Петрович и иже с ним

Когда Семен Петрович с женой приезжают к его родной тёще, он садится подальше от холодильника, и наблюдает, как жена, засучив рукава, бросается к этому агрегату и начинает всё вынимать из него, и мыть его со специальной жидкостью от посторонних запахов.

Один раз Петрович опрометчиво сел недалеко от этого аппарата, и когда жена открыла его дверцу, он чуть не потерял сознание.

Холодильник, вообще-то, новый, он сам его выбирал и заказывал в Интернете, и принимал активное участие в его установке и подключении. Прибор был с крутыми наворотами, из топовых моделей, но, несмотря на это теща толи специально, толи нарочно укладывала скоропортящиеся продукты куда попало, не подчиняясь сухим требованиям инструкции по эксплуатации, и тут же надолго забывала о них, что впоследствии выяснялось по запаху.

Общее скорее негативное, чем позитивное впечатление от поездок к теще Семену Петровичу усугублял кот Масек, единственный сожитель этой близкой и родной по жене старушки. Этот негодяй, в знак протеста по поводу смены холодильника, начал упрямо ссать, и даже больше, не в свой поглощающий неприятные запахи поддон с котсаном, а прямо у входной двери на линолеум. От этого в прихожей всегда горел свет, так как у Петровича в тещиной квартире были только одни тапочки. Он всё забывал привести сменную пару. Но совсем возмутившим Петровича фактом из жизни этого животного был случай порчи им своей ядовитой мочой пуховой подушечки, всегда лежавшей на любимом им же диване.

Такая неблагоприятная обстановка заставляла Семёна категорически отказываться от угощений и даже от кофе с коньяком, со ссылкой на несварение желудка или весьма плотного завтрака, который занял всё свободное пространство в его теле. При этом, для убедительности, он выпячивал живот, чтобы у тещи не возникало сомнений в правдивости его слов. Ему казалось, что даже свежий сваренный кофе поглотил запахи холодильника и Масека, и принимать этот любимый им напиток отказывался организм, а не он сам, по натуре своей деликатный и благодарный человек, много вытерпевший за свою жизнь от женщин.

Почти всегда, сразу по приезду к теще он, беспокойно озираясь, или виновато и мягко улыбаясь, под любым предлогом рвался на улицу, чтобы вынести накопившийся за неделю мусор, или сходить в дальний магазин, постоять в очереди и купить так любимые тещей бананы.

Жизнь научила Петровича одной, как ему казалось, мудрости, которую он выстрадал на протяжении многих лет общения с представительницами противоположного пола, он твердо знал, что для того, чтобы выжить в этой женской блокаде, надо минимизировать непосредственные контакты с этими представителями другого непонятного, и даже враждебного, ему мира.

В теперешней его жизни не осталось ни друзей, ни приятелей, а на работе, дома, и у сестры, к которой он ездил не часто, но регулярно, его окружали одни женщины, это был какой-то рок, судьба. Заводить новых друзей среди мужского населения страны он не умел, а, учитывая то, что старые просто растворились во времени, но всё же, по определению, не могли быть хуже новых, то он и не старался их приобрести.

Иногда, Семен ловил себя на мысли, что, несмотря на свое осадное положение, находиться в стане инопланетянок, так он воспринимал существ женского пола, значительно приятнее, чем в обществе соплеменников, каждый из которых являлся бы, может быть и не намного, но потенциальным соперником в суровой конкурентной борьбе человеческих эго. А зачем мне этот геморрой, рассуждал Петрович, теперь, когда я уже давно испытал настоящую дружбу,
еще в детстве и юности, и знаю ей настоящую цену.

С другой стороны, он уже так привык к женскому окружению и так глубоко его прочувствовал, что с некоторых пор стал ценить его больше чем мужское, он ощущал как бы прочную оболочку вокруг себя, которая образовывалась сама собой, как только около него становилось больше одной женщины. И эта оболочка лепилась очень быстро, их, чаще добрым, чем равнодушными, взглядами, какой-то непосредственной заинтересованностью в его присутствии в местах общего обитания.

