаги отца.

– Иди к нему, доченька. Ты жаждешь этого больше всего на свете. Иди! Если сейчас не пойдёшь, будешь жалеть.

Вера закружилась по комнате – она умыла лицо, накинула поверх платья, которое ей подарила Лючия вместо разорванного солдатами, ажурную шаль, потом сбросила шаль, потом распустила волосы – и снова заплела их в косу и уложила короной.
 
– Отдай ему розу Моретти, я так подумал, пусть он теперь хранит её.

Вера прижала к груди мешочек, поцеловала отца – и выбежала навстречу любви.

***

Жан Франсуа вернул себе имя, честь и землю. Прямо в родовом замке, как и обещал, он построил несколько цехов с полным оборудованием – и отправился за Верой. Ни на мгновение Жан Франсуа не усомнился в том, ради чего бился за счастье семь лет.

Красная роза Моретти все эти годы хранила его веру. Эту розу по примеру Джованни он носил на груди в том самом кожаном мешочке, в котором получил её в единственную ночь, проведенную с любимой женщиной.

На острове больше не было стеклодувных мастерских, но где работает Примавера по-прежнему знали все. Теперь маэстро колдовала над мозаичными картинами. Мозаики Моретти поражали магией цвета и сюжетов, они, как и её прежние творения, ценились на вес золота.

Первый же мальчишка, которого Жан Франсуа встретил на площади возле Собора Санта-Мария э Донато, вызвался отвести его к Примавере. Чем ближе Жан Франсуа подходил к её дому, тем горячее становилась роза на его груди.

– Уже совсем близко, синьор, – сказал мальчик, подкидывая заслуженную монетку, и исчез во дворе. – Мама, мама, тебя ищет знатный синьор!

Жан Франсуа сорвал с головы шляпу и тут же уронил, от внезапной слабости он прислонился к стене. «Мама? Вера – мама... Этот ребенок – мой сын.»

Вспышкой света на пороге возник её образ, но Жан Франсуа от слез ничего не видел, кроме радужных искр. Незабываемые маленькие ладони крепко-крепко сжали его пальцы.

– Жанфра! Я жду тебя каждый день! Мы ждём. Я и Франческо.

Его поцелуи захватили и вознесли над землей. Мальчик замер, не сводя глаз с Жана Франсуа. Не выпуская Веру, Жан Франсуа распахнул объятие для Франческо и замкнул круг.

Несколько дней спустя Джованни, провожая их, расцеловал дочь и внука, коснулся прощальной лаской лица Жана Франсуа, подержал зрячими руками красную розу – и, не говоря ни слова, пошёл к родным, стоявшим поодаль.


Примавера Моретти уносила в себе остров мечты. А любовь – любовь, как и вдохновение – над пространством и временем.