Бывало, конечно, и в основном не по своей воле, он выпадал из этой оболочки, что приносило радостное чувство освобождения от неё, и в то же время, возникала обида на то, что его оттуда вытолкнули, как инородное тело, мешающее внутреннему таинственному процессу внутри этого замкнутого пространства.

Нет, Семен не обабился, он нашел в себе ту крошечную женщину, которая есть в каждом мужике, несмотря на всё его мужество, и пытался пристроить её в это женское сообщество. Неизвестно, что было бы с Петровичем, если бы судьба забросила его в город невест – Иваново, и он был бы мастером производственного обучения молодой смены текстильщиц, но в своей конторе, где работали в основном тоже одни инопланетянки, он адаптировался и чувствовал себя комфортно. Но здесь в тещиной квартире комфорт разрушался, как он считал холодильником и котом.

Помогла ему в этой его приспособленческой, к жизни в женском коллективе, деятельности небольшая книжка Геодекяна Артёма Арамовича (геолога, член-корреспондента РАН), в которой Петрович нашел много для себя интересного и объясняющего, кто он сам и кто эти инопланетянки вечно окружающие его. Эта книжка так поразила его восприимчивое к новым теориям сознание, что он очень часто рассказывал её всем, кто мог вынести его восторженный монолог с вольным пересказом теории Геодекяна.

В его интерпретации этой теории выходило, что вся женская половина человечества это – огромная единая яйцеклетка - ядро, впитавшее в себя все самое хорошее, что она могла получить за всю историю развития людей, а все мужики, всего на всего, свободно плавающие в околоземном (яйцеклеточном) пространстве, сперматозоиды, или спермотозавры. Эти самые спермотозавры все время рвутся проникнуть в эту яйцеклетку, и одни проникают туда, а других она не пускает, и отшвыривает назад в пространство.

Мальчиков, которых рождает эта яйцеклетка, она тоже выбрасывает в свое околоземное пространство, и некоторые из них попадают в лапы отвергнутых спермотозавров, а другие сами вырастают в этих рвущихся к яйцеклетке монстров. Петрович утверждал, что, вообще, все мальчики и мужики являются экспериментальным материалом вида, и среди них очень много придурков и очень небольшой процент гениев, которые на самом деле тоже придурки, но почему-то их сама яйцеклетка, да вслед за ней и спермотозавры, считают гениями.

Петрович так увлеченно рассказывал эту кибернетическую модель человечества своим коллегам по работе женского пола, что не замечал, как они, совсем не вникая в саму теорию, снисходительно улыбались и переглядывались между собой, и в глазах у них читалось: «Вот, заливать мастер, наш петушок!», а научный термин «спермотозавр», введенный Семёном для доходчивости, закрепился за ним среди молодой части женского сообщества конторы.

В отличие от сослуживиц Семёна, его жена поняла теорию Геодекяна, но по-своему, и приняла её, можно сказать, в штыки. Ей очень не понравился научный термин «спермотозавр», которым он в качестве примера, по неосторожности, назвал себя, а причисление её к некой абстрактной яйцеклетке возмутило его супругу до глубины души, а когда Петрович объяснял ей про мальчиков, она язвительно спросила у него, не намерен ли он сменить ориентацию. Но, несмотря, на явное непонимание широкими женскими массами и его женой теории Артёма Арамовича, Петрович остался ярым поклонником ученого геолога и истинным приверженцем его теории, проливающей свет на вечный вопрос: «Что лучше? Мужчина или женщина?»

С Масеком, единственным представителем мужского пола в тещином доме, которого старушка звала, нежно, двойным благозвучным именем - Люсика-Масека, или Люсина-Масина, у него тоже как-то не сложились отношения. Этот кот принадлежал к той группе диких одомашненных животных, которые не терпят фамильярностей в виде поглаживаний и почесываний, а когда его брали на руки, он дико шипел и скалился, как тигр, пытаясь вырваться из не прошеных объятий.

Даже, несмотря на то, что каждый раз Масеку привозили целую сумку пакетиков Вискоса, сердце его оставалось холодным и к Петровичу и к его жене. Анализирую тяжелый характер кота, Семен пришел к выводу, что у животного было тяжёлое детство, усугубленное ранней кастрацией, затеянной женой по настоятельным уговорам её кровожадных сослуживиц. Петрович был категорически против этого средневекового варварства, и из чувства мужской солидарности просил и тещу и жену не лишать Масека самого дорогого, но его аргументированные просьбы остались без внимания.

Довольно часто теща и Масек ссорились по бытовым вопросам, и эти ссоры иногда переходили в яростные потасовки, которые кончались мелкими телесными повреждениями обеих сторон. Информация об очередной ссоре немедленно доводилась до Петровича его женой, поэтому и в этот раз, когда он был оторван телефонным звонком жены от повседневной трудовой деятельности, он был готов в конце удаленного общения задать животрепещущий вопрос:
- Бабушка звонила? Как она? Как чувствует себя Масек?
Но в этот раз он получил от жены тревожную информацию об ограблении тещи. Предположив, что жена разыгрывает его, он поинтересовался:
- Что вынесли холодильник? Или может быть похитили Масека?

Но дело оказалось серьезным. Теща сообщила жене, что у неё похитили сумку со всеми документами и деньгами прямо из дома. Обстоятельство этого дела были весьма и весьма загадочными, от них так и веяло криминалом. В Петровиче проснулся, до селя находящийся в долгом летаргическом сне Шерлок Холмс, и еще во весь голос заговорил Глеб Жеглов. Он начал расследование прямо по телефону, а в своей фантастической дедукции он не сомневался, к тому же, на него нахлынули чувства почти сыновей любви к теще, это маленькой беззащитной старенькой женщине с открытым детским взглядом, не лишенным, однако, этой маленькой хитринки, которая ему была так знакома по работе.
К тому же, он знал от жены, что последние дни она находилась под постоянным психологическим прессом Масека, потерявшего последние остатки совести, и постоянно требовавшего доставать из холодильника пакетики с его вискосом. Петрович, пораженный не слыханным аппетитом Люсика-Масека, в приватной беседе с женой, когда они ехали на личном транспорте в супермаркет за очередной порцией кормов, сделал осторожное предположение: «А нет ли у Масека гельминтной заразы?», на что получил, не лишенный логики, отрицательный ответ жены: «Ты же знаешь, он не ходит на улицу с детства. Откуда могут быть глисты?». У Петровича чуть не вырвалось: «Из холодильника!», но он только хмыкнул, и в это момент зажегся зеленый сигнал светофора, у которого и происходила беседа.

Сейчас, в расследовании дела о таинственном ограблении тещи эта информация помогла Семену отвергнуть, первоначально возникшую у него, версию о причастности Масека к наглому преступлению в отношении пожилой слабой женщины. После работы, где все заметили глубокую озабоченность в лице нашего героя, после звонка жены, он, преодолевая пробки, поехал прямо на квартиру тещи, чтобы лично опросить свидетелей происшествия. По пути он подобрал жену.

Напряжение возрастало, и вход была пущена железная логика жены, которая, на данный момент обладала большей, чем у Петровича информацией, т.к. непосредственно общалась по телефону с пострадавшей. Она сообщила главному следователю по этому не простому делу, Петровичу, что мама (её мама) не выходила из квартиры на улицу уже две недели, хотя сама пострадавшая в этом не была уверена на сто процентов. К тому же дверь на балкон, через которую могли проникнуть преступники, всё это время была плотно закрыта, но и в этом факте присутствовала неопределенность, теща не могла это уверенно подтвердить.

Дедуктивное дерево версий разрасталось в возбужденном мозгу Семёна, но он был уже готов на всё, чтобы довести дело до конца, и найти виновного.

Когда Петрович с супругой прибыли на место, жена по привычке открыла холодильник. Сумка с деньгами и документами лежала на второй сверху полке, и уже нехорошо пахла. Это он понял по выражению лица жены. Выражение лица тещи при обнаружении пропажи было одновременно радостным, но и немного виноватым. Масек осуждающе смотрел на Петровича, как будто знал, что был внесен в список подозреваемых в ограблении. Семен почти ласково смотрел на всех них и улыбался.